емлю
копал, и накололся. Совсем маленькое пятнышко было, да растет...

    - Больно? - Петров повел  ладонью  над  пятном.  Края  горели,  от
центра леденило.
    - Немеет, и жжется, особенно с краю.
    - Измерьте температуру, - он протянул градусник.
    Минуты шли, а диагноз оставался неясным. Рожа? А почему  в  центре
воспаление не выражено?  Раньше  подобное  Антоновым  огнем  называли.
Болезнь Базарова.
    Потом он выстукивал, выслушивал больного,  смотрел  язык  и  щупал
живот.
    - Нужно ехать в область, в клинику. Сейчас я направление выпишу.

    - А нельзя здесь, вы посильнее пропишите что-нибудь, а?
    - Случай серьезный, - кто  там,  в  клинике,  остался?  Хронически
беременная Стратова да неувядающая Ляпа, корифей всех дисциплин. Ну, и
научные кадры свежей выпечки, десять тысяч долларов  за  диплом,  или,
как, кажется, нынче принято выражаться - "штук баксов".
    - Кстати, не помню вас на осмотре.
    - Он не здешний, погостить приехал, в отпуск.
    Петров достал пакетик со шприцем, флакон легодина.
    - Ложитесь на живот. Видите, не больно совсем. Полежите, я запишу.
Фамилия?
    - Пирогов Сергей Иванович, - глухо отозвался парень.
    - На ночь примете две капсулы, - Петров протянул  упаковку.  -  Не
жевать, не ломать, глотать целиком. И ничего спиртного не пить. С утра
натощак придете ко мне.
    - Спасибо, доктор, - пенсионер достал из кармана  пиджака  плоскую
коробочку. - Возьмите, пожалуйста, из старых еще запасов.
    Племянника слегка шатало. Ничего, легодин - сильное средство.
    Он  открыл  коробочку.  Внутри  -  бутылочка-фляжка  дагестанского
коньяка. Петров пожал плечами, положил ее в стол.


                                  6

    Три часа пополудни. Сходить в лес? По привычке он взял сумку, нож,
хотя знал, что никаких грибов он есть не станет. Не созрел.
    Кратчайший путь вел через парк - сначала по  асфальтовой  дорожке,
потом по широкой тропе меж деревьев, обильно перекрытых ловчими сетями
пауков, приходилось то и дело лавировать - жаль труда ловцов.  Мух  он
не жалел.
    Парк кончился.  Петров  вышел  на  грунтовку,  лес  был  рядом,  в
километре. Он миновал  свернутый  набок  шлагбаум.  Дорогу  пересекали
ржавые рельсы одноколейки. Справа невдалеке белел  домик.  По  шпалам,
ломая  длину  шага,  он  подошел  к  нему  -  мимо  скошенной   травы,
разложенной сушиться, готовых маленьких стожков. У  домика  в  огороде
копалась женщина. Выпрямилась, радуясь минутной передышке.
    - День добрый, - подошел он к штакетнику.
    - Здравствуйте. Не ходят поезда у нас, с зимы. Разве грузовой  раз
в месяц пропустят, и все, - она опиралась на вилы, рядом стояло ведро,
до половины заполненное розовой картошкой.
    - А раньше много ходило?
    - Наша ветка до Хавы тянется. Дизель из  Князева  четыре  раза  на
день, и грузовые - из карьера щебенку возили.
    - Вы тут работаете?
    - Держит дорога, вот и работаю. Какая  работа...  Деньги,  правда,
тоже невелики, зато к  ОРСу  прикреплена,  раз  в  месяц  езжу  деньги
получать и отовариваюсь там, все  легче.  Еще  огород,  коза...  -  и,
подтверждая, из-за кустов раздался противный крик. - Отпускать  далеко
нельзя.
    - Волки?
    - Волков не видела, а собаки есть. Мало, а расплодятся - в лес  не
войдешь.
    - Не стреляют их?
    - Иногда слышу выстрелы, не знаю. Может, браконьеры...
    - Схожу, погляжу, что за лес - он заметил снизки грибов,  висевшие
на стене.
    - Грибов сейчас полно, море. Раньше гоняли, заповедник  все  ж,  а
сейчас лесники почти все  поувольнялись,  да  приезжих  нет.  Говорят,
вредно есть грибы.
    - Вредно, в них все собирается...
    - Жить-то надо, - женщина налегла на вилы.
    Петров осмотрелся.
    - Вы по той стежке идите, прямо в лес  приведет,  -  она  показала
рукой, потом наклонилась, выбирая клубни.
    То тут, то  там  тропку  перебегали  мыши.  Если  кошка  -  плохая
примета. А мышь?
    Стежка оборвалась у шоссе, идущего  у  самой  кромки  леса.  Минут
двадцать, как он вышел из парка, а - ни одной машины.
    Он пересек шоссе, кусты, и - вот он, лес. Дубы,  растущие  вольно,
просторно, и воздух, воздух! полтора миллирентгена в час.  В  среднем.
Вон там, на полянке, может, и меньше, а под тем  кустом  -  все  пять.
"Реальной  угрозы  здоровью   населения   нет   никакой,   проведенные
мероприятия позволяют считать местность практически безопасной по всем
параметрам".
    Ах, скоты, скоты!
    Он шел, машинально шаря взглядом  по  траве.  Сыроежки,  моховики.
Семья белых. Он наклонился, срезал самый  крепкий  гриб  у  основания.
Чистый, а запах! Через полчаса сумка была полной,  их  тут  не  искать
нужно, а убирать не разгибаясь. Ни одного червивого, сорт прима.
    Петров остановился.
    Белка винтом взбежала по стволу вверх.
    Даже черви не едят.
    Он высыпал грибы на траву. Не  черви,  конечно,  личинки  каких-то
насекомых. Поднялась досада. Мазохизм с этими грибами.
    Он  зашагал  дальше,  стараясь  не  глядеть  на  кольца   лисичек,
справляющих грибную олимпиаду. Под ногами  захлюпало,  похоже,  болото
рядом. Стало темней, пошли ели.
    Путь перегородила колючая проволока, частыми рядами она  рассекала
лес,  ржавая,  натянутая  на  смоленые   столбы.   Петров   попробовал
раздвинуть нити колючки. Нет, много их, не пролезть. И к чему?  Видно,
здесь и начинается собственно заповедник. Не в болото же ему нужно.
    Вдоль проволоки - с  той  стороны  -  ели  росли  сплошь.  Он  шел
параллельно этой двойной ограде, пока не заметил просвет в стене елей.
Разорванная проволока скручивалась в спираль,  на  колючках  болталась
всякая дрянь, усеянная черными жучками.
    Пора назад. Ни к чему это все.
    Десять минут ходьбы на юг - и он на шоссе. Надышался, а аппетит не
нагулял.


                                  7

    "Приглашаем всех, кто не спит в этот  час,  полюбоваться  чудесным
явлением природы. Через пять минут..."
    Петров выключил приемник, потушил свет.  С  крыльца  в  серебряном
свете  лагерь  виделся  стеклянным.  Полная  луна  карабкалась  вверх,
стараясь спастись.
    На часах - без четверти полночь.
    Из-под лестницы выбежал еж,  на  мгновение  застыл  на  дорожке  и
мячиком скатился в траву. Ломаной линией пронеслась летучая мышь.
    Он подошел к облюбованной заранее скамейке, сел лицом к луне. Часы
на руке заиграли турецкий марш - настроил на это время.
    Он смотрел прямо на луну; белесое, бедное звездами  небо  казалось
совсем  низким.  Черный  двойник  луны  начал  наползать  на  край   -
медленно-медленно. Петров  перевел  взгляд  на  дом,  столовую,  парк.
Слегка потемнело, опережая мрак, наступила тишина. Даже ветер перестал
шевелить листья.
    Он закрыл глаза, пытаясь вслушаться в окружающее.
    Еще доносился лай из деревни, затем стих и он.
    Сознание было ясным и спокойным, но открывать глаза  не  хотелось.
Он строил поместье - с цветущими садами, озерами, полными рыбы, замком
на горе. Замок на Луне. На обратной стороне - там, откуда  никогда  не
видна Земля.
    И там они бы жили.
    Стоп.
    Он  тряхнул  головой,  разомкнул  веки.  Треть  луны  была  уже  в
темно-серой  тени  Земли,   багрово-красная   граница   ее   напомнила
сегодняшнего больного.
    Синдром Лунного затмения. Красивое, поэтическое название.

    И там они бы жили.
    Стоп.
    Он  тряхнул  головой,  разомкнул  веки.  Треть  луны  была  уже  в
темно-серой  тени  Земли,   багрово-красная   граница   ее   напомнила
сегодняшнего больного.
    Синдром Лунного затмения. Красивое, поэтическое название.
    На почерневшем небе появились тысячи новых звезд, число их росло и
росло, росла  и  безотчетная  тревога.  Дикари  мы,  дикари.  Ну  вот,
наконец, вся Луна закрыта, цвет из серого  стал  темно-вишневым.  Нет,
как у  моряков  -  темно-темно-вишневым.  Он  задрожал  -  похолодало,
однако.
    Петров подсветил табло часов. Третий  час!  Но  красота,  красота.
Погасшая луна и мириады звезд.
    Он встал, прошелся до ворот, похлопывая бока руками. Дрожь прошла,
но захотелось спать. В Раптевке - ни огонька. Может, кто и  смотрит  в
небо, а скорее - спят. Страда, люди на полях выкладываются.
    В пруду сверкнул огонек - отразился выползший краешек луны. Тут же
подул ветер, разгоняя дрему.
    Надо поменять скамейку - луна успела переместиться.  Не  проблема,
скамеек в парке дюжина, и все для него одного.
    Не  успело  новое   место   согреться,   как   шаги,   торопливые,
пришаркивающие, вплелись в начинающую оживать ночь.  Скрипнули  ворота
(пора  смазать  петли!),  человек  прошел  к  дому  и  забарабанил   в
стеклянную дверь веранды.
    Под этот стук Петров подошел к ночному гостю.
    - Кто там?
    Тот обернулся. Опять он, Петр Семенович.
    - Это вы, доктор? Я насчет... насчет племянника... Посмотрите его,
пожалуйста, ему хуже...
    - Только возьму саквояж.
    Пять минут спустя они входили в село.
    - Что стряслось?
    - Поначалу ему полегчало, рука не болела, и пятно  вроде  замерло.
Он таблетки ваши выпил и спать лег.  А  ночью  я  проснулся,  слышу  -
стонет. Зашел к нему, рука вся серая, на шею ползет, щеку, грудь.  Вот
я и прибежал.
    Они подошли к двухэтажному дому, добротному, каменному.
    - Минуту погодите, я собаку привяжу, - хозяин распахнул калитку. -
Джек, Джек! Где ты там! Что с тобой, псина?
    Послышался лязг цепи, собака заскулила и - смолкла.
    - Проходите, доктор.
    Дорожка вела к дому, рядом с ней проволока, вдоль которой на  цепи
с кольцом могла бегать собака. Сейчас она,  большая  овчарка  нечистых
кровей, насколько можно  было  разобрать  при  свете  ночи,  жалась  к
хозяину.
    Хозяин нагнал у крыльца.
    - Я не запирал, открыто, - и прошел вперед, везде включая  свет  -
на веранде, в коридоре, в комнатах.
    - Где же больной?
    - Наверх подняться надо.
    Лестница, короткий коридорчик привели к небольшой комнатке,  почти
пустой, одна раскладушка, укрытая одеялом,  стул,  одежда  на  спинке,
пепельница на полу с одиноким окурком да в подсыхающей лужице самогона
опрокинутая бутылка.
    - Так где же?
    - Был... - пенсионер немного растерялся. - Сейчас посмотрю, может,
отошел куда...
    Скрип половиц, хлопанье дверей.
    Петров спустился вниз. Здесь было что-то вроде холла  -  с  пустой
каминной пастью у одной стены, диваном у другой,  в  центре  столик  и
пара кресел.
    Из двери выглянул хозяин:
    - Я на улице гляну.
    Петров сел в кресло,  полистал  лежавший  на  столике  журнал  (им
оказался "Порядок"), зевнул. Спать  хочется.  Он  слышал,  как  хозяин
зовет "Сергей,  Сергей!",  рычание  собаки,  но  сон  одолевал.  Нужно
встать.
    Наверное, он все-таки заснул, но звук отворяемой двери застал  его
поднимающимся из кресла.
    - Нет нигде. Куда он мог деться?
    - Вы меня спрашиваете? - на часах - четыре. Ночь на исходе.
    - Нет. Сам не пойму... Одежда ведь здесь.
    - Рассветет, тогда и поискать можно будет.
    - Да, да.. Наверное, он еще выпил и  отсыпается  где-нибудь...  Вы
извините, нехорошо получилось... Я через пару часов пойду, поищу...
    - Найдете - зовите, - Петров пошел к двери.
    Через десять минут он лежал в постели.
    Спать, спать, спать...


                                  8

    Пес  безучастно  смотрел  на  Петрова.   Да,   восточноевропейская
овчарка.
    Он еще раз нажал кнопку звонка.
    - А, доктор! Знаете, этот паршивец действительно напился.  Напился
и решил прогуляться,  за  ночь  отмахал  до  Князева  и  оттуда  утром
позвонил, что уезжает домой.
    - Без штанов?
    - Ну, он в спортивном костюме был. Уезжает, и пусть  себе.  Меньше
хлопот.
    - А болезнь? Он же болеет.
    - Говорит, лучше стало, спасибо. Если что, в городе обратится.
    - Откуда он?
    - Сергей? Из  Москвы,  в  метрострое  работает.  Им  много  сейчас
работы...
    Запах  цветов  -  как  в  парикмахерской.  Слишком  резкий,  душно
становится. Овощи, если и растут, то за домом. Зато яблони постарались
по всем дворам. Яблочный год.
    - С фруктами что делаете?
    - Что с ними делать, в землю зарываем. Удобрение под цветы.
    Петров оглядел дом.
    - Нравится? Все сбережения на него потратил, и пота не жалели -  я
и жена. Всю жизнь  по  военным  городкам,  знаете...  Думали,  уйду  в
отставку, заживем, детей приглашать будем. Теперь один пользуюсь.
    - Дети далеко?
    - Дочь в Москве замужем, сын на флоте, Тихоокеанском. Дочь  пишет,
продавай дом да приезжай. Как  продашь?  Кого  сюда  заманишь?  Вот  и
развожу цветы. Хотите?
    - У меня сейчас усадьба целая.
    - Какие места загубили. Знать бы раньше...
    Петров  прошел  метров  сорок,  оглянулся.  Прислонясь  к  ограде,
отставник смотрел ему вслед - или просто смотрел куда-то,  видя  свое,
счастливую осень жизни с женой и детьми в собственном доме.
    На берегу пруда привычно стоял  рыбак.  Ловись  рыбка,  большая  и
маленькая, с плавниками и лапками. Петров подошел.
    - Клюет?
    - Маленько.
    - С ножками попадается?
    - Бывает. И с ножками, и тремя глазами. Мы таких кошкам...
    - А остальную себе?
    - Что  же  еще  жрать?  Зараженная  она,  рыба?  Так  мы  все  тут
зараженные, и животина, и люди. В пруду, правда, я да  Кузьмич  ловим,
остальные на речку ходят, на речке уродной рыбы  и  нет  почти.  Мы-то
старые, тяжело, четыре версты, да и чего нам бояться.  Одно  помирать,
лишь бы скорее, по людски, пока сами нечистью не обернулись.
    - Как это - нечистью?
    - Просто, к слову. Болеют многие.  Сын  у  меня  -  тоже...  Он  в
соседнем селе живет.
    - Чем?
    - Говорят - белокровие... - старик равнодушно смотрел на поплавок.
    Петров поднялся на дорогу.
    Сын ведь. Но, может, со скуки сочиняет?
    После обеда в сон  потянуло  неудержно  -  прошедшая  ночь  давала
знать.


                                  9

    Стук громкий, настойчивый. На часах  -  половина  шестого.  Тяжело
просыпаться к вечеру.
    Он вышел на веранду.
    На пороге стоял милиционер.
    - Петров Виктор Платонович?
    - Да.
    - Лейтенант Фроликов. По делу к вам.
    - Болеете?
    - Нет. Мы тело обнаружили,  труп.  Осмотреть  надо.  Все  равно  в
районе судмедэксперта нет...
    - Сейчас, приведу себя в порядок.
    Побриться? Почему бы и нет?
    - Куда теперь?
    - Недалече.
    У ворот ждал "козлик", шофер повел машину к погосту.
    - Час назад нам позвонили, отсюда, из Раптевки. Старушка  на  тело
наткнулась.
    У церкви машина затормозила. Два милиционера стояли у стены.
    - Нам сюда.
    Несколько шагов, и Петров увидел мужчину, лежащего вниз лицом.
    - Можно трогать?
    - Да, мы сфотографировали...
    Он коснулся шеи лежавшего. Пульса, конечно, нет. Но еще теплый.
    Медленно повернул труп на  спину.  Камень,  наполовину  вросший  в
землю, проломил череп, изуродовал лицо.
    Работа наша такая...
    Через десять минут он докладывал лейтенанту:
    - Смерть наступила три-четыре часа назад, наиболее  вероятно  -  в
четырнадцать тридцать, плюс-минус четверть часа. Причина -  падение  с
высоты.
    Все посмотрели на церковь.
    - Да, вероятно. Метров двенадцать будет. При падении  он  ударился
головой о тупой предмет -  вот  этот  камень.  Еще  перелом  ноги,  на
вскрытии, вероятно, определятся  повреждения  внутренних  органов,  но
главное - перелом черепа, травма, несовместимая с жизнью.
    - Вам придется все записать.
    - Знаю.
    - Старушка, что нашла его, близко  не  подходила.  Мы  мимо  пруда
ехали, рыбаков видели,  надо  их  расспросить,  -  подошедший  капитан
распоряжался уверенно и деловито.
    - Покойный - Бакин Петр Семенович, - Петров  посмотрел  на  стену.
Полторы секунды падения. О чем он успел подумать? А в душе,  непонятно
отчего - облегчение. Будто другого ждалось, не страшного, а - жуткого.
    - Вы его знали?
    - Шапочно. Его родственник обращался ко мне. Вчера.
    - Несчастный  случай,  несомненно.  Погляжу,  откуда  он  упал,  -
капитан прошел в церковь.
    - Доктор, вы к  себе?  -  лейтенант  распахнул  дверцу  машины.  -
Поедем, садитесь. Я с рыбаков показания сниму и к вам зайду.
    Рыбаки, да. Показания... Писать ли  про  серое  пятнышко  на  руке
Бакина?
    Обязательно.
    Писанина, отчет об осмотре тела, времени  заняла  немного.  Петров
открыл банку сгущенки, положил две  ложки  в  стакан  дистиллированной
воды. Теплое, сладкое питье - как этот августовский вечер.
    Хлопнула дверца "козлика", через минуту лейтенант  сидел  напротив
Петрова.
    - Держите, - он отдал милиционеру листки. - Где будете вскрывать?
    - В Плавске, наш район за ними закреплен. Я как  раз  о  грузовике
договорился. Труповозки у нас нет... - он кашлянул.  -  Мне  и  с  вас
показания снять нужно.
    - Снимайте.
    Еще через полчаса он писал по диктовку:  "со  слов  моих  записано
верно, добавлений и исправлений не имею".
    - Вот и все,  -  лейтенант  сложил  бумаги  в  планшет.  -  Рыбаки
говорят, он в четверть второго шел на кладбище.  В  церкви  нашли  его
следы, на лестнице, что вдоль стены изнутри. Других следов нет,  а  на
верху  молоток  геологический  лежит.  Поковыряться  хотел,  еще  что,
неважно. Дело ясное - несчастный случай. Жаль, вы паспорт у племянника
не спросили, - он укоризненно посмотрел на Петрова.
    - Жаль.
    - Да ладно, обойдется. До свидания...
    Не самый хороший день. Голова, вдобавок, разболелась. Он  выглянул
-  мимо,  по  дороге,  проехал  грузовичок.   За   телом?   Таблеточку
пентальгина принять...
    Он пошарил в укладке-аптеке.
    Наверное, к перемене погоды. Петров подошел к барометру,  старому,
большому анероиду. Так и есть, на двадцать миллиметров ниже. К дождю.
    В комнате потемнело. Рановато что-то. За окном потемнело,  сумерки
сгущались с  каждой  минутой.  Порыв  ветра  поднял  листья  с  земли,
закружил, разметал. Наверное, гроза сильная идет.
    Придется вторую таблетку брать, ломит в висках.
    Он поморщился от горького вкуса,  запил.  Пора  свет  включать,  а
всего-то девятый час. На стук ногтем по барометру  стрелка  опустилась
еще на деление.
    Петров вышел на  веранду.  Деревья  качались,  ветер  рвал  листья
горстями. Сумерки.
    Таблетки подействовали, начало клонить  ко  сну.  Отоспаться  -  и
ладно.
    Лампочка мигнула и погасла. Отключили электричество. Или обрыв  на
линии, вон ветер какой.
    Петров запер дверь, разделся, лег на кровать. Приемник  послушать?
Но не было сил даже протянуть руку.


                                  10

    Оглушительный грохот и - вспышка. Свет  пробился  сквозь  закрытые
веки.
    Петров ошеломленно вертел головой. Молния, наверное, совсем  рядом
стукнула. Вокруг тьма, окна не видать.  Он  нажал  кнопочку  подсветки
табло. На часах - одни нули, лишь секунды  отсчитывают  время  наново.
Полночь?
    Где-то в тумбочке свеча и спички.  Слушая  ровный,  спокойный  шум
дождя, он нашарил их, зажег. Как там барометр? Стрелка  уползла  туда,
где и цифр-то никаких нет. Циклон. Надо досыпать ночь. Скучно, правда.
Он включил приемник, сквозь треск разрядов поймал  радио  Люксембурга.
Диск-жокей  объявил   перерыв,   запикало.   Час   пятнадцать   -   по
среднеевропейскому. У  нас  -  три  пятнадцать.  Врут  часики.  Молния
попутала? Нужно поставить верно.
    Музыка, темнота и дождь баюкали, он  лежал  в  полусне,  порой  по
радио начинали обсуждать буру в деревне Раптевка,  на  чистом  русском
языке, языке Малого, и Петров понимал, что это -  сон,  и  отмечал  во
сне, что дождь стих, молнии прекратились. Голове становилось  легче  и
легче, боль уходила,  и,  когда  она  ушла  совсем,  он  решил  уснуть
глубоко.


                                  11

    В сером свете комната, казалось, обложена ватой.
    Он  подождал  объявление  времени,  сверил  часы.  Идут.  В  ногах
слабость, но легкая. Живем.
    На улице стало прохладнее, ма