екинул на кнехт правого борта. Затем снова протянул
сквозь каркас и закрепил на каком-то выступе левого борта самым крепким из
известных мне узлов. Ну, теперь, уважаемый трос и моя морская  выучка,  не
подведите.
     Вот каркас полностью натянул преграждающий трос и остановился. В него
угрюмо уткнулась и следующая блямба. Кажется, держит!
     Но командир корабля, малый не дурак, еще больше увеличил дифферент на
корму. Что-то сейчас не сдюжит - или трос, или кнехты, или  я.  Но  вместо
этого случилось другое. Самолет стал "сыпаться",  в  смысле  резко  терять
высоту - такое бывает при большом  дифференте.  Летчикам  спешно  пришлось
выйти из режима кабрирования и выровнять нос. Каркасы перестали давить  на
трос. Ну, что маленькая победа; утер я сопливые сектантские носы.  Впрочем
можно было еще ожидать, что сейчас кто-нибудь вылезет из рубки  и  устроит
очередной поединок  Пересвета  и  Челебея.  Поэтому  я  наконец  установил
растяжку. Об том, что может шарахнуть граната при попытке открыть дверь, я
любезно сообщил по интеркому, мол, не рыпайтесь, иначе каюк.
     Но они не рыпнулись. Самолет после выравнивания начал набирать высоту
и я уловил их новый план. Они придумали, как устранить того, кто  сидит  в
грузовом отсеке и вредничает. Простой способ: подняться в разряженные слои
атмосферы и выключить мои мозги - кабина-то разгерметизированная.  Впрочем
еще прежде кислородного голодания, меня может дубак  погубить  -  зябко-то
как в попе у Деда Мороза. Резкий ветер и  мороз  минус  тридцать  отличное
сочетание для летального исхода, хоть я и в теплой куртке.
     Вот и конец всему. Осталась правда еще магнитная мина, но взорви я ее
- и самолет запросто  рухнет.  Тем  самым  я  гарантированно  ускорю  свой
собственный конец. Опять-таки взрыватели у ядерных зарядов неизвестно  как
себя поведут, не исключено, что сработают - правда это случится не на  той
высоте, где задумывалось. Может эффект окажется не столь  грозным,  но  он
будет. Шельфовый ледник ведь не слишком толстый и прочный.
     Я поозирался. Долго озирался, от кислородного голодания плыли  темные
объемные круги перед  глазами,  а  в  ушах  уже  стучали  колокола.  Когда
собрался заплясать  последний  танец,  обнаружил  на  подволоке  несколько
панелей. Сковырнул одну ножом, но там только трубы гидравлической системы,
от которой, скорее всего, зависит живучесть самолета.
     А вот вторую панель пришлось отстреливать и за ней нашелся  небольшой
отсек. Каморка папы Карло. Я, поморщив лоб, сообразил, что это  тот  самый
шлюз, который ведет к истребителю, установленному на фюзеляже сверху.  Тут
имелся и комбинезон пилота  с  радиофицированным  шлемом.  Пожалуй,  такие
подарки мне пригодятся. Я быстро скинул куртку и, скуля  от  холода,  стал
влезать в новый наряд. Эти чертовы застежки из меня всю душу вынули, но, в
итоге, удалось даже использовать кислородную маску. Ну, чем  я  теперь  не
стратосферный летун? Ай да Вайзман, сукин сын. Потом глянул  по  сторонам.
Наверху имелись кое-какие кнопочки и тумблеры.  Я  уловил  идею  и  дернул
рычажок, показавшийся мне интересным.
     И  тут  ударил  поток  воздуха,  чуть  не  расплющив  меня.   Сверху,
оказывается, имелся  люк,  каковой  опустился  вниз  и  в  сторону.  Через
открывшийся проем я увидел море бездонной сини.  Это  было  небо.  Но  его
заслоняла тушка истребителя. А еще я заметил выдвижной трап и направляющие
для него. Непонятно, рассчитывал ли кто-нибудь попользоваться им в полете,
но надо попробовать. Тем более, что у  трапа  имеются  боковые  ограждения
типа бортиков. Я стал потихоньку  двигать  по  направляющим  металлическую
лесенку. Едва она высунулась из фюзеляжа, как стала натужно звенеть,  хотя
и держалась. Стонала-звенела, но все-таки дошла до самого фонаря кабины. Я
взял свой трос, крепчайшим образом обвязал себя вокруг пояса, другой конец
закрепил в отсеке. И стал тащиться вверх по трапику.
     Чем больше я выдвигался, тем крепче ветер придавливал меня к бортику.
Каждый атом этого трапа скрипел, но все же не размыкал уз с соседними.  Да
здравствуют электромагнитные объятия! Моя душа почти полностью  отделилась
от тела, но мозг долдонил - если я сорвусь и трос не выдержит, то в  итоге
столкнусь с поверхностью - причем, это будет не  больно.  Я  распадусь  на
быстрые молекулы намного раньше, чем нервные волокна смогут передать очень
болевые импульсы. Впрочем на такой высоте скорость  у  винтовентиляторного
самолета не была слишком большой - порядка четырехсот  километров.  И  это
почему-то успокаивало.
     Я все-таки стал отдаляться от человекоформы по имени Николай  Вайзман
и приближаться к высшему существу. Только не к фраваши, который  на  самом
деле был злобесным паразитом. Был еще один дух, по-настоящему  Высший.  Он
не зависел от человекоформ, но запоминал и хранил их в себе. И  даже  если
человекоформа погибала, он мог вспомнить ее снова, дав ей  новую  телесную
жизнь. Высший сразу объяснил, чем люди отличаются от микробов - они  могут
любить, не потребляя, они  могут  познавать,  ничего  не  забирая.  Высший
предлагал не растворяться в нем без осадка, а сотворить себе место рядом с
ним. Такие вот дела, только я  не  забыл  прилепить  к  борту  истребителя
магнитную радиоуправляемую мину - пригодится в беседе с летчиком.
     И вот я добрался до фонаря пилотской кабины, страх  к  этому  времени
почти полностью выветрился,  осталась  только  работа.  Зато  страх  -  и,
наверное, немалый - возник у летуна, сидящего в  кабине  истребителя.  Еще
бы:  вдруг  какая-то  зверская  рожа  постучалась  к  нему  и,   пригрозив
пистолет-пулеметом, предложила поднять фонарь. И в самом деле, мне удалось
связаться с обитателем кабины на радиоканале. Впрочем пилот запаниковал  и
отказался. Тогда я выстрелил из "Кедра",  пуля  пробила  фонарь  и  летчик
пошел мне навстречу. Фонарь поднялся, его сразу  сорвало  бешеным  ветром,
ну, а я стал размещаться в кабине. Я естественно предупредил  летуна,  что
помимо пистолет-пулемета  есть  еще  магнитная  радиоуправляемая  мина  на
борту, ее-то взорвать успею, если даже  смайнаю  вниз.  Так  что  пришлось
летуну подвинуться.
     Это было непросто, самолетик-то одноместный, то есть стульчик один. В
итоге, оказался пилот у меня на коленях. Кому ж это понравится? Ни мне, ни
ему, надеюсь. Однако он действовал  целиком  по  моим  указаниям:  включил
мотор, набрал нужную тягу, развел специальные  держащие  кронштейны  и  мы
аккуратно  оторвались  от  транспортного  самолета.  Поднялись   над   его
фюзеляжем на пять, потом на пятнадцать метров,  сохраняя  тот  же  курс  и
скорость. От троса я не стал освобождаться, а напротив,  предусмотрительно
разматывал его - длины-то в нем было не меньше пятидесяти  метров.  Пилота
звали Алик Муртазаев, был он человек наемный, не "оловоглазый", так что  с
ним, можно сказать, я договорился.
     Потом по радио я предложил экипажу транспортника следовать в обратную
сторону, куда-нибудь в Джелалабад.  Мне  ответили  твердым  отказом.  Даже
послали подальше, вернее пообещали отрывать от меня  по  одному  атому  до
последнего и предавать их  ядерному  распаду.  Тогда  истребитель  немного
клюнул носом и стрельнул из пушки по фюзеляжу транспортника. Задумывалось,
что это будет предупредительным жестом,  но,  похоже,  при  том  накрылось
радионавигационное оборудование - большой самолет стал явно блуждать.
     Впрочем, и транспортник ответил ударом на  удар,  прямо  из  пробоины
застрочил крупнокалиберный  пулемет  и  подпортил  нам  рули  направления.
Истребитель стал рыскать, давать то один, то другой  крен,  чтобы  кое-как
выдержать курс. Трос то провисал, то натягивался, угрожая  меня  выдернуть
из кабины. Я понял, что надо решаться еще на один  обстрел,  авось  загоню
транспортник в нужную мне сторону как непослушного барана. И тут по  радио
с большого самолета ко мне обратился Курт.
     - Не вздумай, сукин сын, палить снова из пушки. Я выбрался из тюка  и
держу здесь всех под прицелом.
     Никак не ожидал его, подлеца, услышать. Но не мог  я  тратить  сейчас
умственные силы, чтобы осмыслить это дивное событие.
     - Уводи, Курт, самолет, проваливай из Антарктики.
     - Тут вообще никто не знает куда мы летим, все навигационные  системы
вышли из строя и даже альтиметр не фурычит.
     Минуту у меня заняло размышление и измышление.
     - С навигационными системами и дурак лететь сможет. Дуйте на север  -
уж гирокомпас-то должен работать. А теперь пункт второй.  Истребителю  уже
никак не вернуться на ваш фюзеляж -  при  таком  рыскании-то.  Поэтому  он
будет лететь, пока не кончится топливо, а я соскользну обратно по тросу.
     - Ну ты циркач. Ждем тебя не дождемся, Ник, - как-то  больно  ласково
прозвучало.
     Мой летун не только решал проблему с рулями, но и быстро уловил  свое
новое задание. Стараться, чтобы трос не оборвался и при том не фокусничать
- иначе я взорву истребитель. Второй конец  троса  я  закрепил  на  кресле
летуна, уж оно-то нехилое должно быть. Когда переберусь  на  транспортник,
пусть  Муртазаев  чешет,  куда  хочет.  По  правде   же,   предстоит   ему
катапультироваться, когда закончится топливо.
     Подергал я трос - вроде держится, пристегнулся к  нему  самохватом  и
двинулся из кабины истребителя.  И  ничего,  кстати,  двигался  -  как  на
учениях. Мышцы когда надо сжимал, когда надо разжимал, никаких  конвульсий
и судорог. А если бы я задрыгался, то ветер, ставший гущей мускулов, мигом
бы меня счистил с ниточки, почему-то называющейся тросом.  Впрочем,  страх
тоже был, рев ветра не просто бурил мне уши, но стальной занозой входил  в
мозги.  Внизу  располагалась  облачная  "полянка",  образованная   верхней
кромкой облаков, и это почему-то успокаивало. Однако же, когда до люка  на
фюзеляже транспортника оставался пяток метров, трос вдруг  вылетел  оттуда
словно укушенный.
     - Как шутка это явно не годится, - пролепетал я,  еще  не  вникнув  в
ужас ситуевины, в каковую попал.
     - Пропадай, козел.  Желаю  счастья  на  небесах!  -  заревел  Курт  в
шлемофоны, баран этакий, и обсмеял мою скорую кончину.
     - Ах ты поганка. Все равно я хихикну последним...
     Я висел на тонком тросе в неприятном пространстве и забраться обратно
пока что не было никаких сил. И тут мы вдобавок влетели в облачную муру, в
белесую мглу, похожую на кефир. Было это где-то над морем Уэдделла.  Самое
время обделаться от страха. Но я опять почувствовал  Высшего  в  себе.  Он
словно вставил сектор своего зрения в мой глаз и я узрел сразу и  море,  и
облачность, и льды, и дно морское, и кору земную, и ядро. И все это вместе
напоминало очень вкусный, очень съедобный  пирог.  Оставалось  воспрять  и
сказать своему невольному напарнику Муртазаеву:
     - Снижайся, Алик,  мы  их  посадим  в  лужу.  Им  только  на  тебя  и
ориентироваться.
     Шлем мой покрылся каплями и я видел один кукиш в сметане,  оставалась
надеяться лишь на исполнительность пилота.
     Неожиданно облака  разошлись,  туман  тоже  разлетелся  на  клочья  и
оказалось, что водная поверхность совсем рядом.
     Транспортник был  неподалеку.  Похоже,  его  пилоты,  козлы  вонючие,
действительно ориентировались на истребитель.
     Так они вместе с Муртазаевым и потеряли даже минимальную высоту.
     Я усек вдруг, что транспортнику уже не суждено  подняться  -  тяжелую
машину вмиг не вздыбишь - и через несколько секунд он  воткнется  прямо  в
воду. Предчувствие опередило события лишь на пять секунд. Несмотря  на  их
краткосрочность я вполне уловил, что произошло. Транспортник столкнулся  с
водной поверхностью  и  моментально  раскололся.  Корпус  лопнул,  ядерные
блямбы ушли на дно, а вот отлетевшие крылья с моторами взорвались.
     Муртазаев же примерно в это время сделал разворот на предельно  малой
высоте. Ударная волна шмякнула истребитель, имевший и так приличный  крен,
и перевернула. Вот-вот самолет должен был поцеловаться с океаном. В  самый
последний момент я отвязался от троса.
     И стал очень маленьким, очень  легким  по  сравнению  с  действующими
силами, большими и мощными; они, наверное, и не заметили меня вовсе.
     Ударная  волна,  как  довольно  мягкая  стена,  успела  погасить  мою
скорость, а до поверхности воды оставалась дистанция метров  двадцать,  не
больше.
     Вскоре после того, как я оказался в пространстве, заполненном ледяной
жидкостью, сработал спасательный жилет, он  надулся  и  выбросил  меня  на
поверхность океана. А вскоре - невзирая  на  Деда  Мороза,  хватающего  за
каждую клеточку - я заметил  оранжевое  пятно,  что  болталось  на  волнах
метрах в тридцати, то есть надувную лодку наемного пилота. Успел,  значит,
Муртазаев выполнить "бочку" и катапультироваться.
     Через несколько минут я по-прежнему находился в открытом море, но уже
на борту утлого суденышка. Наемный пилот имел достаточно разумности, чтобы
не враждовать со мной посреди ледяного океана.  Наверное,  считал,  что  у
меня еще где-нибудь мина припрятана. Но от нашей дружбы мало бы  оказалось
толку, если бы спустя два  часа  кое-что  не  отозвалось  на  сигнал  СОС.
Рядышком жутко приятной черной тушей всплыла ядерная подлодка и  подобрала
нас обоих. Я к тому времени оцепенел в ледяном коконе и  почти  не  дышал,
остатки тепла имелись разве что в районе мозга.



                            11. КРАТКИЕ ИТОГИ

     Пожалуй, Курт не был настоящим "белым ополченцем" - по-крайней  мере,
он работал на ФБР. Неважно, как он попался на крючок к  правоохранительной
инстанции - может, из-за того,  что  свистнул  деньги  из  "общака"  своей
группировки, может, заложил кого-то из своих на допросе. Во всяком случае,
хотя он был форменным нацистом, в отличие даже от  собственных  товарищей,
однако в точности исполнял указания Ребекки Коэн.
     А  она  посчитала,  что  лучше  всего  отправить  меня  в  полет,  не
испрашивая согласия - для этого Курт и двинул по моей башке.
     А потом ему пришлось послушаться мисс Коэн и самому  залезть  в  тюк.
Вдвоем мы должны были отыграть на совесть и страх, и нам,  в  натуре,  это
удалось. А вариант, чтоб отправить в  последний  рейс  одну  лишь  мину  с
часовым механизмом, показался,  наверное,  Ребекке  не  слишком  надежным.
Взорвись самолет в небе над любимым Индостаном и не оберешься хлопот.
     В Питтстаун я уже не вернулся. Провалялся в корабельном  лазарете,  а
затем в  госпитале  на  военно-морской  базе  в  Ньюпорте  целый  месяц  с
пневмонией, ангиной, ринитом,  нефритом,  невралгией,  простатитом  и  так
далее. До конца дней будет слишком часто моргать глаз, чихать нос и писать
пипирка. Потом еще на берегу, в Вашингтоне, надо было наплести много  чего
органам дознания, поизучали они и мой чип, которого я наконец лишился.  Ну
и  в  счастливом  итоге  дознаватели  меня  отпустили.   А   почему   нет?
Канадская-то полиция не дала на меня никаких запросов-вопросов.  Вот  я  и
махнул прямиком в Иерусалим к сынишке.  По  счастью,  его  временно  взяли
повоспитывать военные поселенцы-хабадники и никакие сектанты до него и  не
смогли бы добраться.
     Дэйв, как выяснилось, геройски  погиб  в  бою  около  склада,  а  вот
заложники    на    Кингсроуд    были    освобождены    американо-канадской
антитеррористической группой "Кобра-2". Вместе с  такой  бабой  как  Бекки
Коэн у команды спецназа  все  получилось.  Кажется,  для  проникновения  в
здание бойцы использовали старый мусоропровод. Впрочем, особой сенсации из
кингсроудского дела не получилось. Попросту говоря, его замяли - такое и в
Америке  случается  при  необходимости  пожалеть  общественное   здоровье.
Финучреждения  потихоньку  списали  убытки,  используя  резервные   фонды,
ужесточили защиту  операций  по  "ролл-он"  и  вообще  своих  компьютеров.
Оставшихся  в  живых  сектантов  признали  невменяемыми,  лишили  чипов  и
рассовали догнивать по психлечебницам. Эминов стрельнул сам себя  в  конце
штурма. Доктор Деларю сбежал в джунгли Гватемалы. Мисс Федорчук сама или с
чьей-то помощью пропала без вести. Оставшиеся клерки или  программисты  из
MCS не могли отвечать  перед  законом  за  свой  небольшой  и  в  общем-то
невинный участок работы.
     Между прочим, правый экстремист Чарли доставил Риту  в  Иерусалим.  С
родителями ей все-таки лучше, да  и  с  оплатой  психушечного  лечения  на
святой земле тоже проще. А вот жить вместе с Маргаритой вряд ли мы  будем,
слишком многое нас развело. Она,  кстати,  утверждает,  что  Чарли  совсем
неплохой товарищ и вовсе не  антисемит.  И  в  самом  деле  он  вступил  в
активный дружеский контакт с правоэкстремистскими группировками Израиля.
     А вот от Бекки Коэн  я  даже  письмо  получил  с  нарочным.  Там  она
извинялась за свои действия. Может, я когда-нибудь и повидаюсь с  ней.  Но
вряд ли у нас  получится  что-нибудь  большее.  Она  -  высокооплачиваемый
сотрудник уважаемой "фирмы". Я собираю апельсины в кибуце.  Я  в  общем-то
обычный  человекомикроб,  хаваю,  выделяю,  пытаюсь  размножаться,  иногда
бывают проблески доброделия и творчества. Она же в какой-то степени высшее
существо. Ради большого хорошего дела запросто может сунуть вас в пасть  к
Змею Горынычу, авось тот подавится. Так что, какая мы пара? Впрочем,  если
меня подвергнуть полировке и шлифовке, то мы, возможно,  и  встретимся  на
одной палубе шикарного белого парохода. А вот игры зарекся  придумывать  -
мало кто сечет, из какого густого, темного и страшного леса я вышел.