и и бумаги обратно  в
ящик. Решил, что, пожалуй, не надо. После  всего,  что  было,  в  сапоге  им
спокойнее.
   Едва лишь он опустился на койку, как из коридора послышались крики. Купец
чертыхнулся и вышел наружу. Сразу увидел деда.
   - Ну, что шумишь? - нахмурился Жбанков.
   - Идол! Идол-то! - Дед никак не мог закончить мысль.
   - Что? - тихо проговорил Жбанков, и внутри у него все затряслось: неужели
опять?!
   - Летит! За нами летит!
   - Откуда ты можешь это знать?
   - Да сам видел. И Степан видел, через окошечки.
   - Может, почудилось?
   - Да если б так...
   Очень скоро все лично удостоверились, что дед говорит истинную правду,  а
не придумывает и не  бредит  на  почве  пережитых  страшных  событий.  Через
стеклянное окошко возле запасного  люка,  если  скосить  глаза,  можно  было
разглядеть продолговатую каменную  глыбу  с  ртом-дыркой,  которая  неслышно
скользила за снарядом в черной пустоте. Зрелище было жутким и всех  повергло
в удрученное настроение.
   - Может, - недоуменно хмурился инженер, - это есть следствие двигательной
инертности? Хотя он должен был удаляться от нас под  углом...  Но  с  другой
стороны...
   Никакой ясности его лопотание не  принесло,  наоборот,  всех  еще  больше
испугало. Было видно, что на этот раз Меринов полностью сбит с толку  и  его
научные фразы есть не более чем пустой шум.
   - Ну да пусть себе летит, - махнул он рукой. - Там; он для нас не опасен.
Только вот что... Пускай Гаврюха иногда сюда приходит  и  поглядывает.  Если
будут замечены какие-либо изменения, следует сразу мне доложить.
   Странное событие не помешало Жбанкову  вернуться  к  себе  и  так  крепко
уснуть, что не увидеть даже снов. Хотя сны в таких ситуациях  бывают  весьма
оригинальными и экзотическими, если не сказать хуже.  Впрочем,  перед  самым
пробуждением купец уловил в своей сонной  душе  какой-то  грохот,  отчаянные
крики... Проснувшись, он умиротворенно вздохнул и поздравил себя с тем,  что
все страшное уже позади.
   Бодро вскочив с койки, Петр Алексеевич посмотрел вокруг себя и...  застыл
с  открытым  ртом.  В  помещении  был  полный  кавардак.  Повсюду   валялись
незнакомые  чужие  бумажки,  вещи,  предметы  туалета.  Две  серые  портянки
вульгарно висели прямо на спинке койки. Похлопав глазами с  минуту,  Жбанков
вдруг весело рассмеялся.  Оказалось,  утомленный  и  расстроенный  минувшими
событиями, он проявил невнимательность и уснул в  нумере  своего  приказчика
Гаврюхи. А тот,  либо  постеснялся  разбудить,  либо  вообще  здесь  еще  не
появлялся, проводя время в общей зале.
   И  тут  он  совершенно  явственно  услышал  истерический   голос   своего
приказчика, донесшийся  из-за  дверей:  -  Рвет  железо!  Железо  рвет!  Где
инженер?
   - Что там такое? - пробормотал Жбанков, еще не особенно волнуясь.
   Он толкнул дверь и выглянул в коридор. Сначала ему  показалось,  что  там
царит тишина, не считая шума горящего в топках пороха. Но потом сквозь  этот
мерный гул проступили встревоженные голоса,  очень  слабо  слышимые.  Трудно
было даже понять, откуда они идут, с  какой  стороны.  Недолго  думая,  Петр
Алексеевич отправился в сторону общей залы. И, почти достигнув  цели,  вдруг
обнаружил, что коридор наполовину перекрыт  толстой  железной  перегородкой,
которая продолжала медленно выползать из особого паза  в  потолке.  Промедли
купец еще минуту, и перегородка совершенно закрыла бы ему проход. Но Жбанков
вовремя опомнился и успел проскочить под ней. Еще несколько шагов, поворот -
и он в общей зале.
   Петр Алексеевич чувствовал горячее желание учинить всем допрос, что такое
опять происходит вокруг, он открыл даже рот, чтоб начать, как говорится,  от
прохода.
   Но рот его так и остался открытым, ибо общая зала была совершенно  пуста.
Кожаные кресла сиротливо стояли перед железными тумбами с рычагами.
   Жбанков обвел языком пересохшие вдруг губы. Раздумывать было некогда,  да
и не о чем, поэтому он поспешно бросился обратно в коридор.  Но,  увы,  лишь
наткнулся там на выросшую из потолка перегородку,  уже  полностью  закрывшую
проход. Какое-то неведомое чутье подсказало Жбанкову, что он  один  попал  в
беду, что ему непременно нужно быть сейчас там,  где  вся  команда.  А  она,
вернее всего, пребывает в настоящий момент в районе грузовых  кабин.  Больше
ей просто негде быть, снаряд не такой уж большой.
   Память быстро подсказала, что из общей залы есть запасный выход - толстая
труба. Купец вернулся, нашел люк. Казалось, темнота внизу стала еще гуще, но
он решительно погрузился в нее, спрыгнул с лестницы...
   Пройдя с десяток шагов, Жбанков попал в тупик.  В  трубе  тоже  сработала
какая-то перегородка, закрыв последний путь для бегства.
   Он бессильно опустился на пол, сжав лицо руками.
   Сердце стучало, будто хотело настучаться впрок, на случай, если больше не
придется ему уже стучать. Жбанков ни секунды не  сомневался,  что  произошло
нечто ужасное и что сам он сейчас на краю гибели.
   Сидеть - бессмысленно. Ходить, искать - некуда идти. Он вернулся в  общую
залу. В сердце тлела надежда, что сейчас он вылезет - и увидит всех на своих
местах: Меринова, Степана, Гаврюху, деда Андрея... Впрочем, разум беспощадно
твердил, что надежды эти тщетны.  Откуда  бралась  такая  уверенность,  Петр
Алексеевич и сам не знал.
   Конечно, в зале оставалось все так же пусто. Рычаги торчали из тумб и  из
пола, как мертвый лес. Огоньки мигали отчужденно и холодно, как и  звезды  в
маленьких окошках из каленого двойного стекла.
   Жбанков подошел к одному из окошек,  выглянул.  Там  был  только  мрак  и
холод. Хоть бы один живой огонек, хоть бы единственный след человеческий...
   Снаружи, рядом с окошками, купец увидел приделанные на железных  стержнях
небольшие зеркальца. Меринов предусмотрел их, чтоб иногда можно было глянуть
на снаряд как бы чуть-чуть со стороны.  Посмотреть,  убедиться,  что  все  в
порядке, - и спокойно лететь себе дальше.
   Жбанков посмотрел в зеркальце и увидел, что  снаружи  "Князь  Серебряный"
выглядит весьма безобразно.  Краска  облетела  и  кое-где  торчала  грязными
лохмотьями, цвет стенок был совершенно непривлекателен. Ему вдруг показалось
странным, что сейчас его беспокоят такие пустяки, как внешний вид снаряда. А
впрочем, о чем еще думать?
   Насмотревшись, он побрел в  другую  сторону,  где  также  было  окошко  и
зеркало снаружи. Звезды ничем не отличались от  прежних.  А  вот  в  зеркале
открылась совсем другая картина. И была она  настолько  невероятной,  что  у
Жбанкова мороз пошел по коже.
   Он увидал идола. Тот висел рядом с потрепанным телом снаряда и кромсал на
нем железную оболочку. Часть ее  уже  торчала  наружу,  вместе  с  паклей  и
старыми тряпками, которыми  были  утеплены  стенки,  будто  лепестки  дикого
некрасивого цветка. Идол медленно шевелил своими  неловкими  руками,  ударял
ими по снаряду, и от этих ударов железо рвалось, как бумага.
   Сначала Петр Алексеевич испугался, что сейчас каменный истукан совершенно
испортит снаряд, так что невозможно будет  продолжать  полет.  Затем  пришла
догадка еще более ужасная: ведь он проделывает себе дыру, чтоб проникнуть  к
людям и снова начать свои бесчинства!  Купец  продолжал  глядеть,  как  идол
бьется о снаряд. С каждым ударом его длинное тело  погружалось  в  дыру  все
глубже, но все еще недостаточно, поэтому он  продолжал  свои  разрушительные
действия.
   Это был предел всему:  и  терпению,  и  надеждам,  и  остаткам  мужества.
Несомненно,  избавиться  от  каменного  убийцы  больше  не   будет   никакой
возможности. Петр Алексеевич уже ощущал,  как  трясутся  его  коленки,  а  в
голове меж тем витали трусливые мыслишки: а может,  идол  пойдет  туда,  где
народу больше, а может, минует его, Жбанкова, своим вниманием? Однако и  эти
стыдные надежды ни на минуту не успокаивали.
   Пришло в голову нелепое опасение, что истукан сейчас заметит наблюдающего
за ним Жбанкова и направится к нему, станет долбить  стеклянное  окошко.  Он
торопливо отошел от окна на  середину  залы,  осторожно  сел  в  кресло,  не
задевая настроенных рычагов.
   Как жаль, что рядом нет ни  единой  живой  души.  Как  жаль,  что  некому
похлопать по плечу, сказать, мол, не тужи, купец Жбанков, не  такие  мы  еще
беды в жизни видали... И пусть слова эти будут  напрасны,  ибо  беда  пришла
самая что ни на есть страшная, но все же живое слово очень нужно человеку  в
таких обстоятельствах. Железные стены и огоньки на тумбах  ничем  не  смогут
ему помочь.
   Он бросил взгляд на бесполезное железное хозяйство и вдруг заметил радио.
Взял в руку круглую штуку на резиновой трубочке, похожую на чайное ситечко.
   - Эй! - слабым от безнадежности голосом произнес он. -  Кто-нибудь  живой
слышит?
   И тут,  к  его  удивлению,  радио  ответило.  Сначала  прозвучал  резкий,
царапнувший уши хрип, а затем донесся и голос.
   - Петр Алексеевич! - Это был,  без  сомнения,  инженер  Меринов.  -  Петр
Алексеевич, где вы?
   - Я... Я здесь! В общей зале сижу, - ошалело заговорил купец.
   - Петр Алексеевич, дорогой вы наш. - Голос инженера был  безрадостным.  -
Беда случилась.
   - Да я понял, - вздохнул купец. - Сам видел.
   - Нет, вы не поняли,  и  не  знаете  вы  главного,  -  продолжал  Меринов
каким-то замогильным голосом. - Мы-то уже в  спасательной  люльке  сидим,  а
вы... А до вас мы добраться, видит бог, не сможем.
   - Да как же? - изумился Жбанков. - Вы же рядом, и я вас слышу.
   - Все перегорожено, Петр Алексеевич, и ни одной лазейки нет.
   - Петр Алексеевич, миленький, мы же  вас  искали!  -  вмешался  плаксивый
голос Гаврюхи. - И где ж вы только пропали?
   - Обожди, Гаврюша, дай дело решить. Слышь, Капитон  Сергеевич,  я  и  сам
знаю, что перегорожено. Ну а если  эти  перегородки  как-то  приподнять  или
продолбить?
   - Идол, лопни его брюхо,  пропорол  корпус,  и  теперь  там  холод  стоит
страшный, да и воздуха нет, весь через дырку вышел.
   - Слышь, Меринов, - Петр Алексеевич вдруг  почувствовал,  что  глаза  его
промокли, - потерплю я холод. А воздух... Ничего, в детстве в речку нырял  -
нос затыкал и глаза жмурил.
   - Это совсем не то, что речка, - глухо произнес
   Меринов. - Там вы и секунды не проживете, Петр Алексеевич. Поверьте, если
б была какая возможность, уж я б вам сообщил.
   - Ну, как  же  так,  -  безжизненно  проговорил  Жбанков,  вытирая  слезы
рукавом.
   - Видать, судьба, Петр Алексеевич. Если б вы сразу ста рублей не пожалели
на железный костюм с дыхательной трубкой, тогда был бы шанс.  А  сейчас  нет
шанса. Ни единого. Снаряд летит прямо к Земле и через полдня врежется в нее.
   - Так что ж теперь? Может, остановить снаряд?  Помнишь,  ты  мне  рукоять
указывал?
   -  Порох  гасить  резона  нет  -  он  сейчас  на   торможение   работает.
Благословите нас, уважаемый Петр Алексеевич.  Без  вашего  благословения  мы
улететь не сможем.
   - Ладно. - Купец собрал остатки мужества. - Идите,  с  богом.  Поспешайте
только, пока истукан и до вас не добрался. Гаврюша, ты слышишь?
   - Слышу, - печально ответил приказчик.
   - Супруге моей - от меня поклон. Скажи, пусть не  убивается,  потому  что
сам я свою судьбу выбрал. Жаль, выручку передать не смогу, ну да ладно.
   - Обидно нам, Петр Алексеевич, - снова заговорил Меринов. - До  дому  нам
не более полудня пути осталось. И тут такая беда.
   - Ничего, Капитон Сергеевич, не плачь  за  меня.  Гаврюша!  Супруге  моей
скажи, чтоб инженера достойно наградила. В комоде у меня  кое-какой  капитал
отложен, так пусть  выделит  ему.  И  мужикам  тоже,  пусть  не  поскупится.
Прощайте, братцы, и спасибо вам.
   Все очень тепло распрощались с Жбанковым. Было слышно  даже,  как  мужики
плачут.  Инженер  пока  не  прощался.  Он  еще  кое-что  хотел  добавить   к
сказанному.
   - Петр Алексеевич, - нерешительно проговорил он. -  Не  хочу  я  вас  зря
обнадеживать,  но...  Быть  может,  успеем  мы  до  дому  добраться  и  всех
предупредить о вашем несчастье. Возможно, там смогут вам помощь выслать.  Но
вряд ли... Непростое это дело, да и времени совсем не осталось.
   - Ничего... Не терзай себя, инженер. Будь что будет, одним словом.
   Жбанков, окончив разговор, подошел  к  окошку.  Отсюда  было  видно,  как
небольшая железная люлька с коротким  огненным  хвостом  уносится  прочь,  к
дому. Жбанков смотрел ей вслед и думал о своих людях. О том, что вскоре  они
вернутся, будут опять жить по-прежнему, бродить  по  улицам,  здороваться  с
соседями, заходить в кабаки. Дорого сейчас отдал бы купец, чтоб  по-простому
пройти по улице своего городка. Но нечем за это платить, а  те  деньги,  что
спрятаны за голенищем, никакой цены уже не имеют.
   Жбанков сидел в кресле, погрузившись в  необычное  полусонное  состояние.
Голова при этом была ясной, как воздух в морозное утро. Его посещали  разные
видения. Вот его супруга сидит у окна с  самоваром.  Вот  стряпуха  догоняет
бойкую курочку, назначенную в суп. А вот лавочники и коробейники толпятся  у
ворот складов, трогая свои кошельки и судача о ценах на муку и сахар...
   Пришла к нему и иная картина. Как собирается  на  заречных  лугах  народ,
чтоб  встречать  из  путешествия  купца  Жбанкова.  Рассаживаются  на  траве
старики, поджигают  свои  цибарки.  Прохаживается  околоточный  надзиратель,
смотрит за порядком. Отдельно в своей коляске сидит помещик Дрожин, грея  за
пазухой обещанный бутылек с наливкой. Все глядят в  небо,  волнуются,  ждут,
когда из-за облаков появится уставший от дороги "Князь Серебряный".
   А вместо этого - вдруг огненный  дождь.  И  кричат  люди,  разбегаются  в
разные стороны, пылают скирды по краям луга,  хватается  за  голову  помещик
Дрожин, падает без чувств супруга...
   Все это видел Жбанков как бы со стороны. Словно сам он не только  участия
не принимал, но и вообще к происходящему не имел отношения. Поэтому был  он,
на удивление самому себе, очень спокоен.
   "Жаль, другим плохой урок преподам, - подумал он. - Тем, кто  после  меня
мог бы полететь".
   Без всяких особых чувств осознал он и тот  факт,  что  из  недр  летящего
снаряда все громче и громче доносится постороннее  громыхание.  Сомнений  не
было: истукан проник уже вовнутрь и теперь крушит стены. Скоро  доберется  и
до общей залы.
   Петр Алексеевич нехотя поднялся и пошел в кладовую. Там нашел он  тяжелый
лом, забрызганный известкой, взвесил на руке, задумался. Пойдет, решил он.
   В полном спокойствии прошел в коридор,  остановился  перед  перегородкой.
Потолкал ее ногой. Железо было прочным, но если хорошо  размахнуться  да  не
один раз ударить, тяжелый лом его,  пожалуй,  прошибет.  И  дело  с  концом.
Незачем терзаться, ожидая, пока идол загребет тебя в свои каменные руки. Как
там Меринов сказал - и минуты в дырявом снаряде прожить не можно.  Оно  и  к
лучшему.
   И уже совсем было решился  купец  ударить  острым  ломом  по  молчаливому
железу и положить всему конец,  но  тут  принял  во  внимание,  что  грохот,
сопровождавший пришествие истукана, отчего-то стих. Жбанков  этому  пока  не
удивился и не обрадовался, а просто, прислушался. И вместо ожидаемого  лязга
за перегородкой услышал почему-то некий хрип  и  шорох.  Причем  у  себя  за
спиной!
   Это, несомненно, работало радио. Жбанков отшвырнул лом и бросился в залу.
Он пока ни на что не надеялся, а просто желал  услышать  живой  человеческий
голос и, возможно, самому что-то сказать напоследок.
   - ..."Князь Серебряный"... "Князь Серебряный"...  -  вещало  радио  чужим
незнакомым голосом. Сначала Жбанков не разобрался, о каком князе  еще  может
идти речь, но потом понял: его собственный снаряд так наречен.
   - Кто говорит? - выпалил он, схватив в руку "чайное ситечко".
   - "Князь Серебряный" - это вы? - вопросил голос.
   - Точно так, а кто говорит?
   - К вам обращается тайный советник Моршанский из  Всемирного  российского
консульства. Могу ли побеседовать с командиром экипажа?
   - Нет тут уже никаких командиров, - угрюмо ответил купец.
   - Виноват, не понял вас.
   - Я говорю, несчастье у нас случилось. Вся команда спаслась  на  железной
люльке, один я остался. Я - купец Жбанков, хозяин снаряда.
   - О-о... Очень сожалею. Надеюсь, никто не пострадал?
   - Кое-кто и пострадал. А я уже и с жизнью простился.
   - Помилуйте, голубчик, не торопитесь с жизнью прощаться!  Я  для  того  с
вами разговариваю, чтоб "Князя  Серебряного"  встретить  и  препроводить  на
посадку со всеми предосторожностями.
   - Да неужто?! - выдохнул купец.
   - Именно так! Но  прежде  позвольте  проявить  интерес:  здоровы  ли  его
величество принц Муздрандокский Эрхваал Ланнотарио Ннусимун?
   - Как вы сказали? - удивился Жбанков. - Какой такой принц? У нас  никаких
принцев не имелось.
   - Но как же? К вам же в порту подсадили пассажира. Мы точные  сведения  о
том имеем, нам по радио передали. Принц направлялся  в  Петербург  с  важной
дипломатической миссией, и его ждут с великим нетерпением.
   - Боже праведный, - прошептал Жбанков, догадавшись, о чем идет речь.
   - Так могу ли узнать, здоров ли принц?
   - Принц-то? Боже мой... Несчастье,  ваша  светлость!  Ныне  ваш  принц  -
покойник, и лежит он в грузовых кабинах.
   Радио надолго замолчало. Стали слышны посторонние шумы в пространстве.
   - Что  вы  такое  говорите,  господин  Жбанков,  -  оторопело  проговорил
Моршанский. - В своем ли вы уме? Как могло такое случиться?
   - Несчастье, ваша светлость. Зачем же нам  сразу  не  сказали,  что  этот
вислоухий - принц?
   - Из одних только соображений секретности, господин Жбанков. Но простите.
Отчего вы сказали "вислоухий"?
   - Я и говорю. Принца вашего вислоухого наш мужик по неосторожности зашиб,
- в эту минуту Жбанкову не хотелось уже никакого спасения, а  хотелось  лишь
избавиться от такого стыда. Однако он продолжал: - А идол  каменный,  что  с
ним в багаже был, вдруг взбесился и весь  снаряд  нам  покалечил,  и  мужика
этого умертвил.
   - Идол? - еще раз удивился советник. - Я, признаться, не очень вас пойму.
   - Да-да! Теперь идол ко мне подбирается, и сделать ничего нельзя,  только
молиться...
   - Идол... - хмыкнул советник. И вдруг стало слышно, как он  хлопнул  себя
по лбу и рассмеялся. - Ах, идол! Ну,  теперь  ясно.  Сдается  мне,  вы  ему,
идолу, серных шариков не давали?
   - Шариков? - озадаченно переспросил Петр Алексеевич.
   - Да, знаете ли,  таких  желтых  шариков,  что  у  "вислоухого",  как  вы
изволили выразиться, в набрюшной сумке были. Верно?
   - Да, были какие-то шарики. - Купец наморщил лоб.
   - Вот потому идол вас и преследовал, что шариков ему хотелось. У него и в
мыслях не было вреда вам причинять. Просто без шариков он  становится  очень
нервный и даже начинает несколько... э-э-э... своеобразно  пахнуть.  А  тот,
как вы говорите, "вислоухий", эти шаритки высиживает, как курица - яйца. Вот
они так вместе и существуют.
   - Э-э... Э-э... - замычал Жбанков. Слушая этот удивительный  монолог,  он
решил было, что чиновник сам от огорчения рехнулся.
   - Слушайте меня внимательно, - продолжал Моршанский. - За "вислоухого" не
волнуйтесь, это невелика важность. Он  -  всего  лишь  неразумное  существо,
вроде наших домашних собачек. А вот каменный идол, как вы изволите называть,
это и есть принц Муздрандокский Эрхваал Ланнотарио Ннусимун!
   - Идол - принц?!
   - Именно так. Значит, говорите, он жив-здоров и теперь к вам пробирается?
   - Возможно, что так.
   - Не волнуйтесь. Он не причинит вам вреда.  А  если  он  и  доставил  вам
неприятности, то, поверьте, только от  незнания  наших  обычаев.  Ущерб  вам
возместит консульство.
   - Вот как? - с сомнением проговорил  Жбанков,  думая,  можно  ли  считать
разорение корабля и убийство Вавилы "неприятностями".
   - Будьте  целиком  спокойны.  Дайте  ваши  координаты,  и  через  полчаса
спасательная команда снимет  вас  вместе  с  принцем  с  гибнущего  снаряда.
Средства спасения у нас имеются.
   - Координаты? - жало