поддаться  нервной
суетливости, он подошел к окну и стал смотреть  на  искрящуюся  от  солнца
Темзу и на странный серый блеск видневшихся внизу покатых  крыш  домов.  С
этой высокой смотровой точки люди казались крошечными; он  находился  даже
выше креста на шпиле церкви возле Кожаного рынка. Эдмунд не был  человеком
набожным, но внутреннее возбуждение,  требовавшее  выражения  в  действии,
оказалось  настолько  велико,  что  вид  креста  на  церкви  заставил  его
перекреститься, пробормотав ритуальную молитву. Едва проделав это, он  тут
же изругал себя за ребячество.
     Мне сорок четыре года, подумал он, и я механик. Я давно  уже  не  тот
мальчик, умилостивленный любовью леди,  и  для  этой  глупой  тревоги  нет
никаких причин.
     Но в этом внутреннем брюзжании он был осознанно несправедлив к  себе.
Тревожиться  его  заставлял  не  просто  тот  факт,  что  он  некогда  был
любовником Кармиллы. Были еще и микроскоп, и корабль из Мура. Он надеялся,
что по реакции леди сможет оценить, насколько  в  действительности  велики
основания для страха.
     Открылась дверь, и леди вошла. Полуобернувшись, она взмахом руки дала
понять слуге, что ему не надо заходить вслед за ней, и он вышел, закрыв за
собой дверь. Она осталась одна, без сопровождения друга или фаворита. Леди
осторожно прошла через комнату, немного приподняв подол  платья,  хотя  на
полу и не было пыли. Ее взгляд быстро  скользнул  из  стороны  в  сторону,
отметив полки, чаши и многочисленные инструменты механика. Для человека  с
улицы  обстановка  в  комнате  показалась  бы   угрожающей,   попахивающей
нечестивостью,  но  она   осталась   спокойной   и   уравновешенной.   Она
остановилась перед бронзовым инструментом, недавно собранным Эдмундом,  но
прежде  чем  начать  его  рассматривать,  подняла   глаза   и   пристально
всмотрелась в его лицо.
     - Ты хорошо выглядишь, мастер Кордери, - спокойно произнесла  она.  -
Но ты бледен. Теперь, когда в Нормандию пришло лето, ты не должен запирать
себя в этих комнатах.
     Эдмунд слегка поклонился, но выдержал ее  взгляд.  Она,  конечно  же,
совершенно не изменилась с тех пор, когда они были близки. Теперь ей  было
шестьсот лет - чуть меньше, чем архидюку  -  и  в  том,  что  касалось  ее
внешности, годы оказались бессильны. Цвет лица у нее был  намного  темнее,
чем у Эдмунда, глаза темно-карие, волосы иссиня-черные. Уже несколько  лет
он не стоял так близко к  ней,  и  в  его  памяти  невольно  всплыл  поток
воспоминаний. Для нее же все было по другому: волосы  его  поседели,  кожа
покрылась морщинами,  и  он,  должно  быть,  показался  ей  совсем  другим
человеком.  Тем  не  менее,  когда  он  встретился  с  ней  глазами,   ему
показалось, что и она кое-что припоминает, и не без нежности.
     -  Моя  госпожа,  -  довольно  уверенно  произнес  он,   -   осмелюсь
представить своего сына и ученика Ноэля.
     Ноэль склонился в более низком,  чем  отец,  поклоне  и  зарделся  от
смущения.
     Леди Кармилла одарила юношу улыбкой. - У него твоя внешность,  мастер
Кордери, - произнесла она небрежный комплимент, затем возвратила  внимание
инструменту.
     - Его создатель оказался прав? - спросила она.
     -  Да,  действительно,  -  ответил  Кордери.  -   Устройство   весьма
хитроумное. Я был бы счастлив познакомиться с человеком, его  придумавшим.
Тонкое изобретение - хотя оно подвергло суровой проверке мастерство  моего
шлифовальщика линз. Мне кажется, приложив побольше старания и  умения,  мы
смогли бы сделать его и получше. Этот - всего лишь грубый образец,  как  и
можно ожидать от первой попытки.
     Леди  Кармилла  уселась  на  скамью,  и  Эдмунд   показал   ей,   как
прикладывать глаз к инструменту и как настраивать фокусирующее колесико  и
зеркало. Она удивилась от зрелища увеличенного  крылышка  моли,  и  Эдмунд
показал ей всю серию подготовленных пластинок,  как  которых  были  другие
части телец насекомых и срезы стеблей и семян растений.
     - Мне нужны более острый нож и более твердая  рука,  моя  госпожа,  -
сказал он. - Прибор обнажает неуклюжесть, с какой я делал срезы.
     - О, нет, мастер Кордери,  -  вежливо  заверила  она.  -  Они  вполне
хороши. Но нам говорили, что можно увидеть и более интересные вещи.  Живых
существ, слишком мелких для обычного взора.
     Эдмунд извиняюще поклонился и объяснил ей способ  подготовки  водяных
слайдов, а потом на ее глазах сделал новый, взяв пипеткой  каплю  воды  из
банки, наполненной грязной речной водой. Потом он терпеливо  помогал  леди
перемещать пластинку, отыскивая в капле воды крошечные  существа,  которых
человеческий  глаз  не  в  силах  разглядеть.  Он  показал  ей   существо,
перетекающее с места на место, словно оно  само  было  полужидким,  и  еще
более мелких, перемещавшихся при помощи жгутиков. Она была захвачена  этим
зрелищем  и  некоторое  время  смотрела,  чуть-чуть  перемещая   пластинку
накрашенными ногтями.
     - Рассматривал ли ты другие жидкости? - спросила она наконец.
     - Какие именно? - переспросил он, хотя вопрос был для него совершенно
ясен и даже смутил.
     Она не была в настроении церемонно  обмениваться  с  ним  словами.  -
Кровь, мастер Кордери, - очень мягко произнесла она. Ее прошлое знакомство
с ним научило ее уважать его ум, и теперь он наполовину об этом жалел.
     - Кровь очень быстро сворачивается, - сказал Кордери.  -  Я  не  смог
подготовить образец удовлетворительного качества.  Это  потребует  особого
умения.
     - Наверняка потребует, - заметила она.
     - Ноэль сделал зарисовки многого из того,  что  мы  рассматривали,  -
сказал Эдмунд. - Не хотелось бы вам взглянуть на них?
     Она согласилась с переменой темы и дала понять, что желает посмотреть
рисунки. Она перешла к столу Ноэля и начала перебирать листы бумаги, время
от времени посматривая на мальчика и хваля его работу. Эдмунд стоял рядом,
вспоминая, как чувствителен был он когда-то к ее настроениям и желаниям, и
усиленно пытаясь догадаться, О чем она сейчас думает. Нечто,  скользнувшее
в одном из ее задумчивых взглядов на  Ноэля,  кольнуло  Эдмунда  внезапным
страхом, и все важные для него опасения мгновенно сменились тем, что могло
быть тревогой за сына или же просто ревностью. Он опять  выругал  себя  за
слабость.
     - Могу ли я забрать их, чтобы  показать  архидюку?  -  спросила  леди
Кармилла, обращаясь скорее к Ноэлю, чем к его отцу.  Мальчик  кивнул,  все
еще  слишком  смущенный,  чтобы  придумать  подходящий  ответ.  Она  взяла
отобранные рисунки и свернула их в свиток, потом встала и снова посмотрела
на Эдмунда.
     - Мы весьма заинтересовались аппаратом, - сообщила она. - Нам следует
тщательно поразмыслить, стоит ли предоставить тебе новых помощников,  дабы
умножались нужные знания и  умения.  Пока  же  можешь  вернуться  к  своей
обычной работе. Я пришлю кого-нибудь за инструментом, чтобы  архидюк  смог
рассмотреть его на досуге. Твой сын рисует очень  хорошо,  и  должен  быть
поощрен. Ты  и  он  можете  посетить  меня  в  моих  палатах  в  следующий
понедельник, мы будем обедать в семь часов, и ты сможешь рассказать мне  о
своих недавних работах.
     Эдмунд поклонился, высказывая согласие - это был, конечно же,  больше
приказ, чем приглашение. Он заторопился  к  двери,  собираясь  открыть  ее
перед ней, и когда она проходила мимо, они обменялись еще  одним  коротким
взглядом.
     Когда она ушла, ему показалось, будто внутри него  развернулась  туго
сжатая пружина, оставив ему чувство расслабленности  и  опустошенности,  и
теперь он с каким-то странным спокойствием и отрешенностью  задумался  над
возможностью - теперь более сильной - что его жизнь под угрозой.


     Когда вечерний полумрак растаял,  Эдмунд  зажег  на  скамье  одинокую
свечу и уселся, глядя на ее пламя и потягивая темное вино из фляги. Он  не
обернулся, когда в комнату вошел Ноэль, но когда мальчик пододвинул к нему
другой стул и сел рядом, предложил ему фляжку. Ноэль взял ее, но отхлебнул
довольно робко.
     - Я уже достаточно взрослый, чтобы пить? - сдержанно  поинтересовался
он.
     - Достаточно, - заверил его Эдмунд. - Но  помни  о  воздержанности  и
никогда не пей в одиночку. Традиционный отцовский совет, как мне кажется.
     Ноэль  наклонился  вперед  и   погладил   тонкими   пальцами   трубку
микроскопа.
     - Чего ты боишься? - спросил он.
     Эдмунд вздохнул. - Выходит, ты достаточно взрослый и для этого?
     - Мне кажется, тебе надо обо всем мне рассказать.
     Эдмунд посмотрел на бронзовый инструмент. - Было бы  лучше  сохранять
подобные вещи в глубокой тайне. Какой-то человек, механик, снедаемый,  как
я думаю, желанием  угодить  вампирам,  решил  блеснуть  своим  хитроумием.
Бездумно. И теперь все эти игры с линзами с неизбежностью вошли в моду.
     - Когда твое зрение начнет слабеть,  ты  будешь  рад  очкам,  заметил
Ноэль. - В любом случае, я не вижу в этой новой игрушке никакой опасности.
     Эдмунд улыбнулся. - Новые игрушки, - пробормотал он.  -  Часы,  чтобы
показывать  время,  мельницы,  чтобы  молоть  зерно,  линзы   для   помощи
человеческому зрению. Созданные людьми-мастерами  для  удовольствия  своих
хозяев. Мне кажется, нам полностью удалось доказать вампирам, насколько мы
умны - и сколько еще предстоит узнать по  сравнению  с  тем,  что  мы  уже
знаем.
     - Ты думаешь, вампиры начинают нас бояться?
     Эдмунд глотнул вина из фляги и снова протянул ее сыну.  -  Их  власть
опирается на страх и предрассудки, - тихо сказал он. Они живут долго, лишь
немного страдая от смертельных для нас болезней, и обладают  поразительной
способностью к регенерации. Но  они  не  бессмертны,  и  люди  несравненно
многочисленнее их. Страх  дает  им  безопасность,  но  страх  покоится  на
невежестве, и под маской высокомерности и презрения их гложет страх  того,
что может случиться, если  люди  утратят  сверхъестественное  благоговение
перед вампирами. Их очень трудно убить, но даже смерти они боятся  меньше,
чем этого.
     - Но ведь были восстания против власти вампиров. И всегда  восставшие
терпели поражение.
     Эдмунд кивнул, признавая довод.  -  В  Великой  Нормандии  живет  три
миллиона человек, - сказал он, - и меньше пяти  тысяч  вампиров.  Во  всей
империи Гаул всего сорок тысяч вампиров, и примерно столько же  в  империи
Бизантия. Не знаю, сколько их в ханстве Валахия и Китае, но  наверняка  не
очень много. В Африке один вампир приходится  на  три  или  четыре  тысячи
человек.  Если  люди  перестанут  видеть  в  них  демонов   и   полубогов,
непобедимые силы зла, их империя станет хрупкой. Века жизни каждого из них
дают им мудрость, но мне кажется, что долгожительство  пагубно  отражается
на созидательном мышлении - они учатся, но не  ИЗОБРЕТАЮТ.  Люди  остаются
истинными хозяевами искусств и наук сил, меняющих мир. Они пытались  взять
все под свой контроль - и обратить в свою пользу  -  но  это  до  сих  пор
остается занозой в их боку.
     - Но они обладают властью, - настойчиво сказал Ноэль. - Они ВАМПИРЫ.
     Эдмунд пожал плечами. - Их долголетие  реально,  и  сила  регенерации
тоже. Но разве их магия делает их такими? Я не знаю  наверняка,  какова  в
этом заслуга их песнопений и ритуалов, и не думаю, что даже ОНИ это  знают
- они цепляются за свои обряды, потому что не  могут  их  отбросить  -  но
какая сила превращает человека в вампира, не знает никто. Сила дьявола? Не
думаю. Я не верю в дьявола - мне кажется, это что-то  в  крови.  По-моему,
вампиризм может быть чем-то вроде болезни, но такой, что  делает  человека
сильнее, а не слабее, защищает его от смерти вместо того, чтобы убивать. И
если  дело  именно  в  ЭТОМ...  теперь  ты  понял,  почему  леди  Кармилла
спрашивала, смотрел ли я на кровь в микроскоп?
     Ноэль смотрел на инструмент секунд двадцать,  обдумывая  слова  отца,
потом рассмеялся.
     - Если бы мы ВСЕ смогли стать вампирами, - весело сказал  он,  -  нам
пришлось бы пить кровь друг у друга.
     Эдмунд не мог позволить себе подобной иронии. Для  него  возможности,
вытекающие из раскрытия секрета природы вампиров, были куда более близкими
и совершенно мрачными.
     - Неверно, что им НУЖНО пить людскую кровь, - сказал он сыну.  -  Они
не питаются ею. Она дает им... что-то вроде наслаждения,  непонятного  для
нас. И это часть мистики, делающей их столь  ужасными...  и  потому  столь
могущественными. - Он смутился и смолк. Он не знал, сколько известно Ноэлю
о его источниках информации. Он никогда не говорил  с  женой  о  днях  его
связи с леди Кармиллой, но невозможно оградить уши мальчика от  сплетен  и
слухов.
     Ноэль снова взял фляжку, и на этот раз сделал более долгий глоток.  -
Я слышал, - холодно произнес он, - что и люди тоже находят удовольствие...
когда пьют их кровь.
     - Нет, - спокойно ответил Эдмунд. - Это ложь. Если только не  считать
небольшого удовольствия  от  сознания  принесенной  жертвы.  Удовольствие,
которое получает мужчина от женщины-вампира, точно  такое  же,  как  и  от
женщины обычной. Возможно, для девушек, развлекающих вампиров-мужчин, дело
обстоит по другому, но я подозреваю, что тут  всего  лишь  возбуждение  от
надежды, что они сами могут стать вампирами.
     Ноэль смутился и наверняка оставил бы эту тему, но Эдмунд  неожиданно
понял, что сам не хочет прекращать разговор. У парня есть право знать все,
и как знать, вдруг когда-нибудь ему ПОТРЕБУЕТСЯ это знание.
     - Это не совсем правильно, -  поправил  себя  Эдмунд.  -  Когда  леди
Кармилла пробовала мою кровь, это приносило мне своеобразное удовольствие.
Мне это нравилось, потому что нравилось ЕЙ. Есть определенное  возбуждение
от того, что любишь женщину-вампира, и это непохоже на  любовь  с  обычной
женщиной... даже хотя шанс любовнику женщины-вампира самому стать вампиром
настолько ничтожен, что не стоит и упоминания.
     Ноэль покраснел, не зная,  как  реагировать  на  откровенность  отца.
Наконец он решил, что лучше всего  будет  изобразить  чисто  академический
интерес.
     - Почему женщин-вампиров намного больше, чем мужчин? - спросил он.
     - Никто точно не знает. По крайней мере, этого не знают люди. Я  могу
рассказать тебе то, во что верю сам, и что узнал из слухов  и  собственных
размышлений, но ты должен понимать, что об этом опасно  даже  думать,  тем
более говорить.
     Ноэль кивнул.
     - Вампиры держат свою историю в секрете, - сказал Эдмунд, и  пытаются
держать под своим контролем историю  людей,  но  то,  что  я  тебе  сейчас
расскажу, скорее всего правда. Вампиризм пришел на запад  Европы  в  пятом
веке, вместе с возглавляемыми вампиром ордами Атиллы. Атилла, должно быть,
хорошо знал, как создавать новых вампиров - он  обратил  Этиуса,  ставшего
правителем империи  Гаул,  и  Теодосия  II,  императора  Востока,  позднее
убитого. Большинство ныне живущих вампиров наверняка обращенные. Я слышал,
что у женщин-вампиров рождались дети-вампиры,  но  это  редчайшие  случаи.
Мужчины-вампир, кажется, намного менее мужественны по сравнению с обычными
мужчинами - говорят, они совокупляются очень  редко.  Тем  не  менее,  они
часто берут в супруги женщин,  которые  нередко  тоже  становятся  вампир.
Вампиры обычно утверждают, что это дар, сознательно высвобождаемый магией,
но я не уверен, что они умеют управлять этим процессом. Мне  кажется,  что
семя мужчины-вампира  содержит  какой-то  особый  вид  семян,  переносящий
вампиризм подобно тому, как семя мужчин  делает  женщин  беременными  -  и
столь же случайно. Вот почему мужчины - любовники  вампирш  не  становятся
вампирами.
     Ноэль обдумал сказанное и спросил:
     - Тогда откуда же берутся мужчины-вампиры?
     - Их обращают другие мужчины-вампиры, - ответил Эдмунд.  -  Так,  как
Атилла обратил Этиуса и Теодосия. - Он не стал пояснять, и лишь  подождал,
пока Ноэль осмыслит намек. На лице мальчика появилось отвращение, и теперь
Эдмунд не знал, радоваться ли ему, или огорчаться от того,  что  сын  смог
понять сказанное.
     - Поскольку подобное случается довольно редко, - продолжил Эдмунд,  -
вампирам  легко  делать  вид,  будто  они  обладают  какой-то  магией.  Но
некоторые женщины никогда не  беременеют,  хотя  годами  живут  со  своими
мужьями. Говорят, однако, что человек может также стать вампиром,  отведав
его крови - и если знает подходящее магическое заклинание. Подобные  слухи
вампиры недолюбливают и сулят ужасные кары тому, кто будет пойман за таким
экспериментом.  Дамы  при  нашем  дворе,  конечно  же,  по  большей  части
однократные любовницы архидюка и его кузенов. И невежливо будет размышлять
об обращении архидюка, хотя он, несомненно, знаком с Этиусом.
     Ноэль протянул руку ладонью  вниз  и  несколько  раз  провел  ей  над
пламенем свечи,  заставив  его  качнуться  из  стороны  в  сторону,  потом
посмотрел на микроскоп.
     - А ты СМОТРЕЛ на кровь? - спросил он.
     - Смотрел, - ответил Эдмунд. - И на семя. На человеческие, конечно.
     - И что?
     Эдмунд покачал головой. - Жидкости эти явно неоднородные, сказал  он,
- но инструмент недостаточно хорош для настоящего детального рассмотрения.
Там  есть  маленькие  корпускулы  -  те,  что  в  семени   имеют   длинные
извивающиеся хвостики - но есть еще много... гораздо больше...  того,  что
следовало бы рассмотреть, будь у меня возможность.  Но  завтра  инструмент
заберут. И вряд ли у меня появится шанс сделать другой.
     - Но ведь тебе не угрожает никакая опасность! Ты  важный  человек,  и
твоя лояльность никогда не подвергалась сомнению. Люди думают,  что  ты  и
сам почти что вампир. Черный маг. Девушки на кухне боятся меня, потому что
я твой сын, и даже крестятся, завидев меня.
     Эдмунд горько усмехнулся. - Не сомневаюсь, что они подозревают меня в
сношениях с дьяволом и избегают  моего  взгляда,  опасаясь  сглаза.  Но  к
вампирам это не имеет никакого отношения. Для них я всего лишь человек,  и
как бы они ни ценили мое умение, они  убьют  меня,  не  задумываясь,  если
заподозрят, что я обладаю опасными знаниями.
     Ноэль явно встревожился. - А разве...  -  Он  умолк,  но  понял,  что
Эдмунд хочет услышать вопрос, и после короткой паузы закончил:  -  А  леди
Кармилла... разве она...
     - Не защитит меня? - Эдмунд покачал головой. - Нет, даже если бы я  и
сейчас был ее фаворитом. Лояльность вампира принадлежит вампирам.
     - Она была когда-то человеком.
     - Это не в счет. Она пробыла вампиром шестьсот лет, но  будь  она  не
старше меня, разницы не было бы никакой.
     - Но... она любит тебя?
     - По-своему, - печально сказал Эдмунд. - По-своему. -  Он  встал,  не
испытывая больше настойчивого  желания  помочь  сыну  понять.  Есть  вещи,
которые мальчик может постигнуть только сам, а может не понять и  никогда.
Он взял поднос со свечой и зашагал к двери, заслоняя  пламя  рукой.  Ноэль
последовал за ним, оставив на столе пустую флягу.


     Эдмунд вышел из цитадели через так называемые "Ворота  предателей"  и
перешел Темзу по Тауэрскому мосту. Дома на мосту были погружены  во  мрак,
но по нему хоть и изредка, но проходили люди и проезжали повозки - даже  в
два часа ночи деловая жизнь большого города не  замирала  полностью.  Ночь
была пасмурная, и на город начала опускаться легкая  дымка.  Некоторые  из
масляных фонарей, предназначенных  постоянно  освещать  мост,  погасли,  а
фонарщика поблизости не виднелось. Но Эдмунд не возражал против темноты.
     Еще не дойдя до южного берега он понял, что за ним по  пятам  следуют
двое и начал слегка прихрамывать, создавая у них впечатление, будто за ним
легко будет проследить. Добравшись  же  до  лабиринта  улочек,  окружающих
Кожаный рынок, он резко прибавил шагу. Он достаточно хорошо знал  путаницу
грязных улиц, потому что жил здесь ребенком. И именно  здесь,  поступив  в
ученики  к  местному  часовщику,  он  приобрел  то  умение  обращаться   с
инструментом,   которое   случайно   привлекло   к   нему   внимание   его
п