д разделить эту мечту,  которую  вы  пронесли
через триста пятьдесят лет и расстояние в сто пятьдесят световых лет. Я не
думаю, чтобы в своеобразные задворки солнечной  системы,  где  все  ошибки
земной истории могут повториться. При некотором рассмотрении можно сказать
что вы проповедуете обращение в новую веру. Дело в том, что  "Ариадна"  не
одинока во  вселенной.  Наксос  не  является  некоего  рода  испытательным
полигоном, где  ваш  триумвират  может  управлять  экспериментированием  в
области социальной инженерии. Как вы сказали уже, это есть что-то,  в  чем
все люди имеют ставку. Я предполагаю, конечно, что под  "человечество"  вы
подразумеваете и "все Люди", а не  некое  трансцендентальное  коллективное
бытие?
     Снова он не стал  спорить,  чтобы  поверхностно  обсуждать  проблему,
просто начал снова.
     - Командую здесь я, - сказал он. - Капитан д'Орсей и  капитан  Айфер,
естественно,  участвуют  в  процессе  выработки   решения,   но   мы   все
единомышленники. Иной власти кроме меня нет, и пока  вы  вовлечены  в  это
предприятие, вы должны принимать эту власть и ничего больше. Это понятно?
     - Как незаинтересованный наблюдатель, - вставил Зено с хорошо скрытой
иронией,    -    могу    ли    я    сказать,    что    вы    -    существо
неуважительно-оскорбительное  в  принятии  того,  что   каждый   из   моих
компаньонов имеет интересы и стремления, сродни  вашему,  заключающееся  в
дальнейшем продвижении человечества. Что касается  меня,  я  не  колеблясь
беру на себя те же обязательства. Люди всегда уважали права и  устремления
каликосцев и цель каликосцев -  работать  в  гармоническом  содружестве  с
людьми. Считаете ли вы, что я здесь исключительно для того, чтобы  следить
за интересами моего собственного вида и шпионить,  с  тем,  чтобы  украсть
этот мир у вас?
     Джухач заколебался. Я мог оценить его затруднение. Может быть в таком
мнении была истина. Но говоря так, тем не менее там было что-то  еще.  Как
отметил Зено, для него было трудно  определиться  со  своими  подозрениями
относительно каждого из нас.
     - Никто не оспаривает вашу власть, капитан, - сказала  Ангелина.  Она
могла остаться на этом, рассеяв все сомнения, если бы не Везенков.
     - Проклятье, все не так, - сказал он резко. - Моя власть - Советы.  И
никто другой. Вы хотите помощи? Я помогаю. Все друзья. Никаких слуг.
     Пока Джухач взвешивал, я начал действовать. Во  внезапно  нахлынувшем
приступе безумия, я решил послать ко всем чертям дипломатию.
     - Вы можете не рассчитывать и на меня, - заявил я. - Я не считаю, что
вы владелец этого мира, и если вы думаете  так,  то  вы  тешитесь  опасной
фантазией. Это не для вас - даже не для вашей Святой Троицы  -  определять
что есть большее добро для всего человечества. Искать, что же убило  ваших
людей внизу - одно дело, а подчиняться вашим приказам - другое.
     Я взглянул на Ангелину, которая одарила меня кивком  головы  и  сухой
улыбкой. Джухач тоже поглядел на нее, приглашая высказать свое мнение. Она
промолчала. Он не стал побеспокоить сдержанного Зено. Ни Везенков, ни я не
сказали ничего такого, что не было бы очевидным, но трудность была в  том,
могли  ли  мы  оставить  это  недосказанным,  удовлетворившись  тем,   что
заставили капитана напрячься. В конце концов он обратился ко мне.
     - Советы тоже ваша власть? - с мертвенной  улыбкой  обратился  он  ко
мне.
     - Не совсем, - ответил я.
     - Нет, - сказал он, голосом выразительно подтверждающим  неприятность
истины. - Ваша власть - Космическое Агентство,  представляемое  господином
Хармаллом, который кажется - если только я правильно его раскусил - связан
с некоторым безымянным союзом западных наций, но автономен до определенной
степени.
     - То что они именуют свободной, - вставил Везенков  с  необыкновенным
для него отсутствием краткости,  -  является  всего  лишь  незнанием,  кто
отдает дьявольские приказы.
     Это можно было рассматривать как своеобразный остроумный комментарий,
в других обстоятельствах.
     - Я работаю на  Агентство,  -  сказал  я.  -  Так  же,  как  и  Зено.
Технически, думаю, вы тоже.
     Полагаю, это тоже не было самым умным из сказанного.  Это  был  путь,
объясняющий собственное положение визави Хармалла,  которое  гарантировало
наиболее сильное сопротивление.
     - Мир, из которого пришла "Ариадна", - сказал Джухач, - не  ваш  мир.
Вашему миру мы ничем не обязаны.
     Каждый за себя, это не было удовлетворительной стряпней,  ни  с  чьей
точки зрения.
     Когда мы остались одни, я сказал Везенкову:
     - Вы, конечно, один запутали все, не так ли?
     Он  глядел  на  меня  с   удивлением,   возможно   обидой,   какое-то
мгновение-другое. Затем усмехнулся, решив принять это за  шутку.  Похлопал
меня по плечу и сказал:
     - Должен найти  ответ.  Чертовски  быстрое  время.  Звезды  выстрелят
раньше...
     Затем он снова рассмеялся и стал перебрасывать себя вниз по коридору,
подтягиваясь на руках по бегущей перекладине.



                                    9

     Когда я вернулся к своей кабинке, возле нее кто-то  стоял.  Очевидно,
это вовсе не препятствие для меня, что они начали формировать очередь.
     Он выглядел моложе меня - может быть двадцать два  или  двадцать  три
года. Он был  маленьким  и  жилистым,  с  той  разновидностью  охотничьего
выражения, которое очень хорошо подходило к интеллектуальному  климату  на
борту корабля.
     - Доктор Каретта? - с сомнением произнес он. - Я - Симон Нортон.
     Я пожал его протянутую руку. Он затрясся вместе с рукопожатием...  не
часто пользовался нулевой гравитацией.
     - Я слышал. что вы из Англии, - сказал он. Это  прозвучало  не  очень
уверенно.
     - Я родился там, - сказал  я  ему.  -  Прошу  прощение  за  банальное
сравнение, но я прошел длинный путь от итальянского мороженщика.  Но  пока
не видел темных сатанинских мельниц.
     Он неуклюже двинулся и рассмеялся.
     - Я родился в Нотингеме, - сказал он. - Кажется, еще только  вчера  я
был там.
     Я шире открыл дверь и пригласил его внутрь.  Он  неловко  продвинулся
мимо кровати, о которую оперся рукой.
     - Неплохо бы выпить, - сказал  я,  -  но  как  вы  видите  я  живу  в
спартанских условиях.
     - А все мы? - воспротивился он слабо.
     Мне пришло в голову, что  когда  он  говорил  о  своей  милой  старой
Англии, то был более литературен, чем я предполагал. В отличии  от  Катрин
д'Орсей, которая по расписанию  дежурила,  этот  свеже  выглядевший  юноша
должно быть спал в течение всех  трехсот  пятидесяти  лет.  Его  последним
воспоминанием должно быть было путешествие в челноке с Земли.
     - А какой была Англия? - спросил я, завязывая разговор. И опустился в
голове кровати, застегнув ремень безопасности вокруг лодыжек.
     - В основном на опасном пути, - сказал  он.  -  Кроме  Оксфорда...  и
предположительно Кембриджа тоже. Два столетия они шли  постоянно  замедляя
движение.
     - Что вы изучали? - спросил я.
     - Генетику.
     Мои брови подскочили вверх.
     - Вот что мне удивительно, - признался я. - Где  же  легионы  глубоко
замороженных ученых, сгорающих  от  нетерпения  вкусить  плоды  столетнего
материального прогресса? Вы - это вся делегация?
     - Я не думал быть здесь, - признался он.
     - О, - сказал я. - А почему?
     - Приказ.
     - Почему?
     - Полагаю, думали, что вы будете слишком заняты. Они не желают, чтобы
мы отнимали ваше время. Но...
     - Но? - подсказал я.
     Он наклонил голову, скрывая грубую ухмылку.
     - Я хочу знать ответ на основную загадку. Полагаю, мне следовало быть
математиком... тогда я бы только спросил, разрешена ли  последняя  теорема
Ферма.
     Я не имел понятия, решили ли теорему Ферма... или, что то  же  самое,
что за дьявольщина это была. Наиболее неприятным было то, что я понятия не
имел, в чем же заключалась основная загадка. Я сказал ему об  этом,  и  он
какое-то  мгновение  выглядел  совершенно  пораженным.  Затем   его   лицо
прояснилось.
     - О, - сказал он, - конечно. Однажды вы расщелкали проблему, и она не
является загадкой. Вы забыли как она называлась.
     - Ну? - сказал я, когда он снова заколебался.
     - Для вас, - сказал он, - это казалось проблемой. Она стояла  долгое,
долгое время... более, чем столетие. Думаю, нам следовало получить  ответ,
но фактически, все растянулось на два или три поколения  из-за  отвлечения
биотехников. Коммерциализация выжимала  и  без  того  скудные  ресурсы,  и
теория  пользовалась  низкой  репутацией  повсюду  -  существовал   модный
аргумент о конце теории... потому что мы  считали,  что  уже  убедились  в
большинстве того, в  чем  можно  было  убедиться  с  помощью  человеческих
чувств.
     - Я знаю это, - сухо сказал я.
     - Дело в том, - продолжал он, - что у нас  не  было  настоящей  связи
между биохимической генетикой и анатомией. Насколько мы знали... и  знанию
было более ста лет - гены в ядре были точной копией протеинов:  химическая
фабрика.  Мы  знали,  что  изменения  в  генном  наборе  поражало   грубые
структуры, но не знали  как.  В  шестидесятых  годах  двадцатого  столетия
казалось, что, связывая между собой микро- и макрогенетику, можно  попасть
в точку, но мы так и не получили этой точки. Брешь в  эволюционной  теории
была очень серьезной, но как  я  говорил,  наиболее  горячей  была  другая
теорема.
     - В чем основная загадка?
     Он кивнул.
     - Мы даже больше отклонились от темы чем вы, -  сказал  я.  -  Мы  не
только  не  знаем  ответа,  мы  понизили  вопрос  в  важности.   Пока   вы
отсутствовали, было много проблем и отчаяний. Крушение цивилизации  -  это
одна из причин. В мое время генетики только начали преуспевать.  Теперь  у
нас есть новый контекст для всей науки, хотя... это не совсем  биология  в
значительной степени,  это  -  парателлурианская  биология.  Вместо  одной
жизненной системы мы  имеем  дюжину.  Это  дает  нам  шанс  сделать  много
подборок  фактов  и  внести  их  в  каталог  -  с  обильным   практическим
объяснением,   конечно.   Нет   еще   великого    теоретика,    неожиданно
объявившегося, который бы связал все это  вместе.  Вообразите,  в  системе
только полдюжины соответствующе оснащенных  лабораторий,  поэтому  это  не
удивительно. Мы - четверо странствующих рыцарей, которые прискакали. чтобы
спасти вас, членов очень  специализированной  _э_л_и_т_ы_...  хотя,  я  не
думаю, что трое ваших капитанов по-настоящему ценят этот факт.
     Он глядел на меня, как на сумасшедшего. Я знал почему.  После  всего,
едва ли это была _м_о_я_ ошибка.
     - В ваши собственные времена, как и в мое, -  напоминал  я,  -  нации
Земли боролись с проблемами  значительно  более  существенными,  чем  ваша
основная загадка. Об этом может быть  неприятно  думать,  но  много  людей
находятся в 2444 году на краю голода так же, как и в  2044,  и,  возможно,
значительно больше, чем было в 1644 году. Временами - между 2044  и  2444,
то есть, - дела обстояли всегда хуже и никогда не лучше. С тех пор, как вы
оставили  дом,  всегда  было  неспокойно!  Вот  почему  вы  его  оставили!
Технология - особенно биотехнология - существует и всегда преуспевает.  Вы
должны понимать это.
     - Но я не понимаю, - воскликнул он. - Как вы можете иметь  технологию
без науки? Если технология необходимость,  наука  тоже  должна  быть,  она
необходима; наука существует и всегда преуспевает. Вы должны понимать это.
     -  Приблизительно,  -  допустил  я.  -  Но  ошибочно  полагать,   что
преимущества в технологии зависят  от  преимуществ  в  науке.  Технологии,
которые формируют экономику Средних веков  -  водяные  мельницы,  ветряные
мельницы, тяжелые плуги и хомуты для лошадей - нисколько  не  зависели  от
любого усовершенствования научной теории. То же истинно для машин, которые
произвела промышленная революция. Действительно, это было  распространение
теории,  которая  последовала  за  технологическими  нововведениями,   как
обратная сторона медали. Биотехники основательно увлекаются  стряпней.  Их
теоретическая база была заложена в тридцатых годах  ХIХ  века,  но  мы  не
истощили ее и сейчас и может быть никогда не истощим. Новые  знания  могут
открыть новые технологические горизонты, но это вовсе не обязательно, ведь
вы можете найти соответствующие практические достижения там, где  вам  уже
все известно.
     Он медленно покачал головой.
     - Почему вы еще не  получили  знаний,  относящихся  к  наследственной
структуре? У вас все еще большие трудности с биохимическими отпечатками  и
вы еще мало знаете об эмбриональных единицах?
     Я кивнул.
     - Может быть тот аргумент о конце теории вовсе уж не  является  таким
уж идиотским, - сказал я.
     Мне стало интересно, а что бы чувствовал сам я, если бы был перенесен
в будущее и мне сказали местные знатоки, что они и на дюйм не продвинулись
в решении всех проблем, которые  казались  такими  безотложными  и  такими
отчаянно необходимыми мне. Не удивился бы сильно, во всяком случае.  Легко
стать однажды циником в  отношении  прогресса,  когда  узнаешь  как  долго
пользовались машинами.
     - Тогда вы нам не нужны, - сказал Симон Нортон. - Вы ничем  не  лучше
нас. Когда мы обратились за помощью к Земле, мы предполагали...
     - Дело в том, - сказал я, - что вы не знаете всю подноготную о  любой
биологии, за исключением Земли. Я знаю. Я знаю биохимию и  отличия  дюжины
жизненных систем. Я работаю рука  об  руку  с  одним  из  продуктов  такой
системы. То что внизу, ново для меня так же, как и для вас, но это новизна
иного качества. Для меня - это только часть образца. Для вас - это  первое
столкновение с чужаками. Вы видите различия?
     Он думал над этим мгновение, допускаю, что думал.
     - После всего, - заметил я, - вы действительно посвятили  свою  жизнь
благородному поиску разрешения основной загадки, не так ли? Вы бросили  ее
в надежде быть повивальной бабкой нового мира. Обыкновенный биотехник.
     Он оскалился.
     - Кажется, хорошая идея пришла вовремя, - сказал он.
     Ухмылка не была кислой или  саркастической,  и  отвечала  скорее  его
личным амбициям, чем отражала существующую атмосферу на "Ариадне". Но меня
внезапно поразило, что его  отношение  отличалось  от  того,  что  было  у
капитанов Джухача и ДО.
     - Почему? - спросил я спокойно.
     - Это было большое предприятие, - сказал он. - Путешествие к звездам.
Самым основным была романтика.  Генный  банк  казался  хорошей  идеей,  по
сравнению со многими вещами, угрожавшими послать  к  черту  все  вокруг  к
черту. И была перспектива нахождения нового мира...
     - Похоже на то, что получили обратный билет в Рай, - подытожил  я  за
него.
     - Действительно, глупо, - сказал он.
     - Не так глупо, - ответил я ему. - После всего, вы пришли  домой,  не
так ли? Мертвая точка.
     - Кроме всех тех мужчин и женщин, там внизу... мертвых.
     - Даже, если там внизу была  причина,  по  который  люди  никогда  не
смогут жить на поверхности, - сказал  я,  -  "Ариадна"  проделала  хорошую
работу. ГПП, установленный здесь, - самый важный плацдарм, который есть  у
нас так далеко по направлению к центру галактики. Даже если бы мы не могли
использовать  Наксос,  мы  нуждались  бы  в  его   орбите.   Ожерелье   из
станций-спутников с интервалом в шестьдесят градусов  это  то,  в  чем  мы
нуждаемся больше всего. Это могло бы изменить темп и  направление  нашего,
так  называемого,  завоевания  космоса.  Вероятно,  потребуются  настоящие
биотехники.  Тем  не  менее,  смертоносная  жизненная  система  может,   и
наверняка будет изучаться.
     Он, казалось, не думал, что что-то в этом не так.  В  его  глазах  не
было блеска паранойи, того блеска, от навязчивого желания быть  полубогом,
взирающим на приход человека в Райский Сад.
     Я думал, как обойти это и сказать ему что-то, что отличалось от того,
что вдалбливали ему его капитаны, и ничего не мог придумать.
     - Я не думаю, что смог бы отправиться домой, - сказал  он  задумчиво.
Заявление казалось похожим на что-то расплывчатое, но выражение  его  лица
было красноречивым.
     - Нет, - согласился я. - Вы, кажется, намерены держаться подальше  от
дома. Ваше будущее здесь.
     После паузы он спросил.
     - Думаете, сумеете решить проблему там, внизу?
     - Это зависит от того, какого рода проблема,  -  ответил  я.  Мне  не
хотелось возвращаться ко всей этой болтовне снова, поэтому я был сдержан.
     - Ладно, - сказал он. - Желаю вам всего наилучшего.
     - Удачи, - ответил я, - ничего не поделать с этим.
     Про себя я отметил, что это был только способ положить конец  беседе.
Я, конечно, не понимал, что чертова ложь сбудется.



                                    10

     Всего было четыре капсулы. Одну загрузили оборудованием, пока капитан
д'Орсей  составляла  расписание  одиночных   спусков,   разделив   поровну
остальные приспособления по оставшимся капсулам. Зено  и  Везенков  должны
были спускаться вместе, а я разделил один из аппаратов с Ангелиной.  Я  не
потрудился узнать, кто составлял распределение людей.
     Капсула, которая должна была доставить нас  вниз,  была  основательно
сферической, но выпячиваясь в талии, как своеобразная юбка. Основание было
экранировано, чтобы  защитить  внутренности  от  тепла,  возникающего  при
трении, и край юбки был оснащен  маленькими  реактивными  двигателями  для
изменения  положения  корабля.  Конечно  же,  она  не  имела  двигательной
установки  -  ракетные  движки  были  предназначены  только  для  снижения
перегрузки, возникающей в разные моменты полета.
     Все проходило так, как и ожидалось. Сильная  встряска.  Сидения  были
прочно прикреплены и ремни безопасности хорошо пригнаны.  Все  это  вместе
взятое  наводило  на  мысль,  что  никто  не  был  всецело   уверенным   в
неизбежности мягкой посадки.
     Большая часть оборудования была закреплена вокруг нас. Все  оно  было
тщательно упаковано, поэтому трудно было рассмотреть, что же там было.
     Спуск  прошел  достаточно  гладко,  и   я   не   чувствовал   особого
беспокойства от тяжести,  которая  навалилась  на  меня  прежде,  чем  нас
тряхнуло. Мы находились в состоянии невесомости некоторое время, и  долгие
дни проведенные в этом состоянии привели к  тому,  что  оно  казалось  нам
совершенно естественным. Мы были облачены в  специально  сконструированные
герметические костюмы. Обычные  стерильные  костюмы  носят  на  протяжении
нескольких часов. Наши были рассчитаны на то,  чтобы  их  носили  три  или
четыре дня, и могли предохранять нас вдвое  большее  время  без  настоящей
опасности для жизни. Основные модификации,  конечно  представляли  интерес
поскольку имели различные габариты и объемы годной  пищи.  У  нас  имелись
легкие рюкзаки,  содержащие  установку  очистки  воды  и  пищевые  тюбики,
которые могли соединиться  и  разъединяться  без  нарушения  герметичности
костюма. Это требовало ловкости акробата, но это можно было  проделать.  Я
не имел сомнений относительно этого, особенно, когда  в  достаточной  мере
проголодаюсь.  Воздух  внутри   костюмов   находился   под   давлением   и
обеззараживающий аппарат подавал  его  через  особую  дыхательную  втулку.
Пластик   был   достаточно   тонок,   чтобы   сквозь   него   можно   было
переговариваться, но  мы  должны  были  говорить  довольно  громко,  чтобы
слышать, находясь поблизости. Радиофон в капсуле нужно  было  прижимать  к
пластику с тем, чтобы можно было вести серьезную беседу  с  "Ариадной".  Я
предполагал, что то же следовало делать с передатчиком Хармалла, который я
положил во внешний карман.
     Мы слышали спокойный голос техника, когда он сказал  Катрин  д'Орсей,
что капсула открывается. Минутой позднее он  послал  такое  же  лаконичное
послание Зено и Везенкову. Мы знали, что все будет в порядке, когда пришло
плохое известие.
     - Капсула четыре, - сказал он с боле