но молодежь упорно игнорировала это, откликаясь только
на христианские.
     Но никто, разумеется, за Чарли Эстанцией не пришел.  Кому  он  нужен?
Утром третьего дня выбрали Хосе  Галвэна,  и  он  понял,  что,  во-первых,
оставлен в безопасности до следующего  года  и,  во-вторых,  может  теперь
бежать в  пустыню,  чтобы  накормить  Миртина,  извиниться  перед  ним  за
опоздание и, может быть, вернуть лазер.
     Только на полпути к пещере Чарли обнаружил, что за ним кто-то следит.
Сначала он услышал за спиной шелест сухой травы. Это мог быть кто  угодно,
от зайца до дикой кошки. Еще через десять шагов  ему  показалось,  что  он
услышал сдавленный кашель. Зайцы  не  кашляют.  Чарли  резко  обернулся  и
увидел в десятке метров позади длинный тощий силуэт Марти Макино.
     - Привет, - как ни в чем  ни  бывало,  поздоровался  Марти,  выплюнув
сигарету и тут же вставив в рот новую. - Куда это ты направляешься?
     - Так, гуляю.
     - В одиночку? Зимой?
     - А какое тебе дело?  -  резко  спросил  Чарли,  стараясь  не  выдать
охватившего его страха.
     Почему Марти следит за ним? А может, ему уже  известно  об  обитателе
пещеры? Если это так, то Миртину несдобровать!
     - Возьми меня с собой, - невинно попросил Макино.
     - Я просто гуляю...
     - Хе-хе, парень, я давненько  наблюдаю  за  тобой.  Что-то  ты  начал
гулять каждый вечер. Да все в одном направлении, и не  с  пустыми  руками.
Кстати, что это у тебя в пакете?
     - Н-ничего.
     - Да ну? Дай-ка я посмотрю.
     И Марти  сделал  несколько  шагов  вперед.  Чарли  попятился,  крепко
вцепившись в завернутые лепешки.
     - Оставь меня в покое, Марти.
     - Я хочу знать, что происходит!
     - Пожалуйста...
     - Ты прячешь здесь кого-то, да? Может быть,  сбежавшего  преступника,
за которого наверняка обещана награда? И вместо того, чтобы  получить  ее,
ты носишь ему пищу! Неужели ты такой дурак, Чарли?
     Он продолжал медленно приближаться, а мальчик - пятиться.
     - О чем ты? - упрямо гнул свою линию Чарли. - Не понимаю...
     Видимо, Макино  надоело  ломать  комедию,  и  через  секунду  он  уже
возвышался над мальчиком, как скала, сжимая сильными  пальцами  его  худое
предплечье.
     - Я слежу за тобой с той самой ночи, когда  ты  наткнулся  на  нас  с
Марией. Как  только  темнеет,  ты  берешь  из  тайника  флягу  и  пакет  и
отправляешься в пустыню. Значит, там у тебя завелся друг. На этот  раз  ты
возьмешь с собой меня, иначе вам обоим придется горько пожалеть о том, что
вы вообще встретились!
     - Марти...
     - Ты возьмешь меня с собой!
     - Отпусти...
     Железные пальцы Макино  еще  сильнее  сдавили  руку  мальчика.  Чарли
сморщился от боли, отчаянно рванулся...
     - Стой!
     Чарли  и  сам  понимал,  что  не  убежит   далеко,   и   остановился,
повернувшись лицом к догоняющему Макино.
     Оставалось последнее средство...
     - Что это за дрянь у тебя?  -  требовательно  поинтересовался  Марти,
заметив нацеленное ему в грудь слабое подобие пистолета.
     - Смертельный л-луч. - Голос мальчика дрожал. - Если я включу его,  в
твоем теле получится большая дырка!
     - Ха-ха-ха!
     - Я серьезно.
     - Вот теперь я вижу, парень, что  ты  окончательно  спятил,  -  грубо
расхохотался Марти, однако остановился.
     - Возвращайся в поселок. Или я убью тебя, честное слово!
     Сердце Чарли  учащенно  билось.  В  это  мгновение  он  поверил,  что
действительно может сжечь Макино.  Какое  это  будет  удовольствие!  И  не
останется никаких следов!
     - Бросай игрушку, парень, - с угрозой произнес Марти.
     - Это не игрушка. Не веришь? Может, для начала прожечь дырку в  твоей
левой руке?
     Взбешенный Марти напрягся для прыжка. Чарли отступил на шаг и включил
лазер. В темноте ослепительно блеснул тонкий  луч,  и  высохшее  дерево  в
нескольких метрах от Макино исчезло, оставив после себя дымящуюся  воронку
в метр шириной.
     - Игрушка, да? - яростно заорал Чарли. -  Игрушка?  Сейчас  я  отрежу
тебе ноги!
     - Что это, черт тебя... - крестился дрожащей рукой Марти.
     - А ну-ка дуй отсюда!
     Слепящий луч ударил в землю у  самых  ботинок  Макино.  Тот  не  стал
дожидаться продолжения демонстрации. Позеленев лицом, он стремглав кинулся
наутек. Чарли никогда не видел, чтобы кто-нибудь  так  быстро  бегал.  Все
дальше и дальше, вниз по оврагу, вот он уже на  той  стороне,  а  вот  уже
возле подстанции...
     Выкрикнув последнее проклятье, Чарли понял, что  от  напряжения  едва
держится на ногах, и на несколько секунд опустился  на  колени.  Его  била
дрожь. Он знал, что был близок к убийству, и  сейчас  это  его  отнюдь  не
радовало.
     Через несколько минут, больно  прикусив  губу,  Чарли  уже  мчался  к
пещере. Он сознавал, насколько опасно инопланетянину оставаться на прежнем
месте. Оправившись от испуга, Макино  рано  или  поздно  приведет  к  нему
правительственных ищеек.
     Но пещера оказалась пустой...
     Миртин исчез. Исчез со всем, что у него было  -  скафандром,  набором
инструментов. Что же произошло?  Он  не  мог  просто  так  взять  и  уйти!
Значит...
     И тут Чарли увидел на полу записку.
     Это было похоже на листок желтоватой бумаги - какое-то вещество вроде
пластика. Тот, кто написал ее, или не вполне владел рукой, или  просто  не
знал в достаточной мере английского:

     "Чарли, мои друзья наконец-то нашли меня и забрали с собой. Жаль, что
мы не успели с тобой попрощаться. Спасибо тебе за все. То, что ты  у  меня
позаимствовал, я тебе  дарю.  Храни  мой  подарок,  учись,  но  никому  не
показывай его. Обещаешь?
     Старайся смотреть на мир широко открытыми  глазами,  познавай  его  и
помни, что впереди тебя ждет замечательная жизнь. Нужно только  стремиться
и дерзать. Скоро люди достигнут звезд. Хочется думать, что ты будешь среди
первопроходцев, и мы рано или поздно встретимся.
     До встречи, дорогой. Миртин."

     Чарли осторожно  сложил  записку  и  спрятал  под  рубахой,  рядом  с
лазером.
     - Я рад, что твои друзья наконец-то нашли  тебя,  Миртин,  -  шепотом
сказал он, обращаясь ко звездам, и упал на пол пещеры, горько плача.
     Никогда больше Чарли Эстанция не будет плакать так, как сейчас...



                                    17

     - За нами ведут наблюдение две инопланетные расы, - констатировал Том
Фолкнер. - Что ж, весьма почетно.
     - И друг за другом, - заметила Глэйр. Она стояла у зашторенного окна,
бесстыдно нагая, балансируя на двух палках. Сделала шаг, другой. - Ну как,
у меня получается?
     - Великолепно! Ты в отличной форме.
     - Я не спрашиваю о своей форме. Я спрашиваю, как я хожу.
     - Я же сказал - великолепно, - рассмеялся Фолкнер, повернув ее к себе
лицом и нежно погладив упругую грудь. - Я мог бы почти поверить в то,  что
все это настоящее... Я люблю тебя!
     - Я - бросающая в дрожь тварь с далекой планеты, прилетевшая  сюда  в
летающем блюдце.
     - И все равно я тебя люблю!
     - Ты безумец!
     - Весьма вероятно, - самодовольно произнес Фолкнер. -  Но  пусть  это
тебя не тревожит. А ты? Ты любишь меня?
     - Да, - прошептала Глэйр, подняв к нему бледное лицо.
     Самое странное во всем этом то, что она была в этом уверена. Началось
все с жалости к человеку, запутавшемуся в  сетях  собственной  психики,  с
чувства благодарности  к  землянину,  приютившему  и  выходившему  ее.  Он
казался  таким  одиноким,  таким  беспокойным,  таким  смущенным,  что  ей
хотелось хоть что-нибудь сделать  для  него.  Немного  тепла  -  вот  что,
казалось бы, нужно ему, а  именно  это  и  было  главным  талантом  Глэйр.
Жалость и благодарность никогда не были прочной  основой  любви,  она  это
понимала и не ожидала, что из этих чувств разовьется  нечто,  так  глубоко
связавшее их.
     Он все дольше и дольше продлевал свой отпуск по болезни, чтобы ни  на
минуту не  разлучаться  с  ней.  И  ее  саму  незаметно  охватило  чувство
подлинной привязанности к этому землянину.
     Несмотря на все горести, которые  выпали  на  его  долю,  он  обладал
сильной  волей.  Пьянство,  отчаянные  приступы  жалости  к  самому  себе,
умышленное создание искусственных трудностей - все это было следствием,  а
не причиной. Стоило  все  перевернуть  с  ног  на  голову,  а  так  оно  и
случилось, как в результате возник здоровый, счастливый, цельный  человек,
и с этого момента он перестал быть для нее сломанной вещью, нуждающейся  в
ремонте. Она начала расценивать его как равную личность.
     Разумеется, ничто во Вселенной не является постоянным. Ей  по  земным
меркам было уже сто лет, когда  он  родился,  и  она  должна  прожить  еще
несколько сотен лет после его смерти. Землянин средних лет, по  сути,  был
безгрешным ребенком рядом с самым невинным  из  дирнанцев,  а  Глэйр  была
далеко не невинной. И, значит, их  физическое  единение  было  нереальным.
Она, конечно, испытывала удовольствие в его объятиях, но  главным  образом
за счет того, что доставляла  наслаждение  ему,  сопровождающееся  слабой,
малозначительной пульсацией ее собственной внешней  нервной  системы.  То,
чем они занимались в постели, казалось ей забавным, но это ни в коей  мере
не было тем сексом, который имел бы для нее  значение  как  для  дирнанки.
Она, естественно, вела себя так, чтобы он не мог ни о  чем  догадаться.  У
нее было немало знакомых  женщин,  которые  таким  образом  забавлялись  с
домашними животными.
     И все же, несмотря  на  свое  преимущество  в  возрасте  и  зрелости,
несмотря на несходство природы, на все остальное, что их разделяло,  Глэйр
испытывала  к  Фолкнеру  теплую,  настоящую  привязанность.  Это  поначалу
удивляло  ее,  но  потом  она  привыкла,  только  предстоящее  расставание
вызывало в ней некоторое беспокойство.
     - Пройдись еще раз по комнате и сядь. Не перенапрягайся.
     Глэйр кивнула. Это было трудно. Где-то на  полпути  на  нее  накатила
волна  слабости,  но  она  нашла  в  себе  силы  добрести  до  кровати   и
опрокинулась на нее навзничь, бросив палки на пол.
     - Ну как?
     - Все лучше и лучше.
     Он сделал ей  массаж  лодыжек  и  икр.  Она  перекатилась  на  спину,
расслабилась. Шрамы и синяки, которые обезображивали  ее  лицо  в  течение
нескольких первых дней, исчезли. Она снова была  лучезарно  прекрасной,  и
это ей нравилось. Фолкнер как-то особенно  целомудренно  гладил  ее  тело,
совсем не так, как это делают в качестве прелюдии любви.
     - Две расы наблюдателей? - переспросил он. - Расскажи подробней.
     - Я уже и так рассказала слишком много.
     - Да. Дирнанцы и краназойцы. Кто из вас добрался до нас первым?
     - Никто не знает, - ответила Глэйр. Каждая из сторон утверждает,  что
именно ее разведчики первыми обнаружили Землю. Но это произошло так  много
тысяч лет назад, что теперь и не разобраться. Мне кажется, что мы все-таки
появились здесь первыми, а краназойцы просто вторглись в  чужие  владения.
Но, может быть, я просто верю нашей собственной пропаганде.
     -  Значит,  летающие  блюдца  патрулируют   Землю   еще   со   времен
кроманьонцев, - задумчиво проговорил Фолкнер. - Видимо, это объясняет и то
колесо, которое виделось Иезекилю,  и  многое  другое.  Но  почему  только
последние 30-40 лет мы стали регулярно замечать Наблюдателей?
     - Потому что теперь нас гораздо больше. До вашего 19-го  столетия  на
околоземных орбитах  патрулировало  только  по  одному  кораблю  с  каждой
стороны. По мере развития вашей техники нам пришлось увеличить  количество
Наблюдателей. К 1900 году каждая из сторон уже  имела  по  пять  кораблей.
После изобретения вами радио добавилось еще  несколько,  чтобы  записывать
передачи. Затем появилась атомная энергия, и мы поняли, что Земля вступает
в новую эпоху своего развития. Думаю, в  1947  здесь  уже  дежурило  около
шестидесяти наших разведчиков.
     - А краназойцы?
     - О, они всегда старались не отставать от нас. Так же, впрочем, как и
мы от них. Ни одна из сторон не может допустить, чтобы другая опередила ее
хоть на дюйм.
     - Значит, обоюдная экспансия количества Наблюдателей?
     - Точно, - усмехнулась Глэйр. - Мы добавляем  одного  -  они  тут  же
выставляют своего. По нескольку каждый год, пока нас не стало...
     Она умолкла.
     - Можешь сказать. Я и так уже слишком многое знаю.
     - Сотни. Сотни кораблей с каждой стороны. Точных цифр я не  знаю,  но
не меньше тысячи. Это оправданно. Вы, люди, стали шагать слишком быстро. И
ничего  нет  удивительного,  что  появляется  все  больше   сообщений   об
атмосферных объектах. В ваших  небесах  стало  слишком  тесно,  а  системы
обнаружения становятся все  более  совершенными.  Я  удивляюсь  вам,  Том.
Неужели же вы искренне верили, что ИАО занимается ерундой?
     - Я пытался отмахнуться от этих мыслей. Но теперь...
     - Да, - улыбнулась Глэйр.
     - Как долго вы еще намерены следить за нами?
     - Мы не знаем. Честно говоря, не знаем даже, как  с  вами  поступить.
Ваша раса - уникальное явление в галактической истории. Вы одни из первых,
кто научился летать в  космос,  не  обуздывая  присущий  вам  воинственный
инстинкт. То есть, история не знает другой столь незрелой расы, которая бы
строила космические корабли, создавала ядерное оружие -  обычно  этическая
зрелость наступает за несколько тысяч лет до технологической. Однако у вас
этого почему-то не произошло.
     - То есть, мы для вас -  стайка  расшалившихся  детишек,  -  краснея,
спросил Фолкнер.
     - Боюсь, что это так, - постаралась ответить Глэйр как можно мягче. -
Прелестных детишек. Некоторые из вас...
     Он не обратил внимания на ее последние слова.
     - Значит, вы следите за нами, имея каждый  свою  галактическую  сферу
влияния, и каждый с удовольствием бы втянул нас именно в  свою  сферу,  но
пока что не решаетесь на такой шаг. То есть любая из  сторон  боится,  что
другой каким-то образом удастся поладить с  нами.  Следовательно,  следите
скорее не за нами, а друг за другом.
     - И то, и другое. У нас есть договор в отношении  Земли.  Соглашение.
Ни дирнанцы, ни краназойцы не должны входить  в  контакт  с  землянами.  И
соглашение это должно строго соблюдаться. Мы ждем, пока вы  не  достигнете
такой  степени  развития,  которая  была  бы  минимально  необходимой  для
приобщения к  межзвездной  цивилизации.  Когда  это  произойдет,  на  вашу
планету   начнут   высаживаться   посланники,   предлагая   помощь   своих
правительств.
     - А если мы никогда не достигнем надлежащего уровня зрелости?
     - Мы будем ждать.
     - А если мы уничтожим сами себя?
     - На этот вопрос нетрудно ответить. Ошеломит ли  вас,  Том,  когда  я
скажу, что мы будем счастливы, если вы действительно уничтожите себя? Ваша
цивилизация слишком могущественна и, вырвавшись на галактические просторы,
способна нарушить  существующее  тысячи  лет  равновесие  между  Дирной  и
Краназоем. Если говорить честно, мы побаиваемся вас.
     - Но если все обстоит именно так, то почему бы  вам  не  высадить  на
нашу планету диверсантов, чтобы спровоцировать ядерную войну?
     - Потому что мы - цивилизованные расы! - гордо вскинула голову Глэйр.
     - И, тем не менее, вы нарушили соглашение, высадившись на Землю.
     - Это был несчастный случай. Заверяю вас, Том, у нас и  в  мыслях  не
было ничего подобного.
     - А затем, признавшись мне...
     - Нет, - покачала она головой. - Это было необходимо, чтобы  остаться
в живых. И, кроме того, мне предпочтительно тайно  находиться  здесь,  чем
подвергнуться проверке в каком-либо из ваших государственных госпиталей.
     - Но я теперь обо  всем  знаю!  О  галактической  холодной  войне,  о
Краназое... Что остановит меня, если я захочу  составить  полный  отчет  и
направить его в ИАО?
     Глаза ее сверкнули.
     - И чего ты этим  добьешься?  Разве  ваше  ИАО  не  проверяло  прежде
заявлений, что кто-то летал  на  инопланетном  корабле?  Какие  выводы  вы
делали? Напомнить? Что заявитель - идиот!
     - Но если заявление исходит от служащего ИАО...
     - Да подумай, Том! Разве не поступали  сообщения  от  лиц,  репутация
которых была вне подозрения? Не располагая конкретными фактами...
     - Что ж, пусть так. Но к своему донесению я мог  бы  приложить  тебя.
"Вот дирнанка. Расспросите-ка ее о Наблюдателях, краназойцах. Сделайте  ей
рентген, вскрытие, черт возьми! Посмотрите, что у нее под кожей!"
     - Да, - призналась Глэйр, - такое допустимо. С одной оговоркой  -  вы
этого не сделаете. По сути, не можете сделать.
     - Не смогу, - признался тихо Фолкнер. - Если бы смог, то сделал бы  в
самом начале. Не стал бы везти тебя к себе домой.
     - Поэтому я и доверилась тебе, Том, -  улыбнулась  Глэйр.  -  Открыла
тебе наши тайны... Ты ведь не предашь меня,  правда,  Том?  И  когда  меня
заберут, тоже будешь молчать. Все равно ведь тебе никто не поверит. -  Она
положила его большие ладони себе на грудь. - Разве я не права, том?
     Он опустил голову.
     - Как скоро?
     - Мои ноги уже почти зажили...
     - И куда же ты пойдешь?
     - Спасатели, должно быть, давно ищут меня. Я попытаюсь выйти на  них.
Или найти членов моей, - она запнулась, - сексуальной группы.
     - Значит, тебе не хочется остаться?
     - Навсегда?
     - Да. Остаться жить со мной.
     - Мне бы очень хотелось этого, Том. Но  ничего  не  получится.  Я  не
принадлежу к твоей расе...
     - Ты нужна мне, Глэйр. Я ведь люблю тебя!
     - Я  знаю  это,  Том.  Но  сам  подумай,  что  произойдет,  когда  ты
состаришься, а я - нет?
     - Ты не будешь стареть?
     - Лет через пятьдесят я буду выглядеть так же, как сейчас.
     - А я буду уже мертвецом, - прошептал он.
     - Теперь ты понимаешь, Том? У меня ведь есть родные, друзья...
     - Твои супруги, не так ли? Ты права,  Глэйр,  -  с  горечью  произнес
Фолкнер. - Я не должен тешить себя мыслью, что  счастье  может  продлиться
вечно. Мне следует прервать свой отпуск по болезни и вернуться  в  ИАО.  И
нужно начать прощание с тобой. - Он судорожно обхватил ее тело. - Глэйр!
     Она ласково погладила его курчавые волосы.
     - Мне не хочется прощаться с тобой, - горячо шептал он. - Я  не  хочу
уступать тебя никому, никому...
     Глэйр почувствовала, как по его  телу  пробежала  дрожь  отчаяния,  и
ответила единственно доступным для нее способом,  стараясь  облегчить  эту
боль.
     И, пока это происходило, думала о Ворнине и  Миртине.  Живы  ли  они?
Думала, что пора покинуть этот дом и начать поиски. Думала о Дирне. Думала
о взорвавшемся  корабле,  о  маленьком  садике  на  его  борту  и  галерее
произведений искусства Дирны.
     Затем обхватила руками  широкую  спину  Тома  Фолкнера  и  попыталась
выбросить из головы ностальгические мысли. На мгновение, по крайней  мере,
ей это удалось.
     Но только на мгновение.



                                    18

     "Немного ума и упорства - вот, что для всего этого нужно.  Разве  так
уж трудно выследить нескольких  дирнанцев?  Надо  держать  открытыми  уши,
почаще улыбаться и задавать вопросы".
     Бриджер был совершенно уверен, что  напал  на  след  одного  из  них.
Возможно, этот приведет его к остальным. В любом случае, уже  одно  это  -
большое достижение.
     Краназойский агент ухмыльнулся и самодовольно погладил свою массивную
челюсть.  Чуть  позднее  он  выйдет  на  связь   с   кораблем,   и   тогда
Бар-79-Кодон-заз придется долго извиняться, когда она узнает, что  он  все
же добился успеха!
     Из  окна  взятого  напрокат  автомобиля   дом   полковника   Фолкнера
просматривался, как на ладони. Путь сюда был нелегким.  Составить  цельную
картину из разрозненных фактов помогла сплетня, подслушанная  Бриджером  в
коктейль-холле: о том, как странно повел себя некий офицер  ИАО,  которому
удалось что-то (или кого-то!) найти в  пустыне,  но,  вместо  того,  чтобы
сдать  находку  правительству,  он  скрыл  ее.   Единственного