накатила волна
теплоты, окутала его и обняла по смутным детским воспоминаниям,
именно так тепло было на руках у мамы, когда она укладывала его в
постель. А затем он тронулся в путь. Его приподняло и понесло, забор
под током проплыл где-то внизу, и под ногами заскользил склон крутого
холма. Он не испытал испуга: все было, как во сне, как в сказке, и
рождало в глубине души странную уверенность, что на самом-то деле с
ним ничего не происходит, а следовательно, и опасности нет.
	Он очутился лицом к лицу с согбенными фигурками, сидящими
полукругом, и, хотя сознание было по-прежнему спутанным, их можно
было хорошо разглядеть. В общем, глядеть было особенно не на что.
Они оставались такими же коренастыми и бесформенными, как и с
дальнего расстояния. Их тела казались неуклюжими глыбами без каких-
либо деталей, различимых при лунном свете, но вот лица - этих лиц
Лэтимеру никогда не забыть. Лица сохраняли треугольные очертания,
свойственные рептилиям, однако жесткость треугольных контуров
значительно смягчали глаза - живые, ясные, исполненные сострадания.
	Он вглядывался в эти лица и все же никак не мог избавиться от
сомнений: действительно ли он здесь, в нескольких футах от них, или по-
прежнему стоит внизу, на газоне, а они сидят, согбенные, на своей
верхотуре? Он напрягся, сознательно пытаясь сориентироваться,
ощутить почву под ногами, прижаться к ней подошвами - но нет,
старайся не старайся, земли под ногами не ощущалось.
	В них не было ничего особенно отталкивающего или пугающего -
они внушали легкую брезгливость, и только. Сидят себе скорчившись,
нечетким кружком, и пялятся своими добрыми, сочувствующими
глазами. И все же странным образом, какой он не взялся бы определить,
их присутствие ощущалось ежесекундно. Они не тянулись к нему
физически, не пробовали дотронуться - возможно, из боязни, что если
попробуют, он отшатнется, и тем не менее дотягивались до него как-то
иначе, словно бы заливали в него, как воду в бутыль, самую суть своего
естества.
	А потом они заговорили с ним: не голосом, не словами, он не мог
бы сказать как, а может, с помощью того самого естества, которое
залили в него.
	- Теперь, когда мы познакомились, - заявили они, мы отсылаем
тебя обратно...
	И он очутился - где? - в конце вымощенной кирпичом подъездной
аллеи, ведущей к дому. За своей спиной он услышал сырые, ветреные
шорохи первобытного леса, и в ближних деревьях гортанно
перекликались две совы. На широкой лужайке росли могучие дубы, а под
ними стояли красивые каменные скамьи, на которых, судя по их виду,
никто никогда не сидел.
	Дом на берегу. Они вернули его в дом на берегу, а не в штаб-
квартиру, не в засаленную травой загородку под холмом в мире, где
меловой период никогда не кончался и не кончится. Они вернули его
сюда, но он чувствовал, что естество, которое в него закачали уродцы,
сохранилось и бурлило внутри и источало знание и комфорт.
	Кто они? - спросил он себя. Полиция, а может, беспристрастные
судьи? В любом случае они в в будущем станут следить за потугами
воротил, которые ищут для себя монопольных выгод в альтернативных
мирах, открытых ныне для человечества и, наверное, для многих других
разумных рас. Следить и при необходимости вносить коррективы с тем,
чтобы эти миры не пали жертвой межнациональных финансовых
устремлений расы, впервые их открывшей, а были неотъемлемым
достоянием всех, вероятно, все-таки немногих - разумных видов,
развившихся на всех мирах. Станут следить, в частности, и за тем, чтобы
любой мир использовался мудрее, чем люди использовали свой родной
первичный мир.
	И они не сомневаются ни на миг, что это может быть и будет
сделано. Более того, они уверены, что это неизбежно случится, что в
грядущие годы люди и другие разумные существа расселятся по райским
мирам, о которых упоминал Саттон, и что с мирами, поджидающими
поселенцев, будут обращаться с бережностью, человечеству доселе не
свойственной. Потому что диковинные согбенные стражи рассядутся на
множестве холмов во всех мирах и повсюду будут нести свою неусыпную
вахту.
	Но можно ли им доверять? - задал он себе вопрос. Задал и
устыдился. Ведь они заглянули ему в глаза, а затем поделились с ним
своим естеством и вернули его сюда, а не в укрепленный лагерь в
меловом периоде. Они знали, они разобрались, где ему будет лучше
всего. А раз так, то, несомненно, разберутся и во всем остальном.
	Он пустился по аллее быстрым шагом, клацая каблуками по
кирпичам. Как только он подошел к крыльцу, дверь распахнулась, и на
пороге вырос слуга в ливрее.
	- Вы опаздываете, - произнес дворецкий. - Остальные ждали вас,
ждали, но только что сели обедать. Суп наверняка еще не остыл.
	- Виноват, - ответил Лэтимер. - Меня задержали непредвиденные
обстоятельства.
	- Кое-кто полагал, что надо пойти поискать вас, но мистер
Джонатон сумел их отговорить. Он заверил, что с вами все будет в
порядке. Заявил, что у вас есть голова на плечах. И выразил уверенность,
что вы вернетесь. - Пропустив Лэтимера внутрь, дворецкий закрыл за
ним дверь и добавил: - Все будут счастливы убедиться, что вы в самом
деле вернулись...
	- Благодарю вас, - откликнулся Лэтимер.
	И, стараясь не слишком спешить, подавляя вскипающую в душе
радость, двинулся к гостиной, откуда доносились веселый смех и
оживленная болтовня.