ищный профиль  застыл  на  экране.  Потом  внезапно  исчез,  но  через
несколько минут появился  снова.  Задвигался.  Было  похоже,  будто  птица
разглядывает добычу, поворачивая голову то направо, то налево.
   Ожидание становилось нестерпимым. Пусть это кончится - все  равно  как.
Пусть он попробует войти - и тогда посмотрим, кто кого. Легко я не сдамся,
терять мне нечего.
   Но профиль исчез окончательно, а дверь не открывалась.
   Волосы на моей голове шевелились. Я  представил,  как  гончие  окружают
хижину, как советуются, не решаясь войти.
   Мой бог, как я завидую птицам! Любая из  них  легко  ушла  бы  из  этой
западни. Сначала она понаблюдала  бы,  как  движутся  преследователи,  как
медленно сжимают  смертельное  кольцо,  а  потом  под  самым  носом  легко
вспорхнула бы, оставив врагов в дураках.
   Впрочем, человек придумал ловушки и для птиц...
   Я все еще лежу неподвижно, и моя  рука,  сжимающая  винтовку,  затекла.
Дает о себе знать голод. А тень  на  стене  больше  не  появляется.  Экран
медленно движется и исчезает по мере того, как уходит луна  и  надвигается
рассвет. Восходит солнце. На стене  шевелятся  узоры  -  тени  ветвей.  За
стенами щебечут птицы.
   Осторожно подтягиваю к себе сумку, приготовленную с  вечера.  В  ней  -
пачка  газет,  шоколад  и  начатая  бутылка  мартеля.   Приятная   теплота
разливается  по  телу  после  нескольких  глотков.  Быстро  хмелею.  Страх
отступает. Вместе с ним меня покидает спасительная  осторожность.  Надоело
бояться. Все надоело!
   Встаю и выхожу из хижины с винтовкой в руках! Пусть видят, что я  готов
к встрече, да, пусть видят!
   В кустах что-то блеснуло. Я заметил широкий  ствол,  похожий  на  ствол
базуки. Может быть, показалось? Я пошел вправо, кося  краем  глаза.  Ствол
поплыл за мной. Пошел налево -  и  он  повернулся,  не  выпуская  меня  из
прицела, словно привязанный невидимой нитью. Сигнальной нитью.
   Ни почему он медлит? Почему не стреляет? Ах да, они ведь  могут  только
догадываться, что я - это я, точно знать они не  могут,  пока  не  поймают
меня.
   Раздается едва слышное стрекотание. В джунглях много различных  звуков,
но этот звук посторонний. Теперь я догадываюсь о его причине!
   Ладно, хватит! Пришла моя очередь!
   Я вскинул винтовку  и  несколько  раз  выстрелил.  Продолжая  стрелять,
бросился к тому месту, где раньше блестел металл.
   Раздвигая кусты, я шел напролом.  Обыскал  все.  И  убедился,  что  мне
нечего бояться за свой разум и что худшие мои  опасения  подтвердились.  Я
нашел пустую кассету от кинопленки.  Моя  догадка  была  верна,  и  ствол,
похожий на ствол базуки, не мог изрыгнуть смертельного пламени.
   Меня выследили не профессионалы, не полицейские  детективы,  специально
обученные приемам охоты. Они действуют по стереотипу, а мое  поведение  не
шаблонно. Поэтому не им было суждено выследить меня...
   Кроме армии, полицейских и шпиков, человечество, преисполненное любви к
ближнему и заботы о нем,  содержит  еще  одну  армию  -  всепроникающую  и
всезнающую, обладающую мощным оружием, от которого нет  нигде  избавления.
Оно просочится сквозь запертую дверь  и  закрытые  ставни,  как  газ.  Оно
обратится к твоим глазам, а если закроешь их, станет нашептывать  на  ухо.
Заткнешь уши - оно проникнет к тебе иным путем, оно примет любой  облик  -
вплоть до текста для слепых, который ты уловишь кончиками пальцев.
   Те, кто пользуется этим оружием, действуют не  по  стереотипам.  Это  и
помогло им выследить меня.
   Да, теперь я знаю, что это был за ствол, что за стрекотание слышалось и
почему оно не убивало. Впрочем, оно убивает, только не так, как  пуля.  Не
мгновенно,  но  во  сто  крат  мучительнее.  Телескопическая  насадка   на
объективе  кинокамеры!  Она  позволила   кому-то   из   своры   репортеров
запечатлеть мои движения. Он попытается использовать  кадры  как  материал
для расследования, как повод для шумихи. Он и его коллеги по своре  сумеют
подогреть обывателя, сыграть на его страхе и злобе.  К  ним  присоединятся
все, кто ненавидит науку, кто пытается обрушить на ее пути  завалы  ложных
толкований и фальшивых добродетелей,  кто  ставит  барьеры  и  капканы  на
безграничном пути исследователя. Они поднимут такой крик, что  это  свяжет
руки последним моим молчаливым покровителям. А  уж  для  этих  нет  ничего
хуже, чем предположение, что я попаду в руки врагов  и  заговорю.  В  этом
случае они, как Поводырь, пойдут на все, чтобы я замолчал навеки. Я должен
бояться и тех и других. И врагов, и друзей, и союзников, и покровителей  -
абсолютно всех. Вот награда за желание установить высшую справедливость на
этой проклятой планете!
   Где  же  выход?  В  любом  положении  должен  быть   выход   даже   для
неудачника... Разве что... Разве что так: этот репортеришка  рассматривает
меня только в одном плане - как охотник дичь. Вряд ли он ожидает, что дичь
превратится в охотника. Мое спасение не в пещере, не в бегстве.
   Далеко уйти этот киносъемщик не мог. Надо настичь  его.  Даже  если  их
двое или трое, я обязан справиться. Большими группами они  не  охотятся  -
таковы условия их заработка. Против меня - только то, что я пока ничего не
знаю о численности врагов и об их  намерениях.  За  меня  -  мой  ум,  мое
оружие, неожиданность моей реакции и большой опыт. Лишь бы невезучесть  не
вмешалась...
   В своей жизни я знал многих невезучих. В сущности, все мои товарищи  по
общему делу, в том числе Густав и Поводырь, были такими же невезучими, как
я.  Мы  хотели  одного,  а  получали  другое.  Судьба  играла  против  нас
краплеными картами.
   Несколько раз обхожу вокруг хижины, затаиваюсь за деревьями,  перебегаю
небольшие полянки и  опять  затаиваюсь.  Преследователей  не  видно  и  не
слышно. Скорее всего, их, или его, уже нет здесь. Если он  был  один,  то,
засняв меня на пленку, теперь постарается поскорее доставить ее в город. В
любом случае ему придется возвращаться к реке. Но в этих "местах есть лишь
одна удобная бухта...
   Необходимо поскорее проверить мои предположения.
   Я знаю кратчайшую тропу к бухте. Лианы хлещут меня по лицу,  легким  не
хватает воздуха...
   Ага, я не ошибся - вот  его  лодка!  Репортеришка  вернется  к  ней,  и
здесь-то я его щелкну, только не так, как он меня. Уж  будьте  спокойны  -
миндальничать не буду.
   Тщательно  выбираю  место  в  кустах.  Отсюда,  разделенный   крестиком
оптического прицела, мне виден большой участок берега и реки. В центре, на
пересечении линий, - лодка.
   У меня в запасе минимум полчаса, даже если он вышел сразу же после моих
выстрелов. Небось, испугался до смерти. А ведь с самого  начала  знал,  на
что идет. И все-таки...
   Мой  бог,  сколько  лет  прошло  со  времени  моего   так   называемого
"преступления"! Убийц и грабителей прощают "за давностью содеянного", но о
моем "деле" не забывают.
   Разве я не такой, как все, и разве мои мысли не такие, как  у  всех,  а
мои действия резко отличаются  от  действий  других  людей?  Разве  тысячи
других людей, прочти они мой дневник, увидели бы во мне нечто  такое,  что
отличает меня от них? Разве не посочувствовали бы мне? Я ненавижу так  же,
как и они, презираю многое из того, что достойно  и  их  презрения,  боюсь
болезней и стихий, которых и они боятся,  у  меня  такие  же  руки,  ноги,
туловище, волосы, кожа,  нервы,  мозг...  Я  неотличим  от  вас,  люди,  и
все-таки вы преследуете меня. Для вас все эти долгие годы - просто отрезок
жизни. А для меня нет ни месяцев, ни  дней  -  только  минуты  и  секунды.
Миллиарды секунд, каждая из которых превращена в  кошмар  сознанием  того,
что тебя преследуют.
   Я вспоминаю свою жизнь: кровь и  смерть,  удары  из-за  угла,  удары  в
спину, мерзость и грязь, продажные аристократы и  жалостливые  шлюхи...  А
вокруг, в джунглях, в  это  время  разыгрываются  свои  драмы  и  комедии:
перекликаются  на  ветках  страстные  любовники  птицы  инамбу,  стрекочут
деловитые зеленые попугайчики, строят гнезда королевские  фазаны.  Вот  из
кустов выглянул шакал, понюхал воздух и  скрылся.  Может  быть,  испугался
более  крупного  зверя?  В  этом  мире  -  идеальный  порядок,  все  четко
установлено раз и навсегда. Известно, кто кого может есть и кому  от  кого
надо удирать. У  каждого  свое  место  на  лестнице,  ведущей  ввысь  -  к
человеку. А уже там начинается хаос. Хилый побеждает атлета,  малый  народ
одерживает верх над большим, ничего нельзя предугадать наперед, все мерзко
и туманно...
   Мое настороженное ухо уловило какой-то шум, но не в той стороне, откуда
должен был появиться враг. Неужели я не заметил его, а он выследил меня?
   Подозрительный  шелест  раздался  сзади.  Я  резко  обернулся  и  успел
заметить человека, который тотчас спрятался за  дерево.  Я  выстрелил,  но
промахнулся. И тогда отчетливо прозвучала команда:
   - Выходи, Пауль Гебер!
   Команду повторили несколько голосов - справа и слева от меня.
   В ужасе я бросился к реке, но, не добежав до лодки, заметил  растянутую
между деревьями сеть. Меня ловили, как дикого зверя.  Я  круто  свернул  в
сторону, стреляя на бегу.
   Я не видел врагов, но они меня видели. Магазин  винтовки  был  пуст.  Я
отбросил  ставшее  ненужным  оружие  и  выхватил  пистолет.  Они   глубоко
ошибаются, если собираются взять меня живым. Я  бежал,  продираясь  сквозь
заросли, сколько хватило сил. Упал на траву, уже ничего не видя, ничего не
чувствуя, кроме того, что мне не хватает  воздуха.  Казалось,  мои  легкие
вот-вот разорвутся. Если бы преследователи сейчас настигли меня, то  взяли
бы легко.
   Прошло несколько минут, прежде чем я начал различать ветви над  головой
и  защемленные  между  ними  синие  кусочки  неба.  Все  воспринималось  с
особенной остротой  -  порхающие  птицы,  налитые  зеленым  соком  листья,
кое-где просвечивающие на солнце... Хотелось  жить.  Так  хочется  жить  и
траве, которую мы топчем, и собакам,  которых  используем  для  опытов.  Я
никогда  не  мог  заставить  себя  препарировать  черепа  собакам,  и  мне
говорили, что я слишком сентиментален.
   Наконец я смог сесть, прислонившись к стволу дерева. Теперь я  осознал,
что нахожусь в еще худшем положении, чем там, у  хижины.  У  меня  нет  ни
запасов пищи, ни  стен,  за  которыми  можно  укрыться.  Вряд  ли  удастся
незамеченным пробраться к  пещере  в  скалах.  К  тому  же  мне  еще  надо
определить направление к ней...
   Я поднялся. И в то же мгновение щелкнул выстрел. Ноги сами сделали свое
дело. Над моей головой просвистела  одна  пуля,  вторая...  Я  понял,  что
стреляют не по мне, а в воздух, пугают, гонят  в  ловушку.  Но  понял  это
слишком поздно, когда увидел впереди себя высокий  обрывистый,  совершенно
незнакомый мне берег. Внизу, на расстоянии  пяти-шести  метров,  виднелись
острые зазубренные пики камней, вода  между  ними  была  покрыта  сплошной
пеной.
   Я побежал вдоль берега, через заросли, которые становились все  реже  и
реже. Далеко впереди виднелись голые скалы. Где-то там  находится  пещера.
Если бы только удалось оторваться от преследователей! Мне чудились  крики:
"Стой, Пауль Гебер, все равно не уйдешь!" - и пистолет в моей руке казался
детской игрушкой. Я стал  задыхаться.  Больше  мне  не  выдержать.  Сейчас
упаду...
   Внезапно стремительная тень  накрыла  меня.  Я  почувствовал  рывок  за
плечи, повис над землей и увидел, как быстро удаляются кусты, как  деревья
становятся маленькими. Прямо на меня двигались, вырастая, пики скал.
   Я знал, как охотятся на волков с вертолета, и был уверен, что  на  этот
раз меня постигла волчья  судьба.  Вспомнил  на  миг  страшное  видение  в
грозовом небе. Значит, оно мне не просто чудилось...
   Конец, подумал я, чувствуя опустошенность и облегчение. Конец бегству и
борьбе, конец всему...
   ...Я очнулся  полулежащим  в  кресле  в  небольшой  круглой  комнате  с
мерцающими стенами. На них возникали и гасли непонятные  символы,  похожие
на детские каракули. Попробовал встать и  не  сумел.  Хотел  взглянуть  на
потолок, но не смог поднять головы.  На  мне  не  было  пут,  но  какая-то
неведомая сила удерживала меня в одном положении.  Оно  было  удобным  для
тела, руки и ноги не затекали.
   Напротив меня в стене возникла дверь, которой там раньше не было. В нее
вошел... инопланетянин.
   Очевидно, усталость отняла у меня все силы. Их не  оставалось  даже  на
то, чтобы  удивиться.  А  в  том,  что  это  не  человек,  сомневаться  не
приходилось. У него было четыре  руки;  на  лице,  похожем  на  человечье,
вместо носа торчал большой изогнутый клюв. Я понял, кого  видел  в  проеме
между тучами и почему  его  профиль  был  горбонос  и  ужасен.  Тогда  мне
казалось, что схожу с ума. А теперь остается лишь недоумение:  как  я  мог
его увидеть с земли?
   Но инопланетянин не оставил мне времени  на  размышление.  Он  взмахнул
рукой, и на стене появилась картина: несколько человек преследуют  одного.
Этим одним был я. Затем появился корабль, похожий на  восьмерку.  Из  него
опустился какой-то прибор и поднял человека в корабль из-под самого носа у
преследователей. От корабля  потянулась  пунктирная  линия,  наворачиваясь
виток на виток. По  обе  стороны  от  нее  вспыхивали  символы,  но  я  не
догадывался, что они означают. Затем появилось  схематическое  изображение
системы двух солнц, вокруг  которых  вращались  планеты.  Одна  из  планет
пульсировала, росла...
   Инопланетянин показал рукой на себя, потом - на изображение планеты.  Я
понял: он - оттуда. Инопланетянин повторял свои движения  снова  и  снова,
как бы требуя чего-то от меня. Возможно, он не был уверен, понял Ли я его.
   Я сделал усилие, чтобы кивнуть.  В  тот  же  миг  исчезла  скованность,
движение получилось свободным.
   Инопланетянин внимательно смотрел на меня. Его  лицо  было  невозмутимо
или казалось таким мне. Я встал, подошел к стене и, показывая на себя и на
изображение его родной планеты, постарался улыбнуться  во  весь  рот,  как
улыбался когда-то начальнику, рассказывающему о своем очередном повышении.
   Инопланетянин положил одну из своих рук на мое плечо, мягко усадил меня
в кресло. В стене словно образовалось окно, и в нем я  увидел  удаляющуюся
Землю. Сиреневые тени, как газовые  шарфы,  вились  вокруг  ее  атмосферы,
размывались очертания материков. Планета, отвергшая меня, казалась  отсюда
большим светящимся глобусом, который ничего не  стоит  разбить  на  мелкие
осколки метким броском камня. Больше мне не страшны были гончие. Возможно,
им  придется  бояться  теперь  меня.  Я,  изгнанник,  затравленная   дичь,
заклейменный и непрощенный, первым из людей  Земли  вступил  в  контакт  с
могущественными пришельцами,  несомненно,  обладающими  страшным  оружием.
Кто-то когда-то говорил мне: "Если уже неудачнику повезет,  то  это  будет
большое везение". Сквозь полудрему я видел четырехрукую  фигуру,  уходящую
из каюты, в провале стены - вращающийся знакомый глобус,  сделанный  будто
из светящегося хрупкого стекла... Давно, в школе,  я  стрелял  в  подобный
глобус из рогатки. Доверят ли мне инопланетяне свою "рогатку"?
   Впервые за последние двадцать семь лет я уснул спокойно...


   Второй день на корабле.
   Проснулся я, чувствуя себя бодрым и сильным, помня  все,  что  со  мной
происходило, и непонятным образом зная многое о корабле и его экипаже. Мне
было известно, например, что  корабль  вращается  по  околоземной  орбите,
космонавты хотят выбрать место для посадки и ждут моих советов.
   Изумление перед собственным знанием длилось лишь  несколько  секунд.  А
затем я вспомнил, - именно вспомнил, а не сообразил или понял, -  что  все
эти сведения получил во сне. Гипнопедия? Не каким  образом  они  составили
программу обучения для неподготовленного?
   В это время на стене вспыхнул сигнал,  означающий,  что  кто-то  просит
разрешения войти. Я мысленно дал разрешение, и в стене тотчас образовалась
дверь. В каюту вошел Маас. На корабле он был космолингвистом.
   - Рад видеть тебя, Пауль, - сказал Маас.
   - Рад видеть тебя, Маас - откликнулся я на их языке, который теперь был
моим вторым языком.
   - В самом начале нашей беседы я хочу извиниться, если в наших действиях
было что-либо, включающее насилие над твоей волей.
   Я сделал отрицательный жест, но он продолжал:
   - Во-первых, мы насильно подняли тебя в корабль, но поступили так  лишь
потому, что уловили твой мысленный  призыв,  твою  просьбу  о  спасении  и
защите. Во-вторых, мы обучили  тебя  своему  языку,  не  спрашивая  твоего
согласия, но это был наиболее короткий путь и к установлению контакта, и к
тому, чтобы избежать любых недоразумений.  Стоит  тебе  пожелать  -  и  мы
сотрем знание нашего языка в твоей  памяти,  возвратим  тебя  точно  в  то
место, откуда взяли. Более того, мы можем вернуть тебя в то же время  и  в
ту же ситуацию...
   - Нет, нет, - поспешно сказал я. - Вы правильно истолковали мой  призыв
и ни в чем не ущемили мою свободу.
   - Уважать свободу - первый закон разумных цивилизаций, - сказал Маас. -
Его надо соблюдать очень тщательно.
   - Вы его не нарушили, -  заверил  я,  думая:  вы  не  знаете,  как  его
"уважают" на Земле. Ну что ж, постараюсь предупредить события и выдать вам
информацию которая поможет мне скорее достичь цели.
   Маас ласково смотрел на меня. Его глаза очень походили на человеческие,
но были намного больше и простодушней. И цвет их часто менялся. Я старался
не смотреть на его клюв. Он постоянно напоминал мне, что  я  говорю  не  с
человеком, даже не с метисом или черным, и, как это ни обидно, моя  судьба
зависит от него. Маас сказал:
   - Если ты согласен, я соберу остальных членов экипажа, и ты  расскажешь
о своей планете. Мы выбирали место посадки,  когда  заметили  тебя.  Может
быть, мы неправильно истолковали ситуацию, которая тогда складывалась,  но
на всякий случай решили воздержаться от  посадки,  пока  не  поговорили  с
тобой.
   - Правильно поступили! - воскликнул я. - Вам  трудно  даже  представить
ужасные последствия, которые повлекла бы ваша посадка на Землю. Но разве с
Земли вас не заметили? А то ведь они постараются заставить вас сесть.
   - Заставить? - изумленно спросил он.
   - Вы все поймите, когда я расскажу, что происходит  на  Земле.  А  пока
ответь на мой вопрос, - попросил я.
   - Корабль не могут заметить. Он окружен  полем  нулевого  времени.  Для
всех остальных, кроме нас, его нет. Из поля мы выходим очень ненадолго.
   - Но ведь я же вас видел. Наверняка, видели и другие. И если кто-нибудь
правильно истолковал...
   - Разве вы можете проникнуть в нуль-время?
   - Я не знаю, что это такое. Возможно, вы расскажете мне о нем?
   Маас смущенно пожал огромными прямоугольными плечами:
   - Новые знания мы передаем не всем. Иначе их могут употребить во  вред.
А мы слишком мало знаем о тебе и о твоей планете.
   - Сейчас узнаете больше, - пообещал я. - Зови своих товарищей.
   Дверь в каюту снова  открылась.  В  нее  вошли  по  одному  еще  четыре
инопланетянина. Для меня все они были слишком похожи  на  Мааса,  мне  еще
предстояло научиться различать их. Постепенно я  стал  замечать  некоторую
разницу в лицах и еще больше - в жестах.
   - С чего же начать? - спросил я у себя и у них.
   - Расскажи о себе. Почему за тобой бежали и ты просил о помощи?  Почему
твой мысленный призыв был адресован вовсе не к тебе подобным, а  скорее  к
кому-то абстрактному, находящемуся в вышине? Может быть, к нам? Но как  ты
узнал о нашем присутствии? - спросил Маас.
   - И почему наша посадка могла бы повлечь неприятности?  -  спросил  его
товарищ.
   - Пожалуй, именно с этого и нужно начинать,  -  согласно  кивнул  я.  -
Ведь, рассказывая о себе, я тем самым  сообщу  вам  многое  из  того,  что
происходит на Земле, причем буду освещать  события  с  субъективной  точки
зрения.  А  она  всегда  является  более  правдивой,  чем  так  называемая
"объективная". Говоря по совести, объективной  точки