ицерский корпус России  за  исполнение контракта  по  продаже
танков  пожелал "поиметь" настоящую француженку. Двум высшим военным  чинам,
от  которых  зависело все сделать побыстрее, я дала такую возможность. Я  не
могу сказать,  что  я  очень себя за  это осуждаю, в конце концов,  Бог  мне
судья,  к тому же они были галантны, а  у меня в коллекции появились русские
офицеры.
     Хотя теперь во Франции время осеннее и в Марселе прохладно, я накрасила
ногти на ногах,  по странной  прихоти  моего Вадима. Ему нравилось брать мою
ногу и разглядывать каждый пальчик.
     Но  мои  пятки  и  стопы  меня  не  удовлетворили  совсем.  Пятки  были
шершавыми, а стопы сбиты мозолями, надо немедленно лезть в ванну и распарить
их как следует. Я устала в России, и это отразилось на моих ногах.
     К   лицу  я  своему  отношусь  придирчиво,  но  если  я  сейчас  сделаю
гетриоллиевый компресс, оно будет выглядеть значительно свежее.
     Примерно через три часа я в последний раз взглянула на себя в зеркало и
осталась собой довольна. На меня из зеркала глядела  ухоженная, даже дорогая
женщина с простыми, но не дешевыми украшениями, в славном платье и туфлях на
высоких каблуках для гостей. Ходить в таких туфлях  по  улице  неудобно,  но
принять кого-то дома очень эффектно. В  таких туфлях я кажусь  высокой, хотя
на самом деле  я  среднего роста, но в Вадиме два метра красивого  мужика, и
надо ему соответствовать.
     Раздался  телефонный  звонок, звонил  мой  новый знакомый  из  военного
ведомства  Франции.  Он  был настолько доволен  произведенной  сделкой,  что
предложил мне,  вместе с Вадимом,  конечно, совершить небольшую  прогулку по
Марселю  на одном  из танков.  Это  ему  было  нужно и  для рекламы,  и  для
удовлетворения  чувства  неотреагированного хулиганства. Он любил эффекты. Я
тоже, но я  не мужчина, поэтому я была вынуждена сказать,  что посоветуюсь с
мужем.
     Через час появился Вадим с  букетом роз.  Он был приветлив и мягок и не
очень-то старался доказать,  что он такой, как  всегда. Может  быть консьерж
сказал ему, что я приезжала. Но это вряд ли, у нас в доме так не принято.
     Я  понимала, что Вадиму мешала быть естественным его тайна, которой  он
не  мог со мной поделиться,  хотя единственная  его тайна написана у него на
физиономии:  он  продолжает  искать  кого-то  повыгодней,  а меня  держит  в
резерве. Разве мог он поверить, что у меня получится мой бизнес-вояж?
     Я не настаивала, а он не утверждал, что он такой же, как полтора месяца
назад.  Я  отдала  ему  его  кредитную карточку, и он машинально  сунул ее в
карман.  Я  сказала  ему,  что  нас  пригласили  покататься  на  танках.  Он
согласился.
     Как будто  он даже доволен тем, что наша интимная встреча откладывается
до вечера.
     Мы поехали в порт, а потом провели очень пикантный вечер с фейерверком,
катаясь на тяжелойгрохочущей машине по залитому разноцветными огнями городу.
     - Хотите поводить советский танк, мадам? - спросил меня водитель.
     - Конечно, - сказала я, - но как это делается?
     - Ну, это очень просто, - и он  показал мне две ручки,  которые  давали
движение. Хорошо придумано.
     Вадим думал не обо мне, я это чувствовала, ему было на все наплевать. Я
перелезла на место водителя. Он даже не помог  мне.  В конце концов, когда у
меня тоже  уже было готово испортиться  настроение, он  вдруг повеселел. Эти
мужчины  всегда так:  чтобы привести  себя  в нормальное  состояние,  должны
извести женщину.
     Я сидела на месте водителя и во  все глаза  смотрела  в смотровую щель,
которую  он раскрыл  до  возможных пределов, чтобы увеличить  мне  обзор,  и
поминутно перехватывал у меня рычаги управления, когда я ошибалась или когда
ему казалось, что мы вот-вот врежемся в витрину.
     Вадим сидел  сзади и  подавал реплики по-русски. Вскоре водитель  снова
занял свое место, и тут Вадим к  нему нагнулся и  что-то сказал. Что именно,
за грохотом машины я не слышала.
     -  Уи, мсье, -  сконфуженно  отозвался  водитель,  но,  видимо, просьбе
Вадима внял, машину остановил, открыл верхний люк, подтянулся, вылез из него
и захлопнул его над самыми нашими головами. Последними словами его были:
     - Мсье, мне очень жаль, но у вас есть только полчаса.
     И вот тут Вадим наконец заключил меня в свои объятия.
     Я понимала, что Вадиму тоже сейчас плохо, ему надо со мной расплатиться
за все, что  я для него  сделала. Мужчины считают, что  могут расплачиваться
так же,  как и  женщины. Я была  готова быть великодушной  и казалась  почти
счастливой, весело думала, что  все, что он хочет, произойдет  именно  здесь
стараясь  сообразить, какую  именно позу  следует  принять  в этой  железной
коробке, но он что-то нащупал в полу и вдруг открыл нижний люк.
     Вот как, я и не знала, что из танка можно выходить снизу.
     Он вылез через узкое отверстие и стал вытаскивать  меня. Я порвала свое
платье,  мои  украшения  рассыпались  где-то,  зацепившись  за   бесконечное
холодное железо, но я осталась равнодушной к таким мелочам.
     Оставив меня лежащей  на мостовой  между гусеницами  танка, Вадим снова
полез в  люк  и снял с сидения попоны, которые положены были туда, чтобы нам
было не так тряско ехать. В танке они не полагались. Попоны он подстелил под
меня на землю, а сам лег рядом со мной.
     - Ну что, - рассмеялась я, - как ты это собираешься  делать? Между мной
и брюхом  танка совсем  нет места, а  на боку тоже ничего не получится, я не
могу разомкнуть ноги, может быть, мне одну ногу положить на люк, из которого
мы вылезли?
     Он  молча  сопел  и,  насколько  это  позволяла  теснота, пытался  меня
погладить.  Я отвечала ему. Неожиданно стало совсем тихо, только чуть слышно
потрескивали в рыхлом асфальте постепенно оседающие гусеницы.
     Наконец я поняла,  что он  хочет, он захлопнул люк, и мы сумели сделать
то, что, не скрою, в эту минуту хотелось нам обоим... Я только думала о том,
что  приобретение - это  та  же  утрата, ибо, приобретая  реального мужчину,
теряешь мечту об идеальном.
     Вадим вдавливал меня  в марсельскую мостовую довольно сильно, он  дышал
ровно, только тело его было очень горячим.  Но я еще  не  включилась, я была
отчего-то  холодна,  и,  когда  он выдохнул  в  экстазе  не  мое  имя, а имя
китаянки, я почти не разозлилась.
     Теперь я хорошо знала, что потеряла его окончательно. Я ему не нужна. Я
не постигла искусство владения  мужчиной. Он меня не только не любит, но уже
и  не  нуждается  во  мне, я ведь  все  сделала  для  него и  теперь  должна
исчезнуть.
     И  в ту же секунду  я вдруг  поняла, что тоже  потеряла  к  нему всякий
интерес.  Я состоялась, и  я победила. И мы друг другу, как  платье, которое
нравится, когда ты ходишь, облизываясь, вокруг витрины и ищещь деньги, чтобы
его купить, представляешь себя в нем и когда, наконец, купишь, бывало, что в
этой  же  коробке  сунешь подальше в шкаф, ибо так долго  уже  носила  его в
мыслях, что и надоело.
     Я совершенно не могу вспомнить, что  произошло, потому что я задумалась
о  своем  и  меня  теперь  не  волновал  мужчина,  который,  благодаря  мне,
удовлетворял свою плоть.
     Рев мотора нашего танка  разбудил мое сознание. У меня мелькнула мысль:
"Водитель  вернулся, увидел, что нас  нет, и решил  ехать дальше  один". Это
было невероятно. Вадим тоже словно  очнулся, и мы  оба заорали, но, конечно,
наши голоса не были слышны в машине.
     Резкая боль в ноге, как будто в нее вгоняла спицу пронеслась через  все
мое тело до  самой головы. Вадим вдруг резко сполз с меня, через мою голову,
как будто его бросила туда какая-то  сила.  Я потеряла сознание, то  есть не
то, чтобы потеряла, а вдруг ощутилаа себя будто бы отдельно от самой  себя и
от своего тела.
     Я ощутила себя в каком-то немыслимом саду, заливаемом волшебным светом.
Свет этот приближался ко мне и становился все концентрированнее.
     Я слышала голос, и этот голос был  сладостным  и  неземным, и, как я ни
была  поражена  происходящим,  я  заметила,  что  в  голосе,  вещавшем  мне,
проскальзывали иронические нотки.  Я не помню наверняка, что он говорил мне,
но если он позволял себе шутить, то, видимо, еще не все потеряно.
     Только потом  я  поняла,  в  чем состояла  шутка.  Я  открыла  глаза  и
обнаружила  себя  в  совершенно  белой комнате, в которой  без труда  узнала
стандартную   двухместную   больничную    палату,   начиненную   бесконечным
количеством медицинских приборов.
     Первое, что  пришло в голову:  реанимация прошла успешно. Я  пошевелила
ногами и руками.  Это мне удалось, и  я успокоилась: как  будто, они были на
месте.
     Шум  листвы за окном и то, что я  узнала комнату, подсказали мне, что и
зрение,  и слух у меня  тоже  в порядке. Позвоночник? Я  поерзала,  но  и он
оказался в норме.  Тогда в чем же дело? Почему я здесь? Наверное, просто был
шок, из которого меня вывели, вот и все. И теперь я могу идти, куда пожелаю.
     А где Вадим?  Я повернула голову. Туалетный  столик  мешал мне  увидеть
того, кто лежал на соседней кровати.
     Я не решалась пока  приподниматься и только тихо его позвала. Мой голос
был  непослушным,  не моим и неестественно низким, но я успокоила себя,  что
это, вероятно, от курения и скоро пройдет.
     Вместо  ответа я  услышала  с соседней кровати безудержное рыдание. Там
плакала женщина, и  голос ее  в  отличие от моего собственного показался мне
знакомым.
     Тут  уж я решила встать во что бы то ни  стало с кровати, приподнялась,
чтобы увидеть ее и узнать все сразу. Правой рукой откидывала одеяло, а левой
придерживала свою непослушную грудь. Я  еще даже не сумела ее  нащупать, как
какой-то звоночек рявкнул в моем сознании. Мои ноги торчали из-под  одеяла и
касались спинки кровати.
     "Я что, выросла? - испугалась я. - Почему они без маникюра? Что, смыли,
и сколько дней я тут валялась?".
     Тут вдруг до меня дошло: это не мои ноги. Всемилостивый Боже!
     И  даже не  догадка, а озарение пронзило  меня насквозь: да,  там,  где
должна была быть моя грудь, ворсилась весьма импозантная мужская щетина.
     Мне вдруг стало все  понятно. Действительно, мы  оба потеряли сознание,
наши  души  на  мгновение вспорхнули в  небытие,  потом, словно  парашютики,
соединившись, камнем пошли вниз,  возвращаясь в наши тела, но перепутали их.
Перепутали? А  может  быть, так было задумано, почему-то  же неземной  голос
вещал с юмором...
     Скорее ожидая подтвердить то, что было мне ясным, нежели увидеть что-то
новое,  я  встала  с постели.  Я была совершенно раздетой  и  так и прошла в
ванный отсек, где было большое, как в отеле, зеркало. Передо мной в зеркале,
как я и ожидала увидеть, стоял Вадим.
     Со мной не  произошло шока. Наверное,  женщина должна быть  готова и  к
такому. Подумалось  только,  что  управлять таким  телом  мне  будет  сперва
тяжело, но я сумею, это так же, как водить "Роллс" после "Cитроена".
     Но отчего это, глядя в зеркало на его тело, я испытывала теперь смутное
волнение?  Хотя  тут нет ничего удивительного,  ведь  сознание  мое осталось
женским.  Но вот что странно:  я не испытывала неловкости,  что отныне стала
мужчиной. Странное у меня было чувство, я себе нравилась в зеркале, и вместе
с тем  я  знала, что теперь это тело  уже  мое. Может быть,  виной тому  мои
лесбийские наклонности? Как бы то ни было, мне было очень комфортно.
     Я только с грустью подумала, что теперь Вадим будет бегать за мной.
     Мне нравился его  рост. Телом было управлять немного тяжело, потому что
я была рассчитана на более мелодичные движения. Я отправилась в палату.
     Как и следовало ожидать, Вадим, пребывавший теперь в моем теле, смотрел
на меня с ужасом. У него были роскошные мои глаза, я и не знала, что мне так
идет пугаться и плакать.
     На стуле валялась одежда Вадима и  моя. Секунду примерно я раздумывала,
его или свою мне надевать, и немедленно рассмеялась.
     Надела его носки, потом трусы, брюки, после некоторой заминки я поняла,
наконец, как их надевать. Затем я зачем-то взяла в руки лифчик, но тотчас же
положила его обратно. Рубаха застегивалась на правую сторону, и я  несколько
секунд безуспешно искала петли. Я с удовольствием влезла в бутсы.
     Вадим,  глядя  на все это,  не  произносил ни слова,  он лежал,  широко
раскрыв глаза. Я подошла к нему  и поцеловала его в губы. Я  и не знала, что
мои губы столь восхитительны. После поцелуя я решительно откинула  одеяло на
его кровати.

     Я смотрела  на  себя прошлую, и  прошлая мне продолжала  нравиться. Она
была очаровательна. Левая нога моего  тела  была  перевязана,  видимо, брюхо
танка прошло по  кости, задев нерв, но  саму кость не  повредило. На этой же
ноге продолжал красоваться  синяк  - знак  офицерской  доблести Министерства
обороны России. Все остальное было в порядке.
     -  Я сейчас  уйду, -  сказала  я Вадиму, - но хочу тебе  дать несколько
ценных советов.
     - Но  как  же я? -  спросил он  тоном  капризной  девчонки,  с  которой
произвели неравноценную мену.
     Но я не слушала его. Теперь была моя очередь торжествовать.
     - Совет первый, - сказала я, - желаю тебе также полюбить мужчину, как я
любила тебя. Вспомни, что я только для тебя не делала. А ты?
     Тут  я  полезла  в  карман  пиджака и достала  оттуда, как я  и думала,
фотографию китаянки. Из  того же бумажника выпала  и  кредитная  карточка. Я
подняла ее и сунула обратно.
     - Эту я оставлю себе. Моя - у тебя, - я  запнулась, - в ридикюле. Сумма
на них равная. Квартиру, как истинный джентльмен, - я хихикнула, - я оставлю
тебе,  но тебе придется  перевесить  там  полку,  которую ты  прибил слишком
высоко, попроси это сделать консьержа. В этом же ридикюле  - косметика. Тебе
показать, как ею пользоваться?
     Он молчал. Вот вам и  равенство мужчины  и женщины. Мне  ничего, а он в
трансе.  Можно подумать, что женщиной быть  неприлично. Все  прилично. Можно
научиться быть  кем угодно. Это так же, как учить новый язык. Надо только не
бояться ошибаться и произнести первое слово.
     -  Ну  ладно,  не молчи,  - сказала  я уже мягче  и более миролюбиво, -
лифчик я застегиваю не поверх груди, как ты  это пытался когда-то сделать, а
под ней,  а  потом надо осторожно его придерживать и  затягивать туда грудь,
сначала одну,  потом вторую. Есть лифчики  на  залипушках, но  они неудобны,
если будет толкотня в метро, он может расстегнуться, и тебе будет неприятно.
Есть лифчики на крючках, но они сильно натирают  вот здесь, - я показала ему
где.  -  Все размеры моей одежды указанны на  ней.  Они в  квартире  на Пляс
д,Итали.  Там  же  в ванной  разберешься  с  парфюмами  и  дезодорантами.  Я
предпочитала  хвойную  ванну,  она  долго держит  молодость  тела. Туфли  на
высоких  каблуках старайся не носить, это неудобно, да  и не полезно.  Ну-ка
спусти с кровати ноги.
     И  когда  он  безропотно  повиновался, я  показала  ему,  как  надевать
колготки, чтобы не разорвать их.
     -  Как  рожать, -  сказала  я  ему напоследок,  - я  еще сама не  знаю,
научишься, но пить тебе нельзя.
     С этими словами  я поцеловала  его еще раз и тут же вышла из палаты. За
мной погналась медсестра:
     - Мсье, мсье, куда вы, ведь у вас только вчера была остановка сердца?!
     Хотя я прекрасно знала, что обращаются ко мне, не оглянулась.
     В  номер гостиницы, который был мне теперь  ни к чему, я не заходила, а
сразу же отправилась на вокзал, чтобы в тот же день уехать в Париж. Примерно
за час прогулки я уже сносно управляла своим телом, а вечером была в Париже.
     На  Гар де  Лион я взяла такси  и отправилась  на Пляс  д`Итали.  Около
своего  дома  я хлопнула  дверцей  и попала под насмешливый  взгляд гарсона,
который, на этот раз не был со мной столь любезен и галантен.
     "Черт побери,- подумала я, - естественно, что он меня не узнает".
     Я приветливо  с  ним  поздоровалась,  и,  окрыленный моим  вниманием  и
стофранковой  бумажкой,  он  мне  поведал  о  том,  что три  дня тому  назад
приезжала  мадам Мелони (я слушала это  имя с усмешкой), не смогла попасть в
дом, даже поднималась по наружной лестнице, и что больше он ее  не  видел. Я
кивнула.
     -  Вам что-нибудь угодно,  мсье? - спросил  он  меня, но я  уже ехала в
лифте  и  думала  о  том,  что то,  что  я сейчас  вижу, я, вероятно, вижу в
последний  раз. Я  открыла квартиру. В  ней было неубрано, пахло все теми же
китайскими духами, но на этот раз они не были неприятны.
     Я  проветрила комнаты  и  стала думать о том,  что еще в этой жизни мне
пригодиться из моего бывшего барахла. Я легла на кровать и прикинула, что по
всей вероятности  -  ничего. Я  лежала так, может  быть, больше часа,  потом
вдруг  поднялась  и  отправилась в ванную.  Сколько тут стояло  всевозможной
косметики! Боже ты мой, для чего это все только нужно?
     Я  усмехнулась, наполнила  ванну, на  этот  раз  без хвойных  приправ и
бальзамов,  и  улеглась в нее. Я не  только потому не положила в ванну пены,
что шампунь был исключительно  дамским, а потому, что мне хотелось, наконец,
подробно рассмотреть  мое новое  тело. Я уже разглядывала его,  но, конечно,
сейчас это надо было делать более основательно.
     Через час  примерно  я  закончила  ревизию и  осталась собой  довольна,
отметив только некоторые мелочи, которые можно легко поправить.
     Хотелось еще немного поваляться, я по привычке включила душ и сделала с
ним то же,  что делала обыкновенно всегда, но  на этот раз я, во-первых,  не
знала,  как и  что делать,  а во-вторых, причинила  себе  доселе  никогда не
ощущаемую  очень  острую  боль. Долго я не могла от нее  избавиться. В конце
концов, она утихла сама, а я отправилась в свою постель,  чтобы уснуть в ней
в первый  раз  в  своем  новом  качестве.  Завтра  я поеду искать себе новую
квартиру.
     Внезапно я поняла, что все-таки не умею управлять  своим новым телом и,
наверное, на улице выгляжу очень смешно.
     Я снова  пошла  в ванную и здесь до  изнеможения упражнялась, выделывая
самые невероятные па. Потом мне это наскучило, и к тому же я довольно сильно
возбудилась  от лицезрения мужского  тела. Я  усмехнулась.  Я вспомнила  про
Сюзанну. Вот кто поможет мне.
     Я подошла к антресолям, теперь мне не нужен был стул, чтобы дотянуться.
Я легко  достала  пакет,  развернула  его и  через пять минут,  наполнив его
горячей водой, легко перенесла  в  свою постель. Сюзанна к этому готова была
всегда.
     Я соединила ее с  электрической розеткой, и она немедленно  улыбнулась.
Потом она закрыла глаза и  стала тихонько  бить  ногами по  кровати  и резко
поворачивать голову из  стороны в сторону, как  делает это неудовлетворенная
женщина.  Я положила  ей  руку на  грудь,  тотчас  же  ее  голова  перестала
болтаться, губы вытянулись  для поцелуя, а ноги, теперь  согнутые в коленях,
приняли застывшее состояние.
     - Сюзанна, - сказала я серьезно, - мне надо с тобой поговорить.
     Кукла молчала.
     -  Сюзанна,  -  снова  сказала я,  - мы  с тобой хорошо жили вместе, но
приходит пора расставания, сегодня наша последняя ночь.
     Я почти верила в  то,  что я говорю. Я  подошла к бару, достала  оттуда
бокал с виски и выпила его немедленно.
     - Ты должна научить меня этому, Сюзанна.
     Кукла смотрела на меня безучастно.
     Десятый раз я пошла сегодня  в ванную, но  на этот раз для  того, чтобы
побриться. Я  хотела, и вы наверняка  сможете меня понять, начать свою новую
жизнь  с  галантности по отношению к  женщине, пусть  не настоящей,  но пока
единственной у меня.
     - Спасибо тебе, Сюзанна, - сказала я через два часа, я  смертельно хочу
спать, надеюсь, ты не будешь возражать, если мы простимся. - И я спихнула ее
с кровати.
     Я заснула и, как мне показалось, тотчас  же же  проснулась. Невероятно,
непередаваемо  сильно болела  голова.  Я попыталась встать, но  меня мутило,
перед глазами крутились какие-то зеленые точки, я включила свет и  обомлела.
В  комнате