на  стул,  вытянул  из  кармана
носовой платок, вытер слезы и снова закатился  смехом.  Так  он  и  сидел,
упираясь локтями в стол, всхлипывал, трясся, подметая галстуком доску.
   Эта гора  транзисторов,  набитая  до  краев  шахматной  мудростью,  эта
самодовольная,  непогрешимая,  прозорливая  жестянка  выстроила  из  фигур
рыбку.
   Лев Борисович хохотал, позабыв о часах,  -  над  своими  страхами,  над
несообразностью случившегося, над святой наивностью машины. Сколько же ей,
бедняге, пришлось попотеть, чтобы за неполный  час  растащить  икринку  по
кусочкам, извлечь из нее все эти жиры,  белки  и  углеводы,  добраться  до
нуклеиновых, расшифровать их структуру, прочесть генетический код, и потом
уже, подобно тому, как она  рассчитывает  на  сто  ходов  вперед  ничейный
ладейный эндшпиль, вычертить в своих  транзисторных  мозгах  будущее  этой
икринки. И ради чего? Чтобы выложить на доске  дурацкую  рыбку  с  королем
вместо глаза!
   - Послушай, тетка! А если бы я купил бутерброд с ветчиной?
   - Вотще уязвить нас...
   - Любовь моя, где ты таких слов нахваталась?
   - Зело любезно мне... - пролепетала Березань. - Поелику  науку  книжную
постигая...
   Но Лев Борисович уже не слушал.  Тихим-тихим  этюдным  ходом  он  начал
многоходовую комбинацию с исходом неотвратимым,  как  солнечное  затмение,
пересыпанную  парадоксальными  жертвами  и  убаюкивающими   отступлениями;
комбинацию, которой было суждено войти в  солидные  шахматные  монографии,
учебники для программистов и настенные  календари;  ту  самую  комбинацию,
которую по сей день зовут "крючком Левицкого".
   39. h4!!



Михаил Кривич, Ольгерт Ольгин. 

                                 Не может быть

   -----------------------------------------------------------------------
   Журнал "Химия и жизнь", 1973, N 8.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 9 August 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   За  бронированной  стеной  подземного  коридора  тихо  жужжали  колонны
синтеза. Каждые три минуты - хоть проверяй часы - контору сотрясал грохот:
свежая партия нефти низвергалась в хранилище.
   Мастер приоткрыл базальтовую дверь своего  кабинета  и,  склонив  набок
голову-треуголку,  прислушался  к   ровному   гулу.   "Надо   бы   сделать
профилактику", - подумал он. Но этим займется уже  его  сменщик,  который,
должно быть, сидит сейчас в  мягком  кресле  на  борту  "Пришельца-154"  и
листает руководство по черному и белому синтезу. Отличная книга! А  вторая
ее глава "Способы  обеспечения  незаметности  при  изготовлении  в  земных
условиях вязких горючих жидкостей" не уступит хорошей детективной поэме...
   Из динамика раздался мелодичный хруст: начиналось  диспетчерское.  Шеф,
как всегда, запросил сначала группу реализации. Выслушав сводку  суточного
сбыта, он распорядился:
   - Снимите часть с каспийского шельфа и подкиньте на  север  -  им  надо
выполнять повышенные обязательства. И  не  забудьте  о  Венесуэле,  у  них
запасы на исходе. Группа синтеза, что у вас?
   - Претензии к группе сырья, - ответил Мастер. -  Гонят  сплошную  серу,
очищать не успеваю. Так мы им всю атмосферу погубим. Сернистый газ  и  все
такое...
   - Претензию записал, -  сказал  Шеф  и  включил  группу  удовлетворения
разведки.
   - За сутки, - сообщил радостный голос, - они прошли в  общей  сложности
аж  13545  метров.  Восемь  скважин  достигли  пятикилометровой   отметки.
Разрешите подать им нефть?
   - Не горячись, - сказал  Шеф.  -  Пусть  еще  денек  посверлят.  А  там
подавай, только понемногу, как в инструкции сказано.
   Все шло обычным чередом. Кто-то никак не мог вырвать у снабженцев давно
разнаряженный газовый конденсат, нерасторопный диспетчер заслал  в  Африку
бурый уголь вместо каменного, на восьмом участке перестарались и чуть было
не погнали в скважину чистейший керосин двойной ректификации...
   Мастер выключил селектор и занялся текущими делами. Лишь к  полудню  он
смог наконец разогнуть спину. "Сейчас бы горяченького", - подумал  Мастер,
и в ту же минуту, будто  получив  телепатический  сигнал  (что  совершенно
невозможно в этих катакомбах), в кабинет  вошел  Калькулятор  с  дымящейся
чашечкой на подносе. Мастер откровенно симпатизировал этому парню:  помимо
умения выполнять в уме все девять  действий  арифметики,  он  обладал  еще
качеством, бесценным в длительных командировках,  -  бесподобно  заваривал
хину.
   Прихлебывая  бодрящий  напиток.   Мастер   любовался   ладной,   изящно
расширенной в талии фигурой юноши. "А я вот старею, худею, - думал он. - В
такой суете разве  за  талией  уследишь..."  Как  будто  для  того,  чтобы
подтвердить горькую  правду  о  суете,  зажегся  сигнал  срочного  вызова,
торопливый голос объяснил Мастеру, что на экспериментальной  колонне  близ
Кракатау сорвало заглушку и пары полезли наружу, пугая местное  население.
Такое случалось уже не впервые: колонны серии  "ВВВ-С",  установленные  на
Японских островах, в Исландии и еще где-то, время от времени  барахлили  и
ломались,  а  выработку  давали  чепуховую,  кот  наплакал,  стыдно  людям
показать.
   Мастер послал на Кракатау двух техников по герметизации, а также агента
тайной службы, отвечающего за маскировку объектов, и в  ожидании  известий
попросил Калькулятора приготовить еще чашку напитка.
   - Я давно хочу спросить у вас, Мастер, - сказал юноша, наливая заварку,
- но все не решаюсь. Во что нам обходится вся эта филантропия и зачем  она
понадобилась? Проку-то с этого мы никакого не имеем. Они и в пришельцев не
верят...
   - Конечно, мальчик. В пришельцев они верить не хотят. Можно  украсть  у
них из-под носа целый остров, чуть ли не материк, а им кажется, что так  и
надо: ты же знаешь эту историю с Атлантидой. А если завтра мы с  тобой  по
всем правилам опустим  под  воду  Австралию,  знаешь,  о  чем  они  начнут
спорить? О том, была  ли  она  вообще!  Но  мы  же  здесь  сидим  не  ради
благодарности...
   - А ради чего?
   - Солидарность - вот в чем дело. Собратья по разуму и так далее. Нельзя
же  оставить  их  совсем  без  энергии.  Когда  они   еще   доберутся   до
контролируемого термоядерного  синтеза...  А  пока  приходится  варить  им
всякое горючее, на любой вкус - потверже и пожиже.  И  обходится  нам  это
ежемесячно в пять миллионов звонких балабусиков. Зато когда они собираются
на свои конгрессы и начинают спорить, откуда взялась нефть,  -  это  стоит
послушать. За такое удовольствие не жалко платить и больше...
   - Возможно это и так, Мастер, - сказал юноша. - Но главного-то  вы  мне
так и не сказали: а зачем им вообще эта дурацкая энергия?
   - Видишь ли, мальчик, эти  славные  существа,  к  которым  мы  все  так
расположены, бог весть когда придумали ужасную штуку и до сих  пор  в  нее
верят. Они вбили себе в голову, что вечного двигателя построить нельзя!
   - Не может быть, - сказал юноша.



Михаил Кривич, Ольгерт Ольгин. 

                             Пора - не пора

   -----------------------------------------------------------------------
   Журнал "Химия и жизнь", 1972, N 6.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 9 August 2000
   -----------------------------------------------------------------------

   ИЛИ ИСТОРИЯ ПЕРВОЙ ПОСАДКИ КОСМИЧЕСКОГО КОРАБЛЯ НА ШЕСТУЮ ПЛАНЕТУ,
   КОТОРАЯ ВРАЩАЕТСЯ ВОКРУГ ОДНОЙ ОЧЕНЬ БОЛЬШОЙ ЗВЕЗДЫ, НАСТОЛЬКО ДАЛЕКОЙ,
   ЧТО ЕЕ ПЛОХО ВИДНО НЕВООРУЖЕННЫМ ГЛАЗОМ ДАЖЕ В БЕЗЛУННУЮ НОЧЬ


   Сначала из люка посадочной капсулы  высунулись  длинные  худые  ноги  в
латаных  джинсах.  Ноги  боязливо  ощупали  грунт  и,  убедившись  в   его
прочности, опустились на травку. Куцая  курточка  была  сшита  из  той  же
джинсовой материи, ансамбль удачно дополнял шелковый  шейный  платок.  Так
был одет Дик.
   Затем  на  экране  показалась  грузная  фигура  в  синем  простроченном
комбинезоне. Это был Семен Прокофьевич.
   Третьим на поверхность планеты выпрыгнул юркий, стриженный под  скобку,
эмалированный "Рекорд", а за ним, лязгая гусеницами, выполз и плюхнулся на
резиновое брюхо 7-МЦГ-0.25.
   Все они  одновременно  повернулись  к  люку,  и  оттуда,  чуть  касаясь
протянутых рук и щупальцев  своих  спутников,  спустилась  молодая  особа,
недурная собой. Это была Лялечка.
   Теперь можно было считать, что высадка состоялась.


   Надо ли объяснять читателю, что и Дик, и седоусый Семен Прокофьевич,  и
очаровательная Лялечка, высадившиеся на поверхность  таинственной  планеты
без скафандров, шлемов, кислородных баллонов и прочих столь необходимых  в
этом деле вещей  (которые  в  технической  литературе  именуют  средствами
жизнеобеспечения),  не  говоря   уже   о   "Рекорде"   и   тем   более   о
трактороподобном 7-МЦГ-0.25, - надо ли объяснять, что все они были искусно
сделанными машинами?
   Эти машины могли мгновенно рассчитать  траекторию  любого  космического
тела и провести спектральный анализ грунта, корректно и достойно  вступить
в контакт с представителями разумной цивилизации  и  точно  оценить  шансы
фаворитов  на  рысистых  испытаниях,  они  умели  паять,  клепать,  точить
ножи-ножницы, играть на всех  известных  музыкальных  инструментах,  знали
десятки  языков,  логарифмические  таблицы  и   приемы   карате.   Словом,
перечислить все знания, умения и навыки этого замечательного экипажа  вряд
ли возможно. Но  о  главном  все-таки  надо  сказать:  и  грузному  Семену
Прокофьевичу, и по-юношески самонадеянному Дику, и кокетливой. Лялечке,  и
исполнительному "Рекорду", и даже тугодуму 7-МЦГ-0.25 - всем им в  большей
или  меньшей  степени  была  присуща  способность  самообучаться,   быстро
приспосабливаться к неожиданным условиям окружающей  среды.  Очень  важное
качество, без которого в далеком космосе пропадешь.
   Представление  главных  героев  этой  истории  можно  было  бы  считать
законченным, если бы не одно маленькое  обстоятельство.  Должно  быть,  не
всем читателям, особенно из числа тех, кто получил в  свое  время  только,
гуманитарное образование, достаточно ясно, зачем придавать  машинам,  даже
самым толковым, человеческий облик. Между тем это очень просто. Во-первых,
инопланетяне, неожиданную  встречу  с  которыми  никак  нельзя  исключить,
должны сразу же получить  представление  о  том,  как  выглядят  обитатели
Земли. Во-вторых, что  значительно  менее  важно,  операторам  с  наземных
станций  слежения  привычней  и   легче   работать   с   человекоподобными
устройствами, нежели с железными ящиками, вроде кассовых аппаратов, только
поумней.
   На сей раз космокосметики превзошли себя. Взять ту же Лялю.  Она  вышла
настолько удачно, что на улице мужчины заглядывались на нее. А за каких-то
три-четыре  месяца  предстартовой   подготовки   Ляля   получила   столько
предложений сходить в кино, сколько другой, натуральной девушке  с  лихвой
хватило бы на несколько лет.
   Словом, внешний облик экипажа ничуть не беспокоил руководителей полета.
Если что их и тревожило, так это специальная подготовка машин. А с ней, по
правде говоря, не все было ладно.  Сначала  хотели  приурочить  высадку  к
стасемидесятипятилетию освоения Меркурия, потом гнали к ежегодному  съезду
собирателей марок на космические темы. А в спешке, сами  понимаете,  какая
подготовка...
   С роботами же, как известно, надо держать ухо востро.  Заранее  никогда
не скажешь, будут ли они точно придерживаться духа и буквы  программы  или
ни  с  того  ни  с  сего  пойдут  куролесить  по  чужой  планете,  вызывая
неразбериху в Центре и раздражение периферийных галактик.
   Теперь, надеемся, читателям понятно, почему руководители  программы  не
разъехались отдыхать  по  домам  сразу  же  после  высадки,  а  сидели  на
Центральном  пункте  управления,  напряженно   вглядываясь   в   мерцающую
телевизионную картинку. А на картинке было вот что.


   ...Экипаж  работал  слаженно.  Семен   Прокофьевич   отдавал   короткие
распоряжения, остальные без суеты их выполняли. Дик слил воду из радиатора
и проверил уровень масла. Крепыш МЦГ выволок мешки с плутониевыми сухарями
и разложил их на клеенке, "Рекорд" левой ногой копал колодец,  а  Лялечка,
убрав рыжие волосы под косынку, протирала тряпкой иллюминаторы.
   - Хорошо работают, - довольно сказал Директор  программы,  обращаясь  к
коллегам, и добавил в микрофон:
   - Прокофьевич, не забудь погасить свет и скажи МЦГ, чтоб не ел крошки!
   Впрочем, Директор понимал, что к тому времени, когда его  совет  дойдет
до Прокофьевича, освещение давно уже будет выключено,  крошки  съедены,  а
экипаж окажется далеко от капсулы.
   - Пускай ест, - с нежностью в голосе заметил Главный  энергетик,  -  им
горючего на десять лет запасено...
   После  месяцев  крайнего  напряжения,  на  Центральном  пункте  впервые
установилась атмосфера  благодушия.  Главный  механик,  на  всякий  случай
проверив пульс Дика,  вышел  перекусить,  энергетик  отправился  спать,  а
Директор с Психологом, время от времени поглядывая на экран,  заполняли  в
трех экземплярах посадочные талоны, которые надлежало к утру  отправить  в
Комитет по новым мирам на предмет установления приоритета.
   - Что они там застыли? - вдруг спросил Директор, оторвавшись от бумаг.
   - Наверное, Прокофьевич решил провести летучку,  -  неуверенно  ответил
Психолог. - Рановато что-то...
   Экипаж собрался в  кружок  неподалеку  от  капсулы.  Семен  Прокофьевич
поочередно тыкал в грудь  каждому  указательным  пальцем  и  что-то  резко
говорил.  Что  именно,  разобрать  было  трудно.  Вероятно,  он   раздавал
указания. Судя по тому, что Семен Прокофьевич по несколько раз обращался к
каждому, заданий было: много.
   Летучка  закончилась  так  же  внезапно,  как  и  началась.   "Рекорд",
получивший задание последним, повернулся к капсуле и совершенно неожиданно
для  руководителей  полета  невесть  зачем  стал  изучать  обшивку,  почти
упершись в нее лбом. Остальные, рассыпавшись, помчались прочь от капсулы и
через несколько секунд исчезли из кадра.
   Происходившее противоречило и программе,  и  здравому  смыслу,  которым
роботы были напичканы до отказа.
   "Рекорд" закончил изучение обшивки. Повернулся на корундовых  каблучках
и ошалело огляделся  по  сторонам.  На  северо-северо-западе  шевельнулись
кусты, и он неуверенным шагом, то и дело оборачиваясь, направился туда, но
потом передумал и дважды обошел капсулу. Он был один.
   "Рекорд" ткнул правым манипулятором себе в бок и включил индивидуальный
носовой локатор. Прибор ожил, рыскнул вправо-влево, но сигнальная лампа не
загорелась. Робот растерянно стоял на поляне, не  зная,  что  предпринять.
Наконец, он решился, отключил бесполезный локатор и напролом ринулся через
кусты.
   -  Что  за  чертовщина...  -  пробормотал  Директор,  -  куда  они  все
подевались? Почему нет звука?
   Он повернул до отказа сперва ручку яркости, потом ручку  громкости.  Ни
единого движущегося пятна, ни единого шороха. Сознавая бесполезность своих
действий, Директор закричал в микрофон:
   - Семен Прокофьевич! Лялька! Дик!
   Ответ мог прийти лишь  через  час,  если  мог  прийти  вообще.  А  пока
осталось только ждать.
   -  Поторопились  мы  с  талонами,  -  невесело  обратился  Директор   к
Психологу. - Что у них могло случиться? Почему разбежались? Объясните мне,
это ведь по вашей части.
   Психолог  не  успел  ответить,  потому  что  на   экране   одновременно
показались все члены экипажа. Они выскочили из кустов, как  ошпаренные,  и
помчались к капсуле, будто за ними гнались дикие  звери.  Последним  бежал
тучный Семен Прокофьевич.
   Какая-то опасность была налицо. По аварийным правилам,  группа  обязана
была укрыться в капсуле и задраить люки. Однако, подбежав к аппарату,  все
внезапно  успокоились.  Они  стояли  кучкой,  беседовали   по   внутренним
телефонам, Лялечка смеялась и обмахивалась  платочком,  словно  ничего  не
случилось.
   - Кажется, пронесло...
   Не успел Директор сказать это, как снова на экране началась сумятица, а
потом все, кроме Семена Прокофьевича, исчезли из поля зрения.


   Восточная  мудрость  гласит:  тот,  кто  воспитает  самоорганизующегося
робота, может считать себя мужчиной. Сделав скидку на излишнюю цветистость
и образность, присущую восточным изречениям, надо  все  же  признать,  что
воспитание роботов - дело ох какое хлопотное.
   Едва сборщик завинтит последнюю гайку, едва испытатель впервые  щелкнет
тумблером "вкл-выкл", безжизненная кукла превращается в шкодливого  щенка.
Новорожденные роботы с визгом носятся по сборочному цеху, дерутся,  ревут,
ябедничают сборщику-воспитателю. Они отпаивают друг у  друга  транзисторы,
портят питание, лезут без спроса в запоминающие устройства, рвут магнитную
ленту или записывают на нее всякую чушь - популярные песенки  и  недетские
анекдоты. Если же в цехе есть электрические розетки, эти  юные  проказники
присасываются к ним, как пиявки, а потом куролесят без удержу. Да, нелегко
вырастить и воспитать роботов...
   Авторы  отдают  себе  отчет  в  том,  что  здесь  совершенно  неуместно
поднимать всерьез проблему воспитания роботов. Это  скорее  дело  солидных
машинно-педагогических изданий. И все-таки обойти эту  проблему  молчанием
мы не можем. Бытующий к ней подход совершенно неверен.
   Посудите сами. В первые дни и месяцы жизни, когда должен  закладываться
характер    роботов,    они    находятся    на     попечении     неопытных
сборщиков-воспитателей, которые еще совсем недавно сидели на  студенческой
скамье. В каждой группе собирается по двадцать-тридцать младенцев,  потому
что  педагогов  не  хватает,  и  какими  бы  благими  ни  были  побуждения
воспитателя, он успевает  проследить  лишь  за  рациональным  питанием  да
сохранностью  своих  питомцев.  А  предстартовая  подготовка  может   лишь
сгладить, но не устранить  шероховатости  начального  обучения.  В  общем,
сложившаяся практика требует скорейшего вмешательства нашей педагогической
общественности.


   - Ну что, отец-педагог, выучил на нашу голову? - сурово сказал Директор
смущенному Психологу. - Вот тебе и серийное воспитание!
   К  этому  времени  история  повторилась.  Одинокий  Семен  Прокофьевич,
покончив с осмотром обшивки, побродил по экрану, скрылся  и  через  минуту
вновь вбежал в кадр во  главе  мчащейся  оравы.  Его  толстая  добродушная
физиономия светилась бездумным самодовольством. И вновь никакой погони!
   Члены экипажа еще топтались у капсулы, а Психолог уже знал,  что  будет
дальше: все исчезнут, один уставится на обшивку...
   Цикл поведения был налицо. Но что  побуждало  их  неотступно  следовать
этому циклу, не имеющему никакого отношения к программе? Опасность?  Некий
стимулятор,  приманка,  источник  удовольствия?  Нет,  все-таки  поведение
экипажа подчиняется какому-то закону, они действуют по каким-то  правилам.
Но по каким? При подготовке им таких правил не задавали...
   Значит, экипаж во имя неизвестной цели сам  добровольно  установил  эти
правила. Искусственные правила, набор  условностей,  что-то  вроде  чайной
церемонии или свадебного обряда. И  самое  непонятное  -  итог  всей  этой
странной деятельности доставлял экипажу удовольствие. Несмотря на то,  что
даже кратковременное отсутствие связи должно  было  вызвать  отрицательные
эмоции, защитную реакцию вплоть до общей тревоги.
   А эти олухи блаженно улыбались!
   - Выучил на свою голову... - печально  согласился  Психолог,  с  тоской
уставившись на экран и видя, как разбегаются его воспитанники, оставив  на
поляне беззащитную Ляльку.
   ...Лялечка стояла лицом к обшивке, прикрыв лицо  узкими  ладонями.  Она
слышала за спиной затихающий топот ног. Ей очень хотелось обернуться,  она
с трудом сдерживала себя. Все быстрее и быстрее, проглатывая  звуки,  Ляля
считала вслух:
   - ...четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать, семнац, осьмнац,  двятнадц,
двадтц!..
   Пора - не пора, иду со двора!



Михаил Кривич, Ольгерт Ольгин. 

                                  Х