колечкам бегут, словно блики, мелкие частые  волны.
Покачиваясь,  кольца  медленно  отделились  от  бумаги  и  воспарили   над
латинскими буквами, излучая слабый зеленый свет.  Затем  свечение  угасло,
кольца съежились, вспыхнули напоследок  и,  тихо  звякнув,  опустились  на
стол.
   В клетке с номером 79 лежали небольшие, бочоночком, кольца  из  желтого
металла.
   Клавдия схватила одно из них и надела, еще теплое,  мне  на  безымянный
палец.
   - Спасибо, моя хорошая, - пробормотал я  и  поцеловал  ее.  -  Книжнику
такое и не снилось.
   - У порядочных людей свадьба бывает раз в жизни, - ответила Клавдия.
   Она вытолкала меня за дверь, заявив, что устала  и  намерена  спать  до
вечера, а я побрел в институт. Честно погоняв мяч,  зашел  к  приятелю  на
кафедру металловедения и попросил сунуть колечко  в  какой-нибудь  прибор.
Минуту спустя он вернулся и  равнодушно  сообщил,  что  металл  -  золото,
такая-то проба; а в чем дело? "Да так", - сказал я.
   До вечера оставалась уйма времени, и я поднялся  на  третий  этаж,  где
обычно заседали за своими кубами  трехмерношахматные  девы.  Должно  быть,
меня тянуло к людям из Клавиного окружения.
   Величественная Лена Бывалова разыгрывала сама с собой заумные дебюты.
   - Могу дать тебе три ладьи фору, - предложила она, - сыграем?
   Она не допускала мысли, что избранник ее подруги может быть  равнодушен
к шахматам.
   Я молча уселся, включил подсвет - и добрых полтора часа  самоотверженно
отстаивал честь мужского мышления, стараясь дотянуть  партию  до  почетной
ничьей. На дворе уже стемнело.
   Клава встретила меня сурово. Оказывается, она давно уже  проснулась.  Я
стал было рассказывать про анализ, про партию  с  Ферзем...  Она  слушала,
поджав губы и не глядя на меня.
   - М-да, - проговорила она. - Странно. Я чувствую себя отвратительно, из
рук все валится, а ты весело проводишь время. Я делала золотое  кольцо,  а
не оловянное, это ясно и без твоих дурацких приборов. В шахматы ты  играть
не умеешь, это еще яснее.  Тебе  со  мною  скучно,  и  ты  ищешь,  где  бы
развлечься. Кажется, уже нашел, поздравляю.
   Это было несправедливо.  И  я  попытался  что-то  объяснить.  Лучше  бы
промолчал.
   - Он еще оправдывается! Два часа сидел с кем-то, да еще растрезвонил  о
кольцах.
   Тогда и я вскипел:
   - Не хочу больше слышать о Бываловой. И о кольцах  слышать  не  хочу  -
пропади они пропадом...
   И дернуло же меня.
   - Слышать не хочешь? - ледяным тоном переспросила Клавдия. - Ну что  ж.
Как вам будет угодно. Давай сюда кольцо.
   Уже раскаиваясь, но еще не понимая, я снял  с  пальца  золотое  кольцо.
Клавдия положила его на ладонь, рядом положила второе. Потом  размахнулась
и вышвырнула в открытое окно.
   Я бросился к подоконнику и тупо смотрел  в  темноту.  Слушал,  как  она
плачет.
   Мы помирились через полчаса. Остаток вечера  и  все  следующее  утро  я
ползал на коленях под окнами.  Кольца  как  сквозь  землю  провалились.  А
Клавдия до самого дня свадьбы просидела над таблицей  Менделеева  и  двумя
ржавыми колечками. Иногда они вздрагивали, иногда начинали  светиться,  но
золотыми так и не стали.
   А потом была свадьба, и гостей набилось вдвое больше, чем мы насчитали,
фруктов на столе не было - деньгами мы не  разжились,  и  было  хорошо,  и
Ферзь со своей командой резала свеклу для винегрета. Мы никому не  сказали
о том почти неправдоподобном утре,  когда,  излучая  сиянье,  сомнительной
чистоты железо превратилось в чистое золото. Только нашим детям.  Но  они,
кажется, не очень-то поверили.
   Детей у нас двое - сын и дочь. Сын неплох в отборе мяча,  но,  пожалуй,
резкости ему не хватает,  да  и  рывок  слабоват;  а  дочка,  само  собой,
пропадает в шахматном клубе. Клава иногда ходит с ней играть партию-другую
для развлечения, а я вот футбол забросил. Служу начальником  ирригационной
конторы. Работа больше кабинетная, но если  надо  перебросить  полноводную
реку или проложить магистральный канал, то выезжаю на место и  прикладываю
руки. Само собой, любую балку могу развязать не  моргнув  глазом,  да  все
подходящего случая нет...
   Клава моя по-прежнему вся в науке. Они там без  конца  превращают  одни
элементы в другие и синтезируют совсем  новые.  Дело,  конечно,  камерное,
женское рукоделие, так сказать, но за открытие не то 278-го, не то  287-го
Клавдии дали премию и собираются назвать элемент  ее  именем  -  по  радио
говорили.
   Последнее время к дочке зачастил парень - вместе занимаются. Парень как
будто неглупый, но не слишком ли они молоды?
   На днях захожу к ней - она одна,  колени  на  стуле,  локти  на  столе,
что-то бормочет. Прислушался:
   - Двадцать нейтронов отсюда, протоны туда, эс-оболочку достроили...
   Я сначала решил, что девочка готовится к зачету. А  потом  гляжу  -  на
таблице, в клеточке с номером семьдесят девять, - два железных колечка.
   Кого они пригласят к свадебному ужину и кто будет резать  свеклу,  меня
не касается. Но о фруктах я позабочусь: детям нужны витамины.



Михаил Кривич, Ольгерт Ольгин. 

                               Вегетарианец

   -----------------------------------------------------------------------
   Журнал "Химия и жизнь", 1971, N 2.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 9 August 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   До сих пор не могу себе простить, что взял его в экспедицию. А с другой
стороны, откуда  было  знать,  чем  это  кончится.  Почему  я  должен  был
отказать? Дело он свое знает, здоров,  как  бык  с  марсианской  фермы,  -
двести фунтов нервов мышц и сухожилий. Мы как-то ночью пальнули у него над
ухом атомным шлямбуром. Он только голову  приподнял  и  буркнул:  "Убавьте
звук у телевизора. Нельзя же всю ночь...".
   Всем он был  хорош,  да  только  слишком  уж  правильный.  Пуговицы  на
скафандре всегда надраены, зубы чистил по  инструкции  мятной  пастой  три
раза в день и радиобудку больше трех минут не занимал, даже если  с  женой
разговаривал.
   Мы стали над ним подшучивать уже на третий месяц полета. К тому времени
все так обросли, что могли бороды, как шарфы, обматывать вокруг шеи. А  он
каждый день брился. Слыхано ли, в тысяче парсеков от ближайшего  линейного
ревизора бриться!
   Первый звонок был, когда сели на планетку...  ну,  как  ее...  В  малой
лоции сразу после портрета Птолемея идет. Живут на той планете граждане  -
с виду точь-в-точь коровы. А в остальном люди как  люди:  телебашня  есть,
считают по десятичной системе.
   Как он их увидел, так начисто  перестал  мясо  есть.  Ни  говядину,  ни
баранину, ни даже свинину. Не могу, говорит,  пожирать  существа,  которые
при благоприятных условиях могут стать разумными.  И  вы,  каннибалы,  мне
противны.
   Перешел он на лук, спаржу, артишоки. Мы спорить не  стали,  нам  больше
тушенки. В дальнем космосе с людьми и не такое случается.
   С этого и началось. Потом сели мы на астероид. Лес дремучий,  трава  по
пояс и Ни живой души. Только собрались улетать, получаем сообщение: "Добро
пожаловать на наш гостеприимный астероид! Таможенный досмотр можете пройти
на опушке".  Нашлись  живые  души:  оказалось,  что  тамошние  кустики  да
цветочки соображают не хуже нашего.  Побеседовали  мы  с  ними  в  порядке
культурного обмена и улетели. А он после этого трое суток ничего в рот  не
брал. На четвертые перестроил весь свой обмен веществ на  силикатный  лад.
Стал из пожарного ящика себе на завтрак и ужин песок таскать,  а  на  обед
подогревал миску жидкого стекла и крошил туда кафельную плитку  из  ванны.
Мы над ним посмеивались, но в глаза ничего не говорили. Убеждения  -  дело
личное...
   Дальше - больше. Новая стоянка чуть не стоила ему жизни. Только мы люки
отдраили, видим: бежит к нам маленькая  базальтовая  собачка  и  тащит  на
поводке своего хозяина. А он такой силикатный - насквозь светится. Словом,
и с кремнием для него тоже было все кончено.
   Заглянул я в его каюту. Сидит  в  уголке  осунувшийся,  а  в  глазах  -
металл. В руках  гидрозатвор  держит,  клапан  отворачивает.  Добрался  до
ртути, вылил ее в миску, накрошил туда алюминиевой фольги, а потом высыпал
целую пригоршню гаек.
   "Что ты делаешь?" - говорю.
   "Тюрю..." - отвечает.
   Пришлось нам его рацион ограничить второстепенными запчастями, иначе он
рано или поздно и до обшивки  бы  добрался.  Бриться  он  перестал,  оброс
медным волосом, телевизор не смотрит, в радиорубку ни  ногой.  Обручальное
кольцо съел - нет, говорит, возврата к старой жизни.
   На обратном пути, уже в нашей Галактике, заскочили, благо  время  было,
еще на одну планету, где до нас с Земли никто не бывал,  Встретили  нас  с
флягами и транспарантами, речи говорили. А нам не до речей было: мы  сразу
заметили, что местные парни все как один - из нержавейки.
   После приземления я его больше не видел. Говорят, он теперь смотрителем
на сухумском циклотроне. Каждый день выносит по авоське  с  радиоактивными
отходами, на завтрак и ужин. Обедает на службе.



Михаил Кривич, Ольгерт Ольгин. 

                          Начинают и выигрывают...

   -----------------------------------------------------------------------
   Сборник "НФ-18".
   OCR & spellcheck by HarryFan, 23 August 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   Откажись он сразу от этого турнира, сидел бы сейчас на даче в  Удельной
и писал  книжку  о  каталонском  начале,  а  то  просто  двигал  по  доске
старенькие  фигурки  с  проплешинами  на  лаке.   Кипел   бы   чайник   на
электроплитке, зашел бы сосед в сандалиях на босу ногу  за  луковицей  для
шашлыка, и Лев Борисович долго шарил бы в  бельевой  корзине,  алюминиевом
бидоне и по обувным коробкам...
   Международный гроссмейстер Лев Борисович Левицкий ехал по  проспекту  в
прицепном вагоне ростовской пневматички в Центральный игорный дом.
   На углу Газетного вагон слегка тряхнуло, послышалось противное шипение,
и поезд приземлился. Мимо  окна  пробежал  водитель  с  разводным  ключом,
раздались шаги на крыше, и свет погас. Лев Борисович с  тоской  подумал  о
несостоявшемся  ужине  в  уютной  гроссмейстерской  столовой  и  попытался
разглядеть циферблат часов.
   Одно к одному. И полтора очка из четырех, и дождь на дворе, и поужинать
теперь не успеешь, и сквозняк в номере.  Хватит  с  него.  Больше  никаких
открытых  турниров.  Пусть  с   этими   машинами   играют   коротковолосые
вундеркинды из математической школы.  Вспыхнул  свет,  промокший  водитель
пробежал к головному вагону, и за окном снова замелькали дома.  Все  равно
опоздал. Ничего, она подождет. А почему она? Эти многомудрые юнцы за глаза
называют машины машками. Ну ладно, она - так она.
   После добротной ничьей с пожилым сенегальцем он подарил партию  "ей"  -
серенькой машинке с трудновыговариваемым цейлонским  именем.  А  сейчас  в
Большом зале игорного дома под тикание пущенных часов, его ждет, елозя  от
нетерпения, гениальная эмалированная "Березань".


   Левицкий торопливо прошел по сцене к  единственному  свободному  месту.
Чтобы скоротать время, Березань драила зажатой в  манипуляторе  фланелькой
никелированную  отделку.  Лев  Борисович  засунул   в   рукава   непомерно
вылезавшие манжеты, бросил  завистливый  взгляд  на  безупречную  стальную
манжету манипулятора, двинул пешку и переключил часы.
   1. с4. Kf6.
   2. Kf3...
   Пошарив  по  карманам,  Лев  Борисович  вытащил  мятую  красную   пачку
"Хороших"  и  закурил.  Вообще-то  машинам  на  дым  было  наплевать,   но
гроссмейстер по природной деликатности своей задрал  подбородок  и  пустил
дым тонкой струей вверх, к вентиляторам. Железная лапа Березани потянулась
к пешке "g", и вдоль лапы по доске поплыл голубой дым.  Левицкий  еще  раз
глубоко затянулся и с силой выдохнул вверх. А дым снова свернул  к  доске,
прополз между фигурами и растворился в Березани.
   2... g6.
   Там, где вчера еще красовалась эмблема Березанского спортклуба -  лихая
штампованная  роспись,  торчали  вывороченные  резиновые  губы,  прикрытые
мягкой сеточкой. Губы слегка шевелились, втягивая табачный дым.
   3. g3...
   - Курит! - вырвалось у Левицкого.
   - Отнюдь, батенька, отнюдь.  Принюхиваемся.  Сообразно  вашим  давешним
рекомендациям.
   3... Cg7.
   4. Cg2.
   Это было позавчера. Когда Левицкий подошел  к  демонстрационной  доске,
возле которой трое корреспондентов с наивной прозорливостью  просматривали
варианты ничейной партии из первого тура, кто-то цапнул  его  за  пуговицу
пиджака. Пуговицы были слабостью гроссмейстера: Лев Борисович пришивал  их
без посторонней помощи. Улыбаясь  боковой  подсветкой,  перед  ним  стояла
Березань.
   - Рады видеть вас в добром здравии.
   - Добрый день э-э-э... коллега.
   (Трактор ей коллега! Не говорить же ей "вы" в самом деле... И  "ты"  не
скажешь...)
   - Начали вы  пристойнее,  нежели  в  Гастингсе,  -  ласково  произнесла
Березань. - Играли вы там, милостивый  государь,  прескверно.  Надобно  же
такое - ладьей да на эф-три пожаловать! И не впервой с вами такое...
   Других подобных случаев в своей практике гроссмейстер не помнил.  Но  в
правоте Березани он не сомневался - эта консервная  банка  знала  наизусть
все его партии.
   4. ...О - О.
   5. О - О d6.
   6. КсЗ...
   После они еще минут десять  поболтали  о  Гастингсе,  и  Лев  Борисович
настолько  растаял,  что  собрался  было  выложить   Березани   прелестный
английский анекдот о молодой даме на пляже, но вовремя спохватился  -  она
непременно поняла бы все буквально. Он начал  прощаться,  но  Березань  не
выпускала пуговицу.
   - Погодите, сударь мой, имеем сообщить вам...  Сделайте  одолжение,  не
уходите.  Любим  мы  древнюю  игру  нашу  и  испытываем  крайнее   к   вам
расположение, поелику собаку вы в ней скушали. Только  одолеем  мы  вас  в
пятом туре.
   6. ...Кc6.
   7. d4.
   - Все может быть, все может быть, коллега, - пробормотал Лев Борисович,
пытаясь освободить пуговицу.
   - Всенепременно...
   И уйти бы Левицкому, оставив пуговицу в лапе Березани, и но спорить бы.
А он зачем-то стал выкладывать затрепанные сентенции о том, что люди  есть
люди, а машины -  машины,  что  людям  свойственно  ошибаться,  ходить  на
свидания, смущаться и краснеть при этом. И еще  о  том,  что  все  это  не
машинного ума дело.
   Березань выпустила пуговицу и  молча  покатилась  к  выходу.  Левицкому
стало неловко.
   - Я никого не хотел обидеть, - крикнул Левицкий вдогонку.
   - Не извольте беспокоиться, мы на вас не в обиде, -  сказала  Березань,
стоя в  дверях.  -  А  в  словах  ваших  есть  зерно  истины.  Над  многим
поразмыслить следует. Поехали мы самоорганизовываться, дабы мировосприятия
нашего пределы расширить...
   Больше вроде бы беседовать им не приходилось...
   7. ...Cf5.
   8. d5 Ka5.
   Кулачок нежно  щекотал  под  мышкой,  там  где  начинался  манипулятор.
Провода слегка нагрелись, разливая,  по  схеме  приятное  тепло.  Березань
думала.
   "Это поле бито, это тоже... Посмотрим на ваши  уши.  Белые,  Совершенно
белые. Руки не дрожат. Ферзя вывести  успею.  Левицкий  холост.  С  другой
стороны, ему уже под сорок. Не мальчик... Ни в чем таком не замечен.  Надо
выяснить, возможно ли это в такие годы. В шестой блок памяти -  справиться
в медицинской энциклопедии. Что-то эти пешки в центре нам не нравятся".
   9. Kd2...
   "Нудно я играю, - думал Левицкий. - А что поделаешь? Что поделаешь -  я
ее  боюсь.  Бог  ты  мой,  а  если  они  и  в  самом  деле  додумаются  до
самоорганизации! Тогда играть против них - все равно,  что  боксировать  с
бульдозером".
   9. ...с5.
   "Заперли мы его. А уши не краснеют. И руки не дрожат".
   10. е4...
   "Есть хочется... Надо было такси взять. Успел бы хоть  в  буфет  зайти.
Если и дальше  будем  топтаться,  предложу  ничью.  Спущусь  вниз,  возьму
бифштекс, бутылку пива. Разве с ней договоришься! Что ей бифштекс -  будет
до голых королей играть..."
   10. ...Cd7.
   "В эндшпиле мы сильнее. Размены начать, что  ли?  Нет,  подождем,  пока
покраснеет..."
   11.Фс2...
   "...с тем, чтобы дальше... Что там дальше? Эта электрическая телега  не
ошибется. Разойтись бы с миром".
   - Как насчет ничьей?
   11. ...а6.
   - А не упреждаете ли вы события, батенька?  Ведь  такое  благолепие  на
доске.
   12. Лb1...
   "Какое уж там благолепие! Скорее бы оно кончилось..."
   12. ...b5.
   "Гроссмейстер, а  фигуры  ставить  не  умеет!  Нет,  чтобы  в  середину
клеточки".
   - Мы, с вашего позволения, ладью, неловко вами установленную, поправим.
Вот так, вот так. Вот таким образом. Поправляем.
   13. bЗ...
   "Все-таки сбегаю в  буфет".  Лев  Борисович  встал  и,  прижав  руку  к
лацкану, сказал:
   - Прошу прощения. Я в буфет и обратно. Времени у меня  достаточно,  так
что часы можно переключать, не стесняясь.
   - Что вы, право, зачем же волнение себе чинить! Эко дело... Мы по  сему
случаю позволим себе борзо прикинуть позиции, до того редкостные,  что  мы
их ранее и в расчет не принимали.
   Левицкий ринулся в буфет.
   Первый бутерброд  он  проглотил,  поднимаясь  по  лестнице.  Второй,  в
промасленной бумажке, Лев Борисович аккуратно положил на край столика.
   Березань  сдержала  слово  и  нажала  на  кнопку  часов,   как   только
гроссмейстер уселся.
   13. ...Лb8.
   - Поели - попили, батенька?
   - Нет, всухомятку.
   - И у  нас  такое  иной  раз  случается.  Когда  в  аккумулятора  какое
неблагополучие произойдет.
   - Куда как похоже, - буркнул Левицкий.
   14. Сb2...
   Не отрываясь от  доски.  Лев  Борисович  взял  левой  рукой  бутерброд,
слизнул прилипшую к пальцу икринку и не спеша принялся жевать.
   14. ...Фс7.
   - Приятного вам аппетита. А что вкушаете, ежели не секрет?
   - Бутерброд с икрой.
   15. Са1...
   Подцепив присоском пешку, Березань вежливо осведомилась:
   - Позвольте полюбопытствовать, что есть икра?
   15. ...е5.
   16. Ке2...
   - Икра? Это из рыбы.
   - Вы о том  явлении,  с  коим  сталкиваются  играющие  в  приятную  для
заполнения досуга игру домино?
   - Какое еще домино? Она в воде плавает.
   16. ...Ке8.
   Березань замялась: в ее оперативную память были заложены крайне скудные
сведения о воде и ее обитателях.
   17. f4...
   - Простите великодушно, что испытываю ваше терпение. Не  приблизите  ли
вы эту рыбью пищу к нашим устам.
   Лев  Борисович  оторвался  от  доски  и  неуверенно  протянул   остаток
бутерброда к резиновым губам. И они зашевелились, втягивая воздух.
   - Здесь у нас новые анализаторы для отправления  обоняния,  учрежденные
согласно вашим мудрым наставлениям о несовершенстве нашем. Не  сочтите  за
труд опустить за решеточку малую толику  икры  для  познания  элементарной
натуры ее на нашем спектрографе. Чувствительно вам обязаны.
   "Свихнулась жестянка", - подумал Левицкий, а вслух сказал:
   - Пожалуйста.
   17. ...f6.
   18. h3.
   Дальше они  играли  молча.  И  где-то  ходов  через  пять  гроссмейстер
почувствовал, что на доске творится неладное. Левицкий  играл  со  многими
людьми  и  многими  машинами,  проигрывал,  а  чаще  выигрывал,  ошибался,
пользовался чужими ошибками. Но в самых трудных положениях он знал, откуда
ждать опасности. Сейчас Лев Борисович не понимал Березани и,  не  в  силах
разгадать скрытый смысл ее маневров, тоскливо ждал подвоха.
   Березань не играла, она переставляла фигуры. За  нетронутым  частоколом
пешек она жонглировала слонами и  конями,  будто  уверовав,  что  за  этим
частоколом их никто  не  тронет;  она  деловито  упрятала  ферзя  в  такое
укромное место, откуда он не угрожал уже ни одной фигуре. Наконец, оставив
в покое ферзя, Березань двинула вперед пешку "а".
   "Начинается", - подумал Лев Борисович и встал со стула.
   Бездомная пешка стояла у обрыва доски,  в  стороне  от  скопища  черных
фигур. Ее можно было взять даром.
   Как только он ее возьмет...
   Согнувшись от смеха, гроссмейстер  сел