дс  -  исключительный учечый... Был... Такие рождаются один раз в
столетие.  Он  обладал удивительным мозгом. Не мозг, а быстродействующая
вычислительная  машина. И у него была феноменальная память - он знал все
на свете.

- Так. А остальные?

-  Грехем. Типичный исследователь. Классически рассеян. Немного замкнут.
Главное  для  него  -  наука. Отсюда семейные неурядицы. Мне кажется, он
собирается  расстаться  со  своей  супругой.  Довольно способный ученый.
Ленгли.  Этот  отнюдь  не  затворник. От радостей жизни не отказывается.
Способности   средние.   Но  резок  на  язык  и  вспыльчив.  Хотя  и  не
злопамятен.  Сигрен.  Пессимист, мрачноватый человек. Наукой занимается,
можно   сказать  по  обязанности,  но  одарен.  Обидчив.  Совершенно  не
понимает шуток. И, если можно так выразиться, принципиальный неудачник.

- Кажется, есть еще один?

-  Да,  Сойк, - по лицу Хэксли скользнула пренебрежительная гримаса. - О
нем  можно  сказать  в  двух  словах:  несерьезный  человек.  К  тому же
честолюбив и весьма высокого о себе мнения. Не прочь пустить пыль в глаза.

- Зачем же вы его держите?

-  Видите ли, при всех своих недостагках Сойк неплохой вычислитель. Если
точно  поставить  расчетное  задание,  можно быть спокойным: он выполнит
его быстро и безошибочно.

-  Ну,  что  же,  благодарю  вас.  Теперь  я  получил  хотя бы некоторое
представление  об  этих людях. Кстати, а как они работали над этой вашей
"вакуумной" проблемой?

- Что значит - как? - не понял Хэксли.

- Все вместе, так сказать, объединенными усилиями, или поодиночке?

-  Разумеется,  каждый  в  отдельности.  В  этом - весь смысл. Как можно
меньше  влиять  друг  на  друга,  искать  свои,  оригинальные  подходы к
задаче. Только с Девидсом они иногда советовались.

-  Пожалуй,  для  начала достаточно, - сказал Бэрд, поднимаясь - Теперь,
если вы не возражаете, осмотрим кабинет Девидса.

-  Минуту,  -  остановил  его  Хэксли. - Вчера, после того как я сообщил
своим  сотрудникам о пропаже, они довольно долго обсуждали друг с другом
ситуацию.  Без меня, разумеется. Но этот разговор я записал на магнитную
пленку. Не хотите ли послушать?

Бэрд поморщился:

- Обычно я предпочитаю не пользоваться подобными средствами.

-  Я  не  собираюсь  вмешиваться  в вашу работу, комиссар, - подчеркнуто
вежливо  произнес  Хэксли. - Но думаю, вам придется говорить с каждым из
них.  Ведь  ваша  задача  состоит  даже  не  столько  в том, чтобы найти
похитителя,  сколько  в  том,  чтобы повлиять. Вы понимаете меня? Мне не
так  важно  знать  -  "кто".  Я только хочу вернуть бумаги. Но для этого
тот,  кто  виновен,  должен почувствовать неотвратимость разоблачения. И
пленка может вам помочь. Надеюсь, господь нас простит.

- Хорошо, пусть так, - согласился Бэрд. - В конце концов, это ваше дело.

Хэксли  откинул  крышку  стола, скрывавшую небольшой магнитофон, и нажал
кнопку. Медленно завертелись прозрачные бобины.

Бэрд  молча,  с  бесстрастным выражением лица прослушал запись. Попросил
повторить еще раз.

Потом  Хэксли  воспроизвел  еще  две  записи:  своего  второго вечернего
разговора с теоретиками и утренней воскресной беседы с Грехемом.

- Надеюсь, это вам пригодится, - заметил Хэксли, останавливая магнитофон.

-   Возможно,   -   отозвался   Бэрд   рассеянно.  -  Возможно,  я  этим
воспользуюсь.  Кстати,  не  могли бы вы дать мне эти пленки на некоторое
время?

Хэксли  внимательно  посмотрел  на  Бэрда, но тот, казалось, был всецело
поглощен  разглядыванием  портретов  великих  физиков,  украшавших стены
кабинета.

-  Ну  что же, - протянул Хэксли, словно колеблясь. - Возьмите, если это
может принести пользу.

И,  сняв  с  магнитофона  катушку  с пленкой, протянул ее Бэрду вместе с
двумя другими. Комиссар небрежно сунул катушки в портфель и встал:

- Займемся осмотром?

- Я к вашим услугам.
                            ЗАПИСНАЯ КНИЖКА

В  кабинете  Девидса было полутемно. Хэксли подошел к окну и, потянув за
шнурок, поднял плотную, почти непрозрачную штору,

- Девидс любил работать при электрическом свете, - пояснил он.

Бэрд   огляделся.   Ничего   особенного   -   обычный  кабинет.  Минимум
обстановки.  У  одной  из  стен  низкий  письменный  столик на тоненьких
ножках.  На его матовой поверхности лампа с допотопным зеленым абажуром,
авторучка,  воткнутая  в  причудливую подставку, пустой стакан. Рядом со
столом  кресло  с  мягкой  высокой  спинкой.  Тут  же  простая полка, на
которой   в   беспорядке   валялось   несколько   потрепанных   книг.  В
противоположном  углу застекленный шкаф, доверху заполненный аккуратными
книжными   рядами.   Стены   увешаны   портретами   известных  ученых  с
размашистыми  автографами.  Кроме  того,  в комнате стояло еще два стула
без спинок да на полу лежал пестрый синтетический коврик.

-  Скажите, господин Хэксли, - спросил Бэрд, - что произошло после того,
как вы обнаружили Девидса мертвым?

-  Я  немедленно  пригласил  врача  из  мэрии.  Он  осмотрел  Девидса и,
удостоверив    смерть,    вызвал    санитаров.   Девидса   увезли.   Вот
свидетельство,  -  Хэксли  полез  в  карман  -  Нет,  нет,  не  нужно, -
остановил  его  Бэрд - Скажите, приезжал врач, вносили носилки, выносили
труп - и никто из ваших сотруднжов ничего этого не заметил?

-  Мэри  видела,  разумеется. А что касается теоретиков, они в это время
находились  в  своих  комнатах  и  ничего  не  слышали.  У  нас  хорошая
звукоизоляция.

Бэрд  несколько  раз  прошелся по кабинету Остановился возле письменного
стола Девидса.

-  А  вам  не  приходило  в  голову,  господин  Хэксли, что Девидс после
разговора  с  вами  мог  просто  положить  бумаги  в  карман? Скажем, по
рассеянности.

-  Перед тем как отправить тело в морг, мы с врачом проверили карманы, -
сказал  Хэксли.  -  Видите  ли, у Девидса нет родственников и поэтому...
одним словом, бумаг мы не нашли.

- А что-нибудь было?

-  Только  карандаш и записная книжка, в которой лежало шесть кларков. И
еще несколько лемов в карманах.

-  Так.  А  скажите,  эти  пропавшие бумаги, что они собой представляли?
Какие-нибудь листки, или блокнот, или...

- Это была пара обыкновенных листов для пишущей машинки.

- Два листа? - удивился Бэрд

Хэксли усмехнулся

- Иногда величайшие открытия умещаются в несколько строчек

-  Спасибо,  господин  Хэксли.  Я  узнал  все, что было нужно. А теперь,
прежде  чем  встретиться  с  вашими  сотрудниками,  я  хотел  бы кое-что
обдумать...

- Понимаю Мой кабинет к вашим услугам, комиссар.

-  Я предпочел бы остаться здесь, господин Хэксли, если вы не возражаете
-  Бэрд виновато развел руками - Такой уж у меня метод пытаюсь вжиться в
обстановку.

Хэксли  испытующе  посмотрел на комиссара, но Бэрд спокойно выдержал его
взгляд.

-  Как  вам будет угодно, комиссар, - Хэксли направился к двери - Если я
вам  понадоблюсь,  вы  найдете  меня  в моем кабинете Желаю успеха. И да
поможет вам Бог.

Бэрд  подождал  ровно  столько сколько нужно было, чтобы Хэксли добрался
до  своего  кабинета,  потом  выглянул в гостиную и, убедившись, что там
никого  нет,  плотно  притворил  дверь  Он  подошел к окну и внимательно
осмотрел  стекло  и  раму.  Даже  беглого взгляда было достаточно, чтобы
убедиться: с этой стороны проникнуть в кабинет невозможно.

Бэрд   медленно   прошелся  вдоль  стен.  Прочитал  две-три  надписи  на
портретах  - обычные дежурные слова "Дорогому Девидсу на добрую память",
"В знак уважения", "Дорогому коллеге".

Затем  заглянул  в  шкаф  и  довольно  долго изучал названия на корешках
книг.  Покончив  с  этим,  он  направился  к письменному столу. Потрогал
подставку  с  автоматической  ручкой,  включил лампу. Вытащил из кармана
носовой  платок  и,  с  профессиональной  осторожностью  взяв за краешек
стакан,   долго  вертел  на  свету.  Потом  аккуратно  собрал  несколько
валявшихся  на  столе  хлебных крошек, завернул их в бумажку и спрятал в
карман.

Завершив  эти  операции,  Бэрд  опустился  в  кресло  и принялся изучать
записную  книжку  Девидса.  Это был обыкновенный карманный календарик на
каждый  день.  Но  записей  не  было,  лишь кое-где попадались ничего не
значащие   карандашные   пометки.   Только   над   14   августа  четкими
каллиграфическими буквами было выведено: "Ленгли. 10 лемов. Булочка".

Бэрд  некоторое  время  задумчиво  смотрел  на  непонятную запись, потом
медленно долистал книжду до конца. Остальные странички были чистыми.

С  выработанной  годами службы методичностью комиссар взялся за обложку.
В  задней  крышке  он  не  обнаружил ничего интересного. Но, взглянув на
переднюю,  сразу заметил, что с ее внутренней стороны подкладка отстала,
образовав  нечто  вроде  небольшого  карманчика.  Бэрд осторожно засунул
туда   палец   и   бережно   извлек   наружу   сложенный   вдвое   синий
прямоугольничек.  Развернул  его. Это был билет в филармонию на вечерний
концерт 14 августа, концерт Боровского.

Бэрд  спрятал  билет не прежнее место и, заложив ногу за ногу, откинулся
на спинку кресла.

"Ничего не скажешь, довольно необычная история", - подумал он.

Бэрд  закрыл  глаза  и на некоторое время отключился. Он всегда поступал
так,  когда  заканчивал  знакомство  с обстоятельствами дела и готовился
приступить  к  расследованию.  Этот  прием  неизменно  приносил  хорошие
результаты.   В   наступавшем   потом   прояснении   факты  оценивались,
сопоставлялись - и все вставало на свои места.

Просидев  неподвижно  около  получаса,  Бэрд  открыл  глаза и, как после
долгого  сна,  сладко  потянулся,  уселся  в  кресле  попрямее  и, снова
положив ногу на ногу, произнес вслух:

- Ну, хорошо...

Это  был  как  бы  условный  сигнал, по которому опять начинало работать
сознание.

"Хорошо,  -  еще раз повторил Бэрд, теперь уже про себя. - Что мы имеем?
Исчез  важный  документ.  Исчез сразу после того, как человек неожиданно
умер.  Дело  в  общем-то  обычное  -  кто-то  мог  воспользоваться вдруг
подвернувшимся  удобным случаем. Но Девидс умер сразу же после того, как
сделал  чрезвычайно  важное  открытие.  Это  - уже совпадение, а в любом
совпадении  всегда есть нечто настораживающее. Впрочем, вполне возможно,
что  оба эти события - открытие и смерть - каким-то образом связаны друг
с   другом:   смерть   могла  явиться  результатом  перенапряжения  или,
наоборот,  нервного  спада,  наступившего  после  того,  как задача была
решена. Так. Но куда могли исчезнуть записи?"

Бэрд  пододвинулся  к  столу,  оперся  о  него  локтями. "Быть может, их
зачем-то  спрятал перед смертью сам Девидс. В таком случае, куда? В этот
книжный шкаф?"

Бард  легко  вскочил,  подошел к шкафу, внимательно осмотрел его со всех
сторон.  Дверцы  были  заперты на ключ и по довольно толстому слою пыли,
скопившейся  на  краях  замочной скважины, можно было определить, что их
не  открывали  уже  много дней. Убедившись в этом, Бэрд на всякий случай
приподнял  лежавший  на  полу коврик. Но под ним тоже ничего не было. Он
прошелся  вдоль  стен  и  методично  заглянул за каждую фотографию. Тоже
ничего. Больше ни одного подходящего места для тайника в кабинете не было.

Оставалась  еще гостиная. Бэрд открыл дверь, - там стояли только простой
голый стол и несколько обтянутых пластиком кресел.

Закончив осмотр, Бэрд вернулся в кабинет и вновь опустился в кресло.

"Да  и  зачем  бы Девидсу вдруг понадобилось прятать бумаги, - продолжал
рассуждать  комиссар, - если он только что уже показал их Хэксли и начал
знакомить  его  со  своим открытием? Маловероятно. Следовательно, бумаги
кто-то  взял!  Кто?  Мэри  отпадает,  поскольку  она  в  этот промежуток
времени  к  Девидсу  не  заходила. Это подтверждает сам Хэксли. Остаются
четверо  теоретиков  и...  Хэксли.  Хэксли, видимо, тоже отпадает, иначе
зачем  бы  он  стал  обращаться к комиссару полиции. Значит, кто-либо из
ученых".

Бэрд   зябко   передернул   плечами.  Конечно,  преступление  не  должно
оставаться  безнаказанным.  Но  в  самом его раскрытии всегда есть нечто
отталкивающее,  разочаровывающее.  Вдруг  выясняется,  что  тот или иной
человек  совсем  не  таков,  каким  казался, что у него есть "обратная",
никому неизвестная сторона...

"Да, как это ни грустно - один из четырех".

Правда,  существовало одно довольно любопытное обстоятельство. Еще когда
Бэрд  прослушивал  магнитофонные  записи,  ему  показалось,  что  запись
первой  беседы  как-то  слишком резко обрывается. По смыслу разговор был
явно  не  окончен.  Конечно,  могло  случиться,  что  просто  не хватило
пленки.  Хотя  обрывалась  запись  не  на  полуслове,  как можно было бы
ожидать   при  случайном  окончании  пленки,  а  на  законченной  фразе.
Впрочем, все это могло быть следствием самых обычных совпадений.

Все же Бэрд не случайно взял пленки у Хэксли. Он хотел кое-что проверить.

"Ну,  ладно,  -  снова начал размышлять комиссар. - Допустим, что пленка
действительно  отрезана  уже  после того, как произведена запись. Что из
этого  следует?  Видимо,  Хэксли  отрезал что-то такое, чего я не должен
услышать.  Что?  И почему он все же рискнул прокрутить мне эту пленку? И
разве  слова,  сказанные однажды, не могут быть кем-то повторены еще раз
в  беседе  со  мной? Это либо очень серьезно, либо, наоборот, пустяк, не
стоящий  внимания.  Но  сейчас  не имеет смысла гадать. Подумаем лучше о
предстоящих  встречах  с этими учеными. Они предупреждены и, несомненно,
тоже  готовятся. Это и хорошо, и плохо... Хорошо потому, что напряженное
ожидание  выбивает  человека из колеи, способствует ошибкам. Плохо - так
как  они  будут  настороже.  Значит,  лучше  всего  говорить  с  ними на
отвлеченные  темы..  И,  во всяком случае, с каждым по-разному. А Сойка,
как самого подозрительного, по словам Хэксли, пожалуй, оставим напоследок.
                                 СИГРЕН

Когда  Бэрд  вошел в комнату, Сигрен сидеп на диване, сгорбившись и сжав
голову  руками.  Увидев  комиссара, он стремительно поднялся. Вид у него
был подавленный, под глазами пролегли темно-синие дуги.

- Наконец-то. Вы из полиции? - произнес Сигрен с каким-то облегчением.

Бэрд   заметил   это,  но  не  стал  задумываться,  решив  прежде  всего
попытаться снять напряжение.

- Возможно, - улыбнулся он. - А как вы догадались, если не секрет?

Но  Сигрен не обратил на тон, каким были сказаны эти слова, ни малейшего
внимания.

- Слава богу, - произнес он каким-то вибрирующим голосом, - слава богу.

-  Приятно  слышать  такое,  -  сказал  Бэрд, все еще стараясь перевести
разговор  в  русло более отвлеченных рассуждений. - Люди не тал уж часто
радуются нашему появлению.

Но Сигрен и на этот раз не принял "приглашения".

-  Вы  даже  не  можете  представить  себе, что я пережил за эту ночь, -
произнес он, нервно поглаживая рукой подбородок, - что я пережил...

Он пристально посмотрел на Бэрда:

- Вы будете вести следствие? Да, господин инспектор... или комиссар?

- Комиссар, - вздохнул Бэрд. - Может быть, присядем?

- Да, да...

Сигрен тяжело опустился на тахту.

"Вряд  ли  преступник встретил бы меня так, - подумал Бэрд, присаживаясь
на  единственный  стул,  стоявший  возле  письменного  стола. - Впрочем,
слова   есть  лишь  слова.  А  я  обязан  подозревать  каждого  из  них.
Посмотрим, как он поведет себя дальше".

Сигрен  то  и дело нервно поглядывал на комиссара. Бэрд молчал. Наконец,
Сигрен не выдержал:

- Я должен что-нибудь рассказать?

-  Нет,  мне  уже  все  известно, - спокойно сказал Бэрд. - Вам придется
лишь ответить на несколько вопросов.

Он  помолчал  еще  немного.  Отчасти,  чтобы помучить Сигрена (при такой
ситуации   это   всегда  полезно),  но  больше  для  того,  чтобы  найти
какой-нибудь неожиданный вопрос.

-  Давно  вы  занимаетесь  наукой?  -  спросил  наконец  Бэрд, прекрасно
сознавая  убийственную  тривиальность  этого  вопроса, но так и не сумев
придумать ничего другого.

Сигрен, напряженный словно спусковая пружина, ответил мгновенно:

- Седьмой год. В сентябре как раз будет ровно семь лет.

- И все это время вы провели здесь, в лаборатории Хэксли?

Вопрос был не лучше первого, но надо же было как-то продолжать.

-  Нет, после скончания института - я окончил Мертский технологический -
после  окончания  я  работал  на  морской  испытательной  станции. Потом
познакомился с Девидсом и вот...

-  Значит,  это Девидс взял вас сюда? - быстро спросил Бэрд, почуяв если
не  ниточку,  то  во  всяком случае что-то такое, вокруг чего можно было
вести дальнейший разговор.

-   Да,  Девидс  рекомендовал  меня  господину  Хэксли,  -  без  всякого
энтузиазма ответил Сигрен.

- Вы этим недовольны?

Сигрен пожал плечами.

- Нет, почему же? Здесь неплохо платят.

-  А чем знаменит Девидс? - поинтересовался Бэрд. - Вы уж извините меня,
но в этой области я довольно слабо осведомлен.

-  О,  Девидс  был  выдающимся  физиком,  -  явно думая о чем-то другом,
произнес  Сигрен.  -  Он доказал знаменитую теорему о слабом изоморфизме
локальных структур. Вы, вероятно, слышали?

-  Хоть я немного в физике и разбираюсь, - улыбнулся комиссар, - но если
и понял из этого хоть что-нибудь, - то разве что слово "теорема".

Сигрен промолчал.

"Странно,  все-таки,  -  подумал  Бэрд, - почему этот еще совсем молодой
ученый так говорит о науке? Без энтузиазма?"

- А вы любите свою работу? - поинтересовался он.

- Работу? - переспросил Сигрен. - Работа как работа. Это моя профессия.

Он  говорил  безразлично, даже обреченно. Комиссар внимательно посмотрел
на  Сигрена.  Он вдруг ощутил, как из-за стены скучных анкетных сведений
об этом человеке начинает проступать что-то живое.

- Я вижу, вы не слишком удовлетворены? - сочувственно спросил он.

Сигрен поднял глаза.

-  Это  совсем  не  то,  о  чем  я  мечтал, когда поступал в институт, -
произнес  он  тихо.  -  В колледже я все время был первым по математике.
Учителя  предсказывали  блестящее  будущее.  Да  дело  не  в  них. Я сам
ощущал,  как  легко  пульсируют  мысли  в моем сознании. Чувствовал, что
могу  решить любую задачу. Впрочем, вероятно, все это не имеет отношения
к делу?

-  Нет,  нет,  -  быстро  сказал  Бэрд,  - продолжайте. - Я слушаю вас с
большим вниманием.

-  Возможно,  все  и  было  бы хорошо, но после колледжа меня призвали в
армию.  Два  года  муштры,  нелепых  приказаний. Из меня упорно пытались
сделать  некое  автоматическое  устройство. Я вытерпел, прошел через все
это.  Поступил  наконец  в  институт. И вдруг с ужасом почувствовал, что
голова  уже не та. Что-то все-таки они из меня вытряхнули. Я по-прежнему
хорошо  запоминал,  но  думать  стало  тяжело.  Былая  ясность  исчезла.
Решение   любой  задачи,  даже  сравнительно  простой,  стало  для  меня
мучением.  Надо  было бы, конечно, все бросить, заняться чем-то другим -
я не решился. Потом жена, дети.

-  Но  ведь  это  же  чистейшая  психология,  - заметил Бэрд. - Ваш мозг
остался  прежним. Вы просто потеряли веру в свои силы. Уж поверьте моему
опыту.

-  Я  сам  старался  убедить  себя  в  этом.  Но увы, безуспешно. Я стал
бездарным  тугодумом.  -  Сигрен  в  упор  посмотрел  на комиссара. - Вы
первый,  кому  я в этом признался. От них, - он мотнул головой в сторону
двери,  -  от  них,  разумеется,  я  все  скрываю. Не знаю, почему я вам
рассказал.

"Странное  все-таки  существо - человек, - думал Бэрд, с интересом глядя
на  Сигрена.  -  Странное  и  загадочное. Нельзя же, в самом деле, стать
тупее  за  два года. Можно кое-что позабыть, потерять навык, но утратить
талант,   способности...   Просто   происходит   нечто  вроде  короткого
замыкания.  В  мозгу  что-то переключается. Просто? - Бэрд усмехнулся. -
Попробуй переключить "это" обратно... Как? Каким образом?"

В  памяти  комиссара  невольно всплыла недавняя история с Понти Дауэном,
Понти,  хороший  знакомый  Бэрда,  известный легкоатлет, чемпион страны,
легко  прыгал  в  выс