потянул  их  на  себя.  Раздалось  два  щелчка.
Шпингалеты вскочили в гнезда. Ромашов только присвистнул. Капитан округлил
глаза и покраснел.
   - В детстве я таким  способом  уходил  из  дома,  чтобы  не  беспокоить
родителей, - сказал Диомидов. -  У  наших  окон  шпингалеты  были  тоже  с
пружинками. А сейчас давайте думать дальше.
   Ромашов пощелкал нижним шпингалетом и растерянно взглянул на Диомидова.
   - Вот уж действительно,  -  сказал  он  сокрушенно.  -  Никогда  бы  не
подумал. Они... Черт их знает...
   - Тут есть срез, видите, - сказал Диомидов. - Шпингалеты  автоматически
поворачиваются, когда закрывается окно. А пружинка спрятана внутри. Как  в
затворе винтовки. Сейчас таких шпингалетов уже не делают.
   - Что же получается? - пробормотал Ромашов. - Значит... Значит,  кто-то
знал про этот фокус? Окно было раскрыто... Беклемишев сидел в кресле...  А
как же с экспертизой?
   Капитан Семушкин внимательно рассматривал носки своих ботинок. Диомидов
сказал:
   - От окна до  головы  Беклемишева  рукой  подать.  Опытный  убийца  мог
направить пистолет как хотел. Конечно,  на  полноту  эффекта  рассчитывать
было трудно... Но... Получилось, как видите.
   - Эх, если  бы  раньше!  -  вздохнул  Ромашов  и  сердито  поглядел  на
Семушкина. Тот покраснел.
   -  Да,  -  сказал  Диомидов.  -  Вам  надо  было  побывать  в  саду   и
поинтересоваться вон той ямой.
   - Какой? - удивился Ромашов.
   Диомидов указал на видневшуюся в лопухах небольшую яму.
   Семушкин окинул Диомидова недоумевающим взором. Ромашов тоже  никак  не
мог взять в толк, при чем тут яма в саду. Мелькнула какая-то дикая мысль о
взрыве бомбы или  гранаты  Но  он  тут  же  отбросил  ее  и  повернулся  к
Диомидову.
   - Товарищ полковник... - начал он.
   Диомидов поднялся и лаконично бросил:
   - Выйдем. Поглядим поближе.
   Они прошли гуськом через гостиную, коридор, вышли на улицу  и,  обогнув
дом, оказались перед садовой калиткой. На ней висел тяжелый ржавый  замок.
Диомидов дернул его. Дужка выскочила. Через заросли малины и смородины они
пробрались к яме.
   - Что и требовалось доказать, - сказал полковник.
   Семушкин изобразил из своей фигуры вопросительный знак.  Ромашов  пожал
плечами.
   - Не понимаю, - вырвалось у него. - Товарищ полковник,  объясните,  что
за яма такая?
   - В этом-то все и дело, - буркнул Диомидов.
   Он сразу заметил, что яма очень похожа на ту, в лесу. Теперь, когда  он
стоял рядом с ней, это уже не вызывало  сомнений.  А  у  Ромашова  тут  же
возникла тысяча вопросов. Ему хотелось узнать, что это  за  странная  яма,
откуда она взялась и какую связь она имеет с убийством  старика.  А  самое
главное, почему так быстро догадался об этом полковник.
   Диомидов ответил только на последний.
   - Что-то в этом роде я ожидал увидеть,  -  сказал  он.  -  Помните,  вы
говорили о свете над домом в ночь убийства, который будто  бы  померещился
одной старушке.  Примерно  такую  же  картинку  довелось  и  мне  увидеть.
Остальное не так уж трудно... Потому что... Впрочем, об этом  потом...  На
досуге... Хорошо?
   И, не ожидая согласия, перевел разговор в другую плоскость.
   - Осмотрите замок, капитан, - сказал он.
   - Так он же вскрыт! - воскликнул Семушкин, повертев замок в  руках.  Он
моментально вспомнил болтовню Дарьи про Бухвостова, который шлялся в  ночь
убийства (теперь Семушкин уже был уверен, что  произошло  убийство)  около
дома Беклемишева. Вспомнил и, как говорят, не  отходя  от  кассы,  выложил
Диомидову всю Дарьину информацию.
   - Он убил, - твердо сказал Семушкин. - Это такой жлоб. Репрессировался,
- добавил он для пущей убедительности.
   Диомидов задумчиво-внимательно поглядел на раскрасневшегося Семушкина и
ничего не сказал.
   Но к Бухвостову он и Ромашов пошли в тот же день.



8. РУКА БУХВОСТОВА

   В дверь постучали. Ромашов проснулся, вдел ноги в  шлепанцы  и  откинул
защелку. На пороге, задумчиво пощипывая козлиную бородку, стоял  Мухортов.
Увидев чемодан возле кровати, старик  застеснялся  и  стал  извиняться  за
столь ранний визит.
   - Пустое, - сказал Ромашов, взглянув на часы. - Досплю  в  самолете.  И
раз уж так вышло, давайте выпьем чаю.
   Он поставил чайник на плитку, умылся и, присев к столу, заговорил:
   - Хорошо быть холостым, верно? Жены не любят, когда к их любимым мужьям
спозаранку приходят гости. Жены по утрам хлопочут у  керосинок  "Везувий",
которые не хотят разгораться. Жены злятся и проклинают Посылторг,  который
обманул их вулканические ожидания.
   При этих словах Ромашов  ловко  кинул  на  колени  Мухортову  рекламный
плакатик.
   - Взгляните. Занятная вещь. Латынь  оживает  в  проспектах  Посылторга.
Швейная игла "Veritas". Бедный Цицерон. Он и не подозревал, что истина - в
швейной игле. Кто  бы  мог  подумать,  как  любит  выражаться  наша  общая
знакомая Анна Павловна. - И резко оборвал шутку. - Я вас слушаю.
   - Я хотел... - сказал Мухортов, оглядываясь. -  Я  хотел  поговорить  с
товарищем полковником.
   - Он уехал, - сказал Ромашов. - Еще вчера.
   - Вот как, - растерянно  пробормотал  Мухортов.  -  А  я  думал...  Мне
казалось, что после вчерашней беседы... Он интересовался рыбалкой, ну и...
этим писателем... Ридашевым. Я вчера ничего не мог сказать...  А  ночью...
Словом, ночью я все вспомнил... И вот... Как жаль...
   - А почему, собственно,  жаль?  -  поинтересовался  Ромашов,  намазывая
маслом булку. - Я лечу в Москву. Могу передать. Так сказать, с оказией.
   - Простите, - сказал аптекарь.  -  Я  волновался...  И  мне  как-то  не
приходило в голову... А это очень важно. Такая, знаете ли, психологическая
деталь...
   Он замолчал,  в  задумчивости  теребя  бородку.  Ромашов  отхлебнул  из
стакана и поднял глаза  на  аптекаря,  ожидая  продолжения.  О  какой  еще
психологической детали говорит старик? В этом странном  деле  и  так  хоть
отбавляй деталей. Началось с того, что  в  саду  они  все-таки  обнаружили
следы. Следы эти,  как  выяснилось,  не  принадлежали  ни  Бухвостову,  ни
Мухортову, ни вообще кому бы то ни было из  жителей  городка,  потому  что
таких ботинок никто в городке не носил. Капитан Семушкин клятвенно заверил
в этом Диомидова. А потом они пошли к Бухвостову...
   Бухвостов стоял во дворе с топором в руке.  Хмуро  оглядев  посетителей
черными цыганскими глазами,  он  неохотно  повел  их  к  крыльцу.  Ромашов
подумал, что старик для своих лет выглядит довольно бодро. Отметил  легкую
пружинистую походку, отсутствие морщин на  круглом,  красном,  как  спелый
помидор, лице.
   В доме старик оставил гостей  в  просторной  пустоватой  комнате,  где,
кроме иконы на стене, некрашеного стола, двух кроватей и  двух  табуреток,
не было ничего, и, держа почему-то  левую  руку  в  кармане  брюк,  правой
сделал жест, означающий, что пришедшие могут присесть. Сам тут же  ушел  в
другую комнату.
   - Любопытный экземпляр, - вполголоса сказал  Диомидов.  -  Вы  обратили
внимание на его лица? Он  чем-то  очень  озабочен.  И  не  пытается  этого
скрыть.
   - Не могу сообразить, - признался Ромашов, -  о  чем  мы  с  ним  будем
говорить?
   - А так,  -  неопределенно  заметил  Диомидов,  разглядывая  обстановку
квартиры, - ни о чем. Поглядим. Про погоду спросим. Про жизнь...
   В глубине дома громко хлопнула дверь, послышались торопливые шаги, и на
пороге появился Бухвостов. На указательном пальце его  левой  руки  белела
аккуратная повязка. Остановившись посреди комнаты и  сохраняя  все  то  же
хмурое выражение на лице, хозяин спросил:
   - Чи я вор, что вы ко мне пожаловали?
   - Да нет, - спокойно произнес Диомидов. - Просто нам  сказали,  что  вы
хорошо знали Беклемишева. Вот мы и зашли побеседовать...
   - Это какого? Самоубивца-то? - спросил Бухвостов. - Нет, не знал я его.
Наврали вам. Меблю я ему  чинил  намедни.  Это  верно.  Обходительный  был
мужик, ласковый, тихий. А знаться со мной ему не  пристало.  Чего  ему  со
мной знаться?..
   - Так, - протянул Диомидов, изобразив на лице разочарование. - А  палец
вы поранили, когда мебель ремонтировали?
   Ни Ромашов, ни Диомидов даже не подозревали, что этот  невинный  вопрос
вызовет столь бурную реакцию. Старик вдруг раскричался, замахал  руками  и
стал призывать в свидетели своей невинности бога. Из его слов  явствовало,
что какие-то темные силы издеваются над Бухвостовым по ночам, мешают спать
и вообще вытворяют с  ним  нечто  невероятное.  Во  время  этой  тирады  с
указательного пальца  Бухвостова  слетел  бинт,  и  Ромашов  с  Диомидовым
увидели странную картину. Палец старика был  окрашен  в  густо  фиолетовый
цвет, словно им размешивали чернила.
   Диомидов переглянулся с Ромашовым. А старик  уставился  на  палец  так,
будто впервые его увидел. На лице его был неподдельный испуг.
   - Эвон, - забормотал Бухвостов. - Еще прибавило. Сперва маленько  было.
А теперь эвон куды поперло. Да что же это, прости господи? - завизжал он и
стал проклинать каких-то тварей, которые снятся ему по ночам.
   - Больно? - осведомился Диомидов, когда старик немного успокоился.
   - Не. Только дюже страшно. И растет.
   Через десять минут Диомидов и Ромашов уже знали и про сны наяву, и  про
бога, который отвернулся от Бухвостова непонятно за какие прегрешения. Сам
старик  догадывался,  что  бог  наказал  его  за  беспробудное   пьянство,
свидетельством чему были бутылки, найденные им за дверью.  Но  милицейским
знать  этого  не  полагалось.  И  старик  умолчал  о  бутылках.  Полковник
поинтересовался,  когда  сны  начались.   Оказалось,   в   ночь   убийства
Беклемишева, когда, по словам Дарьи, пьяный Бухвостов шатался  возле  дома
самоубийцы.
   В  дело  вплелась  новая  подробность.  Вплелась   таким   замысловатым
способом, что Ромашов только руками развел.
   Вечером полковник долго расспрашивал аптекаря о пресловутой  рыбалке  в
ночь убийства. Выяснилась еще  деталь,  о  которой  забыли  и  Тужилины  и
Мухортов. Самоубийство Беклемишева выбило их из привычной колеи. "Было  не
до этого пустяка", - сказал Мухортов о  маленьком  происшествии.  Писатель
Ридашев, забравшийся удить рыбу на обрыв над  омутом,  вдруг  обрушился  в
реку и стал тонуть.  Аптекарь  помог  ему  выбраться  на  берег.  Потом  у
писателя, вероятно, от нервного потрясения  закололо  в  сердце.  Аптекарь
почти всю ночь дежурил около него. Утром они вернулись в городок.
   - Я чувствую себя человеком, попавшим в темную  незнакомую  комнату,  -
сказал Ромашов Диомидову, когда аптекарь ушел. - Я ищу выключатель,  чтобы
зажечь свет, а натыкаюсь на какие-то посторонние предметы.
   - Предметов хватает, - задумчиво  заметил  Диомидов.  -  А  Беклемишев,
видно, и в самом деле знал про фиолетовых обезьян. И  его  дневники  могут
нам помочь. Бухвостова же  мы  отдадим  ученым.  Пусть  подумают...  Пусть
взглянут и на яму в саду.
   Ромашов неожиданно засмеялся. Диомидов удивился.
   - Я никогда не видел гениальных людей, - пояснил Ромашов. - То есть  не
то чтобы  не  видел.  Просто  мне  не  приходилось  разговаривать  с  ними
запросто. Кроме шуток, Федор Петрович, как  вам  удалось  найти  эту  яму?
Наконец, вы шли к Бухвостову с заранее подготовленным планом действий.  Вы
были уверены, что встретитесь с чем-то неожиданным?
   - Насчет Бухвостова, - сказал Диомидов,  -  вы  не  правы.  Просто  мне
хотелось посмотреть на человека, который, по слухам, в  ночь  происшествия
находился недалеко от дома Беклемишева. Это, вообще-то говоря, должен  был
сделать капитан Семушкин. Но капитан не был уверен в точности  информации,
полученной им от старой сплетницы. Кроме того, у  капитана  были  шоры  на
глазах. Баллистическая экспертиза и тому подобное. Шпингалеты открыли  ему
глаза и развязали язык.
   - Ну, а яма? - торопливо спросил Ромашов.
   - А яму я искал, - сказал Диомидов. - Я же говорил вам, что с той самой
минуты, как услышал от вас про  свет  над  домом  Беклемишева  и  прочитал
показания Мухортова о дневниках покойного, стал  думать  о  том,  что  яма
должна быть и тут. Случайно оказалось, что  она  обнаружилась  в  саду.  А
могла оказаться и в доме. Но  старик  предпочитал  хранить  вещь  в  саду.
Закопал ее в землю.
   - Какую вещь?
   - Тросточку. Но теперь уже  ясно,  что  никакая  это  не  тросточка,  а
вероятнее всего, некий прибор.
   - Что?
   - Прибор, - сказал Диомидов задумчиво, не обращая внимания  на  крайнее
изумление Ромашова. Потом коротко рассказал ему о яме в  лесу,  о  Зое,  о
странном убийстве вора и о таинственных киносеансах на дне ямы.
   - Жуткая бредятина, - сказал Ромашов.
   - Если бы, - вздохнул Диомидов. - К сожалению, мне больше нельзя терять
время. Эпицентр событий сейчас в Москве. Я  полечу  ночным  рейсом.  А  вы
доставите в Москву Бухвостова.
   - Вы кого-нибудь подозреваете? - спросил Ромашов.
   - Увы, - развел руками Диомидов. - Я было подумал про Ридашева. Но этот
милый аптекарь уверяет, что для тревоги нет оснований...
   И вот "этот милый аптекарь" сидит против Ромашова и говорит о  каких-то
психологических деталях.
   - Два раза в жизни мне довелось вытаскивать утопающих.  И  оба  раза  я
видел страх в их глазах. Безотчетный животный страх. Недавно это случилось
в третий раз... Почему я  не  подумал  об  этом?  Он  барахтался  в  воде,
захлебывался, а глаза?.. Если бы вы видели эти глаза.  Они  не  боялись...
Нет. Они изучали, спрашивали... Но страха в них не было ни грана... Почему
я подумал об этом так поздно?
   - Вы имеете в виду Ридашева?  -  уточнил  Ромашов,  хотя  и  без  этого
вопроса все было ясно.
   Аптекарь утвердительно кивнул.
   - Но ведь вы же утверждали вчера; что просидели возле него всю ночь?
   - Да, - сокрушенно качнул головой Мухортов. - Это я хорошо помню.
   Ромашов подошел к окну. Из переулка  вывернулась  подвода.  Нахохленный
Бухвостов тревожно озирался по сторонам. Ромашов оделся и поднял  чемодан.
Вместе с Мухортовым они вышли на крыльцо. Аптекарь вопросительно  заглянул
ему в глаза.
   - Хорошо, - сказал ему Ромашов. - Я передам полковнику ваши...  м-мм...
наблюдения.
   Устраиваясь на телеге рядом со стариком, он спросил, кивнув на повязку:
   - Прибавило?
   Бухвостов заворчал, потом  разразился  руганью.  Телега  проехала  мимо
чайной, миновала библиотеку и наконец выбралась из городка. Сбоку проплыли
стога сена, стая гусей на стерне.  Лошадь  стала  медленно  взбираться  на
пригорок.
   Со взлобка Сосенск как на  блюдечке.  Ромашов  окинул  его  взглядом  и
отвернулся. Впереди тянулись осенние поля. И  не  было  им,  казалось,  ни
конца ни края.
   Но это только казалось. До аэродрома всего три часа езды.


   Вернувшись из Сосенска, Диомидов  развил  бурную  деятельность.  Прежде
всего он навестил Тужилиных. Сам Василий Алексеевич  был  в  командировке.
Полковника приняла Анна Павловна, женщина лет сорока,  обладавшая  фигурой
мухинской "Колхозницы" и профилем Наполеона.  Она  собиралась  завтракать.
Визит Диомидова нарушил  ее  планы.  Полковник  извинился  за  неожиданное
вторжение и тут же  похвалил  огромный  аквариум,  занимавший  целый  угол
гостиной. Анне Павловне внимание польстило, и она предложила  гостю  чашку
сливок. Диомидов вежливо отклонил приглашение и задал вопрос  о  Сосенске.
Женщина поморщилась: ей было неприятно вспоминать испорченный отпуск.  Она
пожаловалась полковнику на настырного молодого человека, Ромашов, кажется,
который задал ей столько вопросов, что у Анны Павловны закружилась голова.
Все, что она знала о своем двоюродном дяде, Анна Павловна  уже  рассказала
тому молодому человеку. Он старательно записал ее рассказ.  Анна  Павловна
видела, что он старался. Неужели ей сейчас снова  придется  повторять  все
сначала? Федор Петрович успокоил женщину.
   - Кое-что, - сказал он. - Нас интересуют мелкие подробности.
   Анна Павловна кивнула. Против мелких подробностей она не возражала,  но
не знала, с чего начинать. Полковник помог ей. Не будет ли  Анна  Павловна
столь любезна вспомнить, как вел себя Сергей Сергеевич  Беклемишев,  когда
они собирались на рыбалку?
   - Не был ли он чем-нибудь обеспокоен?
   Анна Павловна покачала головой. Нет,  он  был  такой  же,  как  всегда.
Шутил, смеялся, желал хорошего улова. Что еще? Да ничего... И кто  бы  мог
подумать?.. Бедный старик. И Анна Павловна смахнула слезинку со щеки.
   - Слышал, - сказал Диомидов, -  что  на  реке  у  вас  случилось  целое
приключение?
   - О, - оживилась женщина, -  мы  ужасно  перепугались,  когда  Григорий
Иванович стал тонуть. Подумать только! Ридашев совсем  не  умеет  плавать.
Спасибо Мухортову: он помог ему добраться до берега.
   - Я это знаю, - сказал Диомидов мягко. - А что было потом?
   Анна Павловна удивленно вскинула брови.
   - Как это - что потом? - спросила она резко. - Потом мы пошли домой.
   - Домой вы пошли утром, - уточнил Диомидов. - А что было ночью?
   - А так... Да ничего особенного. Мухортов долго сидел около Ридашева. У
него не в порядке сердце. Знаете, когда человеку за пятьдесят...  И  такое
потрясение. Спасибо Мухортову. Он всегда носит с собой валокордин.
   - Да, - сказал Диомидов сочувственно.
   - Ужасно, - вымолвила свое любимое словечко Анна Павловна. - И всю ночь
квакали лягушки. Я, помню, не могла уснуть. Муж тоже сначала  сидел  возле
Ридашева. Потом я слышала, как  он  устраивался...  Ворчал  насчет  сырого
валежника. Он опасается за свои легкие... Ну, а утром мы пои-ли в Сосенск.
   - Вы давно знаете Мухортова?
   - Я была еще девчонкой, когда он приехал в Сосенск.  С  тех  пор  я  не
представляю аптеки без Мухортова. Я бы очень удивилась, если бы увидела за
прилавком кого-нибудь другого. Прекрасный человек.
   - А как вы познакомились с Ридашевым?
   Анна Павловна утомленно вздохнула.
   Тужилины гуляли в лесу. Там и встретились. Писатель  сидел  на  пеньке,
читал  книгу.  Кажется,  "Черный  обелиск"  Ремарка.  Какие   слова   были
произнесены при встрече? Что-то насчет книги. Потом разговор  о  скучающих
дачниках. То, что  Ридашев  дачник,  видно  было  за  версту.  Они  вместе
отправились обратно. Что? Ходили ли Тужилины в этот  лес  раньше?  Ходили.
Этим же маршрутом? Ну конечно. Как  развивалось  знакомство?  Обычно.  Как
отнесся Беклемишев к Ридашеву? Тепло.  Сердечно.  Они  любили  говорить  о
литературе. Не  было  ли  разговоров  о  прошлом  Беклемишева?  Нет.  Анна
Павловна ничего такого не слышала. Покойный вообще  не  любил  говорить  о
своем прошлом. Несчастная любовь и все такое... Это раздражало старика.  О
чем они говорили с Мухортовым? На этот вопрос Анна  Павловна  ответить  не
может. Не слышала. Старики при ней разговаривали обычно о пустяках...
   - В Москву вы ехали вместе с Ридашевым?
   - В одном купе.
   - Может быть, вы припомните, какие на нем были ботинки? И что  за  вещи
он вез с собой?
   - Маленький баул. Знаете, такой кожаный коричневый.  В  руках  плащ.  А
насчет ботинок? Я просто не обратила внимания.
   - А трости не было?
   - Нет. Но у него были удочки в чехле.  Он  еще  смеялся,  говорил,  что
решил сохранить их на память о печальном случае на реке.
   - Вы простились на вокзале?
   - Что вы! Григорий Иванович был настолько любезен,  что  довез  нас  на
такси до самого дома. Он даже оставил свой телефон.
   Анна Павловна порылась в шкатулке, стоящей на  подзеркальнике  высокого
трюмо, и подала Диомидову клочок бумажки.
   - Это он писал? - спросил полковник, запоминая номер.
   - Нет, я, - сказала Анна Павловна. - У него не было карандаша.
   - Последний вопрос, - сказал Диомидов. - Вы  приехали  шестнадцатого  в
четыре утра?
   - Да, - подтвердила Анна Павловна.
   Это был тот самый день, когда Диомидов увидел яму в лесу. День,  но  не
час. Яма в лесу возникла через несколько часов после появления  в  столице
Тужилиных и Ридашева.
   Давно замечено, что разные люди, оказываясь наедине с  чистой  бумагой,
ведут себя соответственно своим наклонностям  и  характеру.  У  графомана,
например,  вид