ривать   тысячи
кубометров породы, сотни мощных экскаваторов - снимать верхние пласты.
Химера!  Ни одна страна в мире,  как бы богата она ни была,  не  может
тратить  миллиарды  рублей  на  раскопки  такого  масштаба.  А обычные
палеонтологические раскопки,  даже самые крупные, с вскрытием площадок
в  триста-четыреста  квадратных  метров,-  капля  в  море,  пустяк при
поставленной задаче. Вероятность, равная нулю!
     Истина, обнаженная  и  беспощадная,  заставила  Давыдова опустить
усталую голову.  Его попытки показались  ему  смехотворными,  планы  -
безнадежными.
     Шатров был прав,  более  прав,  оценивая  своим  ясным  умом  всю
негодность средств, имевшихся в их распоряжении.
     "Беда! - огорченно подумал Давыдов.  - Не  уснешь  теперь  вовсе:
одолеют проклятые сомнения. Что бы еще сделать, чем отвлечься? Да, вот
письмо, переданное Кольцовым, еще не просмотрел".
     Профессор извлек   из   портфеля   письмо   известного   геолога,
работавшего в Казахской академии наук. Тот писал в институт о том, что
в  текущем году начинаются грандиозные работы в ряде больших межгорных
котловин Тянь-Шаня - народная стройка целой  сети  крупных  каналов  и
гидроэлектростанций. Два  из  этих  строительств  -  кстати,  наиболее
крупные:  номер два - в низовьях реки Чу и  номер  пять  -  в  области
Каркаринской  котловины  - вскроют верхнемеловые отложения,  в которых
известны  большие  скопления  костей  динозавров.  Поэтому  необходимо
организовать  постоянное  наблюдение  палеонтологов  во время земляных
работ.  Необходимо связаться с Госпланом и после этого  координировать
действия непосредственно с начальниками строительств...
     По мере чтения письма отступала безнадежность,  заполнившая  душу
Давыдова.  Он понял, что ему на помощь приходит редкая удача. Интересы
его науки совпали с  производственными  интересами  страны,  и  теперь
огромная  мощь труда осуществит такие раскопки,  какие даже не снились
ни одному ученому! Пожалуй, есть надежда проверить невероятную находку
Тао   Ли   и,   если   опять   повезет,  подарить  человечеству  ясное
доказательство того, что оно не одиноко во Вселенной...
     Солнце, свежее  и  яркое,  вставало над городом,  облака казались
полосами лиловой пены на прозрачной золотой воде.  Шум  просыпающегося
города несся в комнату.
     Давыдов встал,  жадно  вдохнул  несколько  раз   свежий   воздух,
задернул портьеру и стал раздеваться.

     Шатров смял  и  бросил  в  корзину только что законченный рисунок
черепа.  Потом извлек из груды книг на столе брошюру и  задумался,  не
раскрывая книги.
     Тяжелая дорога-путь новых исканий!  Редкие  взлеты  мысли  -  как
сказочно  легкие  прыжки  над  пропастями  грубых ошибок.  И все время
тащишься по крутым склонам медленного восхождения под тяжким  бременем
фактов,  задерживающих,  влекущих назад,  вниз... Ничего! Поставленная
задача велика и важна.  А те,  кто был здесь семьдесят  миллионов  лет
назад?  Бесстрашная  воля  и  ум  человека  не испугались даже грозных
межзвездных пространств.  Те, неведомые, сумели переброситься с одного
корабля  на  другой  в  то  время,  когда  они  на  огромных скоростях
расходились друг с другом.  Не испугались  того,  что  каждая  секунда
времени удаляла их на сотни километров от родной планеты.  И, выполнив
какую-то задачу,  сумели вернуться или вскоре погибли,  ибо те великие
изменения,  которые разумный труд производит в природе, не ускользнули
бы от нас,  изучающих теперь,  семьдесят миллионов  лет  спустя,  свою
планету.
     Если мы до сих пор не нашли этих изменений,  то пришельцы были на
Земле очень короткое время. Неведомые гости неведомого мира!
     Хорошо! Он будет размышлять дальше над своей долей задачи, искать
возможные облики людей иных миров.  И скоро он сообщит Давыдову...  Но
Давыдов...  Он  пишет  ему  регулярно  о  чем  угодно,  кроме   самого
интересного:  как  идут  поиски.  Полтора  года  прошло  уже с момента
памятного разговора в Москве над пробитыми  костями  вымерших  ящеров.
Видимо, ничего не удалось большому другу...

     В этот  самый  момент  машина  Давыдова  быстро  шла  по пыльной,
выбитой дороге.  Белесая пыль бежала под дергающийся  вперед  и  назад
свет  фар,  облаком  взвивалась  позади,  застилая  звезды  у  низкого
горизонта.
     Вдали перед  ветровым  стеклом машины вставало в ночи красноватое
обширное сияние. Оттуда доносился низкий гул, прорывавшийся сквозь шум
мотора...
     Через полчаса  Давыдов   в   сопровождении   прораба   и   своего
сотрудника,  прикомандированного  к  стройке,  направлялся к северному
концу участка, слегка оглушенный исполинским размахом работы.
     Тысячесвечные фонари  на  высоких  столбах  казались  окруженными
легким туманом,  облако более  густой  пыли  окутывало  левую  сторону
участка.  Там  скрежет,  грохот  и лязг мощных экскаваторов совершенно
заглушали стук сотен вагонеток, с шумом опрокидывавшихся на откаточной
горке.
     Толща отложений была глубоко  прорезана  ложем  будущего  канала.
Двадцатиметровые  стены  высились  по  сторонам;  на их ровных,  точно
оглаженных исполинским ножом крутых скатах выступали мощные галечники,
целые  нагромождения валунов,  сменявшиеся желтыми песками и слоистыми
песчаниками с миллионами блесток слюды и гипса.
     Ночь, расстилавшаяся вокруг,  в просторах пустынной степи,  здесь
не существовала,  как не существовала и самая степь.  Здесь был особый
мир напряженного гигантского труда,  по-своему изменивший лицо древней
казахстанской пустыни.
     Давыдов проходил мимо загорелых, покрытых потом и пылью людей, не
обращавших на него никакого внимания.  Отбойные молотки сотрясались  в
умелых  руках,  разрыхляя  выступы твердых скал.  Грузные,  похожие на
огромные железные скелеты машины тяжело ворочались в  пыли.  Грузовики
стадами   толклись  у  погрузочных  конвейеров,  без  конца  ссыпавших
убираемый грунт.
     - Вот   это  раскопки,  Илья  Андреевич!  -  прокричал  сотрудник
Давыдова.
     Профессор весело  усмехнулся  и  хотел что-то сказать,  но в этот
момент застланное пылью небо осветилось широкой дугой вспышки,  тяжкий
гул передался по земле.
     - Взрыв на выброс,- пояснил прораб.-  Выкинули  разом  сотни  три
тысяч  кубометров.  Там,  на  восьмом  участке,  готовят  канавку  для
экскаваторов.
     Давыдов оглядел   "канавку",  вдоль  которой  шел.  Она  тянулась
насколько хватал глаз в рядах  фонарей,  прямо  и  неуклонно  рассекая
степь,  на  севере  расширяясь  в  котлован  чуть ли не полкилометра в
поперечнике. Там  было  вскрыто  кладбище  динозавров  -  колоссальное
нагромождение   огромных  окаменелых  костей.  Кости  тянулись  грядой
поперек всего котлована и,  по-видимому,  еще далеко за его пределами.
Они  беспорядочно громоздились,  подобные обрубкам бревен,  наваленные
друг на друга слоем в  восемь  метров  толщины,  смешанные  с  большим
количеством  крупной  гальки.  Здесь не было цельных скелетов,  только
обломки  костей  разной  величины  и  разных  пород  вымерших  ящеров,
перемешанные   как  попало.  Экскаваторы  врезались  в  это  скопление
остатков сотен тысяч чудовищ,  разгребая и расчищая площадь котлована.
Разбросанные  и наваленные грудами кости угрюмо чернели на краю выемки
в тусклом свете начинающегося утра...

     Высоко поднявшееся солнце жгло уже в полную  силу.  Груды  черных
костей раскалились, как в банной печи.
     - Можно считать осмотр оконченным,- сказал  Давыдов,  беспрерывно
вытирая  мокрое  от  пота  лицо.-  Здесь то же самое,  что и на втором
участке. Вторая гряда костей. Я исследовал двадцать лет назад к северу
отсюда,  в  урочище  Бозабы,  на  правом берегу Чу,  еще большую гряду
костей - тридцать километров в  длину.  Подобные  гигантские  кладбища
есть  и в долине реки Или,  и в Каратау,  и около Ташкента.  И все они
такие - из беспорядочно перемешанных миллионов костей,  но  ни  одного
целого скелета или черепа. Для изучения материал почти непригоден. Это
остатки  размытых  когда-то  кладбищ  динозавров,   кладбищ,   которые
превосходят всякое воображение по своим размерам.
     - У вас какие-нибудь новые соображения относительно  этих  "полей
смерти", Илья Андреевич? - спросил помощник.- В опубликованных работах
вы...
     - Высказался неясно?  - перебил Давыдов. - Не только неясно, но и
неверно. Я тогда не представлял себе полностью масштабов явления.
     - А теперь что вы думаете, Илья Андреевич?
     - Не знаю...  Просто не знаю и не думаю! - резко сказал Давыдов.-
Ну хорошо, нужно идти. Если я через три часа уеду, то к вечеру буду на
Луговой. Поезд в Москву идет в час ночи.
     - А мне продолжать наблюдения?
     - Разумеется.  Подыщите помощников для разборки костей.  В  массе
обломков  кое-что  попадается  и путное.  Наконец,  на других участках
опять могут встретиться новые скопления.  Хотя если будут продолжаться
галечники и конгломераты,  то все будет то же самое.  Я не надеюсь уже
на это строительство.  Вот номер пять - там другой характер отложений:
пески   и  гравий,  песчаники  почти  без  гальки.  Отложения  мелких,
спокойных потоков и даже частично ветровые.  Но Старожилов  оттуда  за
полгода  работ  не  сообщил ничего интересного.  Сидит безрезультатно.
Захандрил, бедняга...

     В большой комнате для занятий аспирантов находилось трое  молодых
людей.  Один,  взгромоздясь  на стол,  оживленно беседовал с девушкой,
сидевшей в углу.
     - Настоящий  исторический  момент,-  говорил  сидевший  на столе,
яростно теребя свои густые рыжеватые волосы,- определяет очень  многое
в  будущей  судьбе  человечества.  Атомная  энергия в руках агрессоров
угрожает гибелью цивилизации, всем достижениям культуры. Наши геология
и  палеонтология  вовсе  не  самое  важное,  и  это-то заставляет меня
сомневаться,  правильно ли я выбрал  специальность.  Я  чувствую  себя
как-то  в  стороне от настоящей жизни.  Хочется быть в рядах тех,  кто
создает атомную энергетику для нашей Родины.  Страна социализма должна
иметь самую могучую и передовую физику. Верно, Женя?
     - Все это верно,  - отвечала  ему  девушка,  -  но  если  кто  не
способен  к математике?  Я вот не люблю ее - как же я могу работать по
физике?
     - Не так страшно.  По-моему,  для некоторых разделов физики вовсе
не требуется много математики...  Ты что качаешь головой? - повернулся
он к другому аспиранту, молчаливо прислушивавшемуся к разговору.
     - А все-таки как интересна палеонтология!  - вздохнула  девушка.-
Конечно,  физика  важнее.  Но мне кажется,  и тут можно принести много
пользы... Знание...
     Дверь с  шумом  распахнулась,  и  в  комнату  влетела  худенькая,
стройная девушка со свертком миллиметровки в руках.
     - Ребята,  приехал  Илья  Андреевич!  Я  видела его в канцелярии.
Сказал - сейчас к нам зайдет. Надо приготовиться! А вы тут разговорами
занимаетесь с Мишкой.
     Женя оглянулась на дверь.
     - Мы с Михаилом о серьезных вещах говорили.
     - Знаю,  о каких серьезных  вещах:  бросать  палеонтологию,  идти
заниматься атомной энергией. Так тебя сразу и возьмут. Гений пропадает
непризнанный! Давайте-ка спросим у Ильи Андреевича,  как  он  к  этому
делу отнесется.  Он,  когда сердитый, говорят, мастер ругаться черными
словами.
     - Ты  с  ума  сошла.  Том!  -  заволновался  Михаил.- Разве можно
сказать большому ученому:  мы,  мол,  не считаем его науку важной! Мы,
его аспиранты!
     - А вот возьму и спрошу!  - заупрямилась  Тамара.-  Надо  наконец
поставить  точку на всех ваших разговорах.  Ты Женю ими замучил,  да и
мне надоел...
     В дверь  громко  постучали.  Михаил  мгновенно спрыгнул со стола,
Женя невольно поправила волосы. Вошел Давыдов, широко улыбаясь, бодрый
и  веселый,  поздоровался,  в  нескольких  словах  рассказал  о  своей
поездке.
     - А теперь вы рассказывайте.  Какие достижения и вопросы?  Начнем
хотя бы с вас, Тамара Николаевна.
     Тамара улыбнулась слегка смущенно.
     - А можно вас сначала спросить по общему вопросу, Илья Андреевич?
- начала она.- Вы не торопитесь?
     Михаил за спиной Давыдова в комическом ужасе закатил глаза.
     - Нисколько  не  тороплюсь,-  ответил Давыдов.  - И вы знаете,  я
люблю, когда меня спрашивают.
     - Илья  Андреевич,  Михаил...  мы  все  обсуждали,  правильно  ли
сделали выбор специальности.  В такое время наши  ископаемые  кости...
Вот  Михаил  говорит  -  надо  бы  заниматься физикой...  И мы были на
докладе Петрова - не совсем понятно,  но страшно интересно!  -  Тамара
выпалила   все  это  одним  духом,  запнулась,  вздохнула  и  поспешно
закончила:  - Я хотела спросить ваше мнение по этому вопросу.  Что  вы
нам посоветуете?
     Давыдов стал  серьезным,  нахмурился  и  против  ожидания  Тамары
нисколько не рассердился. Он медленно вытащил портсигар.
     - Окно открыто,  значит,  можно курить... Вопрос серьезный. Я вас
понимаю. Во время крупных переворотов в технике те дисциплины, которые
стоят  в  стороне,  должны  казаться  неважными.   И   вы,   молодежь,
естественно, колеблетесь, несмотря на уже приобретенную специальность.
Я бы тоже колебался... Но вот что я вам скажу...
     Давыдов зажег  папиросу,  задумчиво  посмотрел  на  поднимавшийся
вверх дым.
     - Есть  люди,-  медленно  начал профессор,- безразличные в выборе
научного пути.  Случай,  выгода - и они будут заниматься чем угодно. И
даже  с  большим успехом,  с хорошими результатами.  Но я не считаю их
настоящими учеными.  Выбор науки,  что  там  ни  говори,  определяется
личными склонностями, способностями и вкусами. Только тогда, когда ваш
ум будет требовать знания,  ловить его, как задыхающийся ловит воздух,
тогда  вы  будете  подлинными творцами науки,  не щадящими сил в своем
движении вперед,  сливающими свою личность с  наукой.  Я  сам  вначале
колебался.  По образованию я инженер, люблю технику, и все же основные
мои склонности - исторические.  Вот я и занимаюсь древнейшей  историей
Земли  и жизни.  Худо ли,  хорошо ли,  но это заполняет всю мою жизнь,
целиком. Конечно, может быть, жаль, что я не физик, не творю важнейшее
для  настоящего момента,  но тут дело в комбинации моих способностей и
интересов,   которые   принесут   наибольший   эффект,   если    будут
гармонировать  с  избранным  путем.  И  не стоит преуменьшать значение
нашей науки.  Ее "завтрашний  день"  дальше,  чем  у  других  отраслей
знания, она сделается необходимой позже других, но сделается, когда мы
сможем вплотную  взяться  за человека.  Наш организм - это исторически
сложившаяся сложнейшая комбинация эволюционных наслоений  от  рыбы  до
высшего  млекопитающего.  Понять  биологию  человека по-настоящему без
изучения всей эволюционной лестницы нельзя. А от этого целиком зависит
медицина  будущего,  сохранение человека как вида и еще многое другое.
Сейчас эти вопросы еще далеки от нас, но приближаются с каждым днем. И
мы готовим для них точную основу знания.  Бросить наше дело нельзя еще
и потому,  что человеку,  строящему будущее,  необходим  общий  подъем
культуры, знания и широкий кругозор. Наука имеет свои законы развития,
не всегда совпадающие с практическими требованиями сегодняшнего дня. И
ученый не может быть врагом современности, но и не может быть только в
современности. Он должен быть впереди, иначе он будет лишь чиновником.
Без современности - фантазер,  без будущего - тупица.  А ведь еще Петр
Великий это хорошо понимал.  Вспомните его указ  о  непременном  сборе
ископаемых   костей  -  это  в  те-то  тяжелые  времена,  в  бедной  и
бескультурной стране!
     Давыдов потушил папиросу и по  рассеянности  бросил  ее  на  пол.
Аспиранты этого не заметили.  Женя перегнулась боком через стол, глядя
на Давыдова.  Тамара стояла с победно поднятой головой, а Михаил хмуро
опустил глаза.
     - Теперь о другой стороне вашего  вопроса,-  продолжал  Давыдов.-
Тут  тоже  не следует преувеличивать.  Говорить о гибели цивилизации и
безнадежно опускать руки нельзя - так поступают многие интеллигенты на
Западе,  пытаясь  оправдать  свое  бездействие.  И без того сейчас там
культура сильно отстает  от  техники.  Люди  приобретают  все  большую
власть  над  природой,  забывая о необходимости воспитания и переделки
самого человека,  часто недалеко ушедшего от своих предков  по  уровню
общественного сознания.  А вы, советская молодежь, хотите быть бойцами
за  культуру,  за  будущее  счастье  человечества.  Тогда   верьте   в
могущество  нашей  страны  и  не  колеблясь  идите по выбранному пути!
Возможно,  что впереди,  вряд ли очень скоро,-  новая  грозная  война,
решающая схватка старого с новым.  Делая наше дело,  мы будем бороться
за нашу культуру.  Благородная задача -  отстоять  ее  от  варварства,
вооруженного последним словом техники.  Потом, представляете ли вы как
следует,  что такое атомная энергия сейчас? Большая часть элементов из
числа всех девяноста двух обладает весьма и весьма устойчивыми ядрами.
Чтобы разбить их,  нужно приложить энергию, большую, чем мы получим от
их  распада.  И  это не случайно.  За миллиарды лет формирования нашей
планеты,  как и других планет, в процессах изменения материи произошел
как бы отбор - все неустойчивое распалось, перешло в устойчивые формы.
Сейчас мы подошли к использованию цепных реакций в последних элементах
менделеевской таблицы, самых тяжелых по своему атомному весу. Это тоже
не случайно - самые тяжелые элементы очень богаты нейтронами  и  легко
распадаются,  осуществляя  цепную  нейтронную реакцию* - единственную,
которую мы можем технически использовать в настоящий  момент.  И  этот
распад  отнюдь  не следует представлять как полный распад всего атома.
Атом тяжелого элемента как бы раскалывается на две  части,  каждая  из
которых дает устойчивые элементы середины менделеевской таблицы.

===========
* Цепная  нейтронная  реакция  -  лавинообразное  нарастание  процесса
деления атомных ядер.
===========

При этом частично освобождается  энергия.  Тут  еще  очень  далеко  до
полного  распада  и  не  менее  далеко до цепной реакции с устойчивыми
элементами.
     Пока наше  овладение  атомной  энергией  сводится к использованию
цепных реакций с  неустойчивыми  изотопами  урана  и  тория,  а  также
реакции  перехода  изотопа  водорода  - трития в гелий в очень сложных
условиях водородной бомбы.  Можно, как вы знаете, повысить атомный вес
урана  и  получить  искусственные  элементы,  выходящие уже за пределы
таблицы,- нептуний и плутоний,  девяносто третий и девяносто четвертый
искусственные  элементы.  Уран  можно  превращать  и дальше,  создавая
элементы девяносто пятый и девяносто шестой америций и  кюрий,  и  так
далее - до сотого и больше номера.
     Все они  неустойчивы,  подвергаются  распаду.   Энергия   распада
плутония  и  составляет  горючее  атомных мирных машин и взрывную силу
атомных бомб,  так же как и энергия неустойчивых форм урана - изотопов
двести  тридцать пять и двести тридцать три.  Несомненно,  в процессах
превращения материи ранее существовали элементы вроде нептуния,  более
тяжелые,  чем  уран,  но  впоследствии  они перешли в устойчивые формы
основных девяноста двух.  Поэтому  уран  мы  можем  рассматривать  как
остаток  этих  сверхтяжелых  элементов,  уцелевший  вследствие  своего
рассеянного состояния,  вдобавок встречающийся в верхних зонах  земной
коры,  где  он устойчив в условиях сравнительно небольших температур и
давлений.  Уран  и,  вероятно,   второй   близкий   к   нему   тяжелый
элемент - торий пока останутся  основой  атомной  энергии,  ибо  между
использованием  способности  урана  к распаду и использованием энергии
вещества других элементов лежит техническая пропасть,  которую мы вряд
ли  очень  скоро  перейдем.  Но уран и торий - крайне редкие элементы,
запасы их в мире незначительны.  Отсюда следует,  что пока  накопление
запасов атомной энергии весьма ограниченно...
     - Вас  к  телефону,  Илья  Андреевич,-  вызов с междугородной!  -
пос