ле  зрения  перед  Шатровым  возникла  глубокая  тьма.   Едва
уловимые  светлые  точки,  такие  слабые,  что их свет умирал в глазу,
почти не  вызывая  зрительного  ощущения,  редко-редко  встречались  в
неизмеримой глубине.
     - Это  то,  что  отделяет  нашу  Галактику  от  других   звездных
островов,  А  теперь вы видите подобные нашей Галактике звездные миры,
чрезвычайно удаленные  от  нас.  Здесь,  в  направлении  на  созвездие
Пегаса,  открываются  перед  нами  самые  глубокие известные нам части
пространства.  Сейчас мы посмотрим на самую близкую к  нам  галактику,
размерами  и формой похожую на нашу исполинскую звездную систему.  Она
состоит из мириадов отдельных  звезд  различной  величины  и  яркости,
имеет  такие  же облака темной материи,  такую же полосу этой материи,
стелющуюся в экваториальной плоскости,  и  так  же  окружена  шаровыми
звездными  скоплениями.  Это так называемая туманность М31 в созвездии
Андромеды.  Она косо наклонена к нам,  так что мы видим ее  отчасти  с
ребра, отчасти с плоскости...
     Шатров увидел бледно светящееся облако в форме удлиненного овала.
Приглядываясь,  он  смог  различить  светящиеся полосы,  расположенные
спирально и разделенные черными промежутками.
     В центре  туманности видна была наиболее плотная светящаяся масса
звезд,  слившихся в одно целое  на  колоссальном  расстоянии.  От  нее
отходили  едва  уловимые  спирально загибающиеся выросты.  Вокруг этой
плотной  массы,  отделенные  темными  кольцами,   шли   полосы   более
разреженные и тусклые, а на самом краю, в особенности у нижней границы
поля зрения, кольцевые полосы разрывались на ряд округлых пятнышек.
     - Смотрите,  смотрите!  Вам,  как  палеонтологу,  это должно быть
особенно интересно.  Ведь свет, который сейчас попадает к нам в глаза,
ушел от этой галактики миллиона полтора лет назад.  Еще человека-то на
Земле не было!
     - И это самая близкая к нам галактика? - удивился Шатров.
     - Ну  конечно!  Мы  знаем  уже  такие,  которые   расположены   в
расстояниях порядка сотен миллиардов световых лет. Миллиарды лет бежит
свет со скоростью в десять триллионов  километров  в  год.  Вы  видели
такие галактики в созвездии Пегаса...
     - Непостижимо!  Можете  не  говорить  -  все  равно  нельзя  себе
представить подобные расстояния. Бесконечные, неизмеримые глубины...
     Бельский еще долго  показывал  Шатрову  ночные  светила.  Наконец
Шатров горячо поблагодарил своего звездного Вергилия,  вернулся к себе
и улегся в постель, но долго не мог заснуть.
     В закрытых  глазах  роились  тысячи  светил,  плыли  колоссальные
звездные облака,  черные завесы холодной  материи,  гигантские  хлопья
светящегося газа...
     И все это - простирающееся на биллионы  и  триллионы  километров,
рассеянное в чудовищной,  холодной пустоте, разделенное невообразимыми
пространствами,  в беспросветном  мраке  которых  мчатся  лишь  потоки
мощных излучений.
     Звезды -  эти  огромные  скопления  материи,  сдавливаемой  силой
тяготения  и  под  действием  непомерного давления развивающей высокую
температуру.  Высокая температура вызывает действие  атомных  реакций,
усиливающих  выделения  энергии.  Чтобы звезды могли существовать,  не
взрываясь,  в равновесии,  энергия должна в  колоссальных  количествах
выбрасываться в пространство в виде тепла, света, космических лучей. И
вокруг этих  звезд,  словно  вокруг  силовых  станций,  работающих  на
ядерной энергии, вращаются согреваемые ими планеты.
     В чудовищных глубинах пространства несутся эти планетные системы,
вместе  с  мириадами  одиночных  звезд  и  темной,  остывшей  материей
составляющие огромную,  похожую на колесо систему - галактику.  Иногда
звезды  сближаются и снова расходятся на миллиарды лет,  точно корабли
одной  галактики.  А  в  еще  более  огромном  пространстве  отдельные
галактики  также  подобны  еще  большим кораблям,  светящим друг другу
своими огнями в неизмеримом океане тьмы и холода.
     Неведомое до  сих пор чувство овладело Шатровым,  когда он живо и
ярко представил себе Вселенную  с  ее  ужасающим  холодом  пустоты,  с
рассеянными  в  ней  массами  материи,  раскаленной  до  невообразимых
температур;  представил себе не доступные  никаким  силам  расстояния,
неимоверную  длительность совершающихся процессов,  в которых пылинки,
подобные Земле, имеют совершенно ничтожное значение.
     И в  то же время гордое восхищение жизнью и ее высшим достижением
- умом человека - прогоняло страшный облик звездной Вселенной.  Жизнь,
скоротечная,  настолько  хрупкая,  что  может  существовать  только на
планетах, похожих на Землю, горит крохотными огоньками где-то в черных
и мертвых глубинах пространства.
     Вся стойкость и сила жизни - в ее сложнейшей организации, которую
мы  едва  начали понимать,  организации,  приобретенной миллионами лет
исторического развития,  борьбы внутренних  противоречий,  бесконечной
смены устаревших форм новыми,  более совершенными.  В этом сила жизни,
ее  преимущество  перед   неживой   материей.   Грозная   враждебность
космических  сил  не  может помешать жизни,  которая,  в свою очередь,
рождает  мысль,  анализирующую  законы  природы  и  с  их  же  помощью
побеждающую ее силы.
     У нас на Земле и там, в глубинах пространства, расцветает жизнь -
могучий  источник  мысли  и  воли,  который впоследствии превратится в
поток,  широко  разлившийся  по  Вселенной.  Поток,  который  соединит
отдельные ручейки в могучий океан мысли.
     И Шатров  понял,  что  впечатления,  пережитые  им  ночью,  вновь
разбудили  застывшую было силу его творческого мышления.  Тому залогом
открытие, заключенное в коробке Тао Ли...
     Он будет действовать дальше,  не боясь нового,  как бы невероятно
оно ни было.

     Старший помощник капитана парохода "Витим"  небрежно  облокотился
на сверкающие в солнечных лучах поручни.  Большой корабль словно уснул
на мерно колыхающейся зеленой воде,  окруженный медленно перебегающими
бликами  света.  Рядом  густо  дымил  длинный,  высоконосый английский
пароход, лениво кивая двумя белыми крестами массивных мачт.
     Южный край  бухты,  почти  прямой  и  черный  от  глубокой  тени,
обрывался стеной красно-фиолетовых гор, изборожденных лиловыми тенями.
     Офицер услышал  внизу  твердые  шаги  и  увидел  на трапе мостика
массивную голову и широкие плечи профессора Давыдова.
     - Что так рано, Илья Андреевич? - приветствовал он ученого.
     Давыдов прищурился,  молча  осмотрел  солнечную  даль,  а   потом
взглянул на улыбавшегося старшего помощника:
     - Хочу попрощаться с Гаваями.  Хорошее место,  приятное  место...
Скоро отходим?
     - Хозяина нет - оформляет дела  на  берегу.  А  так  все  готово.
Вернется капитан - сейчас же пойдем. Прямо домой.
     Профессор кивнул головой и  полез  в  карман  за  папиросами.  Он
наслаждался  отдыхом,  днями  вынужденного  безделья,  редкими в жизни
настоящего ученого.  Давыдов возвращался из Сан-Франциско,  куда ездил
делегатом  на съезд геологов и палеонтологов - исследователей прошлого
Земли.
     Ученому хотелось  проделать  обратный  путь на своем,  советском,
пароходе,  и "Витим" подвернулся очень кстати.  Еще более приятным был
заход   на  Гавайские  острова.  Давыдову  за  время  стоянки  удалось
познакомиться с природой этой страны,  окруженной необъятными  водными
просторами Тихого океана.  И сейчас, оглядываясь кругом, он ощущал еще
большее удовольствие от сознания скорого возвращения на родину.  Много
интересных  мыслей  накопилось за дни неторопливого,  тихого раздумья.
Новые соображения теснились в голове ученого,  властно требуя выхода -
проверки,  сопоставлений,  дальнейшего развития.  Но этого нельзя было
сделать здесь,  в каюте парохода:  не было под рукой  нужных  записей,
книг, коллекций...
     Давыдов погладил  пальцами  висок,  что  означало  у   профессора
затруднение или досаду...
     Правее выдававшегося  угла  бетонного   пирса   как-то   внезапно
начиналась  широкая  аллея  пальм;  густые  перистые кроны их отливали
светлой бронзой,  прикрывая красивые белые дома с пестрыми цветниками.
Дальше,  на  выступе  берега,  прямо  к  воде подступала зелень низких
деревьев.  Там едва покачивалась голубая,  с черными  полосами  лодка.
Несколько  юношей  и девушек в лодке подставляли утреннему солнцу свои
загорелые  стройные  тела,  громко  пересмеиваясь  перед  купанием.  В
прозрачном   воздухе   дальнозоркие  глаза  профессора  различали  все
подробности близкого  берега.  Давыдов  обратил  внимание  на  круглую
клумбу,  в центре которой возвышалось странное растение:  внизу густой
щеткой торчали ножевидные серебряные листья;  над  листьями  почти  на
высоту  человеческого  роста  поднималось  красное  соцветие  в  форме
веретена.
     - Вы не знаете,  что это за растение?  - спросил заинтересованный
профессор у старшего помощника.
     - Не  знаю,- беспечно ответил молодой моряк.- Видел его,  слыхал,
что редкостью у них считается... А скажите, Илья Андреевич, верно, что
вы были моряком в молодости?
     Недовольный переменой разговора, профессор нахмурился.
     - Был.  Какое  это  сейчас  имеет  значение?  -  буркнул  он.- Вы
лучше...
     Где-то за  строениями  слева завыл гудок,  гулко раскатившийся по
тихой воде.
     Старший помощник    сразу    насторожился.   Давыдов   недоуменно
огляделся.
     Тот же  покой  раннего  утра реял над маленьким городом и бухтой,
широко раскрытой в голубую даль океана.  Профессор перевел  взгляд  на
лодку с купальщиками.
     Смуглая девушка,  очевидно  гаваянка,   выпрямилась   на   корме,
приветливо помахав русским морякам высоко поднятой рукой,  и прыгнула.
Красные цветы ее купального костюма  разбили  изумрудную  стеклянистую
воду  и  скрылись.  Легкая моторка быстро промчалась в гавань.  Минуту
спустя на пристани показался  автомобиль,  из  него  выскочил  капитан
"Витима" и бегом устремился на свой корабль. Вереница флагов поднялась
и затрепетала на сигнальной  мачте.  Капитан,  задыхаясь,  взлетел  на
мостик, стирая лившийся по лицу пот прямо рукавом белоснежного кителя.
     - Что случилось?- начал старший помощник.- Я  не  разбираю  этого
сиг...
     - Аврал!  - закричал капитан.  - Аврал!  - и схватился  за  ручку
машинного телеграфа.- Готова машина?
     Капитан склонился  к  переговорной  трубе   и   после   короткого
разговора с механиком отдал ряд отрывистых приказаний:
     - Все наверх! Задраить люки! Очистить палубу! Отдать швартовы!
     - Russians, what shall you do?* - вдруг тревожно проревел рупор с
соседнего корабля.
     - Go ahead!** - немедленно ответил капитан "Витима".
     - Well!  At  full  speed!*** - с большей уверенностью откликнулся
англичанин.
     Глухо зажурчала  вода  под  кормой,  корпус   "Витима"   дрогнул,
пристань медленно поплыла вправо.  Тревожная беготня на палубе смущала
Давыдова.  Он несколько раз бросал вопросительные взгляды на капитана,
но  тот,  поглощенный  маневрированием корабля,  казалось,  не замечал
ничего кругом.
     А море по-прежнему плескалось спокойно и мерно,  ни одного облака
не было видно в знойном и чистом небе.
     "Витим" развернулся и,  набирая ход,  двинулся навстречу простору
океана.
     Капитан перевел  дух,  достал  из  кармана платок.  Окинув зорким
взглядом палубу, он понял, что все с тревогой ждут его разъяснений.
     - Идет  гигантская  приливная  волна  от  норд-оста.  Я  полагаю,
единственное спасение судна - встретить ее  в  море,  на  полном  ходу
машин... Подальше от берега!
     Он повернулся  к   отдаляющейся   пристани,   как   бы   оценивая
расстояние.
     Давыдов посмотрел вперед и увидел несколько рядов  больших  волн,
бешено  мчавшихся  к  земле.  А за ними как главные силы за передовыми
отрядами,  стирая голубое сияние далекого моря,  тяжко  несся  плоский
серый холм гигантского вала.
     - Команде укрыться внизу!  - приказал капитан, резко двинув ручку
телеграфа.
     Передние волны  по  мере  приближения   к   земле   вырастали   и
заострялись.  "Витим"  резко  дернулся  носом,  взлетел вверх и нырнул
прямо под гребень следующей волны.  Мягкий тяжелый  шлепок  отдался  в
поручнях  мостика,  крепко  зажатых в руках Давыдова.  Палуба ушла под
воду,  облако сверкающих водяных брызг туманом встало перед  мостиком.
Через  секунду "Витим" вынырнул,  нос его опять понесся вверх.  Мощные
машины содрогались глубоко внизу,  отчаянно сопротивляясь  силе  волн,
задерживавших корабль, гнавших его к берегу,

===================
* Русские, что вы собираетесь делать?
** Идти навстречу!
*** Правильно! На полной скорости!
===================

стремившихся разбить "Витим" о твердую грудь земли.
     Ни одного пятна пены  не  белело  на  обрыве  исполинского  вала,
который поднимался со зловещим хрипом и становился все круче.  Тусклый
блеск  водяной  стены,   стремительно   надвигавшейся,   массивной   и
непроницаемой,  напомнил  Давыдову  кручи  базальтовых  скал  в  горах
Приморья.  Тяжелая, как лава, волна вздымалась все выше, заслоняя небо
и  солнце;  ее  заостряющаяся  вершина  всплыла  над  передней  мачтой
"Витима".  Зловещий сумрак сгущался у подножия водяной горы,  в черной
глубокой яме, куда соскальзывало судно, как будто покорно склонявшееся
под смертельный удар.
     Люди на  мостике  невольно  опустили  головы  перед лицом стихии,
готовой  обрушиться  на  них.  Корабль   судорожно   дернулся,   грубо
задержанный в своем стремлении вперед, к океану. Шесть тысяч лошадиных
сил,  вращавших винты под кормой,  были смяты чудовищно превосходившей
их мощью.
     Первый толчок придавил людей к поручням, и сейчас же ревущая вода
обрушилась на мостик откуда-то сверху, оглушая и ослепляя.
     Цепляясь за поручни,  полузадохшийся профессор всем телом ощутил,
как заскрежетал корпус корабля,  как накренился "Витим" на левый борт,
выпрямился,  перевалился на правый и снова стал выпрямляться,  в то же
время поднимаясь из поглотившей его пучины.  Медленно-медленно корабль
поднимался вверх и вдруг быстро взлетел из клубящегося серого хаоса  к
яркому, безмятежному небу.
     Оглушительный рев  прекратился  с  потрясающей  внезапностью.   С
гребня  исполинской  волны  широко раскинулось море,  и корабль плавно
понесся носом вниз по спине ушедшего к берегу вала.  Новые гряды  волн
шли  навстречу  с  моря,  но  по сравнению с побежденным чудовищем они
казались уже нестрашными.  Капитан шумно отфыркнулся и  удовлетворенно
чихнул.  Давыдов,  мокрый до нитки, протер глаза, увидел справа быстро
нырявший в  волнах  английский  пароход  и,  словно  что-то  вспомнив,
устремился  к  концу  мостика.  Оттуда  хорошо  были  видны только что
покинутые пристань и город.  С ужасом смотрел ученый,  как  гигантский
вал  еще  больше  вырос  у  самого  берега,  как стена движущейся воды
заслонила от моря и зелень садов,  и белые домики  города,  и  прямые,
четкие линии пристаней...
     - Вторая!  Вторая!  - закричал старший помощник  прямо  над  ухом
Давыдова.
     Действительно, второй  гигантский  вал  несся   на   судно.   Его
приближение не было замечено, словно громадная волна тайно подкралась,
внезапно вспучившись со дна океана.
     С ревом  поднимался этот закругленный сверху водяной хребет,  как
будто рыча от накипавшего в нем бешенства. И опять остановленное судно
судорожно заметалось под тяжестью чудовищной волны, отчаянно борясь за
свое  существование.  Вал  скользнул  за  корму,  череда  его  меньших
спутников предстала перед "Витимом".  Две-три минуты отдыха - и третья
исполинская волна вздыбилась над морем.  На этот раз машины, послушные
телеграфу  в руке капитана,  своевременно сработали назад,  толчок был
мягче, и корабль легче поднялся на гребень волны.
     Эта борьба  с таинственными волнами при странном отсутствии ветра
и ясном,  солнечном дне продолжалась несколько минут. "Витим", начисто
обмытый,  отделавшийся небольшими повреждениями, еще долго покачивался
на ровной зыби, пока капитан не убедился, что опасность миновала, и не
повернул корабль обратно в порт.
     Всего час назад Давыдов любовался  красивым  городком  с  мостика
"Витима".  Теперь  берег  был  неузнаваем.  Исчезли  пестрые цветники,
правильные  аллеи.  Вместо   них   груды   поваленных   балок,   куски
изуродованных  крыш и обломки вперемешку с корявыми безлистыми сучьями
обозначали место,  где были прибрежные дома. Густая роща у края бухты,
там,  где  купалась веселая молодежь,  превратилась в болото с редкими
расщепленными пнями.  Несколько больших каменных домов, стоявших вдоль
пристани,  угрюмо  смотрели  черными  провалами окон.  А у подножия их
громоздились наваленные как попало разбитые деревянные домики и лавки.
     Большой моторный  катер,  выброшенный на сушу,  увенчивал все это
скопище обломков, словно памятник победы грозного моря.
     Извиваясь по  слоям  свеженанесенного песка,  повсюду текли ручьи
соленой воды,  поблескивая на солнце.  Жалкие фигурки людей копошились
среди   развалин,   отыскивая   погибших  или  спасая  остатки  своего
имущества.
     Потрясенные советские  моряки  молчаливо  столпились  на палубе и
хмуро смотрели на берег,  не в силах радоваться собственному спасению.
Едва только "Витим" снова пришвартовался к уцелевшей бетонной пристани
и капитан обратился к  команде  с  призывом  помочь  жителям,  как  на
корабле, кроме вахтенных, не осталось ни одного человека.
     Давыдов вернулся на корабль вместе  с  командой  только  к  ночи,
угрюмо умылся, перевязал пораненную руку и долго ходил по палубе, дымя
папиросой.
     Не успел  еще  пострадавший  от  страшных волн остров скрыться за
горизонтом,  как  к  Давыдову  явился  второй  механик,   председатель
судкома,  и  упросил  его  "рассказать  ребятам,  что это такое было".
Беседу решили провести прямо  на  палубе.  Никогда  еще  профессор  не
выступал в такой своеобразной обстановке.  Слушатели собрались толпой,
сидя,  стоя и лежа у первого трюма,  а Давыдов  опирался  на  закрытую
чехлом лебедку,  служившую ему кафедрой. Безмятежно спокойный океан не
задерживал хода стремившегося к родине корабля.
     Профессор рассказал  морякам  о   Тихом   океане   -   гигантском
углублении  на  поверхности  Земли,  занятом  величайшей водной массой
планеты.  Вокруг этого  углубления,  недалеко  от  материков,  кольцом
проходят цепи исполинских складок земной коры, медленно выпучивающихся
со дна глубочайших впадин.  Все цепи островов -  Алеутских,  Японских,
Зондских - именно и представляют собой образующиеся в настоящий момент
складки.
     Смятие складок неуклонно продолжается;  каждая  складка,  вершина
которой есть тот или другой из перечисленных островов, поднимается все
выше,  иногда со скоростью до двух метров в год,  и в то же время  все
более наклоняется в сторону океана.
     - Представьте  себе,-  продолжал  профессор,-  что  воды   океана
отхлынули  куда-нибудь  на  миг...  Тогда вы увидите на месте островов
гряды высоких гор, наклоненных к центру океана и грозно нависающих над
впадинами,  подобно  застывшим волнам.  Противоположный,  обращенный к
материку скат менее крут, но также образует довольно глубокую впадину,
заполненную морем. Таково, например, Японское море. Вдоль обращенных к
материку скатов располагаются цепи вулканов.  Давление внутри  складок
настолько   велико,   что  расплавляет  породы  их  внутреннего  ядра,
прорывающиеся сквозь трещины  в  виде  расплавленных  лав.  Впадины  с
океанской стороны проседают все глубже под давлением подножия складок,
и вдоль них располагаются центры крупных землетрясений.
     Одно из  таких землетрясений и было причиной вчерашнего бедствия.
Где-то на севере,  наверно в Алеутской пучине,  у  подножия  алеутских
складок,  под  давлением их просел участок дна океана,  вызвав сильное
землетрясение  под  водой.  Толчок,  один  или  несколько,   образовал
исполинскую  волну,  покатившуюся  по  океану  на юг за ты