т, глубокие ямы не затягивались.
   "Вот чудеса!" - подумал  Ботаник,  глядя  на  диковинную  поросль.  Ему
пришло на ум, что она легко  уместится  в  ковше  экскаватора  (с  помощью
которого  участники  экспедиции  брали  пробы  грунта)  и  что  хорошо  бы
попытаться ее пленить. Ботаник  приказал  Медику  с  Технологом  подогнать
экскаватор к своему открытию и, когда это было сделано,  приступил  к  его
захвату. "Не сорвалось бы",  -  думал  он,  глядя,  как  ковш  экскаватора
впивается в грунт.
   Ухватив кусок грунта вместе с научной добычей, ковш  вознесся  вверх  и
повис на гибкой стреле над вырытой им ямкой.  Изнутри  ковша,  сквозь  его
прозрачные   стенки,   проблескивало   временами    какое-то    копошение.
Неустойчивая поросль была поймана.
   Отметив победное событие продолжительным кружением вокруг  экскаватора,
ученые переместились в Палатку, где и погрузились в питательную смесь. Они
еще не насытились, когда Ботанику пришло на ум, что спиралевидные растения
могут перекочевать куда-нибудь в иные пределы и потом их не сыщешь. Решив,
что нужно немедленно пришпилить какое-нибудь из  них  гарпуном  к  грунту,
Ботаник в сопровождении Технолога перенесся  на  холм,  на  котором  стоял
гарпунометатель, нацелился на ближайшее спиралевидное растение и  пальнул.
Пальба, однако, к ожидаемым результатам не привела.
   Вместо  того  чтобы  пришпилиться  к  грунту,  спиралевидное  растение,
атакованное гарпуном, исчезло, а два других  немного  сместились.  Глубоко
вонзившись в грунт, гарпун пробил в  нем  прямой  канал,  который  не  мог
затянуться по причине большой своей глубины.
   Технолог, намотав трос на барабан, извлек  гарпун  из  пробитого  им  в
грунте канала и от удивления на некоторое время просто померк: гарпун  был
сплющен в лепешку.
   О, как это некстати! Теперь экспедиция лишилась возможности  защищаться
от сарьяров. Если они объявятся, придется бросить  исследования  и  срочно
эвакуироваться в Биологический Городок! С такими невеселыми мыслями ученые
возвратились к прерванной трапезе.


   Уже целый час корабль кружил в черном небе над игвианскими  просторами,
безжизненность которых гасила надежды космонавтов узнать, что же произошло
с капитаном. В их распоряжении  оставалось  еще  полчаса,  затем  иссякнут
запасы диамагнитной плазмы, придется улетать на Пятую Внешнюю Станцию.  Ни
Буянцев, ни Мостов уже не верили, что им суждено когда-нибудь свидеться  с
Гуровым.
   - Боюсь, не превратился ли он в пар, - взволнованно произнес Буянцев.
   - Ты так считаешь?
   - Это самое правдоподобное объяснение. Вблизи него по каким-то  неясным
причинам вдруг выделилось сразу очень много тепла - и  вот  результат:  он
бесследно исчез.
   - Возможно, ты и прав, но странно, что выделившееся тепло  не  оставило
никаких следов, - сказал Мостов.
   - Конечно! Здесь вообще много  непонятного.  Как  объяснить,  например,
монолитность игвианского грунта? При отсутствии атмосферы его должны  были
бы измельчить в порошок лучи Эвитара.
   Космонавты пролетали над редкими холмами и долинами, очень похожими  на
те, что они видели раньше. Отблески отраженных  от  грунта  лучей  Эвитара
скользили по равнине, будто  копируя  колеблющиеся  движения  космического
корабля.
   Наконец они заметили колонну, которая по-прежнему торчала из грунта,  и
почти тотчас увидели Гурова. Недвижимый, он лежал на отлогом бугре.
   Суетясь от волнения, Буянцев и  Мостов  камнем  бросили  корабль  вниз,
приземлились, вывалились из люков  и  подбежали  к  Гурову.  Тот  был  без
сознания.


   В то время пока Буянцев и Мостов  летали  над  безмолвными  игвианскими
просторами,  разыскивая  пропавшего  капитана,  экспедицию,  возглавляемую
Ботаником, троекратно постигали трагические неудачи.
   Во-первых,  из  окрестности   Палатки   совершенно   некстати   исчезли
спиралевидные растения. Самым наитщательнейшим образом  обыскивали  ученые
каждый клочок подопытного участка, но все безрезультатно  -  доказательств
великого открытия как не бывало.
   Огорченный Ботаник решил связаться с  Биологическим  Городком,  С  этой
целью он послал телеграмму, в которой извещал обо всем происшедшем.  Между
прочим, в телеграмме упоминалось и то, что вследствие удара об удивительно
жесткие ткани спиралевидного растения гарпун сплющился.
   Отослав телеграмму. Ботаник успокоился  и  велел  Медику  с  Технологом
подогнать экскаватор к Палатке, чтобы  погрузить  неустойчивую  поросль  в
контейнер. Сам же он принялся отвинчивать крышку этого контейнера.
   Когда Медик и Технолог проехали половину пути,  случилась  непоправимая
беда - разрушилась стрела экскаватора. (Как выяснило потом следствие,  при
ее изготовлении были допущены отклонения от стандартов.)
   Произошло это так: сначала внутри стрелы появились какие-то пузыри. Они
вскоре лопнули. Затем стрела вдруг  погнулась,  из  нее  полились  струйки
светящейся жидкости, и тут она вообще бесследно исчезла. Ковш  экскаватора
пал на  грунт  и  тоже  растаял  в  пространстве.  Поверхность  же  грунта
вспучилась, заглотила кусок находившегося в ковше вещества, осела и  опять
сделалась  гладкой,  каковой  ей  положено  быть.  Однако  на  ней   четко
вырисовывались значительно видоизменившиеся контуры неустойчивой  поросли,
вырвавшейся теперь на свободу.
   После этой второй до ужаса дурацкой  неудачи  экспедицию  постигла  еще
одна, вестницей которой стала принятая из Биологического  Городка  спешная
телеграмма. В  телеграмме  сочувственно  сообщалось,  что,  по  полученным
данным, стадо сарьяров приближается к  местам,  где  трудится  экспедиция.
Обезоруженным ученым  следует  как  можно  скорее  уходить  от  опасности.
Поэтому экспедиция будет срочно эвакуирована.
   Прочтя телеграмму. Ботаник до крайности огорчился: рухнули его  надежды
научно   подтвердить   открытие   растений,   способных    самопроизвольно
перемещаться по грунту. С досады он сделался пунцово-красным.
   Вскоре к Палатке подкатило транспортное устройство.  Ученые  уселись  в
него, и оно умчало их в Биологический Городок.
   Впоследствии Медик заявлял, будто сквозь решетчатый кузов транспортного
устройства он якобы видел вновь появившуюся в окрестности  Палатки  тройку
спиралевидных растений.


   Уж третьи сутки уходил Игви от космонавтов, уносимых  к  Пятой  Внешней
Станции в бездонную пропасть космоса.
   Пришедший в себя Гуров рассказал, что, вскоре после того как Буянцев  и
Мостов направились  к  нему,  грунт  под  ним  разверзся,  причем  сам  он
провалился куда-то, а грунт сомкнулся над ним. При этом его несколько  раз
порядочно тряхнуло.
   - Я вам кричал, пока не охрип, - рассказывал Гуров, - потом прикоснулся
к шлему - чувствую: переговорное устройство повреждено. Должно  быть,  оно
стукнулось обо что-то. Я находился в каменном мешке, но сквозь его  стены,
оказывается, можно было видеть - игвианский грунт прозрачен.
   - Неужели? - усомнился Буянцев. - А мне он не показался прозрачным.
   - Должно быть, потому, что поверхность планеты обожжена лучами Эвитара.
И от этого она  потускнела.  Уверяю  вас:  игвианский  грунт  как  матовое
стекло: снаружи непрозрачен и прозрачен внутри... Стало быть, нахожусь я в
маленькой каморке. Сквозь стены ее льется мягкий свет. А шагах в десяти от
меня, в толще прозрачного грунта, пляшут три  светящихся  чудовища.  Когда
одно подплыло ближе, я смог его хорошенько разглядеть.
   Громадный  светящийся  полупрозрачный  шнур,  утончаясь  и   утолщаясь,
непрестанно изгибался.  На  нем  то  выпучивались,  то  втягивались  сотни
извивающихся  отростков.  Окраска   его   все   время   менялась.   Внутри
передвигались разноцветные пятна. Трясясь и колыхаясь, чудовище  вертелось
в трех плоскостях.
   Гуров сделал на бумаге набросок чудовища и продолжал:
   - Были там и еще кое-какие светящиеся предметы. И  стены  моей  каморки
были оправлены зеленым свечением,  которое  прорезалось  красной  зубчатой
линией. Казалось, я сижу в зеленом ящике, составленном из двух  половинок.
Внизу зеленое свечение подпиралось изогнутым  столбом  голубого  света,  а
другой  конец  столба,  загнутый  вверх,  растворялся  в  большом   клубке
светящихся лент.
   - А ты видел поверхность планеты? - спросил Мостов.
   - Видел. Изнутри она представлялась мне белым навесом над тем миром,  в
котором  я  находился...  Присмотревшись,   я   заметил,   что   вещество,
заполняющее этот мир, состоит  из  смеси  двух  минералов.  Один  из  них,
бесцветный,  содержит  в  себе  множество  светло-сиреневых   кристалликов
размером с  маковое  зерно.  Когда  сквозь  зернышки  проходило  танцующее
чудовище, они радужно светились. Я понял, что ни одна частица вещества  во
время пляски  чудовищ  не  перемещалась.  Перемещался  какой-то  красочный
процесс.
   - Понимаю, что ты хочешь сказать! - воскликнул Мостов. - Когда по  щиту
световой газеты бегут  буквы,  на  самом  деле  это  зажигаются  и  гаснут
лампочки. Похоже?
   - Именно так, - согласился Гуров. - Когда эти чудовища  уплыли,  я  все
думал про них и пришел к мнению,  что  они  -  эти  существа  -  процессы.
Устойчивые, локализованные и вместе с тем живые. Может быть,  они  явились
итогом эволюции, длившейся миллионы лет.
   - Как же ты выбрался из каморки? - поинтересовался Буянцев.
   - Этого я не знаю. Я помню: когда чудовища уплыли, они долгое время  не
приближались ко мне. Правда, иногда мне  казалось,  что  вдали  проплывают
светящиеся пятна. Вспомнив о кинокамере, я вынул ее из ранца, и тотчас  же
ко мне стремительно подплыли два чудовища. Эх, была не была, подумал  я  и
нажал электроискровой деструктор кинокамеры.
   И тут началось нечто странное: моя каморка, покачиваясь, как на волнах,
поплыла сквозь толщу игвианского грунта. Немного погодя  она  вдруг  резко
накренилась. Невольно я с силой оперся больной ногой  о  ее  стенку  и  от
нестерпимой боли потерял сознание...
   Когда Гуров окончил свой рассказ, Буянцев сказал:
   - Одно мне непонятно. Каким образом эти  существа-процессы,  живущие  в
игвианском грунте, тебя похитили, как они сотворили колонну? И вообще, как
они устраивают всю эту дьяволиаду?
   - Я не знаю, как они выкидывают свои штуки, - сказал Мостов, -  но  мне
пришло в голову, что,  может  быть,  между  их  понятиями  и  нашими  есть
забавное соответствие. Что для нас - пустота, для них -  нечто  твердое  и
наоборот.
   - Как? Как? - удивился Гуров.
   - Именно так. Эти существа-процессы, наверное,  могут  передвигаться  в
грунте куда только захотят, и поэтому он им не кажется твердым.  А  вакуум
для них - что для нас гранитная скала, тут они  вынуждены  останавливаться
и, как говорится, от ворот поворот. Теперь представим, что они располагают
инструментами для деформации вакуума. Значит, любая их скважина  покажется
нам колонной, Холмы для них - ямы, а ямы - холмы...
   Вскоре  трое  космонавтов  просматривали  отснятую  пленку.  На  экране
сжимались, скручивались и вибрировали два извивающихся  пестрых  чудовища.
Ну  кто  бы  мог  подумать,  что  эти  привидения  были  учеными:  одно  -
специалистом в области технических, а другое - медицинских наук. (То  были
Технолог и Медик.) А если бы корабль опустился  на  Игви  тридцатью-сорока
градусами  южнее,  то  земляне  могли   бы   увидеть   довольно   обширные
пространства,  покрытые  прозрачными  искривленными  трубками,  в  стенках
которых вспыхивают и гаснут мириады разноцветных искр. Так выглядят  корни
тропических растений,  украшающих  странный  мир,  скрывающийся  в  недрах
удивительного Игви.



Дмитрий Де-Спиллер. 

                            Шестикрылые осы

   -----------------------------------------------------------------------
   Журнал "Техника - молодежи", 1975, N 10.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 9 August 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   Единственный спутник звезды  Варуны,  планета  Юрас,  как  и  остальные
планеты этой стороны космоса, вершит свое  годичное  и  суточное  "ращение
так, что его ось всегда и почти точно  нацелена  на  центральное  светило.
Смену дня и ночи здесь можно наблюдать лишь в окрестностях  экватора.  Про
такие планеты говорят, что они "лежат на прецессии".
   В  эпоху  освоения  134-го  космического   сектора   к   Юрасу   дважды
наведывались космолеты, и оба посещения оказались вполне прозаическими.  В
первом полете  была  обнаружена  на  затемненной  части  планеты  огромная
гладкая равнина, которую и назвали Лысиной Юраса.
   Второе обследование планеты было более основательным. Двое  сотрудников
Института 9-й зоны -  супруги  Петровы  -  высадились  вблизи  освещенного
полюса Юраса и изучили химический состав его атмосферы, оказавшейся смесью
пяти псевдоорганических газов.
   Никаких признаков жизни на Юрасе  не  выявилось,  как  и  на  остальных
планетах 134-го сектора. Надо, однако, сказать, что ни Сергей Горохов,  ни
Петровы не располагали  биотехноскопом,  изобретенным  позднее,  после  их
полетов.
   В то время, к которому относится наш рассказ, Юрас, уже давно никем  не
тревожимый, снова находился в соседстве с  космическим  кораблем.  В  этом
маленьком  двухместном  корабле,  на   борту   которого   пылала   надпись
"Внешний-7", находились двое - Николай и Борис  Щекуновы.  Они  пристально
рассматривали Юрас в телескоп. Братья Щекуновы направлялись на  знаменитый
спиралеобразный астероид Хафор.  На  нем  не  так  давно  были  обнаружены
странные предметы - исчерченные волнистыми царапинами архидревние каменные
кольца. Не являлись ли надписями царапины на них?
   Чтобы ответить на  этот  вопрос,  с  Одиннадцатой  Станции  отправилась
группа в составе трех специалистов. Помимо Николая и Бориса, которые  были
космоархеологами, в нее входил еще математик-лингвист  Вадим  Хадаков.  Он
вылетел  шестью   часами   раньше   братьев   Щекуновых   на   одноместном
субсветовике. Корабль Хадакова назывался "Связной-15".
   Причиной тому, что "Внешний-7"  и  "Связной-15"  летели  порознь,  была
устарелость   причально-стартового   оборудования,   которым   располагала
Одиннадцатая Станция. После  каждого  запуска  субсветовика  оно  согласно
инструкции должно было проходить шестичасовой техосмотр. Когда "Внешний-7"
полетел наконец вслед за "Связным-15", корабли не могли уже наблюдать друг
друга, поскольку за шесть часов "Связной-15" пролетел огромное расстояние.
   Путь космолетов пролегал мимо Варуны  и  ее  спутника.  Лететь  до  них
пришлось почти две недели. Здесь космонавтам надлежало выполнить  довольно
сложную коррекцию траекторий их кораблей, чтобы облететь  скопление  белых
карликов, преграждавшее прямой путь к Хафору. Теперь "Внешний-7" находился
в  трехстах  миллионах   километров   от   Юраса.   Коррекцию   траектории
"Внешнего-7" предстояло выполнить минут через семьдесят.
   Николай и Борис вглядывались в  телескоп.  Однако  поскольку  Юрас  был
повернут к кораблю темной стороной, братья ничего не видели, кроме темного
пятна, закрывающего звезды.  Это  обстоятельство  раздражало  Николая.  Он
перестал смотреть в телескоп и попросил брата выяснить. "когда  повернется
эта сковорода".
   - Через 23 минуты, - сообщил Борис, сверившись с приборами.
   - А тем временем, капитан, вспомни, что надо и перекусить.
   - Хорошо, хорошо, - ответил Борис, не  отрывая  глаз  от  телескопа,  и
вдруг вскрикнул:
   - Что это? Смотри!
   Николай  взглянул  в  телескоп  и  обомлел.  На  черном  диске  планеты
светилось серебряным светом изображение шестикрылого насекомого,  похожего
на осу. Оно было немного стилизованным и одновременно очень подробным. Все
сегменты  усиков,  все  жилки  на  крыльях  были  очерчены  с  педантичной
тщательностью. Изображение было грандиозным. Должно быть, оно покрывало на
Юрасе миллионы квадратных километров.
   Несколько секунд Николай  обозревал  это  чудо.  Потом  он  бросился  к
приборному  щитку,  включил   монохроматический   прожектор   и   защелкал
голографическими аппаратами.
   - Ты что, и не думаешь тормозить?  -  крикнул  он  вдруг  с  удивлением
Борису, заметив, что тот не спешит выключать двигатель.
   - Я не буду менять курс, - заяви Борис.
   - Но почему же?
   - Потому что если мы ляжем сейчас на  околоюрасианскую  орбиту,  то  не
сможем долететь до Хафора. Горючего не хватит.
   -  Я  это  знаю.  Ну  и  что?  Вернемся  на  Одиннадцатую  Станцию,   -
взволнованно возражал Николай.
   - Юрас теперь уже не избежит обследования,  -  сказал  Борис.  -  Учти,
однако,  что  отсюда  наши  слабые  лазерограммы  Хафор  не  примет,  а  с
Одиннадцатой Станции до него лазерограмма летит  месяца  полтора.  Значит,
прежде, чем на Хафоре узнают, в чем дело, тамошняя братия  решит,  что  мы
потерпели аварию. Нам навстречу вышлют экспедицию. Нет, мы  не  можем  так
самовольничать!
   Услышав эти добродетельные доводы, Николай рассвирепел.
   - Ты шутишь, что ли! - закричал он  во  весь  голос.  -  Да  откуда  ты
знаешь, что  сейчас  на  Юрасе  не  происходит  что-то  неповторимое?  Где
гарантия, что потом не придется кусать локти? Вдруг именно сейчас какая-то
цивилизация именно нам с тобой подает сигналы!
   -  Смотри,  оса  потемнела!  Она  исчезает!  -  воскликнул  Николай   с
отчаянием.
   Борис тоже заметил, что изображение  потемнело.  Некоторые  его  детали
пропали. Было ясно, что оно вот-вот исчезнет. Когда в атом уже нельзя было
сомневаться, Борис решился перевести корабль на околоюрасианскую орбиту.
   Через несколько минут приготовления  к  изменению  курса  корабля  были
окончены, а шестикрылая оса померкла. Тогда Николай  и  Борис  послали  на
Одиннадцатую Станцию лазерограмму  с  описанием  происшествия  и  легли  в
аэрольные  капсулы.  Эти  капсулы   при   включении   лучевых   двигателей
заполнялись аэролом - особой жидкостью, которую можно вдыхать. Кроме того,
находясь в ней, человек способен переносить огромные перегрузки. Ложась  в
капсулу, Николай сказал:
   - Ничего, Борис, на Хафоре обойдутся  без  нас.  Хадаков  должен  через
тысчонку часов прибыть на Хафор. Он живо докажет, что никакие  цивилизации
там и не ночевали.


   Николай ошибался, думая, что  Хадаков  в  скором  времени  прилетит  на
Хафор. Хадаков не мог "через тысчонку часов" прибыть на Хафор, потому что,
корректируя траекторию "Связного-15", он непозволительно оплошал.
   "Связной-15"  был  оснащен  полуавтоматическим  корректировщиком  курса
корабля, управляемым тремя рычажками. Рычажки эти были косвенно связаны  с
серводвигателями  и  непосредственно  с  пятью  встроенными   в   телескоп
маленькими белыми  дисками.  При  коррекции  траектории  Хадаков  направил
телескоп точно на Юрас. В центре предметного стекла  телескопа  светящейся
краской был начерчен крестик, видимый даже над дневной половиной  планеты.
По зрительному полю соответственно перемещению рычажков двигались  светлые
пятнышки.
   Хадаков должен был закрыть светлыми пятнышками пять определенных звезд,
видимых в телескоп, затем дождаться момента, когда крестик коснется ночной
половины Юраса, надавить в этот момент кнопку и перевести  все  рычажки  в
крайнее правое положение.  Закрыть  белыми  пятнышками  пять  определенных
звезд, видимых в телескоп, не составило большого труда. Справившись с этим
делом, Хадаков стал  ждать  момента,  когда  светящийся  крестик  коснется
темной половины Юраса. Но когда этот момент наступил, Хадаков на некоторое
время просто оцепенел. Войдя в темную часть  планеты,  светящийся  крестик
вдруг превратился в очень маленькую шестикрылую осу. Эта оса была в тысячи
раз меньше той, которую наблюдали вскоре  затем  братья  Щекуновы.  Однако
Хадаков отличался чрезвычайно острым зрением и  ясно  видел,  что  крестик
превратился в шестикрылую осу.
   Как такое могло случиться? Пытаясь понять  это,  Хадаков  заглянул  под
кожух телескопа, но  вдруг  вспомнил,  что  надо  же  закончить  коррекцию
траектории  корабля.  Он  быстр