сегда что-то общее, на то и рожи, - сказал я.
   - Рожа кое в чем подобна электрону, - спокойно заметил Грачев. - На это
я обратил внимание, еще будучи студентом. Электрон существует  не  сам  по
себе, а рождает вокруг себя поле. Точно так же и рожа. Она  существует  не
изолированно, а рождает вокруг себя некоторое эмоциональное поле, и хорошо
ощутимое.
   - Я скажу вам, что общего  между  всеми  этими  физиономиями.  Они  все
нарисованы  кривыми  переменной  кривизны,  удовлетворяющими  вот   такому
дифференциальному уравнению. - И, нагнувшись, Баталов  написал  на  бумаге
довольно сложную формулу.
   - И этим объясняется сходство между физиономиями? - спросил Дубницкий.
   - Я не знаю наверное, - сказал Баталов, - но думаю, что  да.  Я  твердо
убежден,  что  с  выражениями  лиц  связаны  определенные   математические
инварианты.
   - Давно вы пришли к такому убеждению? -  спросил  Дубницкий,  отхлебнув
вина из бокала.
   - Еще на Земле. Математическое исследование физиономий - это мое хобби.
Но мои успехи пока еще скромны...
   - Однако я не назвал бы скромными ваши художественные успехи, -  сказал
Дубницкий,  указывая  на  совершенно  ошеломляющую  физиономию  в  альбоме
Баталова.
   - Эта физиономия построена исключительно при помощи моего  уравнения  и
таблицы случайных чисел. Мое искусство здесь ни при чем...
   Разговор кончился ничем. Мы все вскоре легли спать.
   На следующий день утром мы отправились на место  раскопок.  С  четверть
часа Баталов вел планетоход по пустыне, лавируя между ослепительно  белыми
песчаными  куполами.  Потом  впереди  показался  канал  в   жемчужно-серой
мраморной  одежде.  Каменное  дно  канала   покрывала   тень.   Вследствие
необычайной прозрачности воздуха тени на Рухше были очень густыми, и канал
казался бездонным.
   Нырнув в его глубину, планетоход повернул налево и поехал по мраморному
руслу.
   Дорогой я поглядывал на  погруженные  в  плотную  тень,  потрескавшиеся
плиты, облицовывающие стены канала. Ехать нам пришлось минут двадцать.
   В одном месте канал круто изгибался, и, когда мы  там  проезжали,  меня
вдруг на мгновение охватило  то  самое  острое,  щемящее  чувство  грусти,
смешанной со страхом, которое я несколько раз испытывал в  детстве,  глядя
на подходившую к перрону электричку. Однако я не придал этому значения.
   Вскоре планетоход вынырнул из канала и подъехал к  месту  раскопок.  Мы
вышли из планетохода и осмотрелись.
   Посреди песчаного карьера стоял маленький  экскаватор,  освещавший  дно
карьера тремя мощными прожекторами.  В  этих  широтах  Аноида  никогда  не
подымается над горизонтом выше чем на двадцать  с  небольшим  градусов,  и
если бы не прожекторы, то песок в глубине карьера был бы вечно погружен  в
плотную тень.  Благодаря  же  прожекторам  мы  увидели  на  нем  множество
мраморных предметов.  Там  лежали  бесформенные  куски  мрамора,  граненые
мраморные  колонны,  мраморные  клинья  и  две  больших  мраморных  плиты,
полузасыпанных песком.
   Часа полтора мы осматривали карьер, а затем поехали обратно, причем  за
руль планетохода теперь сел я; трое моих спутников разместились  сзади  на
кожаных подушках.
   Открытие,  перечеркнувшее  гипотезу   Ле-Блана,   было   сделано   нами
совершенно случайно. Когда мы проезжали мимо места, где канал изгибался, в
небе над нами ярко вспыхнул метеор, и в это мгновение прямо перед собой  я
отчетливо увидел чье-то печальное и немного страшное  лицо,  которое  живо
напомнило мне желтую электричку. От  изумления  я  вскрикнул  и  остановил
планетоход. Метеор потух. Ничего, кроме трещин на стене канала, теперь  не
было видно. Но вдруг в небе загорелись сотни  метеоров.  Начался  один  из
самых сильных и продолжительных метеорных ливней, когда-либо наблюдавшихся
на Рухше. Он продолжался более часа, и за это время мы успели осмотреть  и
стократно  сфотографировать  те  странные  рисунки,  которые   прежде,   в
полутьме,  всегда  принимались  всеми  просто  за   трещины   на   плитах,
облицовывающих берега канала.
   Долго  и  пристально  смотреть  на  эти  рисунки  невозможно:  начинает
казаться, что вас обступают уродливые, угрюмые  существа.  Вас  охватывает
сильнейшее  волнение.  Становится  невыносимо  тоскливо.   Вы   чувствуете
головокружение и страшную слабость.
   Впрочем, так происходит, если смотреть  на  них  издали.  Когда  же  мы
подходили к ним вплотную, то видели только тонкие кривулины,  нарисованные
черной краской на плитах канала в месте его излома.
   Фотографируя эти рисунки, я еще дважды испытал ощущение, подобное тому,
которое  испытывал  в  детстве,  глядя  на  желтую  электричку.  Когда  мы
закончили фотографирование и изучение рисунков, я, обращаясь  к  Баталову,
сказал, что увиденное связано с некоторыми моими детскими воспоминаниями.



   СЕКРЕТ ЭЛЕКТРИЧКИ

   Вечером за ужином я рассказал моим товарищам  о  желтой  электричке,  о
чувстве, которое я испытал в детстве, видя ее, и  о  том,  что  сегодня  я
испытал похожее чувство.
   - Нарисуйте, пожалуйста, вашу электричку, - попросил Баталов.
   Напрягая свою память,  я  сделал  на  бумаге  набросок  передней  части
электрички.
   - Я объясню, почему эта электричка произвела на вас такое  впечатление,
-  сказал  Баталов,  -  она  качнула  на  вас  волну  символов  печального
человеческого лица.
   - Но как? - удивился я.
   - Вот посмотрите, в середине ее передней стенки помещается дверь, а  по
бокам двери - два окна. Дверь служила вашему воображению символом носа,  а
окна - символами глаз. Вы знаете, что когда брови,  сближаясь,  подымаются
кверху, то лицо приобретает скорбное выражение?
   - Но у электрички нет ничего, что могло бы быть принято за брови!
   - Совершенно  верно!  Обратите,  однако,  внимание,  как  размещены  ее
окна-глаза по отношению к ее  двери-носу.  Они  расположены  очень  низко.
Теперь, как бы вы  ни  пробовали  дорисовать  здесь  брови,  вам  придется
нарисовать их подымающимися кверху от краев к середине.
   Баталов нарисовал на моем эскизе брови и продолжил:
   - Посмотрите на  огражденную  площадку,  на  которую  ступал  машинист,
выходя из двери. Ваше воображение сочло ее разинутым ртом.  Неудивительно,
что электричка казалась вам одновременно печальной и немного страшной.
   Я согласился с Баталовым, но заметил, что остается непонятным,  почему,
глядя на открытые нами рисунки, я испытал то же чувство, что в детстве при
виде электрички.
   - По-моему, -  сказал  Баталов,  -  я  догадываюсь,  в  чем  тут  дело.
Общеизвестно, что у нас есть врожденные эмоциональные реакции на выражения
лиц. Но я думаю,  что  мы  эмоционально  реагируем  не  на  выражения  лиц
собственно, а на некоторые математические соотношения,  сообщаемые  нашему
подсознанию при помощи выражений лиц. По-видимому,  могут  существовать  и
другие посредники, способные передавать нашему подсознанию сообщения о тех
же математических соотношениях и вызывать у нас те  же  эмоции.  Вероятно,
кривулины на мраморных плитах являются такими посредниками. И когда вы  их
увидели  под  определенным  углом  зрения,  они  подействовали   на   ваше
подсознание так же, как марсианская электричка.
   - Надо думать, что эти кривулины  гораздо  интенсивнее,  чем  выражения
лиц, сообщают нашему подсознанию математические соотношения, о которых  вы
говорите, раз они произвели на нас с вами такое сильное впечатление.
   - Конечно! Я чуть в обморок не упал.
   - Но для чего служили рисунки?
   - Этого я не знаю.
   Этого никто из нас так и не узнал до самого возвращения на Землю.



   ГИПОТЕЗА ЙОВАНА ДОБРИЧА

   Мы пробыли на Рухше больше года. В  первые  дни  тщательнейшим  образом
обследовали весь канал  и  послали  на  Землю  подробный  иллюстрированный
голографическими снимками  отчет  о  нашем  открытии.  К  отчету  добавили
изложение гипотезы Баталова о математической подоплеке выражений  лиц.  Не
умолчали и об обстоятельствах, связанных с марсианской электричкой.
   Долгое время мы искали на Рухше подобные рисунки, но затем оставили эти
поиски,  оказавшиеся  безрезультатными.  Зато  сделали  еще  одну   важную
находку.
   Как-то раз, раскапывая песчаный  бугор  неподалеку  от  нашего  жилища,
Дубницкий извлек из  грунта  обломок  гнейса,  на  котором  было  высечено
изображение человеческой фигуры. Оно было очень условно.  По  нему  нельзя
было  достаточно  полно  представить  себе  того  человека,  которого  оно
изображало. Одно несомненно: это было изображением именно человека,  а  не
какого-либо другого существа! Таким образом, старый спор между Грачевым  и
Дубницким решился в пользу Дубницкого.
   В течение остального времени пребывания на Рухше никаких новых открытий
мы не сделали.
   Субсветовик с Земли прилетел, когда ударили морозы. Нас сменила  группа
из восьми человек. Мы же четверо вернулись на Землю.
   С гипотезой профессора Йована  Добрича  я  познакомился  спустя  неделю
после прибытия на Землю. Добрич явился в Космический Центр,  где  я  читал
лекцию об открытиях, сделанных нашей группой на Рухше, и, подойдя  ко  мне
после лекции, сказал, что хочет познакомить меня со своей  гипотезой.  Ему
было  важно  знать  мое   мнение,   поскольку   я   являлся   единственным
космолингвистом, побывавшим на Рухше.
   Согласно гипотезе Йована Добрича могут существовать  языки,  в  которых
начисто  отсутствуют  сообщения  о  фактах.  Такие  языки  Добрич   назвал
неизъявительными.
   Любой  земной  язык  выполняет  две  функции.  Во-первых,  он  передает
чувства. Во-вторых, он передает сообщения о фактах. Частью речи,  служащей
главным образом для передачи чувств,  являются  междометия.  Частью  речи,
служащей  главным  образом  для  сообщения  о   фактах,   являются   имена
числительные. Обычно в языке смешиваются обе эти  функции.  Речь  человека
одновременно и выражает чувства, и сообщает о фактах.
   Этими двумя функциями не исчерпываются функции человеческой речи.  Речь
может выражать волю говорящего, побудить слушающего к выполнению некоторых
действий...
   Добрич  предположил,  что  древние  жители  Рухша  пользовались  языком
исключительно для передачи эмоций. Это не помешало им создать цивилизацию,
и вот  по  какой  причине.  Своей  речью  говорящий  рухшианин  вызывал  у
слушающего  такое  эмоциональное  состояние,  которое  создавало  у   него
внутреннюю потребность в  определенных  действиях,  хотя  ему  и  не  было
сказано, что он должен делать.
   Зачаточные формы такого способа коммуникации можно заметить и у  людей.
Если некто будет всегда радостно и приветливо встречать гостя,  он,  и  не
приглашая гостя заходить почаще, вероятно, добьется того, что гость  будет
приходить к нему часто. Если же он будет встречать  гостя  всегда  сухо  и
холодно, то, и не запрещая гостю приходить, он добьется  того,  что  гость
приходить к нему перестанет.
   Способность   однозначно   отвечать   действиями    на    разнообразные
эмоциональные состояния у человека совершенно не  развита.  Но  она  могла
быть развита у обитателей Рухша.
   Профессор Добрич предположил, что на стенах рухшианского канала записан
сложный  текст  на  неизъявительном  языке.  Это  могла  быть,   например,
инструкция по проектированию каналов.
   Однако, чтобы "прочесть"  этот  текст,  древний  рухшианин  должен  был
пройти  ряд  разнообразных  эмоциональных  состояний,  каждое  из  которых
вызывало у  него  потребность  в  выражении  этого  состояния  посредством
определенных действий.
   - Когда вам радостно, вам  хочется  танцевать,  -  говорил  мне  Добрич
взволнованно,  -  а  рухшианин  мог,  например,  в  этом  случае  захотеть
перенести камень из одной кучи в другую...
   Выслушав профессора Добрича, я сказал, что его гипотеза  представляется
мне очень правдоподобной.
   Ныне обе гипотезы - и Петра Баталова и Йована Добрича  -  общепризнаны.
Новые находки на Рухше подтвердили их  и  доказали,  что  "устной"  формой
общения древних рухшиан был обмен  гримасами.  Это  доказывают  снимки  со
скульптурной группы, найденной неподалеку  от  карьера.  Страшные  взрывы,
пресекшие попытку  землян  извлечь  из  грунта  эту  скульптурную  группу,
заставили ученых отложить на время исследования Рухша. Но и уже  собранные
сведения в достаточной мере подтверждают гипотезы Баталова и Добрича.  Что
до меня, то я нисколько не сомневаюсь в их справедливости...


   Я горжусь  своей  причастностью  к  обеим  этим  гипотезам,  но  иногда
сожалею, что никогда более не увижу  на  Марсе,  покрытом  ныне  огромными
городами и изборожденном автострадами, спутницы  моего  детства  -  старой
желтой электрички.



Дмитрий Де-Спиллер. 

                            Удивительный Игви

   -----------------------------------------------------------------------
   Журнал "Техника - молодежи", 1974, N 7.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 9 August 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   При посадка корабль угодил одной своей лапой в яму с  гладкими  краями,
чуть было в нее  не  свалился,  но  равновесие  удержал,  выкарабкался  по
косогору на ровное место, топча грунт медными спиралеобразными  подковами,
и замер.
   Гуров посмотрел в  иллюминатор.  Вокруг  расстилалась  равнина  нежного
голубовато-серого цвета. Монотонный игвианский ландшафт немного  оживлялся
редкими невысокими холмами. Небо было черным. В нем сияли звезды, а  низко
над  горизонтом  пламенел  восходящий  Эвитар,  опаляя  лучами  равнину  и
оставляя гигантские блики на ее поверхности, похожей на матовое стекло.
   - Мы находимся в пятистах километрах от северного полюса Игви, - сказал
Буянцев, посмотрев на световое табло.
   - В пятистах двадцати, - уточнил Мостов.
   - Южнее садиться было нельзя. Там гораздо жарче, чем  здесь,  -  сказал
Гуров и стал готовиться к выходу из корабля.  Он  надел  жаронепроницаемый
скафандр,  обул  ботинки  на  толстых  овальных  подошвах  и,  пройдя  две
герметические камеры, вышел на поверхность планеты. Потоптавшись  немного,
чтобы размяться, он не спеша побрел к находящемуся в отдалении  невысокому
холму, предполагая заняться на нем киносъемками.
   Пройдя шагов пятьсот, Гуров вдруг почувствовал резкий  толчок,  потерял
равновесие и упал. Когда  он  падал,  ему  показалось,  как  что-то  живое
юркнуло возле его башмаков.
   Гуров попытался встать, но жгучая  боль  заставила  его  опуститься  на
грунт.  Видимо,  он  вывихнул   ногу.   Раздосадованный,   Гуров   включил
переговорное  устройство,  и  вслед  за  тем  Буянцев  и  Мостов  услышали
приглушенный гулом помех голос своего капитана.
   - Ребята, вы меня слышите? - спрашивал Гуров.
   - Да, да, слышим, - ответил Буянцев.
   - Я вывихнул ногу, - сказал Гуров, - и нуждаюсь в помощи.
   - Хорошо, капитан, мы идем, - сказал Буянцев.
   Через минуту Буянцев и Мостов шагали по скользкому игвианскому  грунту.
Гурова они еле различали на фоне гигантского, слепящего глаза Эвитара.
   Когда они приблизились  к  месту,  где  Гуров  вывихнул  ногу,  Буянцев
недоумевающе развел руками: капитан исчез, будто провалился.
   Это было неправдоподобно! Спрятаться он нигде не мог бы, разве  что  за
холмом.  Встревоженный  Мостов  во  весь  голос  закричал  в  переговорное
устройство:
   - Гуров, ты слышишь меня?! Отзовись!..
   Но Гуров не отзывался.
   Они пошли в обход холма и вскоре убедились, что и там Гурова  не  было.
Тогда Мостов и Буянцев разделились. Мостов решил взобраться на холм, чтобы
осмотреть местность.
   С холма Мостову открылась очень странная картина.
   Корабль немного сместился и встал на дыбы, опираясь одной из своих  лап
на торчащую наклонно из грунта темную  колонну.  Эта  колонна,  совершенно
прямая  и  гладкая,  напоминала  собой   ствол   артиллерийского   орудия,
нацеленного куда-то в сторону от ямы, возле края которой корабль  совершил
посадку.
   Мостов  увидел  Буянцева,  обогнувшего   холм   и   тоже   созерцающего
удивительную колонну. Внезапно Мостов сообразил, что корабль  находится  в
крайне неустойчивом положении. Стоило лапе соскользнуть  с  колонны,  как,
двигаясь под уклон,  он  свалится  в  яму  и  опрокинется.  Посовещавшись,
космонавты решили, что  им  следует  вернуться  на  корабль  и,  если  это
окажется  возможным,  взлететь.  Кружа  над  равниной,   они   постараются
разыскать Гурова и разобраться в том, что здесь вообще происходит.
   Минут  через  пятнадцать  Мостов  и  Буянцев  сидели  уже  за   пультом
управления и старались взлететь. Однако им  никак  не  удавалось  отодрать
лапу  корабля  от  колонны;  колонна,  как  оказалось,  проткнула   медную
спиралеобразную подкову и накрепко в ней застряла.
   Через  некоторое  время  космонавты  решились  израсходовать   половину
аварийного  запаса  сферических  батарей,  с   помощью   которых   корабль
освободил-таки лапу и взлетел.


   В то же самое время, когда происходили эти необыкновенные  приключения,
некая полярная экспедиция, состоящая из трех ученых,  Ботаника,  Медика  и
Технолога, обнаружила необычные растения, способные - страшно  подумать  -
перемещаться   по   грунту    самопроизвольно.    В    ходе    напряженной
научно-исследовательской  работы   прыткие   растения   пришлось   немного
потормошить.
   Первым  растения  засек   начальник   экспедиции   -   Ботаник.   Мирно
прогуливаясь  рано  утром  вблизи  Палатки,  в  которой  подле  сосуда   с
питательной смесью сладко спали Технолог и Медик,  он,  глянув  на  грунт,
просто оторопел. Три темных пятна  прерывисто  перемещались,  удаляясь  от
холма, на вершине которого учеными был  недавно  установлен  замечательной
силы гарпунометатель. Поперемещавшись немного, пятна остановились.
   Ботаник приблизился к загадочным пятнам, чтобы рассмотреть их  получше.
Они имели спиралевидную форму и, очевидно, не могли быть ничем  иным,  как
экземплярами еще неизвестного науке вида полярного лишайника.
   Ботаник  от   волнения   затрепетал.   Открыты   лишайники,   способные
перемещаться по грунту! Закосневшей от многовековой  неподвижности  теории
космостатической биологии грозил невероятный и неожиданный удар.
   Как вихрь влетел  Ботаник  в  Палатку  и  растолкал  своих  содеятелей.
Проснувшиеся тут же последовали за ним, торопясь  посмотреть  на  открытое
явление.
   Во время осмотра растений случилось еще одно удивительное происшествие.
Внезапно на поверхности грунта появились два  маленьких  движущихся  пятна
овальной формы. Несомненно, это  были  отделившиеся  побеги  спиралевидных
растений. Они перемещались прерывисто, скачками,  что  вполне  естественно
для столь судорожного процесса, как размножение. Увидя это, Технолог густо
покраснел.  Покраснел,  разумеется,  не  от  того,  что   стал   невольным
свидетелем волнительного  таинства  Природы.  Просто  он  всегда  отвергал
возможность существования подобных растений. Гордясь своим  рационализмом,
Технолог  полагал,  что  старинное  предание,  упоминающее  про  них,   не
заслуживает  доверия.  И  вот  тебе  на,  оказывается,  он  был  не  прав!
Смущенный, он пылко  поздравил  Ботаника  с  выдающимся  открытием,  Медик
поторопился последовать его примеру, после чего трое  растроганных  ученых
медленно поплыли вслед за  парой  овальных  побегов  над  своими  научными
угодьями.
   В момент, когда молодые побеги находились неподалеку  от  широкой  ямы,
где они, видимо, стремились укрыться, Ботаник, -  желая  отколоть  кусочек
грунта вместе с тканью непоседливых побегов, легонько ударил по одному  из
них небольшой мотыгой. В ответ на это побеги, на мгновение  исчезнув,  тут
же превратились в неустойчивую поросль из трех побегов, временами менявших
свои очертания.
   Ямка, образовавшаяся  в  грунте  от  удара  мотыгой,  как  и  следовало
ожидать, затянулась; грунты полярных зон быстро сглаживались, когда в  них
образовывались неглубокие ямы. Разумеется, не было  никакого  парадокса  в
том, что, наоборо