е элементарной частицы мы  опять  говорим  лишь  о
вероятности поведения. Отдельная элементарная частица тоже может совершать
"необъяснимые" поступки вопреки внешним условиям. Тебе не кажется странным
это совпадение?  -  Зенин  настолько  был  огорошен  этим  каскадом  слов,
подводящих его к какой-то мысли, что лишь согласно кивнул головой.
   -  Вообрази,  -  говорил  Глухарев,  все  более  воодушевляясь,  -  что
элементарные частицы наделены потенциальным психическим началом.  (Мы  так
мало  знаем  об  их  природе,  что  не  можем  с  порога  отвергать  такую
возможность.) И допустим, что на  психическое  начало  того  монополя,  на
котором уравновешен игольчатый ком, как-то проецируется все  чудовище,  то
есть его  физическая  структура.  Тогда  этот  монополь,  я  думаю,  может
оказаться наделенным  психикой,  тождественной  психике  целого.  То  есть
психика монополя в каждый момент  -  это  и  есть  психика  чудовища!  Это
корректная рабочая гипотеза. Не правда ли? Причем скажи, не годится ли она
и для человека?
   - Как? Я положительно тебя  не  понимаю!  Значит,  мы  все,  по-твоему,
элементарные частицы, вообразившие себя людьми!
   - А  почему  бы  и  нет?  Для  процессов  в  мозгу  характерна  крайняя
неустойчивость. Совсем не  исключено,  что  их  течение  в  каждый  момент
определяется поведением одного-единственного электрона. Возможно,  на  его
психическое начало как-то накладывается то, что происходит в организме.  В
результате  он  оказывается  наделенным  сознанием,  тождественным  нашему
собственному.
   Мое сознание сейчас - это сознание какого-то одного  электрона  в  моем
мозгу (а в следующий момент, быть может, другого). Говоря  неформально,  я
сейчас - это электрон. Я хочу поднять руку, но в действительности я только
перескакиваю в атоме с орбиты на  орбиту.  Но  это  перескакивание  кладет
начало лавине процессов, которые действительно завершаются поднятием руки.
   С этими словами Глухарев поднял руку.
   - Ну и как, по этой странной теории, можно создать чувствующую машину?
   - Нет, невозможно!  -  решительно  сказал  Глухарев.  -  Это  все  лишь
"перерабатывающие информацию", а не чувствующие машины.
   - Но природа создать таковые как-то сумела!
   - То есть, если ты такую машину построишь - машину, в которой  процессы
так истончаются, что на каком-то шаге зависят от одного электрона, и все в
машине проецируется как-то на психическое начало этого электрона, то такая
машина может чувствовать...
   Однако все его доводы казались  Зенину  неубедительными.  Они  вызывали
скорее его досаду, чем уважение. Все же Зенин не отказывался  говорить  об
этом предмете и обсуждал его с Глухаревым в течение многих дней полета  на
Землю.
   Звездолет вернулся на Землю 16 января 2492 года.  Я  не  буду  говорить
здесь о важности добытых  им  сведений.  Упомяну  лишь,  что  одно  только
изучение  "трубчатых  камней"  положило  начало  двум   новым   химическим
дисциплинам.  Их  практические  приложения   неисчислимы.   Что   касается
"одноэлектронной теории сознания", то судьба ее неопределенна. Впрочем, на
мой взгляд, научная теория может иметь иное, менее осязаемое, но ничуть не
менее важное "практическое значение"  Она  может  побудить  нас  по-новому
взглянуть на вещи, по-новому мыслить о явлениях, быть может, принадлежащих
совсем иной области знания.  И  в  ней  получать  результаты,  недоступные
прежде.



Дмитрий Де-Спиллер. 

                               Самосияющий экран

   -----------------------------------------------------------------------
   Журнал "Техника - молодежи", 1977, N 9.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 9 August 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   Возле Ч-сского звездного скопления на небосводе чернеет круглое  черное
пятно.  Астрономы  именуют  его  по-разному,  преимущественно  с   помощью
совершенно неудобопроизносимых буквенно-числовых комбинаций. Но иногда они
не отвергают и  его  древнего  имени  "Щит  Аластора",  которым,  впрочем,
пользуются  редко.  Щит  Аластора  представляет  собою  гигантскую,  более
десятка световых лет в поперечнике, тучу черной пыли. Химический состав ее
еще недавно не был никому известен, ибо спектральный анализ не властен над
объектами, не испускающими и не отражающими света. А именно таковым был до
недавнего времени  Щит  Аластора.  И  от  этого  он  виделся  в  телескопы
абсолютно черным, как смоль.
   Надо сказать, что Щит Аластора отнюдь не является  единственным  черным
пятном на небосводе. Точно таких же пятен имеется довольно много. Все  они
черны, как ночь, и это их свойство запечатлено в старом-престаром анекдоте
про одну экзальтированную даму. Наглядевшись в телескоп на звезды, она  не
удовольствовалась, однако, испытанным впечатлением, но стала требовать  от
астронома, чтобы он показал ей "бездонную  глубь  мирового  пространства".
Куда бы ни  поворачивал  бедный  астроном  свой  телескоп,  дама  выражала
возрастающую досаду, ибо всюду светилось множество звезд. Наконец астроном
нашелся. Он направил телескоп на одно из таких черных пятен, и дама пришла
в  восторг.  "О,  теперь  я  вижу  подлинно   бездонную   глубь   мирового
пространства!" - воскликнула она и осталась премного довольна.
   Мы не знаем, было ли увиденное этой дамой черное пятно  Щитом  Аластора
или нет. Однако если бы именно на  него  направил  свою  трубу  находчивый
астроном и если случай этот происходил  не  много  столетий  назад,  а  16
апреля  ***-го  года,  то  дама,  жаждущая  узреть  самую  глубь  мирового
пространства, увидела бы нечто, быть может, менее  величественное,  но  не
менее поражающее воображение.
   В беспредельной небесной пучине она увидела  бы  невообразимо  огромное
изображение пожилой четы, сияющей торжественной радостью. Должно быть, это
муж и жена. Он, с взъерошенными волосами, в черной коротайке,  с  огромным
букетом стоит, опершись на плечо жены. Она сидит. Ее круглое лицо сияет. В
волосах цветы. На ней  широкое  шелковое  платье.  Лица  супругов  озарены
светом, лучи которого, падающие сверху, намечены ровными черточками, и над
ними светятся обозначения в двоичной системе каких-то чисел.
   Увидев это изображение, дама из анекдота, без  сомнения,  удивилась  бы
стократ меньше, чем поражены были все астрономы Земли, узнав, что утром 16
апреля ***-го года Пулковская и Аризонская  обсерватории  зарегистрировали
на поверхности Щита Аластора эту оригинальную чету.
   Принадлежность изображения  именно  поверхности  Щита  Аластора,  а  не
какому-либо  другому,  более  близкому  экрану,  была  вскоре  установлена
многими способами и с абсолютной достоверностью. Но в таком случае размеры
изображения должны были в несколько  раз  превосходить  размеры  солнечной
системы!
   Как только это изображение было замечено и с него были  сделаны  первые
снимки, архивариусу Всемирного Исторического архива -  Андрею  Степановичу
Ундольскому  -  было  поручено  разыскать  материалы,  могущие   иметь   к
изображению  этому  какое-нибудь  отношение.  Ундольский  тотчас  сел   за
составление формализованных заданий для  электронных  поисковых  машин,  а
написав и приложив к ним фотографии, он отрядил семерых  своих  помощников
на работы с машинами. Через пять часов на его рабочем столе лежала  сводка
результатов электронного поиска. В ней утверждалось,  что  появившееся  на
Щите Аластора изображение  было  портретом  супругов  Михаила  и  Антонины
Киселевых - родителей Алексея Киселева - космонавта, полетевшего  615  лет
тому назад на одноместном субсветовике к Ч-сскому звездному скоплению.
   Получив эти сведения, ученые Земли стали гадать, каким образом  Киселев
мог создать такое огромное изображение.  Сперва  это  казалось  совершенно
невообразимым. Между прочим, ученым  удалось  установить,  что  числами  в
двоичной системе, помещенными  вверху  картины,  указаны  длины  некоторых
электромагнитных волн. Это обстоятельство позволило известному астрофизику
доктору   Филиппу   Травочкину    высказать    предположение,    что    те
электромагнитные волны, длины которых указаны  на  картине,  возбуждают  в
веществе Щита Аластора какую-то химическую реакцию, связанную с выделением
световой  энергии,  но  не  растекающуюся  во  все  стороны,  а  лишь   по
направлению  движения  вызвавшей  ее  волны.  И,  как  показали  некоторые
расчеты, по этому направлению она должна  была  распространяться  почти  с
половинной  скоростью  света.  Пустив  однажды   изнутри   Щита   Аластора
конусовидный дискретный пучок  лучей,  соответствующих  имевшейся  у  него
фотографии,  Алексей  Киселев,  как  предполагал  Травочкин,  возбудил   в
частицах  межзвездной  пыли   самоподдерживающуюся   химическую   реакцию.
Распространяясь с половинной скоростью света, эта реакция достигла наконец
окраин  пылевого  скопления  и  вырисовала  на  них  увиденное   с   Земли
грандиозное изображение.
   Но  каким  образом  Киселев  мог  создать  несметное  множество   лучей
требуемой длины волн? На этот вопрос гипотеза Травочкина не давала ответа.
А  между  тем,  чтобы  это  сделать,  потребовалось  полгода  напряженной,
кропотливой работы, к которой Киселев приступил сразу же после  того,  как
Автолик обнаружил среди прочих свойств окружающей корабль межзвездной пыли
особенность, верно угаданную доктором Травочкиным.
   Автолик был четвероруким компьютером, недостаточно сложным, чтобы в нем
можно было заподозрить способность что-либо чувствовать. К слову  сказать,
что касается автора, то он глубоко сомневается в способности каких  угодно
компьютеров что-либо думать и чувствовать, хотя понимает, что со  временем
они научатся писать превосходные романы. Но внешние действия и сами  мысли
и чувства - это все-таки разные вещи... Однако мы  уклонились  в  сторону.
Про Автолика же надо сказать, что он не только романов писать не мог, но и
разговаривать толком не умел, предпочитая изъясняться формулами и числами.
Неудивительно,  что,  когда  он  сделал  свое  открытие,  Киселеву  стоило
немалого труда уразуметь, что же, собственно, такое он высвечивает. Начало
горящей  на  Автоликовой  спине  надписи  было  понятно:  "Если   осветить
забортовую пыль лучами с длиной волны либо 560, либо 622, либо  887,  либо
5928 ангстрем, то...", а дальше шли такие сложные формулы, что  темнело  в
глазах. Все же наконец Киселев понял, в чем дело, и они вместе с Автоликом
стали искать по всему кораблю вещь, по цвету соответствующую волне 5928 А.
Найти такую вещь было непременно необходимо,  чтобы  проверить  Автоликово
утверждение на опыте. Дело  в  том,  что  на  корабле  не  было  приборов,
способных создать лучи  нужной  частоты.  Гордость  Киселева,  портативный
лазер,   собственноручно   им   изготовленный   незадолго    до    старта,
выстреливавший тончайшие, как паутина, лучи на  невообразимое  расстояние,
не мог, к сожалению, генерировать  ни  рентгеновских  лучей,  ни  лучей  с
длиной волны большей 5000 А. Вообще, на борту корабля не  имелось  никаких
источников  рентгеновского  излучения.  Ввиду  всего  этого,  единственным
способом проверить открытие Автолика - было  найти  желтый  предмет,  цвет
которого соответствовал бы волне в 5928 А, и осветить отраженным  от  него
светом космическую пыль. Хотя наличие на корабле предметов с  необходимыми
для такого эксперимента  свойствами  почти  было  невероятно,  один  такой
предмет все же отыскался.
   Среди гибких, прозрачных пластинок с голографическими портретами родных
и знакомых Киселева были одна поблекшая и пожелтевшая.  Автолик  объяснял,
что пожелтела она от некоторых ингредиентов, взятых для  ее  изготовления.
Как бы то ни было, но портрет Михаила и Антонины Киселевых, снятых в  день
их серебряной свадьбы, почти всей своей поверхностью отражал свет с длиной
волны в точности равной 5928 ангстрем.
   Первое, что сделал Киселев,  когда  это  выяснилось,  -  слегка  согнул
портрет двумя  пальцами,  и  поставил  его  против  иллюминатора,  осветив
фонарем. И тотчас в бархатной черноте вспыхнула уходящая  в  невообразимую
даль белесая полоса. Тогда Киселев положил портрет на стол,  сел  рядом  в
кресло и погрузился в размышления: "Если я выгну  пластину  в  виде  куска
сферической поверхности и освещу ее перед иллюминатором, - думал он, -  то
возникшая химическая реакция распространится внутри  исполинского  конуса.
Достигнув краев пылевого скопления, она создаст  там  огромное  светящееся
пятно, размеры которого будут зависеть от того, куда я  поверну  пластину.
Если я обращу ее к Земле, то размеры пятна будут относительно  небольшими,
ибо расстояние до границ пыли в том направлении еще невелико.  Но  если  я
поверну ее  в  противоположном  направлении,  то  пятно  выйдет,  пожалуй,
вдесятеро больше..."
   Внезапное сомнение прервало вдруг рассуждения Киселева,  и  он  крикнул
Автолику:
   - Послушай, ведь Щит Аластора освещен и лучами от  звезд  и  от  нашего
корабля. Среди них имеются и лучи  в  5928  ангстрем.  Почему  же  они  не
возбуждают никакой реакции?
   -  Потому,  что  реакция  гасится  другими  лучами.  Надо,  чтобы   все
посторонние лучи составляли лишь малую часть общего  светового  потока,  -
отвечал Автолик. Киселев кивнул головой и вернулся  к  прерванным  мыслям:
"...Если на обратной стороне Щита Аластора засияет такое огромное пятно, -
рассуждал он, - то разумные обитатели Ч-сского звездного  скопления,  коль
они существуют, непременно его заметят. Но в простом белом пятне много  ли
корысти?  Нет.  Так  что  же  делать?.."  И  тут  Киселев  придумал   свой
оригинальный способ самооповещения: при помощи гальванопластики он  покрыл
верх портрета тонким серебряным слоем и,  приспособив  надлежащим  образом
свой лазер, стал выжигать им в серебре сотни тысяч крохотных дырочек.  Это
был огромный труд! Полгода с неослабным  прилежанием  трудился  Киселев  и
достиг  наконец  идеального  сходства  между  микроскопическим  сквозистым
узором на серебре и самим портретом: именно, где портрет был светлее,  там
и дырочек было больше. С краю серебряного слоя он наметил чертами  лучи  и
выжег двоичные обозначения длин  вызывающих  реакцию  волн,  выраженных  в
поперечниках протона, а также других элементарных частиц. Когда же  работа
была окончена, Киселев растянул портрет на сферическом  стекле,  остановил
свой корабль и послал в космос шесть  идентичных  изображений:  одно  -  в
направлении Земли, другое - по  ходу  корабля  и  четыре  -  в  плоскости,
перпендикулярной направлению полета.
   Позже всех, очевидно, засветилось самое большое изображение,  посланное
по ходу корабля. Однако пройдет еще  много  лет,  прежде  чем  его  смогут
увидеть предполагаемые обитатели Ч-сского звездного скопления. Но если это
случится, то они, несомненно, разгадают физический смысл  представившегося
им явления и проведают про самосияющие экраны, с помощью  которых  далекие
друг от друга миры могут вести между собой разговоры.



Дмитрий Де-Спиллер. 

                              Желтая электричка

   -----------------------------------------------------------------------
   Журнал "Техника - молодежи", 1976, N 5.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 9 August 2000
   -----------------------------------------------------------------------


   ДВА СЛОВА О СЕБЕ

   Я родился в ***  году  на  Марсе.  В  то  время  Марс  только  начинали
осваивать. Тогда на нем было два поселка - Северный и  Южный,  разделенные
двадцатью километрами красной пыли. Между пылевыми  холмами  вилась  линия
электрички, соединяющая оба поселка.
   Когда я родился, в Северном поселке было уже трое,  а  в  Южном  пятеро
ребятишек первого поколения марсиан.
   В семь лет я, как водится, пошел в  школу.  Школа  находилась  в  Южном
поселке, а так как я и мои родители жили в Северном,  то  на  занятия  мне
приходилось ездить на электричке.
   Между поселками ходили тогда две электрички. Одна из них, собранная  из
доставленных с Земли пластмассовых деталей, была ярко-красной, и ездить на
ней мне было приятно. Другой  электрички  я,  откровенно  говоря,  немного
побаивался. Она была изготовлена  из  местного  утильсырья  и  окрашена  в
желтый цвет.
   Помню, как, стоя в своем маленьком скафандре на  перроне,  я  несколько
раз, глядя  на  подходившую  желтую  электричку,  испытал  острое  щемящее
чувство грусти, смешанной со страхом. Никогда не забуду этого!
   На Марсе я окончил четыре класса средней школы. Доучиваться меня вместе
с  другими  ребятами-марсианами  послали  на  Землю.  Перед  отъездом   на
марсианский космодром я последний раз в жизни видел желтую  электричку,  и
мне показалось тогда, что,  рассматривая  ее,  я  на  мгновение  разглядел
чье-то очень печальное и немного страшное лицо.
   Через час я вместе с родителями летел в космоплане на Землю.
   По  окончании  средней  школы  я   поступил   в   Московский   институт
математической лингвистики, на факультет космических языков.
   Никто не знал в то время, существует ли хоть один внеземной космический
язык или нет.  Но  считалось  несомненным,  что  любая  внеземная  система
кодирования информации, какой бы эксцентричной она ни была, должна все  же
удовлетворять пяти аксиомам Ле-Блана.
   Это было заблуждением, но заблуждением очень привлекательным.  Рассеять
это заблуждение очень помогла, как ни  странно,  спутница  моего  детства,
старая желтая электричка. И вот как это случилось.



   РИСУНКИ НА СТЕНАХ КАНАЛА

   По окончании института я был послан на знаменитый Рухш.  Планета  Рухш,
открытая за два года до моего рождения, удостоилась пристального  внимания
космобиологов. По-видимому, на  Рухше  некогда  существовала  цивилизация,
уничтоженная взрывом  Аноиды  -  звезды,  вокруг  которой  он  обращается.
Беспилотная  космическая  станция  открыла  на  Рухше   систему   каналов,
несомненно, искусственного  происхождения.  Вслед  за  ней  на  Рухш  была
послана экспедиция из четырех человек. Прожив там три  года,  они  сделали
много находок и, между прочим,  нашли  мраморную  плиту,  инкрустированную
черным гнейсом так, что ее  покрывали  узоры,  похожие  на  письмена.  Все
космолингвисты  нашего  института   самым   тщательным   образом   изучили
фотографии этой плиты, но никому не удалось  расшифровать  начертанные  на
ней письмена.
   Вместе со мной на Рухш отправлялись известный космобиолог Михаил Грачев
и космоархеолог Николай Дубницкий.  Я,  Грачев  и  Дубницкий  должны  были
сменить трех из четырех человек, работавших там.
   Добираться пришлось долго. Некоторое оживление  в  довольно  монотонную
жизнь на субсветовике вносили частые споры  между  Грачевым  и  Дубницким.
Споры шли о возможности существования внеземных существ, внешне похожих на
людей. Грачев считал, что это очень  маловероятно,  а  Дубницкий  искренне
верил в такую возможность.
   Мы прилетели на Рухш, когда в  его  северном  полушарии  стояло  жаркое
лето. Опустившись на  грунт  невдалеке  от  высокого  купола,  укрывавшего
станцию, мы надели скафандры и вышли  из  корабля.  Был  вечер,  но  белый
рухшианский  песок  поминутно  озарялся  вспышками   метеоров.   Старожилы
заключили нас в объятия, и после приветствий трое из них тут же улетели  в
субсветовике, вынуждаемые к этому астрономической  обстановкой.  Четвертый
рухшианский старожил отвел нас на станцию.
   Когда мы разделись, умылись,  напились  чаю  и  наговорились  о  делах,
хозяин показал нам свой альбом рисунков.
   Сперва показалось, что рисунки не имеют никакого отношения к  профессии
хозяина, который был математиком. Но мы ошиблись,  и  наш  хозяин  -  Петр
Васильевич Баталов - вывел нас из заблуждения.
   - Посмотрите еще раз, пожалуйста, на эти рисунки  и  ответьте  мне,  не
находите ли вы в них что-то общее, - попросил Баталов.
   Мы еще раз просмотрели весь альбом. Там были нарисованы  десятки  очень
характерных и своеобразных рож.
   - В рожах в