встретил Глебова. Человека, вновь подарившего ему надежду...
  Глебов знал старинную китайскую систему тренировки психики, способную
вернуть искалеченному здоровье, закалить его, сделать сильнее. Через четыре
года Роман стал прежним здоровяком.
  Что-то, впрочем, от болезни осталось. Какие-то смутные видения, сны,
обрывки странных воспоминаний или следы былых галлюцинаций? Роман
инстинктивно избегал полного медицинского обследования и искал обходные
пути, ведущие к цели. Догадывался ли об этом Глебов? Знал ли, что то, чему
сам Глебов посвятил всю жизнь, для Романа всего лишь средство? Скорее
всего, он надеялся только на время. Постепенно, исподволь в Романе нарастал
протест. Он не собирался связывать свою жизнь с планами Глебова, и в конце
концов разрыв стал неизбежен. Оба понимали это, хотя еще не родились
окончательные слова, да и не было в этом необходимости для двух людей,
ощущавших само движение мысли.
  ...Он услышал шаги учителя за целый квартал. Конечно, не сам звук. Он
словно видел со стороны, как учитель в эту минуту проходит мимо автомата с
экспресс-завтраком, видит брошенную им обертку и осуждающе покачивает
головой.
  Глебов выглядел уставшим и сильно постаревшим, хотя с их последней
встречи прошло не больше года. Черты его лица обострились, и под тонкой
пергаментной кожей проглядывала нездоровая синева. Сколько ему может быть
лет? Семьдесят? Сто? Спрашивать старшего о возрасте считалось неприличным.
Роман и в этот раз сдержался, не начал разговора. А Глебов словно испытывал
его терпение: молчал упорно и смотрел в сторону, как бы не замечая сидящего
на конце скамьи Романа. В конце концов тот не выдержал и начал
оправдываться. Чувство вины перед учителем за то, что он не выполнил его
рекомендаций, не спросил даже совета, а просто известил о своем решении,
оказалось сильнее вежливости.
  - Я не мог поступить иначе. Понимаешь, это мой последний шанс. Такие
экспедиции бывают раз в столетие! Я должен хотя бы попробовать. Может быть,
повезет, бывают же случайные, невероятные удачи! Вдруг и мне повезет?
  -  Что ж, возможно.
  - Ты не прав, нельзя больше ждать, больше я так не могу. Ты научил меня
многому, дал надежду. Пять лет я ждал и работал, пять долгих бесконечных
лет! И вот теперь ты против...
  - Разве я что-нибудь сказал? Я вообще сижу молча. Сижу и слушаю твой
детский лепет. Я даже не возражаю.
  - Разве обязательно возражать? Я же вижу - ты против!
  - Какое это, в конце концов, имеет значение, раз ты уже все решил без
меня?
  - Я должен был хотя бы подать заявление на участие в этом конкурсе! Я
узнал о нем с опозданием, и у меня не оставалось времени, чтобы связаться с
тобой. Однако никто не мешает тебе запретить мне поединок. Ты мой учитель.
До начала соревнований еще двое суток. Ты очень спешил и успел. Чего же ты
ждешь? За что меня упрекаешь?
  - Я ничего не могу тебе запретить. Особенно теперь. Каждый человек,
становясь самостоятельным, сам принимает решения и сам отвечает за их
последствия...
  Это была ритуальная фраза. Глебов прощался. Отрекался от него, и теперь
он оставался один. Совершенно один. Роман почувствовал холодное отчаяние и
вместе с тем не свойственное ему раньше упрямство. Если нужно заплатить
даже такую цену, он ее заплатит! В конце концов даже учение КЖИ всегда было
для него только средством.
  Холодный ветер, перепрыгнув через ограду парка, поучался вдоль аллеи,
шурша листьями, и, не долетев До скамейки, бессильно бросил людям под ноги
пеструю охапку.
  Глебов поднялся, повернулся к Роману и внимательно посмотрел на него.
Посмотрел так, словно хотел надолго запомнить его черты.
  - Я всегда знал, что рано или поздно это случится. Что ты уйдешь к своим
звездам. Но я надеялся, это будет не так быстро, и ты, по крайней мере,
закончишь курс. У тебя настоящий талант, он встречается слишком редко.
Иногда мне даже казалось, что в детстве с тобой кто-то занимался, некоторые
реакции оказались чрезмерно развиты. Есть качества, которые не могут быть
врожденными, их можно достичь только с помощью специальных тренировок.
  -  Почему же я ничего не помню об этом?
  - После аварии часть твоей памяти оказалась закрытой, психологические
реакции, связанные с этой изолированой областью, ненормально болезнзнны.
Все это напоминает искусно поставленный гипноблок с хорошей защитой.
Проникать в него слишком опасно. Я надеялся, что позже, когда ты до конца
овладеешь системой и сможешь полностью контролировать собственную психику,
ты сам справишься с этим. Но ты уходишь слишком рано. Я всегда знал, что в
конце концов ты уйдешь, и все же надеялся на время. После окончания
третьего Цикла должна была измениться вся твоя структура ценностей, само
сознание восприятия мира, я надеялся, что тогда ты переменишь решение...
  - У меня нет выбора. Следующий конкурс может быть через пять, десять лет.
Никто точно не знает, когда представится случай. Мне уже двадцать восемь,
возраст стажера не должен превышать тридцати лет, я могу опоздать навсегда.
  Они словно говорили на разных языках. Каждый о своем.
  - Да, ты уже очень стар, - вместо иронии он услышал в голосе учителя
непонятную грусть. - Да ты знаешь, почему я против?
  -  Нет.
  - Это наша последняя встреча, и поэтому я могу сказать тебе все. Решение
принято. Ты выбрал свою дорогу, и мои слова не имеют больше никакого
значения.
  Роман уловил в его голосе еще большую грусть, тоску, превосходящую его
собственную, и ничем не сумел помочь; не нашлось нужных слов, только во рту
пересохло, да предательски запершило в горле.
  - Дело в том, что тебе нельзя больше проигрывать, каждый человек имеет
определенный лимит неудач. Свой ты уже исчерпал, еще одно поражение, и ты
уже не сможешь подняться, не хватит внутренних резервов для организации
нового рывка. Слишком хорошо я тебя изучил. Ты и сейчас рвешься в бой не от
хорошей жизни. Каждый человек живет внутри отведенной ему судьбой и его
собственной волей клеточки пространства. Клеточка может быть большой или
очень маленькой. - Учитель показал пальцами, какой может быть клеточка
жизненного пространства и продолжил: - Люди тоже не одинаковы. Одни
умещаются в эту клеточку, соизмеряют свои желания с реальным положением
вещей. Другие - нет. Ты относишься ко вторым. Им всегда труднее живется. Я
никогда не говорил тебе, почему так важно воспитать ученика?
  Роман отрицательно покачал головой.
  - Лет двести назад, когда открыли энергию КЖИ и впервые были приведены в
определенную систему правила овладения этой энергией, делалось много
попыток запретить ее или, по крайней мере, поставить под контроль
правительства. Но потом оказалось, что людей, способных овладеть этим
искусством, меньше одной тысячной процента, и правительство потеряло к нам
всякий интерес. При таком ничтожном количестве само собой должно было
получиться так, что со временем об энергии КЖИ попросту забудут, и ничего
не нужно запрещать - достаточно умалчивать... В общем, эта тактика имела
успех, но не полностью, и только благодаря тому, что к формальным правилам
и упражнениям со временем прибавились определенные моральные обязанности...
  - "Каждый изучивший систему КЖИ обязан в течение своей жизни найти и
воспитать ученика", - тихo процитировал Роман.
  - Вот именно - "обязан". Но это легко сказать, а где его найдешь,
ученика? Если на миллион людей лишь один рождается с врожденной
способностью к овладению энергией КЖИ? Да к тому же не подозревает о своих
способностях. Мне просто повезло... Второго такого случая не будет, и
теперь ты понимаешь, как трудно мне терять тебя.
  - Я не собираюсь никуда уходить. Я могу продолжать учение.
  - Не можешь. Вернее, не сможешь. Потому что провалишься на этом
конкурсе-поединке... Ну-ка, сказки мне основное правило изучающего систему
КЖИ?
  - "Обучающийся не должен ни в процессе обучения, ни после овладения
основными приемами и силами энергии КЖИ использовать их во вред людям или
какому бы то ни было живому существу..."
  - Это одно из самых старых правил, и относится оно не только к нашей
системе. Его открыли еще тибетские мистики, и с тех пор оно присутствовало
в большинстве философских систем, так или иначе изучавших космическую
энергию. Но из этого правила есть два исключения, о которых я не имел права
говорить тебе раньше. Первое из них гласит, что ты можешь использовать
приемы системы против живого существа или человека в том случае, если от
них исходит непосредственная угроза твоей жизни, но только для ликвидации
этой угрозы. И второе: ты можешь использовать все силы системы против тех,
кто пользуется ею во вред жизни. Второе правило, насколько я понимаю, имеет
чисто протокольное значение. При существующей сложности овладения приемами
КЖИ, при ее ничтожной распространенности, да еще учитывая связанный с этим
риск, вряд ли тебе придется когда-нибудь встретить такого противника. И тем
не менее, прощаясь с тобой, я был обязан сказать это.
  - Почему ты оставляешь меня в самый сложный момент моей жизни? Ведь в
твоей власти изменить все, ты же знаешь...
  - Именно поэтому. У тебя свой путь. Я не имею права вмешиваться. Если
сейчас тебя остановить, ты никогда этого мне не простишь. Только сам -
через горечь поражения или радость победы - ты найдешь свою дорогу, я не
зря воспитал хорошего ученика.
  Он встал и пошел по хрустящим листьям, не оглядываясь. Прежде чем Роман
понял смысл последней фразы, сказанной учителем на прощание, прежде чем
наступило само это прощание, тот уже скрылся за поворотом аллеи, и только
ощущение добра и печали осталось рядом с Романом, словно учитель никуда не
уходил, и он знал, что воспоминание об этом останется с ним навсегда.


                                  Глава 4

  В восемнадцать двадцать капитан Ивон Ржежич, выполняя просьбу Райкова,
был у дверей операторского зала. Райков, естественно, опаздывал. Он всегда
опаздывал, если не считал встречу чересчур значительной, и Ржежич, несмотря
на двенадцать лет знакомства, все никак не мог понять, откуда это у него -
от безалаберности или от потаенного презрения к людям? Ивон привык к
порядку, любил его и не скрывал это. Люди, не отличавшиеся этим качеством,
редко задерживались в космофлоте. Он же отдал ему четверть века - лучшую
часть своей жизни, а теперь вот Славка Райков, его бывший ученик,
разгильдяй и демагог, заставляет себя ждать.
  Райков появился, когда стрелки часов показывали без десяти семь. Вид у
него был виноватый, почти заискивающий.
  - Прости, пожалуйста. Совершенно замотали в управлении. И нога, как
назло, разболелась, еле дошел до авитрона. Ты уж извини...
  Каждый раз он так искренне сожалел о случившемся казусе, что на него
положительно невозможно было сердиться.
  -  Зачем я тебе понадобился?
  -  Да просто захотелось увидеть старого друга.
  - Славка, перестань финтить. Говори сразу, в чем дело?
  - Организуется одна небольшая экспедиция, хочу показать тебе корабль.
  -  Когда отправляемся?
  - Ну, не так быстро... Сначала посмотрим корабль.
  Они пешком пошли по проспекту Космонавтов. Хотелось подышать вечерним
морским воздухом, обменяться накопившимися новостями. Райков упорно избегал
разговора о деле. Хотелось сделать Ржежичу небольшой сюрприз.
  Центр города поддерживался в относительном порядке, но как только они
миновали центральную магистраль, у них пропало желание продолжать пешую
прогулку. Заросли бурьяна и дикая синяя колючка, завезенная когда-то с
Ганимеда, заполнили всю поверхность мостовой. Растения буквально выламывали
старый асфальт, рвали его на части и своими цепкими крючковатыми шипами
грозили разорвать одежду неосторожному пешеходу. Пришлось вызывать
аэротакси.
  Спустя час они уже оказались в районе порта. Местный кар прошел второй
контрольный пункт и повернул к старому кладбищу кораблей.
  - Не понимаю, для чего ты меня сюда ташишь. У нас что, много лишнего
времени? - недовольно проворчал Ржежич.
  - Скоро узнаешь, - Райков загадочно улыбнулся. - Я думал, у тебя хоть
немного осталось от прежнего терпения.
  Ржежич возмущенно хмыкнул:
  - Причем здесь мое терпение? Ты обещал показать корабль, а вместо
этого... Неужели он здесь?
  - Видишь ли... Нам придется взять с собой много лишнего груза. Аппаратура
для моста и горючее для предельного броска требуют большого корабля с
мощными генераторами. Столица Федерации не располагает кораблями подобного
типа, а гридяне нам отказали.
  - То есть как отказали? Какое они имеют право отказывать центральному
совету?
  - Нет у них подходящих кораблей, часть в ремонте, остальные срочно ушли в
экспедицию... Не нравится им этот мост. Они слишком дорожат собственней
автономией и будут всячески вставлять нам палки в колеса. Именно поэтому
совет организовал собственную экспедицию непосредственно с Земли. Топлива
понадобится значительно больше, зато мы будем полностью независимы в своих
действиях.
  Как только кар вынырнул из лощины пассажирского космодрома, они увидели
корабль. Гигантское серебристое тело звездолета вздымалось ввысь на добрую
сотню метров. Он казался великаном среди беспорядочно сбившихся в кучу
списанных кораблей более позднего времени.
  -  Неужели "Руслан"?
  - Он самый. Восстановительные работы уже начаты.
  -  Но ему же...
  - Ты хочешь сказать, много лет? Ничего. Корпус из титанита. В те годы
умели строить по-настоящему. Электронную начинку - оборудование, все, что
устарело, мы заменим.
  -  А реакторы?
  - Реакторы останутся. Пришлось бы разрезать весь корпус, чтобы их
демонтировать. Главный энергетик гонял их на всех режимах. Комиссия считает
генераторы вполне работоспособными. Размеры и масса против современных,
конечно, великоваты, но с этим придется мириться, у нас мало времени. С
Гридосом все не так просто...
  - Насколько я понимаю, ты хочешь, чтобы Федерация послала туда боевой
корабль?
  - Ну, официально боевых кораблей теперь не существует, это, скорей,
музейный экспонат. Тем не менее, на "Руслане" вполне работоспособные
лазерные пушки и хорошая силовая защита. Мы будем чувствовать себя на
Гридосе под таким прикрытием уверенней. В конце концов они сами виноваты,
что нам пришлось использовать списанный корабль.
  - Таким образом, наше задание по установке пространственного моста тоже
становится своего рода фасадом. Не нравится мне все это.
  - Думаешь, мне правится? Гридос только первая ласточка. Федерация
начинает распадаться, колонии добиваются все большей автономии, и никто не
знает, чем это кончится.
  -  Так, может, мост что-нибудь изменит?
  - Дело не в транспортных проблемах. Все гораздо серьезней. Постепенно
исчезают причины, объединявшие нас в единое целое, и никто сегодня не может
сказать, хорошо это или плохо. Никто не знает, как далеко заведет нас этот
процесс и чем он закончится. Возможно, человечество, как единая раса,
попросту перестанет существовать. Я надеюсь, что Гридос, в какой-то степени
сможет ответить хотя бы на некоторые из этих вопросов.
  Вечерело. Они долго стояли в задумчивости перед старым кораблем - два
немолодых человека, немало повидавших на своем веку. Оба понимали, что
время их эпохи подошло к тому рубежу, когда накопившиеся исподволь,
незаметно факторы приводят к решительным и внезапным переменам. Наступало
время тревог, время сомнений и время действий.
  Закат над космодромом играл на старой броне боевого корабля, и оба
слишком хорошо знали, что этот блеск никогда ничего не менял в сложных
движениях современного общества, а к языку силы первыми всегда прибегали
те, кто чувствовал себя не слишком уверенно.

  Позже, анализируя цепочку странных совпадений, приведших его в спортивный
зал аттестационной комиссии, Райков так и не смог установить, с чего,
собственно, все началось? Может быть, с выданного два дня назад
автоматическому секретарю задания произвести предварительный отбор
нескольких подходящих кандидатур, среди которых впоследствии он собирался
лично найти нужного человека для отправки на Гридос? Или все произошло
позже, когда после посещения старого космодрома у него забарахлил кар и он
вынужден был вызывать ремонтного киба, а тот задержался?..
  Досадуя на зря потраченное время. Райков вышел из кара и оказался прямо
перед доской объявлений со знакомой фамилией Гравов. И почему, собственно,
эта фамилия показалась ему знакомой? Ведь он видел ее всего один раз - в
подготовленном секретарем списке в числе девяти других кандидатур. Конечно,
у него хорошая память, но не до такой же степени... Дело было даже и не в
этом, а в том, чтобы понять, где проходила в этот вечер едва уловимая
грань, за которой случайные совпадения превращались в нечто вполне
определенное, в нечто подготовленное заранее...
  Как бы там ни было, устав ждать ремонтного робота, Райков открыл дверь и
очутился в зале аттестационной комиссии космофлота в тот самый момент,
когда подходил к концу финальный поединок между двумя кандидатами в
стажеры. Только сейчас он вспомнил, что его официально приглашали посетить
заключительную церемонию утверждения будущего стажера и он отказался,
собираясь позже специально заняться подбором нужной кандидатуры. Тем не
менее, фактически вопреки собственному желанию он стоял сейчас в этом зале.
Председатель комиссии поднялся навстречу важному гостю, и Райкову, чтобы не
привлекать излишнего внимания к своей персоне, пришлось сесть за стол.
  Поединок тем временем уже заканчивался. Роман проигрывал Клестову по всем
пунктам. Уже само его участие в финале было чудом. Чтобы человек с улицы
одержал победу над десятком хорошо подготовленных курсантов космошколы, уже
сам этот факт был слишком невероятен. Но теперь он проигрывал. Бесстрастный
автоматический судья высвечивал на гигантском панно над головой комиссии
его баллы, означавшие полное поражение. Он проигрывал на сорок десятых в
психотесте, он не выдержал соревнования в игре пилотов, когда за пультом
тренажера Клестов на десять секунд раньше и на сорок баллов лучше произвел
посадку на условную планету. Наконец, теперь он проигрывал ему в спортивной
схватке.
  Считалось, что победа в спортивном поединке может компенсировать неудачу
в теоретическом и прикладном разделе. Почему это так - никто не знал.
Окончательное решение компьютера невозможно было предвидеть заранее, во
всяком случае, оно не вытекало непосредственно из суммы завоеванных баллов.
Играла роль личная карточка кандидата, его биографические данные,
психологическая совместимость с членами будущей команды и многое другое.
Поговаривали, что даже личные связи могли значительно повлиять на решение
компьютера.
  Роман в это не верил. В это нельзя было верить, иначе все годы подготовки
теряли смысл. Он не верил и потому боролся до конца, даже когда дальнейшее
сопротивление казалось бессмысленным.
  Клеятов смял его в ближнем бою, затем вынудил уйти на дальнюю дистанцию
и, наконец, красивой двойной подсечкой швырнул на ковер. Зал взревел.
  Райков потянулся к своему пульту и включился в информационный блок. На
его дисплее поплыли длинные ряды данных из личной карточки кандидата.
  - Ничего не понимаю... Он просто не мог дойти до финала... Такого никогда
не было, тут что-то не так, - бормотал он, ни к кому не обращаясь.
  По условиям соревнования, поединок должен продолжаться до тех пор, пока
один из соперников не признает своего поражения или не сможет подняться. Но
странный "человек с улицы" поднялся вновь, вновь встал в боевую стойку. На
лице его противника, уже считавшего себя победителем, можно было заметить
некоторую растерянность.
  Старая традиция отбора кандидатов в стажеры дальних экспедиций
неукоснительно соблюдалась много десятилей, и, хотя правила давно устарели,
отменять их не было смысла. Редко уходили теперь в космос новые поисковые
экспедиции. Космофлот едва справлялся с обслуживанием рейсовых линий между
колониями Федерации. На каждую новую экспедицию требовалось специальное
разрешение совета. Слишком много материальных ресурсов, а зачастую и жизней
уносило исследование дальних ч