ал он на скамейке в сквере... или же в парадном на
подоконнике... А такую ночевку можно вытерпеть один раз... ну, два...
Значит, Аркадий сюда попал недавно... И попал он сюда из того же самого
двадцатого числа, что и я, в той же самой хронокамере...
   Постой, постой... А ведь, пожалуй, это о нем, об этом Аркадии, говорил
мне вчера вечером Макарыч! Скорее всего о нем! Значит, он вышел из
хрононамеры совсем незадолго до меня. И, конечно, сразу рванул из
института: боялся с кем-нибудь встретиться...
   Погоди... но ведь тогда он и вошел в хронокамеру тоже незадолго до
меня!!
   ‚лки зеленые, ну и путаница получилась - нарочно не придумаешь! Я еще
раз провернул в уме ролик с этими кадрами - и меня смех разобрал. Это надо
же! Я сидел, откинувшись на спинку скамейки, и весь трясся от беззвучного
хохота, смеялся со смаком, до слез, до изнеможения.
   И тут появился Аркадий. Я поспешно утер слезы, подошвой затер свой
рисунок на песке. От смеха мне стало определенно легче, только есть еще
сильней захотелось.
   Аркадий принес здоровенный батон и бутылку кефира. Я даже спасибо не
успел сказать - накинулся на еду, глухо урча от блаженства, словно
изголодавшийся кот.
   - Ты чего так долго? Очередь, что ли? - промычал я, активно работая
челюстями.
   - Очередь, - рассеянно подтвердил Аркадий.
   Я искоса поглядывал на него и восхищался: до чего натурально играет,
бродяга! Как он это небрежно произнес: "Так пошли, что ли, в институт!"
Мне тогда и в голову не пришло, что он "нетутошний"! А сам-то он отлично
знал, что ему в институт дорога заказана! Силен Аркаша! Блефует, как бог!
   Но вот зачем он блефует? Чего он добивается этим нахальным враньем?
   Я уже утолил самый острый голод и теперь намеренно снизил темп:
старательно прожевывал хлеб, не торопясь прихлебывал из бутылки. Аркадий
молча курил, откинувшись на спинку скамейки, и тоже, видимо, никуда не
торопился. Брови он свел и переносице, на лбу легла глубокая вертикальная
складка - тише, Левицкий думает! Интересно, о чем? И что он думает обо мне?
   Он никак не может предположить, что я преследую его из прошлого. Он
ведь в хронокамеру вошел раньше меня, это ясно. Значит, он может думать
только одно: что я "здешний" Борис. Так сказать, Борис Стружков образца
семьдесят второго года, Борис-72, для краткости. А поскольку я, увидав
его, не удивился, не ужаснулся и ни о чем таком не спросил, то Аркадий
должен был сделать вывод, что я его тоже принимаю за "здешнего". Как бы
обозначить "здешнего" Аркадия? Придется, видимо, так: "Аркадий-72-бис". А
то ведь этот пижон с медными кнопками - тоже Аркадий-72, только из другого
мира. И в этом мире должен существовать его двойник. Так же, как и мой.
   Я попытался прикинуть в уме, как это получается. Вот я прибыл в прошлое
и встретил в прошлом себя самого. Нас, стало быть, уже двое. Если я там
останусь, нас так и будет все время двое. Ну, а если я перепрыгну,
например, на год вперед - что тогда? Ясно, я опять должен встретить в
будущем своего двойника. То же самое и с Аркадием: его двойник сейчас
сидит, должно быть, в лаборатории, телефон 28-51 и вкалывает, как
положено, с Борисом-72 на пару, пока мы тут с этим Аркадием друг другу
головы морочим... Нет, постой, что-то здесь не ладится... Ах, ну да!
Откуда же тут возьмется второй Аркадий, если он умер два года назад? Не
должен существовать никакой "здешний" Аркадий!
   А между тем он существует! И живет все там же, и вчера утром
разговаривал с Анной Николаевной, и в комнате у него все по-прежнему... То
есть, наверное, что-нибудь переменилось, но я не успел разглядеть.
Значит... значит, в этом мире, в измененном мире, Аркадий вовсе не умирал!
И значит, мое вмешательство... это мое вмешательство так изменило события,
что он не умер!
    
 Я вздохнул с глубоким облегчением, выпил последний глоток кефира и
стряхнул хлебные крошки с колен. Все! Больше не напугаете меня временной
петлей, дудки! Нет никакой петли, никакой мистики, ничьих я действий не
повторяю и к смерти Аркадия непричастен... Зато явно причастен к его
"воскрешению".
   Аркадий сидел насупившись и яростно ковырял дорожку носком шикарной
зеленоватой туфли. Я посмотрел на него и слегка усмехнулся. Прямо прирос
Аркашенька к скамейке! Видать, что-то ему от меня нужно! Да понятно, что:
   добыть побольше информации об этом мире. Но раскрывать свои карты он
почему-то не хочет, вот и крутится вокруг да около, ждет, что я сам
заговорю...
   Все это я правильно сообразил, но, видно, чересчур углубился в свои
соображения, потому что Аркадий поймал меня врасплох. Он этак небрежно, не
глядя на меня, сказал:
   - Все-таки, Борька, чудно как-то получается: торчим мы с тобой в
сквере, а там лаборатория пустая стоит...
   - Почему пустая? - запротестовал я, не успев подумать. - Там ведь:
   Тут я осекся, но поздновато... Вот кретин я, вот кретин! Разомлел от
радости, почил на лаврах детектива-любителя! Еще секунда - брякнул бы:
"Там ведь наши дубли вкалывают".
   Нет, Аркадий хорошо рассчитал, удар был классный, ничего не скажешь!
Если я только притворяюсь, что принимаю его за "здешнего" Аркадия, то
сгоряча могу ляпнуть: "Там ведь тоже Аркадий, в лаборатории..."
   Значит, ему прежде всего хочется выяснить, есть ли тут его двойник! Ну,
естественно... От этого ведь зависит его судьба в измененном мире:
   Аркадий словно и не заметил моей обмолвки - все так же яростно ковырял
песок. Но я понимал, что он притворяется, что в мозгу его идет сейчас
бешеная работа, он взвешивает все возможные комбинации значений этой
обмолвки. Если я хотел сказать, что в лаборатории уже есть один Аркадий -
значит, я прекрасно понимаю, кто передо мной, но почему-то скрываю это.
Но, может, я совсем не это хотел сказать, может, я простодушно принимаю
его за Ариадия-72-бис? Как бы это половчее атаковать меня снова?
   Интересно, что он еще придумает? Ну-ка сделаю теперь я свой ход!
   - А знаешь, - сказал я, с сожалением заглядывая в пустую бутылку, - ты,
пожалуй, прав. Мой человечек явно уже не придет, и что тут торчать,
неудобно даже. Пойдем-на мы с тобой да включимся в трудовой процесс:
   Аркадий нервно дернулся, услышав это. Он даже позеленел слегка... Не
хотелось ему идти в институт, ох, как не хотелось!
   - Ну... пойдем... если хочешь, - неуверенно пробормотал он.
   Я невольно восхитился его выдержкой... вернее, его нахальством. Блефует
Аркашенька - и глазом не моргнет!
   Мы вышли из сквера и медленно двинулись к институту. Я поглядывал на
Аркадия сбоку и думал: "А чего он, собственно, так секретничает? И вообще,
где же он был и что делает со вчерашнего вечера? Неужели так и не смог
выяснить до сих пор хотя бы насчет своего двойника?"
   Аркадий внезапно спросил, глядя в сторону:
   - Слушай, у тебя случайно нет с собой... снотворного?
   Руна моя невольно дернулась к внутреннему карману, где лежали
таблетки...
   его же собственные таблетки! Хотя нет - не его- Моего Аркадия.
   Постой, какого еще "моего"? Мой Аркадий проглотил свои таблетки, это
подтверждено протоколом вскрытия! Стало быть, есть еще один Аркадий?
   Батюшки, ну и путаница! А, конечно, это таблетки того Аркадия, который
остался жив и сейчас стал Аркадием-72-бис. Тьфу, наконец-то разобрался...
   Нет, здесь без карандаша и бумаги моментально запутаешься! Но все это
молниеносно промелькнуло у меня в мозгах, а с ответом я не задержался,
сказал равнодушно:
   - Что ты, я уж и не помню, когда оно у меня было! Я ведь не пользуюсь,
ты же знаешь! А что?
   Аркадий даже зубами скрипнул от злости и разочарования. Вопрос этот
явно имел для него какой-то важный смысл, но я не мог понять, какой: А я
ответил не в жилу, вот он и разозлился. Действительно, бедняга Аркадий:
старается, изощряется, рассчитывает сложнейшие многоходовые комбинации - и
все впустую и некому даже оценить его способности и энергию. Ничего,
Аркашенька, я ценю, я все вижу, - ты ведь даже вспотел от напряжения.
   Аркадий действительно который раз уже прикладывал носовой платок ко
лбу, слегка прихлопывая его, как промокашку. Потел он, конечно, не от
жары, - утро было скорее прохладное, - а от страха. Мы ведь с каждым шагом
приближались к институту, и Аркадий отчаянно нервничал, но сдаваться не
хотел: амбиция у него страшная, прямо титаническая у него амбиция:
   Интересно, неужели мое поведение ни на секунду не показалось ему
странным?
   Или он настолько поглощен своими делами, что обо мне толком и не
думает? Как принял исходную установку, что я "здешний" Борис и принимаю
его за "здешнего" Аркадия, так и не слезает с нее. Вот осел упрямый!
Помочь ему, что ли?
   - Аркашенька, - сказал я умоляюще, - открой, как другу: где ты такой
костюмчик отхватил?
   Он с надеждой посмотрел на меня. Еще бы! Если я задаю такие вопросы,
значит, я о "своем" Аркадии не все знаю, а тогда...
   - Ты разве не помнишь? - Он говорил осторожно, будто по тонкому льду
ступал.
   - Я ведь тебе рассказывал...
   - А-а! Правильно ведь, рассказывал! - закричал я, имитируя радостное
облегчение.
   У Аркадия лицо вытянулось от изумления. Он-то ведь прекрасно знал, что
никогда он мне - вернее, тому, за кого он меня принимал, - ничего
подобного не говорил! Он считал, что мы с ним впервые в жизни встретились
- и, пожалуй, только в этом он не ошибался.
   - Помню, как же! - Я улыбался весело и безжалостно,- Это ведь тот самый
материальчик, который Зоя тебе преподнесла по случаю вашей годовщины? Она
всем хвалилась, как тебя осчастливила!
   Аркадий поперхнулся, заморгал, даже носом как-то тонко шмыгнул. Он был
явно травмирован, но мне хотелось еще подбавить. Раз уж я ему жену
придумал, так надо ее поярче обрисовать!
   - А что, неверная информация? - сочувственно спросил я.- Да уж Зоенька
соврет - недорого возьмет! Но ты не расстраивайся, она ведь любя...
   Ну, пожалуй, хватит! Смуглое лицо Аркадия сделалось бледно-желтым - это
он так бледнел, - и в глазах у него появилось затравленное выражение.
   Мы были шагах в десяти от проходной, и меня уже ноги не очень слушались.
   Куда Аркадий лезет?! Вот выйдет кто-нибудь из института - и такая каша
заварится! Но тут Аркадий остановился и хмуро сказал:
   - Совсем забыл: мне позвонить надо! Ты иди, я чуть позднее приду:
   Эх, пижоны мы! Оба ведь трясемся от страха, а все танцуем друг перед
кругом, нам Манилов с Чичиковым: мол, ты первый иди!.. нет, раньше ты! А
сами только и думаем, как бы поскорее драпануть из этого опасного места!
Но преимущество было на моей стороне, и я не собирался отказывать себе в
удовольствии.
   - Из лаборатории позвонишь! - решительно сказал я. - Мы и так уж почти
все утро проканителились, пора и честь знать! Пошли, пошли!
   Я сам себе удивлялся: вот это называется блефовать! Раньше я за собой
таких талантов не замечал: может, они развились от перебросок во времени?
   Аркадий затравленно посмотрел на меня.
   - Нет уж! - огрызнулся он, потеряв самообладание. - Я отсюда позвоню!
   - Да ты чего кипятишься? - с фальшивым добродушием спросил я. - Звони
на здоровье, Я тебя даже подожду:
   Аркадий сердито и растерянно отвернулся. Видно было, что ему хочется
уже только одного: поскорее отделаться от меня, от "здешнего" Бориса -
безмозглого типа, который почему-то нахально прогуливает, шляется по
улицам и ни на копейку деликатности не имеет!
   - Где ты меня подождешь? - нетерпеливо спросил Аркадий. - Здесь, что ли?
   - Нет, зачем же, - ласково улыбаясь, ответил я. - Еще Селиванов выйдет,
шум подымет, ты же знаешь, какой он вредный:
   Добивать лежачего, оказывается, очень даже приятно. Аркадий заскрежетал
зубами, но промолчал, а я, шагая с ним рядом, сочиняя вовсю:
   - Знаешь, что он мне вчера сказал, Селиванов-то наш, на собрании?
Передайте, говорит, вашему Левицкому, что он пижон.
   Аркадии резко остановился.
   - Кто это сказал?
   - Как кто? - Я удивленно посмотрел на него, - Я ж тебе говорю, Юрий
Матвеевич. Товарищ Селиванов собственной персоной. Да ты не огорчайся, ну
его, сам он пижон!
   Я мог резвиться на просторе: Аркадий понятия не имел, что делается в
этом институте. Как и я, впрочем. Но инициатива была в моих руках. Белые
начинают - и выигрывают! Пусть неудачник плачет!
   - Ну ладно, - пробормотал Аркадий, - я ему это припомню...
   Держится! Упорно не выходит из роли! Молодчина!
   Мы опять вернулись на угол скверика: ближе автоматов не было. Аркадий
вошел в кабинку, я видел, как он опускает монету и набирает номер. Первая
цифра - явно двойка, так... теперь откуда-то из середины диска: теперь из
конца: а это единица... 25-81... Понятно! Он-то этот номер знает".
   Неужели он только сейчас догадался позвонить? Ведь это проще простого -
говорить чужим голосом, позвать Левицкого, попросить его срочно выйти...
   Постой, постой! Что же это получается?
   Когда я мысленно произнес: "говорить чужим голосом", - эти слова мне
кое-что напомнили. А потом еще кое-что. И мне что-то совсем расхотелось
потешаться над Аркадием и радоваться своему ученическому остроумию. Улыбка
еще держалась некоторое время, словно приклеенная и лицу, и неестественно
растягивала губы, потом я спохватился и согнал эту нелепую улыбку.
   Говорить чужим голосом по телефону... А кто же это говорил сегодня
утром с Анной Николаевной, нарочно хрипя и бормоча, чтобы она его не
узнала? И почему "здешний" Аркадий сегодня не ночевал дома? И почему тот,
кто назначил ему свидание "на нашем месте", на это свидание не явился? И
"здешний"
   Аркадий - тоже? И почему, откуда ни возьмись, пришел в сквер
Аркадий-путешественник? Откуда он узнал о назначенном свидании? Что это
все означает? Что свидание на самом деле состоялось ровно в восемь часов,
но в каком-то другом месте? Или что тот Аркадий, который сейчас торчит в
будке автомата, все-таки и есть "здешний" Аркадий и свидание в сквере
сорвалось случайно, а загадочный незнакомец явится в лабораторию сразу
после работы, как в "моем" мире? И кто сидел в комнате Аркадия? И почему
он удрал, услыхав условный звонок - наш с Аркадием условный звонок?
Словом, вопросы посыпались, как зерно из дырявого мешка: За "здешним"
настоящим пошло "тамошнее" прошлое. Те загадки, из-за которых я отправился
в сумасшедшее путешествие без надежды вернуться "к себе" и которые так и
остались неразгаданными; Почему все-таки погиб Аркадий? Почему Ленечка
Чернышев и Нина видели меня в лаборатории, когда я там не был? Какой же
Борис был там?
   Поток уже давно захлестнул меня, я беспомощно барахтался, пытаясь хоть
на секунду вынырнуть на поверхность, глотнуть воздуха. Подумать только:
минуты три назад мне казалось, что я все понял, все разгадал.
   Если бы в моем распоряжении был хоть часок, хоть полчасика, может, я
теперь и распутал бы кое-что. Но у меня и пяти минут не было! Дверь
телефонной будки распахнулась, и Аркадий вышел.
   Он сразу как-то переменился. Куда и девались растерянность,
подавленность, затравленный взгляд! Передо мной снова был прежний Аркадий,
самоуверенный, слегка насмешливый. Что же это он выяснил? С кем поговорил?
С Аркадием? Или с Борисом?
   Аркадий подходил, засунув руки в карманы и с интересом меня разглядывая.
   - Ну-ну, - покровительственно сказал он, - так ты, говоришь, в
лабораторию хотел пойти?
   Ото! Кажется, теперь инициатива перешла в его руки! Нет, это мы еще
посмотрим! Допустим, ты выяснил, что я не "здешний" Борис. Ну, а дальше
что?
   То-то и оно: больше ты ничего не знаешь и знать не можешь.
   - А ты - нет? - нахально удивился я. - Давно бы пора, между прочим! В
самом деле, пойдем-ка мы!
   - Пойдем, - неожиданно кротко сказал Аркадий. - Действительно, пора!
   Я ничего не сказал, только глянул на него искоса. Мы повернулись,
словно по команде, и в третий раз за это утро зашагали по коротенькому
отрезку улицы от сквера до института. По-моему, у нас даже носки туфель
поднимались на одинаковую высоту, как у солдат на параде. Во всяком
случае, шагали мы не менее торжественно.
   Так мы домаршировали до проходной, одновременно протянули руки к двери
- и одновременно отдернули их, словно обжегшись. Несколько секунд мы
помолчали, собираясь с силами. Аркадий, конечно, справился с собой раньше,
чем я.
   - Прошу вас, сударь, - ехидно сказал он, галантным жестом указывая на
дверь.
    
 - Нет, это я вас прошу! - не сдаваясь, возразил я.
   Продолжать эту дурацкую сцену было вроде и не и чему: оба мы понимали,
что в институт никто из нас входить не собирается. Но и отступить было
трудно.
   - Ах, вот как! - надменно сказал Аркадий. - В таком случае, да будет
вам известно, сударь, я вообще не войду в эту дверь!
   - Я, со своей стороны, категорически отказываюсь войти раньше вас,
сударь! - откликнулся я.
   Аркадий поглядел на меня, что-то обдумывая.
   - Ну, что ж, - процедил он наконец, презрительно улыбаясь. -
Самозванцев следует сечь! Публично, сударь!
   Прежде чем я успел опомниться, он рванул дверь и вошел в проходную.
Дверь за ним захлопнулась со странным насмешливым хрипом - то ли я раньше
не прислушивался, то ли звук этот существовал только в здешнем, измененном
мире...
   Я стоял, разинув рот, и тупо глазел на эту дверь, обитую черным, уже
поседевшим на швах дерматином. А у нас: а там она тоже обита этой гнусной
штукой? Или только в этом мире?
   О чем я думаю, что мне эта дверь?.. Да, конечно: Однако она закрылась -
и не открывается. Аркадий не вылетает обратно, весь красный, кляня себя за
нахальство и легкомыслие. Аркадий пошел в институт! Ну, что же это? Что
это может означать?
   Который раз за эти дни я задавал себе этот сакраментальный вопрос!
Который раз натыкался на внезапные провалы и преграды и не мог понять, что
стоит по ту сторону - пустота или разгадка! Когда же кончится эта лавина
тайн, этот проклятый лабиринт, когда я выберусь на волю, смогу дать отдых
своим мозгам - они ведь просто лопаются от натуги!
   Аркадий вошел в институт! Неужели я неправильно рассчитал, и это
"здешний"
   Аркадий? С чего я, собственно, начал разматывать эту ниточку? С
костюма, да?
   Ах, дурень ты эдакий, подметка ты шерлокхолмсовская, хвост Мухтара,
зубная щетка Агаты Кристи! Да почем ты знаешь, что здесь не носят именно
таких костюмов?! Ты проверял это? Ты установил хотя бы при помощи
примитивного визуального наблюдения, какова ширина отворотов у пиджаков
здешних граждан?
   Слова Нины вспомнил? А если тот Аркадий, которого Нина встретила, был
сам по себе, а этот сам по себе, тогда что? Тогда влип ты, брат, по самую
макушку!
   Но ругал я себя больше от тоски и растерянности. Я все же верил, что не
ошибся. Очень уж хорошая у меня получилась система - такая она была
стройная, такая изящная, не хотелось с ней расставаться... А если какой-то
факт не укладывается в нее, тем хуже для этого факта...
   Я зачем-то потрогал дверную ручку, потоптался у проходной, потом отошел
в сторонку. Мне было безразлично, видят ли меня из проходной или даже из
окон института... Я сейчас хотел одного - запрятаться в какой-нибудь
укромный уголок и там дождаться конца всей этой истории. Пускай все будет
без меня, не нужно мне славы, не нужно лавров, я скромный, простой
путешественник по времени, я напутешествовался досыта, я устал, мне бы
лечь да укрыться... Вот пойду я сейчас домой, к своему двойнику, к этому
благородному, самоотверженному труженику, открою его комнату своим ключом:
надеюсь, он не вздумал сменить замок: и завалюсь спать. И пускай он сам
разбирается во всей этой катавасии, а я уже сыт по горло!
   Преотлично я понимал, что нет такого уголка, куда мне можно
запрятаться. Не было его даже в том, "моем" мире, - а уж здесь-то и
подавно! Можно, разумеется, помечтать об этом несуществующем укрытии...
или представить себе, как удивится "здешний" Борис, если явится после
работы домой и увидит, что я мирно храплю на его диване-кровати... Можно
еще:
   Но я не успел додумать, какие еще призрачные выгоды можно извлечь из
моего теперешнего положения. Дверь проходной распахнулась, с гр