йти?
     - Не можешь, конечно, - сказал Ду-лализе. - Сейчас не выйти в море, оно
в другом дне сейчас.
     - А если, например, ты мне дашь тахи?
     - Не дам, - сказал старик, - и никто не даст. А если бы у тебя был свой
тахи - все равно он тебя не пустил бы сейчас никуда. Ты сиди спокойно здесь,
пока прошлое не уйдет, - потом домой отправишься.
     - Но ведь никто не знает, сколько это прошлое продлится?
     - А недолго,  - равнодушно сказал старик. - Дольше семи дней не бывает,
и то редко. Думаю, через три дня  дома будешь.
     - Ясно, - сказал Скрибнер и встал. - Ну что ж,  Ду-лализе, я очень рад,
что с тобой встретился и поговорил.
     Распрощавшись со стариком, Скрибнер направился к дому Гике-та.

     VI
     Спокойная  гладь   черной  воды   расстилалась  до   самого  горизонта,
огненно-белая Лацца бесстрастно освещала контрастный мир,  но  людям было не
до  красочных эффектов  -  внезапно само  собой  отключилось поле  усиленной
штормовой  защиты.   О  подобных  фокусах  аппаратуры  Винклеру  никогда  не
приходилось слышать.  Он и  Сергиенко вызвали аварийные автоматы и принялись
разбираться  в   причинах  сверхнеобычайного  явления.  Ланской  и  Тронхэйм
оставались в рубке, хотя пользы от их присутствия было немного. Одновременно
с  защитным  полем  отключился и  автомат  связи,   дающий  постоянный вызов
Скрибнеру,  - но это заметили не сразу. Только через полчаса после того, как
командир и Сергиенко занялись аппаратурой защиты, Тронхэйм подошел к пульту,
чтобы дать Скрибнеру дополнительный сигнал, - и увидел, что на табло погасли
все лампочки.  Машинально Тронхэйм щелкнул тумблером -  и автомат заработал,
как ни в  чем не бывало.   Тронхэйм сказал об этом Винклеру.  Тот,  не долго
думая, стукнул кулаком по кнопке штормовой защиты - и поле накрыло лагерь.
     - Н-да, - сказал Винклер, проверив датчики. - Дела...  
     Сергиенко сказал:
     - По  всем параметрам выходит,  что поле не отключалось.  Оно просто не
было включено.
     - Просто не было... - Винклер замолчал на полуслове.  
     В  этот  момент Ипполит Германович случайно посмотрел туда,  где  почти
никто и никогда не останавливал взгляда,  зная,  что там все в порядке, - на
окошко таймера.  И  почувствовал,  как по  спине скользнула холодная струйка
пота.  На  шкале местного времени стояло третье апреля.   Тронхэйм подошел к
таймеру,  постучал ногтем по датчику. Третье апреля. Земное время оставалось
точным.
     - Саймон... - Тронхэйм откашлялся. - Саймон, посмотри сюда...
     Винклер подошел и наклонился над шкалой, всматриваясь в цифры.
     - Не понял, - сказал он наконец. - Здесь что, тоже поломка?
     Винклер  прошелся по  рубке,  заложив  руки  за  спину.  Потом  спросил
Ланского:
     - Эмиль Юлианович, какое сегодня число по местному времени?
     - Пятое апреля, - недоуменно сказал Ланской.
     - А не третье?
     Вместо ответа Ланской сделал шаг к  командиру и молча приложил ладонь к
его лбу. Винклер отмахнулся.
     - Ты не того...  не этого.  Ты на таймер посмотри,  нечего меня щупать,
эскулап.
     Ланской посмотрел. И сразу же быстро вышел из рубки.
     - Куда это он? - спросил, глядя вслед врачу, Сергиенко.
     Ему никто не ответил,  а  Винклер снова подошел к таймеру и постучал по
нему.  Сергиенко,  рассмотрев цифры  на  шкале времени,  в  полном обалдении
уставился на командира.
     - Знаешь,  Саймон,  -  сказал он,  -  мне  кажется,  все  аппараты мыла
объелись.
     Вернулся Ланской и сказал негромко:
     - Эти... корни... погибли.
     - Не понравилось, значит, - резюмировал Сергиенко. - Ну и ну... А мы-то
думали,  что  это метафора -  возвращение прошлого.  Выходит,  действительно
возвращается?
     - И очень часто возвращается,  -  уточнил Ланской.  -  Каждый раз в дни
ураганов... а ураганы бывают каждый месяц, иной раз и дважды.
     - И ничего особенного, - фыркнул Тронхэйм, - а мы-то головы ломали, как
спасти островитян от штормов. Как же, опасность.
     - Но где все-таки может быть Скрибнер?  - сказал командир. - Если успел
добраться до какого-нибудь атолла - хорошо, а вдруг остался в океане?
     - Вряд ли в океане,  - сказал Сергиенко. - Он бы тогда ответил на вызов
до начала этих...  штучек с расцветками.  Я думаю, он на островах. Какой-то,
атолл раньше Ки-Нтот провалился в  этом самое прошлое,  и  Скрибнер не  смог
ответить.
     - Думать не возбраняется,  -  пробормотал Винклер.  - Ладно, - решил он
после небольшой паузы.  -  Сейчас мы  все равно ничего не можем предпринять.
Оставим постоянный вызов, и давайте делом займемся.
     Какое дело  имел  в  виду  командир,  стало ясно через несколько минут,
когда Винклер, дав задание автоматам выйти в океан, включил экраны. Автоматы
резко выбежали из корабля и  направились к  берегу.  Но шлюпка,  которую они
попытались столкнуть в воду, натыкалась на невидимую преграду и не двигалась
с места,  словно врастала в песок у кромки воды.  Понаблюдав некоторое время
за  бесплодными попытками автоматов,  Винклер  дал  им  команду  вернуться и
попробовал  поднять  зонд-наблюдатель.  Зонд  взвился  над  пальмами,  но  в
пятнадцати метрах над верхушками замер.
     - Стоп,  - сказал Винклер. - Граница. Наше поле абсолютно ни к чему. Мы
под колпаком более основательным. И не мудрено, что автоматы доложили - поле
выключилось.  Как оно могло выключиться третьего числа, если мы его включили
только пятого? Все в порядке, в смысле аппаратуры.
     - Позвольте,  -  сообразил вдруг Тронхэйм,  -  но ведь это значит,  что
тахи...
     - Поймать  бы  этот  арбуз,  -  мечтательно произнес  Сергиенко,  -  да
распотрошить,  да посмотреть, какой такой у него внутри таймер направленного
действия...
     - И  Анен Сима не  нашел колдуна на  острове потому,  что  видел в  тот
момент все в черно-белом варианте,  - сказал Тронхэйм. - Колдун-то был дома,
да только в  другой день...  Ай да тахи.  Не советую ловить такого зверя,  -
повернулся он  к  Сергиенко.  -  Ты его поймаешь,  а  он тебя в  прошлый год
отправит, как ты к этому отнесешься?
     - Плохо отнесусь,  -  сказал Сергиенко. - В прошлом году я ногу сломал.
Три дня ходить не мог, ничего приятного.

     ...Тронхэйм второй час бродил по острову,  рассматривая черные пальмы с
темно-серыми листьями, черные волны, белый песок... Унылость мира, лишенного
живых ярких красок,  навевала грустные мысли, иногда Тронхэйму казалось, что
теперь остров никогда не вырвется из-под колпака прошлого,  люди не вернутся
в свое собственное сегодня... Сегодня, четвертого апреля по местному времени
(или    все-таки    шестого?)    за    обедом   исследователи   развлекались
теоретизированием на тему тахи, розовых, табличек с загадочными рисунками...
Тронхэйма раздражала болтовня товарищей,  и,  хотя он прекрасно понимал, что
причина раздражения в  нем самом,  ему не становилось от этого легче.  После
обеда он  ушел в  пальмовую рощу,  и  теперь бессмысленно шагал взад-вперед,
иногда в  задумчивости натыкаясь на  мохнатые серые стволы.  В  ушах завязла
дурацкая песенка, которую с утра напевал Ланской:
     Тахи-тахи-тахионы,
     Как в саду цветут пионы,
     Меж пионов - резеда,
     Вот какая красота.
     Итак,  теперешние островитяне ушли с материка потому, что там появились
растения, нападающие на людей. Аборигены переселились на коралловые острова,
и  теперь  живут  под  охраной  тахи.  Тахи,  оберегая  собственные  гнезда,
устроенные в  песке,  в  дни  ураганов отправляют острова  в  прошлое...  на
два-три дня,  не  больше,  а  потом?  В  какой день вернутся острова,  когда
кончится ураган?  Видимо,  в тот, в который буря окончательно утихнет? И все
пойдет по-прежнему.  Знают ли сургоры,  что творится вокруг в те дни,  когда
возвращается прошлое?..  И  еще  Тронхэйм думал  о  колдуне  Карпацико-тине.
Что-то  беспокоило Ипполита Германовича,  и  он  вновь  и  вновь перебирал в
памяти подробности разговора со знахарем, детали встречи.
     И еще Тронхэйм хотел понять,  по каким причинам вождь сургоров приказал
разведгруппе покинуть острова  перед  началом  шторма.  То  есть  ясно,  что
Дек-Торила отдал распоряжение по подсказке колдуна, желая гибели чужаков. Но
почему колдун боится розовых?  Именно колдун,  никто больше. Возможно, он не
хочет,  чтобы  чужие  узнали  тайну  тахи?  Тогда   колдун  должен знать  об
ураганах. Наверняка знает. И все же Тронхэйму казалось, что дело совсем не в
тахи. Его настораживало воспоминание о стене за домом колдуна - той стене, о
которой Карпацико-тин отказался говорить.  Сургоры не имели привычки прятать
что-либо  от  соседей,  жизнь каждой семьи проходила на  виду всего поселка,
никаких тайн, ничего скрытого. Ну, разумеется, колдун - дело особое, ремесло
знахаря требует таинственности, и возле дома Карпацико-тина может находиться
огород с  лекарственными растениями,  или...  или  там  он  дрессирует тахи,
прежде  чем  эти  круглые  зверьки попадут в  поселки сургоров.  И  Тронхэйм
сообразил,  что пропуск в  легенде,  рассказанной учеником колдуна,  касался
именно тахи - "Розовые погибли, потому что у них не было тахи". Почему у них
не  было  тахи  -  вопрос  особый,  так  же  как  и  причина попытки розовых
переселиться обратно на большой остров - дело давнее, между племенами вполне
мог  произойти конфликт,  начало которого забылось -  или  о  нем  не  хотят
вспоминать.  Ученик колдуна сказал о розовых:  "Они погибли.  Их сожгли лучи
Ди-талилы".  Сургоры  не  знают,  отчего  погибли их  соплеменники?  А  если
знают...   если знают...  Тронхэйму показалось,  что он нащупал ускользавшую
нить.  Колдун,  понимая,  что  чужаки  обладают большой и  непонятной силой,
догадывается,  что  они могут уничтожить хищные растения,  -  и  с  какой-то
неясной пока  целью стремится не  допустить этого.  Возможно,  Карпацико-тин
научился каким-то образом добывать корни,  использовать их для лечения,  - а
может  быть,  просто  не  хочет,  чтобы  островитяне вернулись  на  материк,
полагая, что тогда придет конец его неограниченной власти...
     Лацца  склонилась к  горизонту,  но  вместо пышно  расцвеченного заказа
глазу  предстало  печальное зрелище  пыльно-серого  угасания  дня.  Тронхэйм
смотрел на океан -  и не видел его,  думая о своем.  Но вот... В тот момент,
когда белый диск  коснулся краем горизонта,  мозг  социолога пронзили тысячи
иголок,  -  и  сразу же  боль прошла,  а  мир обрел прежние краски.  Ипполит
Германович охнул и побежал к "Эксору".
     Когда он  вошел в  рубку,  то  увидел Винклера,  Сергиенко и  Ланского,
разглядывающих таймер.
     - Ну что? - спросил Тронхэйм с порога.
     - Местное время - седьмое апреля, двадцать один час сорок три минуты, -
торжественно провозгласил Сергиенко.
     В тот же миг они услышали голос Скрибнера:
     - Эй, как вы там? - вопрошал Адриан Антонович. - Живы-здоровы?
     - У нас все в порядке, - сердито откликнулся командир. - А ты где?
     - У меня тоже все тип-топ,  -  доложил Скрибнер. - Отсиделся на Ла-Тис,
направляюсь домой. Пока. - И Скрибнер выключил свой фон.
     - Ну,  знаете,  - возмутился Винклер. - У него все тип-топ. Нет, в этот
раз он так просто не отделается, придется подать рапорт, когда вернемся. Мне
его партизанщина надоела.
     - Да  не  сердись  ты,   Саймон  Корнилович,   -  примирительно  сказал
Сергиенко. - Скрибнера ты все равно не переделаешь, он же неуправляемый.
     - В  таком случае пусть сидит на Земле,  -  отрезал Винклер и  вышел из
рубки.
     Врач  ушел  в  лабораторию,  Сергиенко  занялся  проверкой  аппаратуры,
опасаясь, что сдвиг времени отразился на ней не в лучшую сторону, а Тронхэйм
вернулся на берег.
     Через  несколько минут к  пляжу,  лихо  проскочив сквозь рифы,  подошла
шлюпка, и Скрибнер, как ни в чем не бывало, вышел на берег и вытащил лодку.
     - Привет, - сказал он Тронхэйму. - Как у вас тут? 
     - Знаешь,  друг,  -  сказал ему Тронхэйм рассерженно,  -  в этот раз ты
допрыгался. Винклер хочет на тебя рапорт подавать.
     - Рапорт?  -  удивился Скрибнер.  -  За что?  Хотя, конечно... Ладно, -
махнул он рукой, - разберемся. Пошли, у меня новости. 
     - Если насчет тахи, так мы уже в курсе.
     - Тахи - ерунда, - сказал Скрибнер. - Есть кое-что поинтереснее.

     VII
     - И все-таки я не могу поверить,  чтобы Карпацико-тин жил больше тысячи
лет,  - так ведь выходит? - Винклер осмотрел всех по очереди, словно ожидая,
что кто-то  уточнит цифру и  скажет,  что командир ошибся.  Но  все молчали,
потому  что  действительно  из  рассказа  Скрибнера  следовало,  что  колдун
Карпацико-тин  живет  вторую тысячу лет,  -  иначе  он  просто не  мог  быть
учеником великого знахаря Лорпи-са.
     Ланской встал,  прошелся по  столовой,  выглянул в  окно,  потом сказал
резко:
     - Мне нужны споры.
     - Споры? - переспросил Тронхэйм. - Это неплохо. На что брать будем?
     - На Скрибнера, на что же еще, - фыркнул Сергиенко. - Хорошая приманка.
     Скрибнер даже рот раскрыл от такого нахальства.
     - Саймон Корнилович,  -  настойчиво повторил врач,  -  мне  нужны споры
растения тодит.  Необходимо исследование.  Я  уверен,  что  все дело в  этих
корнях.
     - Тодит,  то-дит,  - повторил Винклер. - Это слово что-нибудь значит на
местном языке?
     - Нет, - сказал Скрибнер. - Название сохранилось от розовых.
     - Розовые-розовые,  -  снова   повторил командир.  Что-то  очень  много
получается розовых.  Одни,  вторые...  да еще мы -  третьи...  Розарий, а не
планета.  Хорошо, - повернулся он к Ланскому, - Попробуем раздобыть споры. -
Винклер покосился на Сергиенко. - А на что брать будем - уточним позже.

     "Летучка" зависла  над  поляной,  и  Ланской  опустил вниз  контейнер с
протоплазмой.  Контейнер  раскрылся,  бесформенный  ком  выпал  на  песок  и
расплылся  густой  лужей.   Через  небольшое  время  аппараты  зафиксировали
биополе, возникшее на глубине двадцати восьми метров.
     - Учуяли, - прошептал Ланской.
     Активность поля  стремительно нарастала  -  стебли  тодит  очнулись  от
летаргического сна и двинулись к поверхности, но через полчаса поле исчезло.
     - Что такое? - сказал Винклер. - Неужели на полпути снова заснули?
     - Не  думаю,  -  пробормотал  Ланской,  глядя  на  песок.  -  Подождем,
посмотрим.
     Еще  через  полчаса возле комка протоплазмы вспухли на  песке несколько
едва заметных бугорков,  хотя, судя по индикаторам, под песком ничего живого
не было.  Выждав еще пять минут,  Винклер пустил в  ход манипулятор и поднял
комок.
     - Любопытно,  -  сказал врач,  -  как это у них получается? И зачем они
делают вид, что их тут нет вовсе?
     - Дома разберемся, - сказал командир и повел "летучку" к островам.
     Когда коралловая цепь вытянулась слева по курсу, Винклер предложил:
     - Пройдем над Та-Вик? Повыше, а то колдун испугается.
     Ланской молча кивнул, и "летучка" пошла влево и вверх; до самого лагеря
Винклер вел ее над атоллами.  С  такой высоты ничего нельзя было рассмотреть
невооруженным глазом, но автоматы зафиксировали картины жизни на островах.
     После обеда разложили на столе снимки Та-Вик.  Дом,  стоящий вдалеке от
пальмовой рощи.  Стена -  темная черта, обводящая большой овал голого песка.
Впрочем, часть овала отгорожена внутренней стенкой, и на небольшом дворике -
полтора десятка шаров.
     - Значит, он там дрессирует этих... арбузов? - полувопросительно сказал
Сергиенко.
     - Если двор только для тахи,  то  почему он такой большой?  -  возразил
Тронхэйм.
     - Может быть, он их выпускает туда из маленькой загородки - погулять? -
предположил штурман.
     Ланской молча рассматривал снимки,  а Винклер ждал, что же скажет врач:
у того явно были какие-то соображения. Наконец командир не выдержал:
     - Эмиль Юлианович, что молчишь?
     Ланской словно проснулся.
     - Знаешь, Саймон, - сказал он негромко, - нужно...  впрочем, я не знаю,
что нужно. Мне кажется только, что там у него тодит.
     - Что?..  - Тронхэйм уставился на Ланского, как на привидение. - Тодит?
Зачем? И каким образом он мог бы...
     - Нужно  все-таки  изловить  этого  колдуна,  -  сказал  Винклер,  -  и
поговорить с ним всерьез.
     - Как ты его изловишь, если он распорядился помалкивать и скрывать, где
он находится?
     - Придется действовать грубыми средствами,  -  пожал плечами Винклер. -
Повесим наблюдатель; как только засечет знахаря в океане - перехватим.
     - Может быть,  попытаться еще раз поговорить с Дек-Торилой? - предложил
Тронхэйм.
     - Вождь точно так же в  руках колдуна,  как и  все остальные.  Начнем с
Карпацико-тина.  Что там со спорами?  -  командир повернулся к  Ланскому.  -
Проросли?
     - Да, - кивнул врач, - есть что продемонстрировать.  
     Скрибнер тут же провозгласил,  что начинается операция "Отлов колдуна",
и  направился на  "Эксор"  -  запускать наблюдатель.  Винклер хотел  сказать
что-то, но только плюнул вслед разведчику. Сергиенко поинтересовался ехидным
голосом,  включит ли  командир этот эпизод в  рапорт на  Скрибнера,  на  что
Винклер ответил,  что  рапорт,  кажется,  придется подавать на  всех  членов
экспедиции - все хороши, и тоже ушел на "Эксор".
     - Ох...  -  вздохнул Тронхэйм,  -  до чего же у нас командир грозный...
Того и гляди, всех уволит без выходного пособия.
     - Ага,  -  согласился Сергиенко.  -  Особенно Скрибнера.  А  ты знаешь,
почему он все эти штучки терпит?
     - Слышал краем уха, - сказал Тронхэйм, - но без подробностей.
     - А подробностей никто не знает,  -  сказал Сергиенко. - Только Винклер
скорее сам  из  разведкорпуса уйдет,  чем  на  Скрибнера рапорт подаст.  Они
когда-то вместе в  аварию попали,  и в результате Адриан Антонович полгода в
госпитале валялся,  его из кусочков в  целое состояние собирали,  -  Саймона
спасал.  Винклер тогда  совсем  мальчишкой был.  Так-то.  Ну,  а  у  Саймона
Корниловича память крепкая, он помнит, кому жизнью обязан.
     Ланской сказал:
     - Я тоже обязан... и не в первый раз.

     Утром,  в шесть часов двадцать минут,  автомат-наблюдатель сообщил, что
лодка  Карпацико-тина  отчалила  от  Та-Вик,  направляясь к  острову  вождя.
Тронхэйм и Скрибнер бросились на перехват.
     Они опустились на волны перед лодкой,  и  Карпацико-тин поневоле бросил
весла -  нос  лодки оказался в  трех  метрах от  "летучки".  Тронхэйм открыл
дверцу и поздоровался.
     - Здравствуй,  Карпацико-тин.  Желаю  тебе  иметь много детей,  рыбы  и
орехов. Куда направляешься, если не секрет?
     Карпацико-тин потряс головой и пробормотал:
     - Здороваться умеешь, слова знаешь... Что тебе от меня нужно?
     - Поговорить с тобой хотим,  - сказал Тронхэйм, - а тебя все никак дома
не застать.
     - О чем говорить?  -  зло спросил Карпацико-тин. - Опять хочешь истории
слушать? Все уже слышал, других нет.
     - Есть история, которую твой ученик забыл рассказать.
     - Какая?
     - История про тодит.
     Колдун вскочил резко, лодка вильнула от толчка, и Карпацико-тин упал на
скамейку.  Одно весло вырвалось из уключины и,  отплыв в сторону, закачалось
на  волнах,  но  Карпацико-тин не  обратил на  него внимания.  Он смотрел на
Тронхэйма так,  словно хотел прочитать мысли розового и  понять,  чем грозит
ему, колдуну, новый оборот дела.
     - Мы хотим пригласить тебя на Ки-Нтот,  - продолжал Тронхэйм, словно не
заметив испуга колдуна.  -  У  нас есть тодит,  но  мы заперли их в  крепком
сосуде, они не опасны? Посмотришь? Может быть, это не те корни?
     Карпацико-тин  сделал  вид,   что  обдумывает  предложение  и   решает,
соглашаться на  визит или нет.  Тронхэйм не  торопил его,  давая возможность
отступить с достоинством. Наконец колдун сказал:
     - Что ж; интересно посмотреть.
     Тронхэйм перебрался в лодку, и "летучка" заскользила по волнам, таща на
буксире деревянное суденышко.
     В   лагере  их   ждали.   Винклер,   встретив  колдуна  на   берегу  и,
представившись по всей фор