ые  всякой  ерундой  -  сушеными  водорослями,  толчеными
ракушками и прочими необходимыми для лекарского ремесла вещами. Тронхэйм, не
проявляя внешне  своего  интереса,  осматривал комнату,  пока  Карпацико-тин
передвигал зачем-то  лавку  ближе к  окну.  Затем колдун предложил Тронхэйму
сесть и хлопнул в ладоши.  Из внутреннего помещения вышел давешний мальчишка
- все с  тем же  заспанным видом -  вынес две чашки,  сделанные из  скорлупы
орехов,  украшенные тонкой  нарядной резьбой.  В  чашках  оказался опалового
цвета напиток,  - и колдун предложил питье гостю. Тронхэйм отхлебнул немного
- жидкость  оказалась прохладной и  слегка  терпкой;  в  ней,  видимо,  были
тонизирующие вещества,  поскольку Ипполит Германович сразу почувствовал себя
гораздо лучше, словно и не провел несколько часов в тропической зоне.
     - А где твой второй ученик? - спросил Тронхэйм.
     - Работает,  -  коротко ответил Карпацико-тин и обратился к мальчику. -
Вот ты,  Рамо-лой, учишься рассказывать. Расскажи, откуда появились сургоры,
как живут. Расскажи гостю.
     Тронхэйму показалось,  что  колдун дал ученику какую-то  инструкцию,  -
едва  заметно  подчеркнул  слово  "гость",   едва  заметно  что-то  объяснил
глазами...  Рамо-лой  тут  же  сел  на  пол,  скрестив ноги,  и  без  всяких
предисловий заговорил монотонно, уставясь на носок башмака Тронхэйма:
     - Было море одно -  давно это  было,  много времени прошло,  стало морю
одному скучно.  Выплюнуло море сушу,  стало с  ней  разговаривать.  Немножко
веселее.  Долго так было -  опять стало скучно морю.  Выплюнуло море рыб,  а
суша родила зверей и деревья. А потом суша и море подумали и превратили двух
рыб в  людей.  Стали слушать,  о чем люди разговаривают...  Жили эти люди на
очень большом острове,  где много разных зверей и  деревьев,  и звали первых
людей Корилентио-лек и Матадиса-лар. И были у них дети...
     Тронхэйм слушал бормотание мальчика,  думая  при  этом,  что,  кажется,
система мифов о  происхождении жизни и  людей здесь общая для всех известных
планет,   населенных  гуманоидами,  и  само  представление  о  возникновении
человечества от  одной-единственной первопары (вышедшей к  тому же  из воды)
сохраняется везде с удивительным постоянством.  Рамо-лой говорил гладко, без
запинок, - видно было, что рассказ он давно заучил наизусть и произносит его
бездумно, нанизывая слова на нить примитивного сюжета совершенно машинально.
     - ...Сургоров было много;  и таритов, тех, что родились от второго сына
Корилентио-лека, тоже было много, и тех, что родились от третьего сына, тоже
было много - они звались лоросами...
     "Так,  -  соображал Тронхэйм,  -  сейчас рядом, на островах, существует
четыре племени,  и в рассказе учтены только они,  как происшедшие от четырех
сыновей первого человека... сургоры - от старшего сына... Но это значит, что
племена живут на островах достаточно давно,  легенды отстоялись, практически
исключив то,  что было прежде...   а прежде был один "очень большой остров".
Видимо,  не случайно у сургоров такие лодки, - способные выдержать серьезное
морское путешествие. Но почему они ушли с материка?"
     - ...А еще были розовокожие, - услышал вдруг Тронхэйм, и сосредоточился
на рассказе мальчика.
     - ...розовокожие, которые родились от младшей дочери  Корилентио-лека и
дикого анаталта. Их считали младшими братьями, и когда...
     Тронхэйм уловил едва ощутимую заминку в рассказе, словно Рамо-лой забыл
какое-то слово,  мгновенно подобрал другое, вполне подходящее, но - не то...
Ипполит  Германович взглянул на  колдуна.  Карпацико-тин  сидел  неподвижно,
полузакрыв глаза,  и,  казалось,  не  обратил внимания на  крохотную паузу в
повествовании.
     - ...И когда четыре племени решили уйти с большого острова, розовокожих
взяли с собой...
     "Почему -  решили уйти с большого острова?" - Ипполит Германович понял,
что  пауза в  рассказе вызвана тем,  что мальчик пропустил часть легенды,  и
стало ясно,  что имел в виду колдун, говоря: "Расскажи ГОСТЮ". Причины ухода
с  материка посторонних явно не касались.  Но если сургоры приняли землян за
тех самых розовокожих,  которые отбыли когда-то  с  атоллов на  материк,  то
какой  смысл  скрывать  причину  переселения  на   острова?   Ведь   прежние
соплеменники знают ее.  Значит,  есть  что-то  еще.  Возможно,  наоборот,  -
сургоры сразу поняли, что земляне - совсем другие розовокожие?
     - ...были упрямы и непослушны,  кровь дикого анаталта,  буйная, темная,
говорила в них своим языком.  И розовым стало тесно,  они захотели вернуться
на большой-большой остров. И они взяли лодки, много еды, воду - и уплыли. Но
у них не было... - ученик вновь запнулся. На этот раз заминка продолжалась с
полминуты.  Мальчик  сосредоточенно смотрел  прямо  перед  собой,  обдумывая
дальнейшие слова.  Тронхэйм насторожился.  Тут уже пахло не  пропуском части
сюжета, а - заменой.
     - У них не было...  орехов, сок которых возвращает бодрость уставшим, и
они погибли среди большой соленой воды,  -  Рамо-лой посмотрел прямо в глаза
Тронхэйму и пояснил:  -  Их сожгли лучи Ди-талилы. - И продолжал, теперь уже
спокойно,  вернувшись в привычное русло повествования. - В те времена вождем
сургоров был Каси-гор, и он мудро правил...
     Тронхэйм подумал, что сургорам, похоже, неизвестно, что их соплеменники
все же добрались до большого острова.
     Закончив  рассказ,   Рамо-лой,   встал,   слегка  поклонился  и   ушел.
Карпацико-тин  взглянул  на   Тронхэйма,   ожидая  вопросов.   Но  Тронхэйм,
поблагодарив,  начал прощаться.  Колдун вышел вместе с  социологом.  Ипполит
Германович вновь обратил внимание на стену, примыкающую к дому, и спросил:
     - А зачем эта стена?
     - Не знаю, - отрезал Карпацико-тин. - Не я строил. 
     И вернулся в дом.

     II
     Скрибнер посадил  "летучку" неподалеку от  развалин поселения.  Ланской
вышел   первым.   Развалины  находились  недалеко   от   границы   джунглей.
Полузасыпанные песком стены  деревянных и  каменных домиков,  стоявших здесь
когда-то,  напоминали  неудачно  построенный лабиринт.  Сообщив  Винклеру  о
прибытии на место,  Скрибнер тоже выбрался из машины,  и они с Ланским пошли
по бывшим улицам, - поселение оказалось довольно большим. Автомат-разведчик,
шустро обрыскав все вокруг, сообщил, что насчитал сто двенадцать разрушенных
домов.  Поскольку разведка обнаружила не одно поселение,  а шесть, и, скорее
всего,  на материке были и  другие,  -  получалось,  что население Талассы в
относительно  недавнее  время   сократилось  почти  вдвое;   жители  планеты
сконцентрировались на островах в океане, а материк пуст.
     Джунгли  начинались  в  полукилометре от  развалин  -  вставали  сразу:
плотной стеной  возвышались деревья,  перевитые лианами.  А  возле  остатков
домов возвышалась пустошь,  лишь  кое-где  виднелись редкие кустики и  пучки
травы. Ланской и Скрибнер не спеша шли вдоль разрушенных стен; иногда, шурша
длинным хвостом по  песку,  пробегала ящерица,  потом вспорхнула из-за стены
некрупная птица -  и ничего и никого больше, тишина; лишь вдали слышался гул
океана.
     Начать раскопки решили в  одном из самых больших по размерам строений в
центре  поселения.   Автомат  врылся  в  песок  и  вскоре  извлек  несколько
треснувших глиняных горшков, потом - деревянную миску, потом еще груду вещей
домашнего обихода.  Предметы имели явное сходство с  теми,  что  до  сих пор
использовались в домах сургоров.
     - Похоже,  они  действительно прежде  жили  вместе,  -  сказал Ланской,
осматривая миски, стоящие на песке. Я говорю об островитянах и розовокожих.
     - Это я понял,  - довольно язвительно отозвался Скрибнер. - Посмотрим в
других домах?
     Они перешли на соседний квадрат - здесь от дома остался лишь фундамент,
стены разрушились почти полностью,  и только небольшой кусок каменной кладки
торчал на  южной  стороне основания.  Автомат сначала выкопал такую же  кучу
горшков,  как  и  в  первом доме,  а  потом глазам людей предстала несколько
неожиданная вещь,  -  во  всяком случае,  они  не  имели сведений о  наличии
подобных предметов у  сургоров.  Это  была  обожженная глиняная дощечка,  на
которой черной и  белой красками изображался стоящий на  одной ноге человек.
Скрибнер взял  табличку и  поцарапал рисунок маленьким камушком.  Краска  не
соскабливалась.
     - Любопытная штука,  -  сказал  Ланской  и,  показав табличку автомату,
приказал: - Ищи такое же.
     Автомат  занялся  поисками,   а   врач  и  Скрибнер  стали  внимательно
рассматривать  дощечку.   Размер   -   15х29,   изображение  расположено  по
горизонтали. Фигура человека - в центре. Человек стоит на одной ноге, поджав
под себя вторую,  руками обхватил голову,  смотрит вниз, на лице - выражение
ужаса.   Вокруг   фигуры  несколькими  штрихами  намечены  деревья.   Краски
напоминают эмаль. 
     - Амулет? - полувопросительно сказал Скрибнер. 
     - Петроглиф? - в тон ему сказал Ланской.
     - Или  что-то  третье?  -  глубокомысленно  произнес  Скрибнер,  и  оба
рассмеялись.
     Подошел автомат,  вывалил на  песок  груду  точно  таких же  табличек и
доложил,  что найдены они в  разных домах,  по одной штуке в доме.  Спросил,
нужно ли продолжать поиски.
     - Продолжай, продолжай, - отмахнулся от него Ланской, и автомат убежал.
     На всех табличках почти с  машинной точностью повторялось одно и  то же
изображение, в тех же черно-белых красках.
     - Все-таки  похоже на  амулеты,  -  сказал Ланской,   перебрав еще  раз
таблички. - Но от чего они должны охранять?
     - От чего-то в джунглях,  -  предположил Скрибнер.  - Иначе не стали бы
рисовать деревья.
     - Пройдемся над джунглями?  -  предложил Ланской.  - Посмотрим, а может
быть, и спустимся?
     - Над джунглями - отчего же нет, - сказал Скрибнер. - А вниз соваться -
ни боже мой.  Слишком мы с тобой налегке.  -  И Скрибнер свистнул,  подзывая
автомат. 
     Автомат не  замедлил явиться,  таща на  этот раз стопку табличек совсем
другой формы - круглых, диаметром около двенадцати сантиметров.
     - Найдены в доме семьдесят три,  -  отрапортовал он, сваливая стопку на
песок.
     - Пронумеровал уже,  -  буркнул Скрибнер,  наклоняясь над табличками. -
Ого!  -  вскрикнул он  и  протянул один кружок Ланскому.  -  Смотри,  другой
рисунок!
     Ланской взял кружок.  На нем -  тоже черным и  белым -  нарисовано было
нечто  вроде арбуза на  четырех тонких угловатых ножках.  Черно-белые полосы
шли по арбузу поперек, отчего он казался слегка приплюснутым.
     - Ты  говоришь,  это  все  было  в  одном  доме?  -  спросил Скрибнер у
автомата.
     - В одном,  -  подтвердил автомат. - Найдено в западном углу помещения,
на глубине ноль семьдесят метра под слоем песка.
     - Мерси, - поблагодарил Скрибнер. - Тащи это в машину.
     Автомат охватил таблички и  поскакал к  "летучке".  Ланской и  Скрибнер
пошли следом за ним.
     Вызвав  Винклера  и   рассказав  ему  о   находке,   Скрибнер  спросил,
возвращаться им сейчас в лагерь или они могут осмотреть джунгли.
     - Осмотрите,  -  сказал Винклер, - но только из машины. Наружу выходить
не вздумайте.
     - Ладно,  -  проворчал Скрибнер,  -  не маленькие.  Вернемся к,  обеду,
годится?
     - Годится, - сказал Винклер.
     Выбрав песчаную поляну побольше, Скрибнер осторожно посадил "летучку" в
ее центре.  Первым из машины выскочил автомат,  пробежался кругом по поляне,
нырнул в заросли, вернулся через десять минут и доложил:
     - Опасности нет.
     Ланской и  Скрибнер вышли  наружу.  Песок под  ногами был  слежавшимся,
плотным,  как асфальт,  - и в то же время мягким, и Ланской топнул по нему с
удовольствием:
     - Хорошее покрытие! Хоть футбольное поле устраивай!
     - Ты  не очень-то,  -  заворчал моментально Скрибнер,  -  растопался...
Давай лучше пойдем, посмотрим, что там, - и Скрибнер направился к зарослям.
     - Жуткий  ты  человек,   Адриан,  -  говорил  Ланской,  идя  следом  за
Скрибнером,  - всегда ты недоволен, а вот чем? Не понимаю. Ворчишь, бурчишь,
как мешок с бурчалками. Очень с тобой трудно.
     Скрибнер через  плечо  бросил на  Ланского косой взгляд,  но  ничего не
сказал  -  все  его  внимание  сосредоточилось на  уже  на  вставших впереди
джунглях.
     Сухая   жара   поляны   сменилась  внезапно  горячей   влажной  духотой
тропического  леса.   Автомат  шел  впереди,  проверяя  путь.  Между  близко
растущими деревьями вились бледные лианы,  но травы под ногами не было -  ни
один луч Лаццы не мог пробиться сквозь плотно сплетающиеся кроны, почва была
совершенно голой,  и  лианы вплетались в пространство между стволами.  Выше,
где ветви образовывали крону,  в  развилках торчали эпифиты,  -  бесцветные,
упрямые.  Скрибнер смотрел, казалось, сразу во все стороны, и Ланской ступал
за  ним  след  в  след,  удивляясь осторожности Адриана Антоновича,  -  ведь
автомат регулярно докладывал, что опасности нет.
     Джунгли были  как  джунгли -  зеленая перепутанная масса,  плотная,  не
позволяющая увидеть  что-либо  внизу,  под  деревьями  -  и  единственной их
особенностью оказалось большое количество голых песчаных полян,  на  которых
не  росло  ни  единой травинки.  Иные  из  полян  были  совсем крохотные,  а
некоторые достигали пятидесяти метров в поперечнике.
     - Интересно, почему на них ничего не растет? - сказал Скрибнер. Ланской
промолчал.  Скрибнер подвесил "летучку" над  одной  такой поляной и  спустил
зонд.  Песок не был зыбучим,  наоборот,  довольно плотным, крупным, состав -
самый заурядный. Глубина песчаного слоя - больше тридцати метров.
     - Колодец,  -  сказал Ланской,  посмотрев на переданные зондом цифры, -
песчаный колодец. Любопытно. А может быть, все-таки спустимся?
     Вместо  ответа  Скрибнер вернул  зонд  на  место  и  повел  "летучку" к
побережью.

     К обеду собрались все,  кроме Сергиенко. Винклер сказал, что Дек-Торила
отказался разговаривать с Любомиром Назаровичем,  и Сергиенко решил побывать
на двух-трех атоллах, вернуться намеревался только к вечеру. 
     За  обедом речь шла о  табличках.  Возраст их оказался весьма солидным,
около  тысячи шестисот местных лет  (почти две  тысячи земных).  Изображение
выполнено  глазурью,  изготовленной из  расплавленного песка  с  добавлением
растительного красителя  белого  цвета   и  минерального  -  черного.  Обжиг
табличек производился после нанесения рисунка.  Но  землян заинтересовала не
техника изготовления,  хотя она и была необычной для такого уровня развития,
- а сами изображения. Что за арбузы нарисованы на дощечках? Растение это или
животное?  На островах такого зверя никто не видел, значит, "арбузы" водятся
в  джунглях.  И  не  их ли боятся люди,  стоящие на одной ноге?  И  почему у
сургоров нет подобных амулетов? Может быть, такая техника им незнакома?
     Предположение Ланского,  что  материковое племя  научилось  изготовлять
амулеты уже после переселения,  было отброшено,  - светлокожее племя недолго
прожило на  побережье;  для  создания столь  сложной техники просто не  было
времени.  А  вот мысль Тронхэйма,  что сургоры скрывают от  землян таблички,
показалась более реальной.  Не исключено,  что арбузы - это те самые тахи, о
которых сургоры боятся говорить.  Возможно,  именно потому боятся,  что тахи
представляют   собой   серьезную   опасность,   и   суеверные   островитяне,
естественно,  не  хотят  навлечь на  себя  несчастье упоминанием о  тахи.  И
песчаные поляны в  джунглях вполне могут оказаться гнездами тахи,  о которых
случайно проговорились сургоры во время посещения их разведгруппой.
     Наконец предположения по  поводу  табличек иссякли;   Тронхэйм упомянул
было  о  стене за  домом колдуна,  однако это  сообщение прошло мимо  общего
внимания, не задев его. Ну, стена и стена, ничего особенного. Решили, что во
второй  половине дня  Ланской и  Скрибнер более  тщательно осмотрят песчаные
поляны,  а  Тронхэйм отправится на  острова -  возможно,  кто-то  из местных
жителей разговорится,  и  Тронхэйму или  Сергиенко удастся нащупать какую-то
нить. Двухцветность изображения на табличках упорно напоминала всем о случае
с Анен Симой -  ведь он тоже какое-то время видел мир в черно-белых красках.
Видимо,  розовокожие знали это состояние,  и  похоже на  то,  что оно их  не
радовало,  -  иначе  зачем  такое  количество амулетов?  И  сургоры знают  о
подобном явлении, - поэтому не удивились случившемуся с Анен Симой.
     Поблизости раздался громкий треск,  хлопанье -  и Скрибнер, конечно же,
выхватил разрядник первым,  -  а Ланской, как всегда, отстал от него на долю
секунды.   Но  тревога оказалась ложной -  это  взлетела крупная птица.  Шли
вглубь джунглей с полчаса,  а потом деревья и лианы образовали такую плотную
стену, что дорогу нужно было бы прорубать в ней, и Скрибнер сказал: 
     - Не пойдем дальше. В другой раз. Давай возвращаться.
     Прежним путем они вернулись на поляну.  Перед тем как ступить на песок,
по  которому  уже  бодро  маршировал автомат,  Скрибнер внимательно осмотрел
открытое пространство, и Ланской не удержался, спросил:
     - Думаешь, пока нас не было, местные террористы бомбу подложили?
     - Не тарахти, - оборвал его Скрибнер. - Смотри.
     - На что смотреть?
     - На поляну,  -  отрезал Скрибнер.  -  Сургоры не напрасно, наверное, с
материка удрали.  Что-нибудь да есть в этих поляночках...  Вон, видишь? - он
показал на два небольших бугорка неподалеку от "летучки".  - Были эти шишки,
когда мы уходили? Или их не было?
     Ланской пожал плечами.
     - Может, были, а может, нет. Я не заметил.
     - Не было их, - сообщил Скрибнер. - А откуда взялись?
     - Ну,  знаешь,  -  возмутился Ланской.  -  Если прыщ на  песке способен
вызвать  у  тебя  приступ тихой  паники,  что  же  с  тобой  будет,  случись
что-нибудь посерьезнее?
     - А  ничего со  мной  не  будет,  -  безразлично произнес Скрибнер,  не
обращая внимания на язвительный тон врача.  - А шишечки эти мне не нравятся.
Ну, ладно...
     Автомат  стоял  навытяжку возле  "летучки",  в  метре  от  бугорков,  и
Скрибнер решил,  что если бы  бугорки представляли хоть какую-то  опасность,
автомат не проявил бы такого безучастия,  -  и вышел на поляну. Скрибнер уже
открывал дверцу "летучки",  когда Ланской решил все-таки  посмотреть поближе
на "прыщи",  вызвавшие опасения разведчика,  и,  подойдя к ним, поднял ногу,
намереваясь топнуть по бугорку. Скрибнер метнулся к врачу и толкнул что было
сил,  отбросив Ланского в  сторону метра на  три,  -  но при этом не удержал
равновесия и сам наступил на выпуклость в песке. И...
     Ланской не понял, что произошло. Он только увидел,  как Скрибнер замер,
обхватив руками голову и с ужасом глядя вниз,  -  и,  не размышляя,  схватил
товарища и одним махом втащил его в "летучку". Автомат едва успел проскочить
внутрь,  как  Ланской  уже  поднял  машину  над  поляной.  Скрибнер был  без
сознания,  и  врач,  крикнув  автомату,  чтобы  тот  связался с  командиром,
подключил  к  Скрибнеру  систему  экстренного  жизнеобеспечения.  Паралич...
полный паралич,  остановилось дыхание, сердце... автомат на  полной скорости
вел "летучку" к  лагерю,  а врач,  обливаясь потом,  пытался вернуть друга к
жизни.  Скрибнер лежал с закрытыми глазами, и выражение ужаса застыло на его
лице.

     Медицинский отсек  "Эксора" был  оборудован с  учетом самых невероятных
случаев,  однако далеко не  сразу  Ланскому удалось найти причину внезапного
паралича,   поразившего  Скрибнера.   Только  утром  следующего  дня   Эмиль
Юлианович,  вызвав Винклера,  доложил,  что обнаружил в  кровеносной системе
больного неизвестные микроорганизмы,  неведомо как туда попавшие.  В  данный
момент занимается анализом этих тварей.  Винклер, глядя на бледное до синевы
лицо врача,  предложил Ланскому немного отдохнуть,  - на некоторое время его
вполне мог заменить Сергиенко.  Но Ланской только покачал головой и выключил
экран.  Ви