нклер понимал,  что настаивать на замене -  даже на самое короткое
время -  было бы  сейчас жестоко:   Ланской не мог простить себе собственной
неосторожности,  из-за  которой теперь Скрибнер находился на  грани  жизни и
смерти.  И  ясно,  что врач не  уйдет из  отсека,  не станет отдыхать,  пока
Скрибнер в опасности.
     Несчастье выбило исследователей из  колеи,  но продолжать работу все же
было необходимо.  Разумеется, Винклер категорически запретил даже и думать о
полетах на материк,  но Тронхэйма отправил на атолл Ла-Тис - последний к югу
в цепи островов.  Там,  по сведениям, полученным Сергиенко, жил самый старый
из  сургоров,  Ду-лализе,  знающий все  предания племени.  И  после завтрака
социолог отбыл на Ла-Тис.

     III
     Тронхэйм начал  с  разговора о  посторонних вещах,  затем повел речь  о
жизни сургоров -  теперешней, а не прошлой. Ду-лализе охотно рассказывал обо
всем -  как и  в  какое время полагается ловить рыбу в  океане,  когда можно
удить в лагуне (например, Тронхэйм узнал, что в сезон цветения пальмы "си" в
лагуну заплывает много ядовитых рыб,  -  в  эти дни вода в океане становится
прохладной,  и  рыбы ищут место потеплее;  а  во время брачного полета птицы
"лой" нельзя есть корни травы фито-кос,  той  самой,  стебли которой идут на
изготовление одежды).  И  о домашних животных рассказывал старик,  и  о том,
что дикие звери живут лишь на очень большом острове, на атоллах же все звери
ручные...  Но ни разу старик не упомянул о розовокожих или о тахи,  - словно
их не было вовсе или ему никогда не приходилось о них слышать.
     Наконец Ипполит Германович заметил,  что старый сургор утомился, - речь
его  замедлилась,   часто  возникали  паузы,   -  и  Тронхэйм,  поблагодарив
Ду-лализе, распрощался с ним и отправился в лагерь.
     Вечером  Винклер  сообщил  товарищам,   что  Ланской   вывел  из  крови
Скрибнера  парализовавшие разведчика микроорганизмы;  они  оказались спорами
неизвестного растения.  Часть  спор  Ланской поместил в  протоплазму,  чтобы
выяснить ход их развития.  Что касается Скрибнера,  то он пока еще слаб,  но
врач заверил,  что осталось снять общую интоксикацию, возникшую в результате
проникновения в  кровь чужеродных существ,  -  и  Адриан Антонович выйдет из
лазарета.
     Высказав  несколько  предположений  о  том,   как  именно  споры  могли
прорваться через защитный комбинезон,  занялись обсуждением проблемы "колдун
- тахи".
     - Мы  ничего  не  сможем  узнать,  пока  знахарь  не  разрешит сургорам
говорить,  -  заявил  Тронхэйм в  ответ  на  вопрос  Винклера о  результатах
утренней поездки. - Авторитет колдунов огромен - в любой племенной культуре.
Жизнь  племени  построена на  традиционных верованиях,  сургоры  пребывают в
постоянном  страхе  перед  духами,   а   колдун  -   не  просто  толкователь
сверхъестественного,  он  еще и  единственный посредник между двумя мирами -
обычным  и  потусторонним.  Ослушаться колдуна  -  значит  навлечь  на  себя
непоправимые беды.  Нам нужно начать с Карпацико-тина,  привлечь его на свою
сторону, - но как?
     - А  если  попробовать пригласить  его  сюда,  на  Ки-Нтот?  -  спросил
Винклер.  -  Показать лагерь, объяснить, что мы не враги сургорам, наоборот,
хотим помочь, сделать безопасным большой остров, избавить сургоров от страха
перед бурями?
     - Во-первых сургоры не посещают Ки-Нтот,  -  сказал Тронхэйм, - правда,
неясно,  почему - табу на остров не наложено, это точно. Во-вторых, я что-то
не  заметил у  них  страха перед  тайфунами,  и  не  обнаружил также особого
интереса к большому острову, а тем более желания переселиться туда.
     - Уж конечно,  у них нет такого желания,  - сказал Сергиенко. - Розовые
переселились на  большой остров -  и  где они,  эти розовые?  Надо полагать,
сургорам известно, чем кончилось переселение.
     - Тем более,  -  сказал Винклер,  - мы должны объяснить Карпацико-тину,
что  хотим узнать причину гибели прежних его соплеменников и  уничтожить эту
причину. А на материке ураганы им, естественно, не будут страшны.
     - А вам не кажется, что причина гибели розовых та же, по которой сейчас
Скрибнер валяется в  лазарете?  -  спросил Сергиенко.  -  Ведь что заставило
Эмиля Юлиановича мгновенно поднять "летучку"?  Ужас. Ужас на лице Скрибнера,
так? А что мы видим на рисунках розовых? То же самое.
     - То же самое,  -  согласился Тронхэйм. Человек стоит на одной ноге и с
ужасом смотрит вниз...  похоже, эти споры шутить не любят. Но почему автомат
их не засек? Ведь он стоял рядом с бугорками?
     - Автомат утверждает, что под песком ничего не было, - сказал Винклер.
     - Любопытно,  -  пробормотал Сергиенко.  -  А  тебе не кажется,  Саймон
Корнилович,  что нужно не  откладывать поход на  материк,  а  заняться этими
дивными полянками поскорее?
     - Не кажется,  - сказал Винклер. - Подождем, пока проклюнутся те споры,
что сидят у Ланского в автоклаве.  Вот когда увидим,  что из них выросло,  -
тогда и подумаем.
     - И еще вот что,  - сказал Тронхэйм. - Показывать сургорам рисунки? Или
не стоит?
     - Если показывать,  то колдуну,  -  предложил Винклер.  -  А  там видно
будет. Хоть риск напугать, конечно, есть.
     - Может  быть,  сначала  рассказать?  -  спросил Сергиенко.  -  Видели,
дескать, случайно рисуночек...
     - Случайно,  -  фыркнул Тронхэйм.  -  Хорошенькое дело.  Как  это можно
"случайно" увидеть священный амулет? Их прячут, притом весьма тщательно.
     - Ну,   не  случайно,   -   не  сдавался  Сергиенко,  -  а...   а  как,
действительно?
     - Я хочу попробовать сыграть с колдуном в открытую,  - сказал Тронхэйм.
- И рассказать все, как было, - что мы нашли таблички и что наш товарищ едва
не погиб. Мне кажется, не стоит пытаться обмануть Карпацико-тина, он слишком
умен, и если заметит неискренность - окончательно настроит против нас племя.
     - Попробуй, - согласился Винклер, - только не спеши.

     IV
     Тронхэйм,  рассерженный и  огорченный,  возвращался  в  лагерь.  Колдун
упорно уходил от разговора. Второй день Тронхэйм метался от одного острова к
другому,  и везде слышал одно и то же:  "Карпацико-тин только что был здесь,
но  сейчас его уже нет".  Ученики колдуна,  когда Тронхэйм (несколько раз за
эти два дня) подводил шлюпку к атоллу Та-Вик,  встречали социолога на берегу
и сразу сообщали:  "Карпацико-тина дома нет,  лечить уехал". На вопрос, куда
именно  уехал  Карпацико-тин,  называли каждый  раз  другой остров.  Ипполит
Германович отправлялся туда - и слышал, что колдун только что отбыл домой...
В  конце  концов Тронхэйм решил  прекратить бесплодные попытки встретиться с
колдуном. Нужно подождать, пока Карпацико-тин сам надумает говорить. Правда,
может и  не  надумать,  но  тут  уж  ничего не  поделаешь.  Есть еще  шанс -
попытаться воздействовать на вождя, но с этим тоже спешить не следует.
     Вечером  произошло  торжественное  событие  -  из  медицинского  отсека
Ланской  вывел  Скрибнера.  Скрибнер  чувствовал себя  прекрасно и  был,  по
обыкновению,  недоволен всем на  свете,  -  начиная от собственной болезни и
кончая  ужином.  Особенное недовольство Адриана  Антоновича вызывал Ланской,
который,  по  мнению Скрибнера,  для перестраховки продержал его в  санчасти
лишние полсуток.
     Ланской преподнес еще одну новость.  Он сказал, что в спорах, сидящих в
наполненном протоплазмой автоклаве,  замечено внутреннее движение. Автоматам
дано указание -  немедленно сообщить всем,  как только проклюнется хоть одно
семя.  Не исключено, что очень скоро выяснится, что за звери такие живут под
песчаными полянками в джунглях.
     - Мерзкие твари,  -  потряс  головой Скрибнер,  -  и  надо  же,  сквозь
комбинезон прошли, как сквозь пустое место.
     - Но ты их почувствовал? - спросил Сергиенко.
     - Еще как,  -  буркнул Скрибнер.  -  Стрельнуло в пятку,  и сразу такой
страх  напал -  никогда в  жизни такого не  чувствовал.  А  главное -  сразу
сковало всего, шевельнуться не мог.
     - Да,   -   сказал  врач,   -   они   выделяют  очень  сильные  токсины
паралитического  действия.  Обеспечивают  себе  условия  для  существования.
Источник питания не должен двигаться.
     - Вот пусть теперь и существуют у тебя в банке,  - сказал Скрибнер. - А
из-под полянок мы их выковыряем.
     - Любопытно,  -  сказал  Винклер,  -  откуда  они  вообще взялись?  Как
появились?  Ведь,  если  аборигены жили прежде на  материке,  а  потом вдруг
сбежали - значит, причина к бегству возникла внезапно?
     - Знаешь,  Саймон,  -  сказал Скрибнер,  -  а  ведь сургоры,  наверное,
боятся,  что  мы  можем занести эту  дрянь сюда,  на  острова.  Они ведь нас
приняли сначала за бывших соседей,  так?  И  разведку спровадили в  океан на
время тайфуна -  знали, что делали, рассчитывали, что розовые не вернутся. Я
думаю, они примут меры, чтобы и от нас избавиться.
     - Ты  полагаешь,  что  под  полянками живут те  самые тахи,  о  которых
сургоры молчат? - спросил Тронхэйм.
     - Нет,  - покачал головой Скрибнер. - Тахи - это что-то другое. Я ведь,
когда эти споры меня жрать принялись,  видел все как обычно, - а тахи как-то
связаны с  цветоощущением...  Анен  Сима  увидел все  черно-белым,  так?   И
только.  Никакой опасности в этом сургоры не усмотрели. И вообще, о тахи они
тогда говорили спокойно.
     - Нужно все же попытаться показать им таблички,  -  сказал Тронхэйм.  -
Мне кажется,  они должны знать смысл рисунков.  Может быть, не всем сургорам
эти  вещи  знакомы,  но  уж  колдуну или  вождю  известны наверняка.  Однако
Карпацико-тин не  желает говорить со  мной,  да и  вождь,  кажется,  тоже не
стремится к общению, так?
     - Так-то оно так,  -  сказал Скрибнер,  -  но я  все-таки полагаю,  что
главная причина их необщительности -  страх. Прежде чем задавать вопросы, мы
должны доказать, что с нашей стороны сургорам не грозит опасность.
     - Как ты намерен это доказывать? - поинтересовался Винклер.
     - Подумать надо, - Скрибнер пожал плечами и встал.  
     В этот момент раздался общий сигнал внутренних фонов,  и голос автомата
произнес:
     - Внимание, говорит автомат лаборатории медицинского отсека. Движение в
автоклаве, сообщаю всем. На спорах лопается оболочка.
     Автомат  еще  не  договорил,  как  Ланского  словно  ветром  выдуло  из
столовой.  Винклер направился следом за ним на "Эксор", остальные устроились
перед экраном.

     ...Желтовато-серая масса шевелилась;  медленно всплывали на поверхность
комки темных слипшихся спор. 
     Время  от  времени  от  плотного  клубка  отделялась точка,  зависала в
коллодии и  через  несколько секунд лопалась,  раскрывалась,  как  крохотный
черный тюльпан,  выпуская наружу худосочный белый росток,  похожий на тощего
червяка. Ростки, сбросив остатки оболочки, распрямлялись и опускались на дно
автоклава,  по  пути увеличиваясь заметно,  подрастая на  глазах,  толстея и
наливаясь.  На  дне  ростки замирали на  некоторое время,  а  затем начинали
двигаться вверх,  пожирая протоплазму и выпуская из себя  отростки.  Затем -
новый период покоя, у самой поверхности, и движение вниз...
     Тронхэйм смотрел не  столько на  экран,  сколько на   окошки  датчиков.
Активный период - фиксируются биоволны. Пассивный - датчики молчат, словно в
автоклаве нет и не было ничего живого.
     - Видишь?  -  сказал Тронхэйм,  обращаясь к Скрибнеру.  - Автомат их не
заметил, они затаились в тот момент...
     - Вижу,  - ворчливо ответил Скрибнер, - грамотный, разобрался. Ты лучше
скажи, что им от меня нужно было?
     Тронхэйм  благоразумно промолчал,  и  все  трое  продолжали смотреть на
экран.
     Ростки тем  временем превратились уже в  длинных белых змей,  увешанных
многочисленными отводками,  и  продолжали заглатывать протоплазму.  Затем на
отростках появились почки,  лопнули,  и  меньше чем за  полчаса на  их месте
выросли небольшие клубеньки.
     - Шустрые твари, - сказал Сергиенко.
     - Кормежка  хорошая,   -   уточнил  Скрибнер.  -  Небось,  в  песке  не
разрастешься, а тут - ешь от пуза.
     Словно  в  ответ  на  замечание Скрибнера в  автоклав  посыпался песок,
постепенно вытесняя коллодий, - Ланской начал следующую стадию эксперимента.
Очутившись в  песке,  растения стали замедлять движение,  и  в  конце концов
замерли,  свернувшись  клубками  на  дне  автоклава.  Когда  исчезли  всякие
признаки  жизни,  манипулятор  подвесил  над  поверхностью  песка  небольшой
контейнер с  питательной массой.  Не  прошло  и  минуты,  как  белые  клубки
шевельнулись -  начали медленно пробираться сквозь песок наверх. Манипулятор
убрал  контейнер,  но  белые  жирные сороконожки тем  не  менее  доползли до
поверхности и там замерли снова,  затаились,  - и на песке, отмечая место их
пребывания,  вспухло  несколько  едва  заметных  бугорков.  Скрибнер  только
покряхтывал, глядя на эти бугорки, и почесывал одну ногу другой - очень живо
вспоминал свои ощущения...  Вновь появился контейнер с протоплазмой,  и... В
долю  мгновения взвились белые отростки над  поверхностью песка,  выстрелили
спорами в контейнер,  -  и белые чудища не спеша двинулись вглубь,  вниз, по
дороге теряя клубни, усыхая, сворачиваясь...
     - Охотнички,  -  зло сказал Сергиенко. - Не удивительно, что сургоры от
них  в  океан удрали.  Тайфун -  что?  Мелочь.  Его  все-таки издали видно и
слышно.
     Контейнер,   изготовленный  из  усиленной  прочности  металлизированной
пластики,  оказался начиненным спорами,  - и эти споры, выделив парализующие
вещества, замерли в протоплазме, - готовились к вегетационному периоду.
     - Выходит, они вроде тех грибов, что сквозь бетон пробиваются, - сказал
Скрибнер. - Ничем не остановишь. Сильны.
     - Нужно показать их .сургорам, - предложил Тронхэйм, - и объяснить...
     - Сначала найди на них управу,  -  перебил его Скрибнер,  - а потом уже
устраивай демонстрацию последних моделей.

     Утро   шестого   дня   ничем   не   отличалось  от   пяти   предыдущих.
Предполагалось,  что  сегодня  Тронхэйм  повторит попытку  настичь  колдуна,
Сергиенко попробует добиться  аудиенции у  Дек-Торилы.  Ланской  по-прежнему
занимался "сороконожками" и ничего больше знать не хотел, а Скрибнер изводил
командира,  требуя  разрешения на  повторный  осмотр  развалин  материкового
поселения. Рассчитывал найти другие рисунки.
     Ипполит Германович,  прикидывая мысленно различные варианты разговора с
Карпацико-тином (в  случае,  если вообще удастся с  ним поговорить),  шел не
спеша  к  шлюпке,  когда  вдруг  заметил  метнувшуюся между  пальмами  тень.
Тронхэйм остановился,  всматриваясь. Никого... Он подошел ближе к месту, где
заметил движение,  и увидел притаившееся за мохнатым стволом существо...  От
неожиданности Тронхэйм  тихо  вскрикнул,  и  существо,  подскочив на  месте,
помчалось к берегу и скрылось под водой.
     Тронхэйм  торопливо  вернулся  в  дом  и,  найдя  Винклера,  доложил  о
происшествии.   Саймон  Корнилович  несколько  мгновений  молча  смотрел  на
социолога, переваривая сообщение, затем приказал:
     - Всех собрать.
     И когда группа собралась в столовой, Винклер без предисловий сказал:
     - Тронхэйм видел "арбуз". Тот самый, на ножках.
     - Где, - вскочил Скрибнер.
     Тронхэйм махнул рукой в сторону пляжа:
     - Здесь, рядом с домом.
     - Зеленый арбуз? - полюбопытствовал Сергиенко.
     - Нет,  -  сказал  Ипполит Германович,  -  не  зеленый.  Коричневый,  в
светло-желтую полосочку.
     - Большой?
     - Арбуз  как  арбуз,   -  пожал  плечами  Тронхэйм,  -  размеры  вполне
арбузовые.
     - Куда девался? - спросил Скрибнер.
     - В воду. Нырнул и исчез.
     - Он один был?
     - Я видел одного.
     - Так,  -  Винклер хлопнул ладонью по столу. - Чую приближение событий.
Хотелось бы знать,  каких именно. На сегодня поездки отменяются, всем быть в
лагере.

     Расположившись так,  чтобы  видеть  кромку  воды,  Скрибнер и  Тронхэйм
сидели  в  пальмовой  роще.   Адриан  Антонович  подобрал  орех,  валявшийся
неподалеку,  и перекатывал его в ладонях,  вполуха слушая Тронхэйма. Ипполит
Германович  все   еще   переживал  неудачу   своей   попытки  встретиться  с
Карпацико-тином, и поэтому принялся рассуждать о колдунах вообще.
     -...  и  по-прежнему  остается  абсолютно  невыясненной  природа  этого
явления, - говорил Тронхэйм, набирая в горсть песок и разбрасывая его вокруг
себя,  словно  сеятель зерна.  -  Почему  начало везде  и  всегда одинаково?
Гипотез по  этому поводу создана масса,  равно как  и  теорий...  и  все они
усердно опровергают друг друга,  а если учесть к тому же,  что любая научная
теория имеет как минимум два выхода в реальность, - так сказать, два лица...
 или может быть,  лучше сказать, что любая теория двухвалентна? - то и вовсе
получается,  что в этом вопросе концов не найти, клубок предвзятых мнений, и
ничего больше.  Почему всегда -  колдун, знахарь, ворожея? Почему мы ни разу
не встретили племенную культуру, реально видящую мир, без мистики, суеверия,
мифа?
     Скрибнеру было безразлично -  почему.  Его  интересовали причины гибели
материковых поселений; но на материк его не пустили, и он слушал Тронхэйма -
делать все равно нечего, отчего и не послушать? 
     -...  одно  и  то  же  явление  природы можно  объяснить по-разному,  и
сложность  заключается  в   отборе  -   как  отобрать  наиболее  приемлемое,
убедительное из  этих  объяснений?  Почему на  ранних этапах любые  мыслящие
существа верят в душу,  духов,  почему всегда возникают системы традиционных
верований, и как следствие - фетишизм?
     - Не знаю, - буркнул Скрибнер. -  Не все ли равно?
     - Что значит -  все равно? - возмутился Тронхэйм. - Ты соображаешь, что
говоришь?  Впрочем, тебе, конечно, все равно, функционер несчастный... А вот
мне каково?
     - А что - тебе?
     - А... - Тронхэйм махнул рукой, изображая полную безнадежность. - Что с
тобой  говорить...  Попробуй  понять,  голова,  -  невозможно решить  задачи
экспедиции,  не обращаясь с сургорами.  Но пока мы не знаем их мифов,  мы не
знаем ничего об  этих людях и  не  узнаем,  будь уверен.  А  мифы рассказаны
неполно,  потому что колдун по каким-то причинам решил, что чужакам их знать
незачем.  А причины эти можно понять, исходя из пропущенной части мифа... то
есть круг замыкается.  Колдун - посредник между миром людей и миром духов, и
если  жизнь  племени основана на  вере,  кто  пойдет  против могущественного
знахаря?  К  тому же он лекарь...  Я  не хочу сказать,  -  продолжал Ипполит
Германович,  подумав, -  что колдуны в принципе вредное явление, нет. Они не
только  охраняют веру  и  традицию,  но  и  хранят  знание...  создают  его,
расширяют,  передают следующим поколениям... но одновременно создают и касту
знающих.  Всегда и везде -  одно и то же. Культура представляет собой целое,
объединенное либо религией, либо искусством... либо общественными условиями.
На раннем этапе -  всегда религия.  И бывает иногда очень трудно найти общий
язык  с  представителями правящей  касты;  вот  и  здесь  тоже.  Как  только
напорешься на недоверие знахаря...
     - А ты не напарывайся,  -  посоветовал Скрибнер. - Ты лучше заболей. Он
придет тебя лечить - вот и поговорите.
     - Забо... - Тронхэйм не договорил, вскочил и быстро ушел в лагерь.
     Скрибнер фыркнул и запустил вслед социологу орех. 
     Несколько морских птиц, огромных, как альбатросы, пронеслись с гиканьем
мимо  острова.  Скрибнер проводил их  взглядом и  посмотрел на  пляж.  Песок
неподалеку слегка  шевельнулся.  Скрибнер сделал  стойку.  Но  из-под  песка
неторопливо  выбралась  маленькая  зеленая  черепашка  с  блестящим,  словно
отполированным панцирем. Вылезла и зашлепала к воде. Скрибнер чертыхнулся. В
нем  зародилось и  не  оставляло  теперь  чувство  тревоги.  Пройдясь  между
пальмами и подумав,  Скрибнер вышел на берег. На ближайшем атолле, видимом с
Ки-Нтот,   возникло  движение.  Едва  различимые  фигурки  замета