ло полностью сосредоточено на Марине. Марин наклонился к нему:
   -  Проверьте  диспозицию  всех  субмарин,  построенных  за  последние
пятьдесят лет, - проговорил он. - Доложите мне лично.
   - Есть, сэр, - ответил помощник.
   Марин снова откинулся на спинку кресла. Уже не впервые он  подумал  о
том, как трудно было бы кому-либо устроить взрыв в Городе Судьи. Он  был
уверен, что эта бомба ведет происхождение из дальних краев и  отдаленных
времен. До него доходили смутные сведения о том, какая масса  вооружения
- включая субмарины - исчезла в водовороте войны,  более  четверти  века
назад.
   Перед его глазами встала картина, как агенты Мозга  растаскивают  это
оборудование  по  бесконечным  тайным  укрытиям,  переоборудуют  его  на
дистанционное управление -  и  таким  образом  субмарина  появляется  из
укрытия, запускает робот-самолет, а затем,  когда  ее  приборы  засекают
взрыв, - взрывается сама.
   Он заметил, что прыголет  начал  снижаться.  Быстро  окинув  взглядом
область разрушений, он увидел, что произведены весьма  серьезные  работы
по расчистке. Он вновь склонился к помощнику:
   - Насколько быстро рассеялась радиоактивность?
   - Взрывчатый материал, - ответил тот,  -  состоял  из  очень  тяжелых
элементов, создаваемых за мгновение до взрыва, с периодом полураспада  в
долю секунды. За несколько минут после взрыва радиоактивность упала ниже
опасного уровня.
   Марин кивнул, и его мышление снова заработало.
   - Лет десять назад вышел в отставку генерал-майор  Инскип,  -  сказал
он. - Этот человек еще жив?
   - Да. Ему за восемьдесят, но он все еще полон сил.
   - Он был величайшим авторитетом в области  оружия  прошлого  века,  с
которым я когда-либо разговаривал, - медленно проговорил Марин. -  А  во
время второй атомной войны использовалось  немало  видов  вооружений.  Я
хочу, чтобы вы послали  к  нему  комиссию  экспертов  по  вооружениям  и
получили бы от него  информацию,  которую,  как  я  знаю,  он  собирает.
Особенно меня интересует,  какие  защитные  меры  использовались  против
различных методов нападения.
   - Я уверен, что Инскип будет рад вас видеть, - заметил помощник. -  Я
слышал, он чувствует себя совсем одиноким.
   Марин снова перевел взгляд на участок взрыва.
   - Значит, материал бомбы имел очень короткий  период  полураспада,  -
задумчиво пробормотал он.
   Подрэйдж, который уже некоторое время, обернувшись,  прислушивался  к
их разговору, заметил:
   - Кто бы ни скинул эту бомбу, он явно намеревался  уничтожить  именно
эту площадь и тех, кто на ней находился, но не более того. Еще до  того,
как вы сообщили о непричастности каких-либо организаций Джорджии к этому
взрыву, мы уже подозревали, что они не имеют к этому никакого отношения.
   - Что вы нашли на грузовой станции, где приземлялся самолет с бомбой?
- поинтересовался Марин.
   Ему ответил помощник:
   - Там чисто. Машина просто использовала место для парковки, но  никто
не проводил ни погрузки, ни разгрузки.
   - Понятно, - сказал Марин. - Она ждала там  инструкций  или  же  была
настроена на срабатывание по определенной временной схеме.
   Что его поражало, так  это  огромное  количество  ценного  материала,
которое было принесено в жертву,  а  также  рискованные  меры,  принятые
только  для  того,  чтобы  уничтожить  один  из  аспектов   человеческой
деятельности, по поводу которой Мозг почему-то испытывал опасения. Он не
подвергал сомнению аргументацию этой великолепной  мыслящей  машины.  Ее
оценка  опасности  была  совершенно  адекватной.  Но  безжалостность,  с
которой она действовала, обострил в нем осознание  ценности  изобретения
Траска.
   "Может ли человек,  которым  овладело  такое  устройство,  -  подумал
Марин, - позволить себе поражение?"
   Некоторое время  спустя  он  уже  стоял  среди  разрушенных  останков
квартиры Траска,  и  тревога  пульсировала  в  нем  в  унисон  с  болью,
неотступно подбиравшейся к нему.
   Пол в квартире почти полностью сохранился. Об  относительности  этого
факта свидетельствовали таблички, развешанные здесь  и  там:  "Опасности
нет", "Сомнительно", "Опасно" и - в некоторых местах -  "Очень  опасно".
Эти последние места Марин тщательно обходил.  Однако  он  без  колебаний
направился в бывшую спальню, хотя на одной из стен красовалась  табличка
"Опасно". Там не было ни остатков кровати, ни пятен крови. Он  осторожно
поинтересовался у сопровождающего,  и  тот,  проглядев  список,  который
держал в руке, ответил: "На всем этаже не найдено никаких тел, сэр".
   Это заставило его забыть о тянущей боли в плече. До сих пор он  питал
слабую, но очевидную надежду, но сейчас эта  надежда  пропала.  На  него
нашла странная апатия. Он почувствовал упадок духа, тупую уверенность  в
том, что случилось самое худшее, и бесконечную грусть. Он  посмотрел  на
то место,  где  увидел  Риву  в  первую  ночь,  вспомнил  ее  загорелое,
обнаженное тело, полуприкрытое покрывалом. И тут же представил себе  это
тело в момент  ужасающего  взрыва  -  обугленное,  дымящееся,  мгновенно
превратившееся в легкий пепел. А в разрушенных  зданиях  площади  Группы
814,  всепоглощающая  вспышка  огня  уничтожила  десятки  других  людей,
предложивших Уэйду Траску поддержку.  И  невероятно  тревожным  был  тот
факт, что они погибли из-за того, что он открыл тайну.
   Когда на негнущихся ногах он шел к лаборатории, ему пришла  в  голову
другая мысль:  даже  если  он  и  избежит  казни,  то  ему  не  уйти  от
преследований Мозга. Мозг будет непрестанно искать индивидуума,  который
знает о его существовании.  Значит,  пришло  время  логически  осмыслить
ситуацию.
   "Собираюсь ли я и дальше  пытаться  спастись?"  -  спросил  сам  себя
Марин.
   Он понял, что все это время он  просто  ждал.  Ждал,  что  произойдет
нечто  такое,  что  автоматически  выведет   его   из   затруднительного
положения.
   Если представить всю эту ситуацию как военную кампанию  -  кто  тогда
окажется его врагом?
   Мозг?
   Он ощущал беспокойство и  нерешительность.  Преодолевая  боль,  Марин
наклонился и убрал с дороги обожженный металлический  стержень.  И  лишь
затем смог заставить себя посмотреть на то место, где, по его  расчетам,
должно было лежать его собственное  тело.  Прямо  здесь  два  дня  назад
сознание, которое было Уэйдом Траском в теле  Дэвида  Марина,  встретило
мгновенную смерть.  Это  событие  немного  запутало  проблему  -  но  не
слишком. Если его врагом действительно был Мозг, он был в праве считать,
что все прочие были просто марионетками.
   - Просто... - он едва не проговорил эту мысль вслух, пытаясь  отмести
колебания, - Да они и есть марионетки!
   Как могло случиться, что такому  компетентному,  облеченному  властью
человеку, как Великий Судья, не удалось обнаружить Мозг?  Это  означало,
что все, кто  занят  этими  поисками,  должны  быть  агентами  Мозга.  В
противном  случае  поиск  такой  крупной  структуры  оказывается  просто
фарсом. Поиски просто не могли кончиться  провалом.  Он  вспомнил  слова
Слэйтера  относительно  засекреченности  этих  поисков.   Любой   офицер
Контроля,   целенаправленно   занимавшийся   исследованиями    в    этом
направлении, давал подписку о неразглашении. Каким-то образом им удалось
окружить эту проблему ореолом страха и молчания. Даже просто упоминать о
том, что Мозг когда-то существовал, стало опасным.
   В этот момент Марин подошел  к  тому  месту,  где  раньше  находились
странные часы Траска. Наклонившись, он посмотрел, не осталось ли от  них
каких-нибудь проводов. Но перед его  внутренним  взором  в  этот  момент
стоял образ Мозга - такой, каким он себе его представлял.
   Единственная проблема заключалась в одном: где прячется Мозг?
   Вероятнее всего - все-таки в Убежищах под резиденцией Великого  Судьи
- в самом безопасном месте на всей планете. Но это возможно только в том
случае, если Великий Судья - агент Мозга.
   При мысли об этом Марин содрогнулся. Но он вполне допускал мысль, что
ключевые  посты  человечества  могут  контролироваться   этой   мыслящей
машиной. Это означало, что единственной проблемой, которая стояла  перед
Мозгом, было обеспечение его собственной  безопасности.  Используя  двух
своих агентов - Великого Судью и Слэйтера,  Мозг  смог  уничтожить  всех
людей, кто помогал ему скрываться, и одновременно внушить своим  агентам
идею совершать массовые убийства якобы с целью уничтожить Мозг. Это было
внушение на уровне импульса. По мере  того  как  убийство  следовало  за
убийством,  все  сомнения  в  них  автоматически   подавлялись   их   же
собственными мотивами. В итоге этих длительных и безрезультатных поисков
выигрывал только сам Мозг.
   Марин вдруг осознал, что Великий Судья стоит рядом. И в  этот  момент
диктатор спросил его:
   - Что там такое, Марин?
   Марин кивнул на перфорацию  в  металлической  балке,  через  которую,
должно быть, проходила проводка часов.
   - Я как раз думал, что это может быть, ваше превосходительство.
   - Спроси сопровождающих. У них есть полные карты и планы.
   Судя по этим планам, в этом здании никаких  перфораций  предусмотрено
не было. Этот факт был немедленно взят на заметку. Из  этого  следовало,
что всем рабочим, которые подписывали какие-либо контракты на  ремонт  в
этом здании, предстояло пройти допрос с использованием детектора лжи. Но
на подобную процедуру, по оценке Марина, утло бы как  минимум  несколько
дней, а то и целая неделя.
   Однако это его не слишком заботило. Он убедился собственными глазами,
что от квартиры Траска мало что  осталось.  Изображения  на  телеэкране,
которое он видел прежде, почему-то  оказалось  недостаточно,  чтобы  это
понять. Ему было  необходимо  прийти  сюда,  посмотреть  на  разрушения,
ощутить щебенку под ногами и запах пыли после взрыва.
   Внезапно  на  него  накатила  страшная  усталость.  Он   только   что
установил, что его собственного тела больше не существует. Даже если  бы
ему ничто больше не угрожало, все равно факт  оставался  фактом:  он  не
испытывал желания иметь тело Траска в качестве замены.  Предположим,  он
каким-то образом избежит гибели.
   Успокоится  ли  он,  оставшись  в  теле   Траска?   Эта   перспектива
представлялась ему весьма мрачной. В лучшем случае его жизнь превратится
в постоянную маскировку.
   Все, что ему сейчас нужно, подумал он, - так это хотя бы четыре  часа
сна под пилюлями, без боли. Тогда он сможет действовать.
   Кто-то коснулся его руки. Обернувшись, Марин  увидел  офицера  личной
гвардии Великого Судьи. Припп. Еще четверо офицеров-приппов направлялись
к нему. Как ни странно, они выглядели весьма грозно.
   - У меня приказ его превосходительства  Великого  Судьи,  -  произнес
первый официальным тоном, - взять вас под арест. Советую вам вести  себя
спокойно.
   - У вас - ЧТО? - в яростном замешательстве спросил Марин.
   - Вы арестованы, сэр.
   Марин повернулся к приппу спиной. Во-первых,  последствия  катастрофы
легли на него тяжелым бременем, во-вторых, он не понимал причин действий
Великого Судьи.  Он  увидел  диктатора,  стоящего  в  стороне,  рядом  с
Подрэйджем и другими Руководителями Групп. Все они смотрели на Марина.
   - Ваше превосходительство! - гневно  крикнул  Марин.  -  Я  этого  не
понимаю.
   Тяжелое лицо диктатора превратилось  в  маску  холодной  и  надменной
сдержанности.
   - Мистер Траск, - проговорил он, - многих вещей мы тоже не  понимаем.
Вот, например, одна из них: что произошло с нашим  дорогим  и  уважаемым
Дэвидом Марином?
   Марин открыл было рот, чтобы ответить, но передумал и  только  слегка
качнул головой, словно пытаясь выгнать из сознания туман  боли,  которая
снова наваливалась на него. Он подумал, что его первая мысль была верна,
хотя и не  в  том  смысле,  как  он  предполагал.  Сейчас  действительно
наступил кризис - прежде, чем он успел к нему подготовиться.
   - Заверяю вас, - мрачно произнес Великий Судья, -  у  вас  будут  все
возможности объясниться до того, как вас казнят, - и коротко бросил:
   - отвезите его в тюрьму Контроля.

Глава 32

   Любой  риск  был  исключен.  Прежде  чем  отвести  Марина   на   борт
специального прыголета Контроля, на него надели наручники. На борту  его
сразу же обыскали - в достаточно вежливой форме.  Марин,  впрочем,  счел
этот обыск вполне тщательным: если бы он сам командовал группой, которая
этим занималась, он остался бы доволен работой.
   Обыск включал исследование зубов - и Марин был поражен, когда у  него
обнаружили  пустой  искусственный  зуб  с  каким-то  химикатом   внутри.
Впрочем, никто не пытался искать у него в мышцах капсулы или исследовать
кожу на предмет поиска мест,  окрашенных  особыми  красками  -  например
водорастворимыми наркотиками. Однако они тщательно изучили грязь у  него
под ногтями. Обыск закончился тем, что они выдали ему  другую  одежду  -
простую серую куртку и брюки того же цвета.
   Все это они успели проделать до того,  как  прыголет  приземлился  на
крышу Дома Руководителей Групп. Там его в наручниках провели в тюрьму  -
здание из  бетона  и  стали,  представлявшее  собой  часть  департамента
Слэйтера.
   В тюрьме специальные сотрудники сняли с Марина маскировку. В  течение
получаса при помощи фотографий и записей контроля он был идентифицирован
как осужденный изменник Уэйд Траск.
   С каким-то мрачным интересом Марин наблюдал, как меняется отношение к
нему тюремщиков. По мере того  как  снимались  контуры  маскировки,  они
действовали все более грубо. Пока  он  еще  был  похож  на  Марина,  они
проявляли осмотрительность.
   Потом толчки, захваты и щипки постепенно стали резче и  сильнее,  чем
это было необходимо. Наконец, один из здоровяков шагнул вперед и, вместо
того, чтобы предложить ему сесть, схватил его за плечи и попытался силой
усадить на стул.
   Сделав быстрое движение, Марин ударил его коленом в промежность  и  с
удовлетворением услышал стон, когда тот отлетел назад,  упал  на  пол  и
начал корчиться. Второй мужчина, стоявший справа  от  Марина,  попытался
ударить его по  голове.  Но  Марин  ожидал  этого.  Кроме  того,  в  нем
скопились ненависть и  ярость  -  чувства,  которые  сами  по  себе  уже
позволяют  человеку  переносить  пытки.   Удар   показался   ему   почти
нечувствительным.
   Ненависть, как толстая пленка, окутывала его, защищая от боли.  Марин
ударил ногой по голени человека, который его бил.
   После этого - он еще не потерял чувства здравого смысла - он спокойно
сел на стул, пока еще никто  не  успел  отреагировать.  По  собственному
опыту он знал, что ударить стоящего психологически легче, чем сидящего.
   Из задней части комнаты донесся властный голос:
   - Оставьте его в покое. Мы должны ждать приказов.
   Здоровяк поднялся с пола, проковылял к  койке  и  плюхнулся  на  нее.
Другой агент перестал  потирать  ушибленную  лодыжку,  с  явным  усилием
прошел к другому стулу и тоже сел.
   В этот момент Марин  смог  сосчитать  своих  противников  -  их  было
шестеро. Все они выглядели как офицеры Контроля. Двоим из них  было  лет
по тридцать с небольшим; они казались молодыми и  сильными.  Кроме  них,
было еще трое сорокалетних здоровяков.
   В  этот  момент  начальник  вышел  вперед.  Он  был  старше  всех   -
седоволосый мужчина лет пятидесяти пяти.
   - Мистер Траск, - сказал он, - меня зовут Мартин Кэррол.
   Я ожидаю приказа получить от вас - любыми средствами - полный отчет о
вашей деятельности.
   Марин изучал его лицо. Он помнил  Кэррола.  Пару  раз  он  видел  его
вместе со Слэйтером. Это был еще тот тип.
   Серьезно  относившийся  к  своим   обязанностям,   он   был   опасным
противником, поскольку не сомневался в справедливости всего, что делал.
   Но Марина сейчас это интересовало мало. Он знал только, что лично ему
потребуется в той ситуации, которая здесь начнет разворачиваться. Только
ненависть и ярость способна оберечь нервы и мышцы любого живого существа
при пытках. У него не было времени ни на добрые мысли, ни на рассуждения
- разве что в самых отдаленных уголках сознания.
   У двери раздался какой-то звук.  Кэррол  подошел  и  несколько  минут
говорил с кем-то, кого Марин не видел.  Затем  дверь  закрылась;  Кэррол
вернулся и подошел к Марину.
   - Указания получены, - сказал он. Его голос звучал спокойно, но щеки,
казалось, слегка побледнели - Как только вы  будете  готовы,  дайте  мне
знать, и я позову Великого Судью. Он сам хочет вас выслушать.

Глава 33

   Марин не осознавал течения времени.  Когда  он  чувствовал  боль,  он
поднимал голос в пароксизмах ярости и ненависти. Он  едва  понимал,  что
говорит. Он пытался оскорблять  своих  мучителей  -  но  это  получалось
неразборчиво и невнятно. Слова не играли никакой  роли.  Имели  значение
только эмоции и способ их поддержать.
   У него были достаточно веские причины, по которым он не мог позволить
себе говорить. Он не мог, не должен был, не смел рассказать свою историю
людям, которых контролировал Мозг... пока все остальные  возможности  не
были исчерпаны.
   Он чувствовал, исходя из собственного опыта, что они  не  станут  его
убивать, пока что-нибудь не узнают. Следовательно, заговорить  для  него
означало погибнуть, не говорить - значило выжить.
   В этом замкнутом пространстве, освещенном лампами,  время  исчезло  и
одновременно растянулось в бесконечность. Он поддерживал жизнь  в  своем
теле, питаясь сырым материалом своих нервов.
   Иссушив силы, он опускался до глубин  изможденности,  но  только  для
того, чтобы найти новый резервуар ненависти, и она, казалось,  затопляла
все его существо огнем обновленной энергии.
   В такие моменты он буквально физически вибрировал  от  ярости.  И  он
вопил,  срывая  голос:  "Идиоты  -  дураки  -  рабы  -  тупицы,  тупицы,
тупицы..." - снова, снова и снова.
   Ни на мгновение он не ощущал жалости  к  себе.  Ему  не  приходило  в
голову просить пощады. Никакого смысла также не  было  и  в  том,  чтобы
по-настоящему критически оценивать то, что они делают. Он видел людей на
всех стадиях физического,  морального  и  психического  уничтожения,  но
выживали только те, кто цеплялся за какое-то проявление безумной ярости.
Это был факт - единственно важный в данный момент.
   Его непреходящая  ярость  начала  давить  на  его  мучителей.  Он  не
сомневался, что это неизбежно произойдет, хотя  и  не  связывал  с  этим
никаких планов. Сама внутренняя склонность к насилию, которая и  привела
этих людей к работе в Контроле, неожиданно оборачивалась слабостью, и он
подпитывал эту слабость. Перед этой самой  действенной  из  всех  эмоций
барьеры их внешнего спокойствия падали один за другим.
   Внезапно один мужчина  закричал.  Его  вынесли,  сопротивляющегося  и
лягающегося,  как  маленького  ребенка,  охваченного  яростью.   Правда,
офицерам Контроля пришлось иметь дело  с  крупным  парнем,  отличавшимся
недюжинной силой.
   Второй мужчина начал  тихо  всхлипывать.  Кэррол  подошел  к  нему  и
сказал:
   - Дэн, ты портишь себе репутацию. Прекрати!
   - Я ничего не могу с этим поделать, - всхлипывая, отозвался тот.  Его
увели.
   Еще один из них застыл неподвижно.  Все  его  мышцы  были  напряжены,
глаза устремлены перед собой. Врач подошел к нему,  сделал  укол,  и  он
мягко упал, как тряпичная кукла.
   Кэррол, должно быть, каким-то образом уведомил Великого Судью.  Дверь
внезапно открылась, и сквозь серый  туман  Марин  увидел  диктатора.  Он
просто стоял в дверях - большой, озадаченный мужчина. Он  покачал  своей
львиной головой и сказал:
   - Остановите процедуру. Пусть отдохнет. Отведите его...
   Марин не услышал, куда его предполагается отвести. Он обмяк  и,  хотя
почувствовал, как его схватили чьи-то руки, провалился  в  сон,  который
был опасно близок к потере сознания.
   Он зевнул, затем закрыл глаза. Потом в памяти  всплыло  воспоминание.
Он сидел в  кресле  в  большой,  со  вкусом  обставленной  комнате.  Его
запястья  были  пристегнуты  наручниками  к  подлокотник