ассказывают, - продолжал  Жора,  -  засиделись  вечером  за
преферансом, глядь, Психа нету, как ушел - не видели. Ладно. Только начали
снова играть, глядь, Псих на месте. Спит. Разбудили его,  где  был?  А  он
глазами хлопает, ничего понять не может.  Тогда  его  спрашивают,  снилось
что? "Снилось, - гундосит, - что еще не родился...", представляете?  Тогда
ему рассказали, как он исчезал, и у него всю печаль, как рукой сняло:  "Я,
-  говорит,  -  много  лет  работаю  над  реализацией  сновидений,  изучаю
африканский оккультизм, заклинания многие знаю.  И  вот,  так  неожиданно,
кажется, что-то вышло!" Мужики теперь дежурить будут, спать ему не давать.
А то ведь мало ли что ему приснится - потоп или  землетрясение.  Или,  что
он-то как раз родился, а вот все остальные - нет.
     - Если даже и приключится такая нелепость, -  вмешался  Сан-Саныч,  -
опыт показал, что в момент пробуждения все вернется на свои места.
     - Ага, а если ему приснится, что мы не только  не  родились,  но  уже
никогда и не родимся? - возразил Жора. - Или родимся, но не мы?
     Призадумались.   Сан-Саныч    нарушил    молчание    глубокомысленным
высказыванием:
     - Надо бы его поставить на службу народному хозяйству. Пусть видит во
сне необходимые вещи.
     - Точно, - подхватил Жора, - приставить его блюсти сбалансированность
советской экономики. Пропал с прилавков стиральный  порошок,  пусть  видит
тонны порошка, исчез сахар, за него  пусть  берется.  Короче,  на  дефицит
Психа.
     -  Пусть  уж  ему  сразу  приснится,  взамен  нашего,   благополучное
общество. А заместо нас - счастливые и благородные люди.
     - Не пора? - кивнул я на стенку.
     - Давно пора, -  согласился  Сан-Саныч,  подошел  к  стене  и  слегка
толкнул в центр нарисованной им рамки. Неожиданно кусок  стены  не  просто
поддался, а плавно, как по маслу прошел внутрь и с грохотом рухнул  по  ту
сторону. Матюгнувшись, Жора первым ринулся в образовавшийся проем.
     Я успел лишь схватить автомат из  пирамиды,  Жора  уже  снял  свой  с
предохранителя и передернул затвор, а Сан-Саныч только-только  протиснулся
в оружейку, когда властно и отчетливо прозвучал в наших ушах голос Зонова:
     - Оружие бросить. Руки за голову.
     Ствол его пистолета злобно обнюхивал нас.
     Мы с Жорой подчинились.
     - Я знал, что вы и здесь не угомонитесь, - процедил Зонов.  Он  стоял
отгороженный от нас запертой дверью-решеткой.
     - До какого, в конце концов, дьявола! - пискляво, но все-таки  грозно
вскричал Сан-Саныч, отряхивая кожаный пиджак от цементной пыли и будто  бы
не замечая направленного на него оружия. - Что вам от нас нужно?! Долго вы
еще будете истязать нас?!
     - Руки, руки, - напомнил Зонов, - я не шучу.
     Сан-Саныч нехотя поднял руки, но продолжал обличать:
     - Если бы вы не  скрывали,  кому  и  зачем  все  это  нужно,  мы  бы,
возможно, еще терпели. Но так люди долго не могут. Они бунтовать начинают.
Вы должны это понимать, вы ведь не очень глупый человек.
     - Ни в ваших комплиментах, ни в ваших советах я не нуждаюсь, -  Зонов
вынул свободной рукой из кармана связку ключей и,  продолжая  держать  нас
под мушкой, попытался открыть висячий замок. Было ясно, что он находится в
затруднительном положении: он мог приказать нам вернуться через  пролом  в
комнату, но тогда мы, во-первых, выпали бы из его поля зрения,  во-вторых,
доступ к оружию остался бы. Скорее всего, он  открывает  дверь  для  того,
чтобы сработала сигнализация и прибежали охранники.
     Замок звякнул о прутья решетки, Зонов приоткрыл дверь,  и,  как  я  и
ожидал, где-то далеко, синхронно с замигавшей над дверью тревожной красной
лампочкой, забился колеблющийся визг сирены. И в  тот  же  миг  за  спиной
Зонова я уловил какое-то движение.  Он  обернулся  и  увидел  то,  что  за
секунду до него успели разглядеть мы: толпу "дураков" во главе  с  майором
Юрой.  В  руках  Юра  сжимал  конец  шланга,  выходящего  из   громоздкого
сооружения, которое держали за ручки четверо. Вокруг  наконечника-раструба
клубился дымок.
     - Что это? - спросил Зонов, глядя на раструб дикими глазами.
     - Дистанционный рефрижератор, - проинформировал Юра. -  Для  здоровья
не опасно, в крайнем  случае  -  легкая  простуда.  -  Он  деловито  водил
наконечником, словно поливая из него руки Зонова невидимой жидкостью.  Тот
резко перевел  ствол  с  нас  на  новоприбывших,  но  пистолет  неожиданно
выскользнул из его рук и глухо ударился об  пол.  Зонов  поднес  к  глазам
скрюченные пальцы и оторопело уставился на них.
     - Поверхностное обморожение конечностей, - констатировал диагноз Юра.


     Наверное, это было смешно, но нам было не до комизма  ситуации.  Я  и
Жора схватили брошенные автоматы, и это спасло всех нас, так как еще через
пару секунд в корпус вломились пятеро охранников. Увидев шефа  безоружным,
они растерянно остановились.
     - Бросили пушки, живо, - скомандовал Сан-Саныч, - а не  то  мы  этого
парня пристрелим к чертовой матери.
     - Все, ребята, я  проиграл,  -  нервно  сказал  Зонов  охранникам,  -
делайте, что они говорят.
     - У нас другие инструкции  на  этот  случай,  отозвался  сержантик  -
пацан-пацаном.
     - Какие, к матери, инструкции, - начал злиться Зонов,  и  его  трудно
было не понять. - Если вы немедленно не сдадите оружие...
     Но тут он примолк, наблюдая неожиданную сцену: Юра, бормоча про  себя
"такие гарные хлопчики, а такие  непонятливые",  "поливал"  охранников  из
своего шланга. Мы  увидели,  как  бляхи  на  их  ремнях  покрылись  инеем.
Моментально побелели и  автоматы.  Майор  Юра  проворчал  при  этом:  "Кто
сказал,  что  автомат  -  не  холодное  оружие?"  Воины  стали   испуганно
отдергивать руки от обжигающего морозного  металла.  Сан-Саныч  крикнул  в
этот момент: "Бросьте, ребята, уходите по-хорошему, без  вас  разберемся!"
"Делайте, что они говорят", - повторил Зонов.
     - А! Пошли вы! - вдруг обиженно воскликнул сержантик.  -  В  гробу  я
видел такую службу! - Все пятеро развернулись и,  продолжая  костерить  на
чем свет стоит армию, внутренние войска, институты, ученых, страну и жизнь
вообще, побрели к лесенке.


     На пресс-конференции (или допросе?)  с  Зоновым  присутствовали  все.
Проходило это дело в столовой. Мы с Жорой держали его на прицелах, хотя он
и сказал укоризненно: "Ну, хватит, мы же интеллигентные люди..."  "Мы  тут
уже месяц бачим, какой вы интеллигент", - ответил  майор  Юра,  неожиданно
оказавшийся  лидером  засекреченного-пересекреченного  подполья.  Мы   уже
узнали: это чистейшей воды счастливое  совпадение,  что  захват  Зонова  и
побег подполье готовило именно в эту ночь.
     БОРИС ЯКОВЛЕВИЧ (поправляя очки): Итак, Зонов, по вашему собственному
признанию, вы проиграли. Будьте же так любезны, проясните  нам  суть  этой
странной игры.
     ЗОНОВ. Я не намерен ничего объяснять до тех пор,  пока  не  перестану
служить мишенью для ваших "голодающих".
     ЖОРА. Дядька, не капризничай, убьем ведь.
     МАЙОР ЮРА. Кто вами руководит?
     ЗОНОВ.  Все  что  здесь   происходит   -   моя   личная   инициатива.
Содействовать же мне дали согласия все учреждения, в которых вы работаете.
После того, как я  представил  документы  из  Академии  наук  и  заручился
поддержкой Министерства обороны и КГБ.
     БОРИС ЯКОВЛЕВИЧ. Ближе к делу. Зачем мы здесь?
     ЗОНОВ. (массируя обмороженные пальцы):  Очень  жалко  расставаться  с
идеей, сулившей большие результаты. Второй раз мне  уже  не  пробить  всех
инстанций.
     САН-САНЫЧ (как всегда  ехидно  и  пискляво):  Григорий  Ефимович,  мы
понимаем вас. Но помочь, увы, ничем не можем.
     ЗОНОВ.  Коротко.  Идея  моя  состоит  в  том,  что  в  наших  научных
учреждениях скопился огромный творческий потенциал, не имеющий практически
никаких перспектив на реализацию. Я говорю о так называемых "неудачниках",
чудаках, дурачках. Исторически сложилось так,  что  легко  воплотить  свои
идеи в жизнь может у нас лишь горстка ученых,  так  или  иначе  добившихся
определенных высот...
     БОРИС ЯКОВЛЕВИЧ. И это логично.  Ведь  на  высотах  люди  оказываются
благодаря таланту, работоспособности.
     Вокруг зашумели, заспорили, кто-то отреагировал горьким смешком.
     ЗОНОВ (качает головой и говорит дальше). Самый подлый вид  рабства  -
рабство,  принимаемое  с  благодарностью.  Как  видите,  ваши  коллеги  не
согласны с вами. Опыт показывает, что в продвижении к "высотам" не  менее,
нежели талант, важны способности к плетению интриг, отсутствие  принципов,
связи, случай, внешность и многое другое. Я лично  не  вижу,  как  с  этим
бороться.
     ЖОРА. Выходит, все наши директора и профессора -  подлецы  и  дураки?
Так что ли?
     ЗОНОВ. Нет, среди них встречаются порядочные и неглупые люди. Но это,
скорее, исключение, чем правило. И на  каждого  такого  приходится  добрая
сотня не  менее  талантливых  мэнээсов,  которые  мэнээсами  и  останутся,
мэнээсами и умрут. И уверен, любой из вас знает хотя бы одного  спившегося
гения. Но еще больше даже не тех, кто спивается, а тех, кто смиряется. Кто
превращается в ноль. Дай им средства, возможности, людей,  они  все  равно
ничего уже не сделают.
     Они привыкли сознавать себя нолями в той системе, которая их к  этому
привела. Их таланты заблокированы сознанием собственного ничтожества.  Это
- вы.
     НОСАТЫЙ ПСИХ (стучит себя по лбу, нехарактерно для него  оживляется).
Елки! И вы решили изъять нас из привычной среды, собрать вместе, дать  все
для  работы  и  поддерживать  в  состоянии  неопределенности,  странности,
непривычности. Дерзко!
     ЗОНОВ. Но я не предполагал, что вы  так  скоро  сумеете  организовать
"освободительное движение". Я с  радостью  наблюдал,  что  многие  из  вас
принялись за работу, но по моим наблюдениям никто, кроме Юрия  Николаевича
не довел ее до конца. Да и это-то я узнал только что. Испытал на себе. (Он
продолжал массировать пальцы). А значит меня ждут неприятности.
     ЖОРА. (с пролетарской  иронией  в  голосе):  А  чего,  мужики,  может
останемся здесь, а? Пожалеем дядю  Зонова?  (И,  повернувшись  к  Зонову.)
Идешь ты пляшешь вдоль забора и болт ворованный жуешь!..
     ЗОНОВ (подчеркнуто сдержанно): Если бы вы  и  остались,  теперь,  без
того  психологического  настроя,  который  я  вам  задавал,  без  ощущения
экстремальности ситуации вы бы работали здесь точно так же,  как  в  своих
НИИ - безрезультатно.
     БОРИС ЯКОВЛЕВИЧ. Кто вам отстроил этот концлагерь?
     ЗОНОВ. Это склады одного закрытого предприятия. Их недавно перевели в
новое помещение, а здесь все пока осталось - забор, КПП, вышки... Все  это
теперь, конечно, отберут. У нас ведь только победителей не судят.
     САН-САНЫЧ. Выходит, вы и сами - неудачник. Добро пожаловать в  родную
компанию.
     ЗОНОВ. Да, это был мой единственный шанс. Авантюрный, но  шанс.  И  я
упустил его.
     САН-САНЫЧ. Я не хотел бы хоть чем-нибудь  помочь  вам  оправдать  это
ваше хулиганство, но не могу не заметить:  рассчитали  вы  все  правильно.
Видели дыру в стене?  А  ведь  мы  ее  не  проламывали.  Мы  вытравили  ее
специальным  веществом  за  какие-то  две-три  минуты.  Мое   изобретение,
сделанное здесь, стоит дорого.
     МАЙОР  ЮРА.  А  чего  вы  так  пренебрежительно  отзываетесь  о  моем
рефрижераторе? Я на него пол жизни угробил. Да за такой патент за  рубежом
глотки друг другу будут грызть.
     МОЛОЖАВЫЙ БРЮНЕТ-СОЦИОЛОГ. Я был уверен, что  ваш  эксперимент  носит
чисто социологический характер и решил вести наблюдения параллельно. И вот
у меня готова стройная теория поведения замкнутой группы интеллигентов. Не
бог весть что, конечно, но эта теория  поможет  разобраться  кое  в  каких
исторических неясностях.
     Я (не без гордости, которую пытаюсь спрятать  за  безразличие  тона):
Прибавьте мой преобразователь электрической энергии в физиологическую.  Вы
думали, мы голодаем, а мы электричеством питались.
     Народ недоверчиво загудел, а Юра хмыкнул,  поглаживая  усы,  дескать,
недооценили "дураков", недооценили.


     Минут за двадцать мы выяснили, что за время нашего заключения  в  НИИ
ДУРА обитателями его сделано 22  изобретения  и  проведено  два  серьезных
теоретических исследования, не имеющих пока практических перспектив. Кроме
того, исчезновения носатого Психа, которые,  оказывается,  имели  место  в
действительности, а не были, как я думал раньше, сочиненной Жорой  байкой,
получили название "непосредственное влияние психики спящего на объективную
реальность" и признаны зародышем фундаментального открытия.
     Даже  больше  нас  поражен  был  Зонов.  "Как  это  могло  случиться?
Признаюсь, среди вас находится мой человек. Правда, он и сам не знал,  что
конкретно меня  интересует,  но  он  информировал  обо  всем,  что  у  вас
происходило, и он не мог пройти  мимо..."  Прервал  Борис  Яковлевич:  "Не
утруждайте себя откровениями, мы уже давно вычислили, кто ваш осведомитель
и позаботились о том, чтобы утечки информации  не  было".  Я  вспомнил  ту
мерзкую ночь, стоны, Рипкина на "шухере"... "Темная". Интересно, все-таки,
кто?
     Майор Юра сменил тему, обратившись ко всем:
     - Что будем делать, хлопцы? Казнить  Зонова  Григория  Ефимовича  или
миловать?
     Жора, для которого все уже было ясно, удивился:
     - Да вроде бы победителей и правда не судят. Он хоть и  гад,  а  ведь
вон сколько всего наизобретали. Одно обидно: почему я-то тут так ничего  и
не сделал?
     - Наверное, Жора, ты не такой пропащий, как мы, - успокоил я его, - а
вся эта система на совсем уж законченных бедолаг рассчитана. А про  Зонова
я согласен. Хоть меня здесь и били, хоть я и похудел здесь килограммов  на
двадцать...
     Но тут со своего места сорвался Рипкин:
     - Если мы оставим безнаказанной эту выходку, мы  тем  самым  признаем
право на насилие во имя  благих  целей.  А  это  -  иезуитство,  фашизм  и
сталинизм. Мало ли что тут изобретено?! Это мы сделали, мы, а не он. А  он
издевался над нами, и больше  ничего.  Я  не  удивлюсь,  если  узнаю,  что
следующий эксперимент Зонова будет  связан  с  пытками.  Его  деятельность
антигуманна в корне. В войну тоже изобретают,  но  кому  придет  в  голову
оправдывать этим войну?  Лично  я  даже  предложил  бы  во  имя  гуманизма
отречься ото всего здесь созданного.
     - Бред, - сказал Зонов уверенно, - ни один этого не сделает.
     - Знаю, - Борис Яковлевич не удостоил его и взглядом, - и все-таки  я
призываю хотя бы к тому,  чтобы  не  считать  Зонова  причастным  к  нашим
изобретениям. Предлагаю не разглашать, а в  случае  разглашения,  всячески
опровергать слухи о том, что изобретения эти, якобы, сделаны в стенах  НИИ
ДУРА. В застенках, точнее.
     Мы были несколько ошарашены таким оборотом. Возмутился Сан-Саныч:
     -  Борис  Яковлевич,  насчет  того,  что  Зонов  не  должен  уйти  от
справедливой кары, я с вами полностью солидарен, нельзя ему  спускать.  Но
то, что предлагаете вы - такое же иезуитство: ради  гуманизма  все  должны
врать. Войну никто не оправдывает. Но если что-то во время войны  создано,
никто этого факта не скрывает. Факт есть факт.
     Зонов поднял руку:
     - Можно мне два слова?
     Но того, что хотел сказать он, мы так и не узнали.  Потому  что  эхом
рассуждений о войне прогремел внезапный оглушительный взрыв. И вспышка.  И
звон стекла.  И  вонь  гнилого  чеснока.  И  моментальное,  выворачивающее
наизнанку удушье. Захлебываясь слезами и соплями, я успел увидеть,  как  с
двух сторон - из двери в коридор и из двери в подсобку - в зал ввалилось с
десяток слоноподобных монстров цвета хаки с черными палками в лапах.
     Я корчился на кафельном  полу,  и  моим  единственным  желанием  было
разорвать ворот рубахи, но тот не поддавался и душил, душил... Я и  думать
забыл об автомате, а когда очухался, его у меня уже не было.
     Солдаты в противогазах, орудуя резиновыми дубинками,  выгнали  нас  в
коридор, а оттуда - в спальное помещение. Вот они  -  "другие  инструкции"
пацана-сержантика.


     В горле першило, глаза хотелось тереть и тереть,  все  тело  ныло  от
кашля, который не прекращался  уже  полчаса.  Проклятый  слезоточивый  газ
выветривался  удручающе  медленно.  Никто,  казалось,  и   не   собирается
объяснять нам происшедшее.
     Зонов, разделивший на сей раз с нами участь арестанта, в  промежутках
между приступами кашля поведал нам, что и  сам  не  имеет  понятия,  какие
события  ожидают  нас  далее.  Ведь  солдаты,  оказывается,  находятся   в
непосредственном подчинении МВД и в соподчинении КГБ, официально оставаясь
охраной секретного склада. А Зонов для них - начальник только в  том,  что
касается  внутреннего  порядка.  Все  наиболее  важные  распоряжения   они
получают непосредственно из Москвы. "Самое смешное, - закончил он,  -  что
только высшему командованию известно истинное положение  вещей.  Материалы
об этом эксперименте проходят в режиме "два ноля" - "совершенно секретно",
и для  всех  промежуточных  военных  начальников  вы  -  особая  категория
заключенных.  В  документе  так  и  написано:  "В  целях   государственной
безопасности подвергнуть изоляции сроком на шесть месяцев".
     - Сколько, сколько? - выпучил свои голубые  глаза  самый  молодой  из
нас, - да у меня жена, может, сегодня рожает уже!..
     - Зонов, я вас убью, - решительно  поднялся  Рипкин,  но  его  сумели
усадить на место. Тогда он  крикнул:  -  Это  провокация!  Все  продумано,
запасной вариант!
     Зонов, кажется, наконец, впервые смутился.
     - Уверяю вас, это не так. Я думаю, мне  позволят  пройти  в  кабинет,
позвонить, и я все улажу. Эти дуболомы потому  нас  сюда  и  согнали,  что
растеряны. А когда они растеряны, они начинают метаться.
     - Ох, Зонов ей богу, ваше будет счастье, если вы  не  врете,  -  сжал
кулаки Юра. - Как мне хочется дать вам по роже. Но ничего, вы  еще  будете
публично, перед всеми хлопцами, прощения просить.
     Смирный наш майор-то, оказывается, крут. Представляю, как трудно  ему
было столько времени разыгрывать перед Зоновым его правую руку.
     Зонов поднялся и, сдерживая ярость, с расстановкой произнес:
     - Я не требую от вас извинения за эти слова, хотя и имею на  это  все
основания. Я понимаю вас. Но и сам я не  считаю  нужным  извиняться  перед
кем-либо за все то, что здесь произошло. Как не извиняется  хирург  за  то
что он вас режет. Вы еще будете благодарны мне. Что же касается последнего
эпизода, то тут виной - единственно ваша  самонадеянность.  Вы  сами  себе
навредили. Себе и мне.
     - Да как вы смеете! - снова дернулся Борис Яковлевич. - Как вы смеете
ставить людям в вину нежелание терпеть унижение?!
     Но Зонов не слушал его. Он подошел к двери и принялся колотить в нее.
Ему открыли. Мы видели, как он,  перекинувшись  парой  слов  с  сержантом,
пошел, конвоируемый двумя охранниками, к выходу.
     - Зря мы его  упустили,  -  огорчился  Сан-Саныч,  -  надо  было  его
заложником оставить.
     - Лучше наложником, - хохотнул Жора. - Из него сейчас  заложник,  как
из меня балерина: он тут больше не котируется.
     Мы ждали полчаса, час... Потом расползлись по койкам. "Если следовать
логике Зонова, думалось мне, - то сейчас каждый из нас должен совершить по
великому открытию. Да нет, теперь-то нас может спасти  только  одно,  зато
мощнейшее изобретение человечества - бюрократическая система..."
     Следующий день прошел так, будто ночью ничего не случилось. Хотя нет,
изменения были. Во-первых, мы встали только к обеду и обошлись без  всяких
построений. Во-вторых,  двери  в  лаборатории  были  заперты  на  огромные
амбарные замки. В-третьих, сначала в столовой, а потом и в расположении за
нами постоянно наблюдал теперь молодчик с автоматом.
     Мы   были   озлоблены,   мы   требовали   немедленно    выдать    нам
предателя-Зонова для расправы. Но охранник в разговор не  вступал,  только
смотрел с нескрываемой  неприязнью,  да  матер