театры. В опере идет "Фауст".

- Воображаю, что это будет. У нас абонемент. Заезжайте за мной и отправимся
вместе в нашу ложу.

- А я хотел предложить вам место в партере, это ближе к сцене, - если
только вы снизойдете до партера.

- Снизойду, - ответила Вильгельмина. - Идем в партер. Но как же музыканты
будут читать ноты?

- Артисты и оркестр будут исполнять на память. Каждый из них отлично знает
свою партию. Зрелищное восприятие, конечно, не будет совпадать со слуховым.
Но с этим надо примириться.

- А что же будет с нашей музыкой и пением, Марамбалль?

- Мы будем разбирать ноты, как близорукие, и учить на память.

- Вы принесли новые романсы?

- Принес, - ответил Марамбалль, наблюдая за тем, как "призрак" Вильгельмины
вошел в столовую, переодетый в розовое кимоно. Только теперь Марамбалль
узнал, как одета сидящая с ним Вильгельмнна.

- Дайте же мне, - протянула девушка руку.

- Извольте, - ответил Марамбалль, незаметно выходя в гостиную.

- Но где же вы?

- Вот здесь, неужели вы не видите меня? - смеялся Марамбалль, повторяя ее
игру в прятки. Надо сказать, что эта игра очень понравилась ему. Марамбалль
начал бегать по гостиной, а Вильгельмина преследовала его. Марамбалль
увлекался все больше. И вдруг, когда посреди комнаты она поймала его,
Марамбалль обхватил девушку и крепко поцеловал.

Вильгельмина вырвалась из его объятий.

- Сумасшедший!

В тот же момент они услышали знакомые, прихрамывающие шаги лейтенанта
Блиттерсдорфа. На войне он был ранен в ногу и с тех пор прихрамывал.

От веселости Марамбалля и Вильгельмины не осталось и следа. Лейтенант
явился, как статуя командора, и молодые люди стояли смущенные, подобно дон
Жуану и донне Анне[15]. Правда, командор еще ничего не мог видеть. Он мог
только слышать подозрительный шум. Но протекут минуты - и вся картина
"проявится"... Одно спасение - увести лейтенанта из этой комнаты, пока
прошлое не станет видимым "настоящим".

Вильгельмина, так же как и Марамбалль, уже хорошо знала, что чем ближе
предмет, тем скорее он проявляется.

Она храбро бросилась навстречу приближающимся шагам, взяла лейтенанта за
руку и попыталась обвести его вокруг комнаты, к двери в кабинет отца.

- Это вы, господин лейтенант, как кстати! - защебетала она, дружески толкая
лейтенанта. - Папа будет очень рад видеть вас; идемте к нему...

- Я, кажется, помешал, - хмуро отозвался лейтенант. - Здравствуйте,
фрейлейн Вильгельмина, - и он остановился, чтобы поцеловать ей руку.
Девушка ускорила эту церемонию и вновь повлекла за собой лейтенанта к
спасительной двери.

- Почему вы ведете меня, э-э, таким кружным путем? - спросил лейтенант,
опять останавливаясь.

- Я только что приехала и разбросала на полу свои чемоданы, мы можем
упасть. Да ну же, какой вы неповоротливый! - тормошила она его.

- Но, может быть, ваш отец занят?..

- Да нет же, идемте.

Вот и спасительная дверь... Вильгельмина быстро постучалась, открыла дверь,
не ожидая ответа отца, почти втолкнула в кабинет лейтенанта и, бросив
несколько фраз, ушла "прибрать чемоданы", плотно закрыв за собой дверь.

- Где вы? - шепотом спросила она, войдя в гостиную.

- Здесь, - также тихо ответил провинившийся дон Жуан.

- Уходите скорей... противный!

Но Марамбалль не торопился. Его обуяло непреодолимое желание увидеть самому
всю сцену игры в жмурки, а она уже начала проявляться: Марамбалль-первый то
приближался, то удалялся. И когда он подходил ближе, то события шли
ускоренным темпом, как будто кто-то быстрее пускал кинематографическую
ленту. Когда он отступал назад, движения играющих в прятки замедлялись.
Наконец, отступая с быстротою, превышающей скорость света, он видел события
в обратном порядке. Вильгельмина сама была увлечена этой "фильмой".
Опомнившись, она тихо спросила:

- Вы еще здесь?

- Здесь, - с сладким вздохом отвечал Марамбалль.

- Да уходите же, безумный человек!

- Сейчас, только досмотрю самое интересное. Марамбалль, подвигаясь взад и
вперед, нашел момент поцелуя и начал медленно - со скоростью света -
отступать к двери. И призрачная пара как будто застыла в поцелуе.

- Изумительно! - сказал он у двери. - А в оперу мы все-таки поедем!

Марамбалль услышал, как Вильгельмина в нетерпении топнула ногой.

- Иду, иду! - И Марамбалль вышел, прикрыв дверь.

На лестнице, навстречу ему поднималась тень грозного командора - лейтенанта
Блиттерсдорфа. Его рыжие распушенные усы были подняты вверх, как у
Вильгельма Второго.

- Фу, проклятое привидение! - выбранился Марамбалль. И он демонстративно
прошел сквозь призрак лейтенанта, двинув плечом воображаемого соперника.

Когда Марамбалль ушел, новое беспокойство овладело Вильгельминой. Она
знала, сколько опасных неожиданностей таит в себе новый порядок вещей.
Вильгельмина тихо подошла к закрытой двери в кабинет отца и тронула ее
рукой. Опасение Вильгельмины оправдалось: закрытая дверь была на самом деле
открыта. Это, очевидно, проделка лейтенанта. Он мог открыть ее после того,
как Вильгельмина вышла. Теперь весь вопрос был в том, дошло ли отражение
сцены игры в жмурки до лейтенанта, сидящего в кабинете отца... Вильгельмина
зашла сбоку и прикрыла дверь. Подойдя через несколько минут вновь к двери в
кабинет, она опять нашла ее открытою. Стать у двери и загородить своим
телом видение? Но она не могла "загородить" того отражения, которое уже
было впереди нее. В отчаянии девушка ушла в свою комнату и заперлась.

Вильгельмина волновалась не напрасно.

Лейтенант, заподозрив неладное, принял свои меры. Поздоровавшись с Леером,
он поставил кресло против двери и открыл ее. Скоро начала проявляться вся
сцена игры в жмурки. Тогда лейтенант заговорил с отцом Вильгельмины о
Марамбалле.

- Я, конечно, далек от мысли давать вам советы, господин Леер, - сказал он,
- но мне кажется, что посещения вашего дома иностранным корреспондентом,
притом французом, не совсем удобная вещь при вашем официальном положении.
Притом отношения Марамбалля к фрейлейн Вильгельмине могут вызвать
превратные толкования и повредить репутации вашей дочери...

- Мне самому не нравятся эти визиты. Но что же я могу поделать? Шальная
девчонка... Будь бы жива се мать, - со вздохом сказал Леер, - все было бы
иначе. Я не сомневаюсь, что их отношения носят вполне невинный характер.
Спорт, музыка...

- Вполне невинный? - лейтенант тяжело задышал. - А вот не угодно ли
взглянуть в гостиную!

Леер поднялся из-за письменного стола, подошел к двери и воскликнул от
изумления.

Они увидели финал игры в прятки. Среди гостиной беззвучная тень Марамбалля
целовала призрак Вильгельмины. От ревнивого взора лейтенанта не
ускользнуло, что Вильгельмина не очень быстро оторвалась от губ молодого
человека, и в ее негодовании не было искренности.

Кровь медленно залила все лицо лейтенанта.

- Я... убью его! - тихо, но решительно сказал лейтенант. - Вызову на дуэль
и убью.

Леер вернулся к столу и, ошеломленный виденным, тяжело опустился в кресло.

- Да, это ужасно... Она обманула мое доверие... Но как же вы будете
"драться" с ним на дуэли?

- В открытую или в "слепую" - все равно. На пистолетах. До решительного
результата.

- А если он откажется от дуэли?

- Я убью его. Теперь это можно сделать проще, чем раньше.

Разговор не вязался. Лейтенант скоро откланялся и направился к двери.

Вильгельмина слышала, как он шел, и подумала:

"Он не простился со мною! Сердится! Конечно, он видел все. Но видел ли
отец?"

В ту же минуту послышался голос отца:

- Вильгельмина, иди сюда!

Между отцом и дочерью произошел длинный и чрезвычайно неприятный разговор.

VII. ПОСЛЕДНЕЕ СВИДАНИЕ

Не без волнения вечером подъезжал Марамбалль к дому Вильгельмины. Удалось
ли ей скрыть "следы преступления"?

Он позвонил и спросил швейцара, дома ли фрейлейн Вильгельмина.

- Уехали! Не принимают! - сердито ответил швейцар и тотчас же захлопнул
дверь. Марамбалль протяжно свистнул.

- Дело дрянь! "Уехали и не принимают". Это похоже на отказ от дома...

Он все же надеялся встретить Вильгельмину в опере и поехал туда.

Осторожно пробравшись во второй ряд, Марамбалль уселся в кресло и начал
осматривать ложи. Но ложа Лееров была пуста. "Может быть, она еще не
проявилась?" - не терял Марамбалль надежды, думая о Вильгельмине.

Сосед слева задел его плечом и пробормотал извинение.

- Пожалуйста, не извиняйтесь. Мы все слепые, а слепому трудно не задеть
другого, - с французской болтливостью ответил Марамбалль. И в ту же минуту
он услышал, как кто-то шепчет ему на ухо:

- Простите! Я хотел только убедиться, вы ли это. Сегодня господин первый
секретарь Леер уезжает к министру ровно в десять. А дело номер сто
семьдесят четыре будет лежать у него на столе.

- Метакса! Вы как сюда попали?

- Так же, как и вы, - отвечал грек.

В этом действительно не было ничего необычайного: места корреспондентов
находились в одном ряду. Метакса, очевидно, только принял меры к тому,
чтобы оказаться по соседству с Марамбаллем.

- Послушайте, - сказал Марамбалль, - что вы, наконец, гипнотизируете меня
все время делом номер сто семьдесят четыре? Что вам от меня нужно?

- Тс!.. - И, наклонившись к самому уху Марамбалля, Метакса сказал:

- Вы же сами знаете, что на этом деле можете заработать. У меня есть свои
люди в доме Леера, и я знаю все, что там делается. Но мне труднее обделать
это дело, чем вам. Вы свой человек в доме.

Под плавные, торжественные звуки увертюры Метакса продолжал развивать свой
план.

- Я сообщил вам об этом деле, я направил вас, и вы заработаете тысячи. Ну,
а мне за это дадите только одну тысчонку марок...

Мысль Марамбалля заработала. Метакса прав. На этом деле можно заработать.
Да, не вовремя Вильгельмина затеяла игру в жмурки!.. Если бы не этот
роковой поцелуй!.. Положение очень осложнилось. Нужно ли давать этому греку
за комиссию? Марамбалль постарается добыть секретное дело, но делиться с
Метаксой он не намерен.

- Во-первых, вы напрасно стараетесь, господин Метакса, - зашептал
Марамбалль в ухо соседа. - Все, что делается в доме Лееров, я знаю не хуже
вас. И о деле номер сто семьдесят четыре я узнал гораздо раньше, чем эту
"новость" сообщили вы мне. А во-вторых, я больше не собираюсь бывать в доме
Лееров.

- Лейтенант не пускает? - язвительно спросил грек, поняв, что Марамбалль
увиливает от дележа.

- Это касается только меня, - сухо ответил Марамбалль.

"Какая некультурность!" - возмущался он бестактным вопросом грека, искренне
забывая о том, что сам ведет нечистую игру.

Увертюра окончилась. Со сцены уже слышался голос Фауста, а занавес казался
еще закрытым. И только когда Мефистофель на зов Фауста отозвался: "И я
здесь!", - для первых рядов спектакль начался. Между пением, игрой артистов
и оркестром не было никакой связи. Задние ряды увидели открытие занавеса
только к антракту первого акта. - "А последнее действие галерка будет
досматривать, как немую сцену, после окончания оперы... Пропала опера!"

В середине второго акта Марамбалль осторожно вышел и направился к выходу.
Оглядываясь назад, он видел как бы повторение действия в обратном порядке.
Но это уже не интересовало его.

Он вернулся к себе и позвонил по телефону к Вильгельмине

Она оказалась дома, но разговор с нею не доставил ему особого удовольствия.

- Отец и лейтенант видели все, - говорила она. - Мне пришлось выдержать
очень неприятную сцену с отцом. И было бы лучше, господин Марамбалль, - ее
голос дрогнул, - если бы вы не показывались в наш дом по крайней мере
некоторое время, пока все не уляжется.

Она не имела решимости отказать ему сразу.

Марамбалль был в полном душевном смятении, выслушав из ее уст этот приговор.

Отказ в такой момент, когда ему, как никогда раньше, нужно было быть в доме
Лееров! Завтра будет уже поздно. Дело номер 174 будет погребено в стальном
сейфе или же оно достанется в руки какого-нибудь Метаксы. Медлить нельзя.
Душу Марамбалля одновременно обуревали и другие чувства. Поцелуй острой
отравой проник в его сердце, а в голосе Вильгельмины, говорившей по
телефону, ему чудилась печаль. Быть может, она любит его? В эту минуту ему
казалось, что и он также безумно любит ее. И, с неожиданной для самого себя
страстью, он начал умолять ее принять его в последний раз, "чтобы
проститься навеки".

В спортсменском сердце Вильгельмины, вероятно, были оборваны еще не все
струны сентиментализма. Искренний тон Марамбалля, видимо, тронул ее. Она
колебалась, а он, вздыхая и охая в телефонную трубку, поддавал жару.

- Только взглянуть... В последний раз!

- Но отец приказал швейцару не принимать вас, - в отчаянье призналась она.

- О, это ничего не значит! - оживился Марамбалль. - Я пройду со стороны
сада, вы откроете мне дверь...

- Но в саду сторожа; вы знаете, - теперь везде усиленная охрана.

- Сторожам, наверно, не отдан приказ не пускать меня; наконец, я сумею
пробраться мимо них... Только взглянуть!..

- Ну, хорошо. Но приходите скорее, пока отец не вернулся.

Марамбалль бросил трубку и завертелся по комнате, ища разбросанные шляпу и
перчатки.

"Бог всесильный, бог любви! Ты услышь мою мольбу[16]!.." - пропел
Марамбалль и бросился по коридору, едва не сбив с ног фрау Нейкирх.

Марамбалль благополучно проскользнул мимо сторожей и незаметно вошел в дом.
Он пробрался в гостиную и остановился, едва слышно кашлянув.

- Я здесь, - тихо ответила Вильгельмина, - у рояля.

Марамбалль сделал несколько шагов и вновь остановился в нерешительности. Он
так спешил, что не обдумал плана действий. Изобразить ли ему безутешного
влюбленного, или же, пользуясь случаем, пробраться в кабинет, похитить дело
и бежать. Женщина или деньги? Несколько секунд он переживал сильнейшую
борьбу. Но в конце концов он решил, что Вильгельмина все равно потеряна для
него, и потому надо покончить с делом номер 174.

Но, даже решившись на это, он все же не мог поступить слишком вероломно по
отношению к Вильгельмине. Да это было бы и неосторожно.

"Обидеть женщину не только некрасиво, но и опасно. Женщины умеют мстить". -
И Марамбалль выбрал средний путь. Он метнулся в кабинет, нагнулся над
освещенным столом, нашел дело номер 174, сунул его под жилет и выбежал в
гостиную. Все это заняло не больше полминуты

- Да где же вы? - спросил он несколько громче.

- Здесь, - тихо отвечала Вильгельмина.

- А мне почудилось, что вы говорите из кабинета, и я прошел туда. Вы не
можете себе представить, как я сожалею о том, что случилось!.. Нет, не так.
Я в восторге от того, что случилось, но сожалею о том, что наша шалость
обнаружена... Я... - он хотел сказать "я люблю вас", но, почувствовав, что
папка с делом готова выскользнуть из-под жилета, положил руку несколько
ниже сердца и, прижимая жилет, продолжал: - Я всегда буду помнить о вас...
- "А вдруг она скажет, что любит меня?" - в ужасе подумал Марамбалль. -
"Нет, сейчас не время распускаться". - И, найдя ее руку, Марамбалль
почтительно поцеловал кончики холодных пальцев.

- Прощайте, Вильгельмина!

Девушка сделала движение и вздохнула. Быть может, она была недовольна его
слишком примерным поведением и почтительностью?.. Опасаясь проявления се
нежных чувств, которые могли задержать его и сыграть роковую роль,
Марамбалль тяжело вздохнул, отошел от Вильгельмины и, прошептав еще раз:
"Прощайте!" - побежал к двери.

Он ликовал. Наконец-то на его груди покоилась сенсация, которая поразит мир
и даст ему возможность широко пожить! Его карьера ловкого журналиста будет
обеспечена.

VIII. ПОГОНЯ

Марамбалль так размечтался, что забыл о всякой осторожности и, пробегая
садовую дорожку, с разбега налетел на кого-то. Он упал на землю вместе с
неизвестным человеком.

- Стой! Кто это? - послышался голос сторожа.

Марамбалль, прижимая левой рукой драгоценную папку, попытался подняться,
закрывая правой рукой свое лицо: он не забывал о проявлении. К счастью для
него, в саду было темно. Сторож ухватил Марамбалля за ногу и звал на
помощь. Марамбаллю удалось ударом другой ноги сбить руку, державшую его за
ногу. Он поднялся и побежал.

Поднялась суматоха. Слышались тревожные свистки, крики, отовсюду бежали
люди. Марамбалль бросился к воротам сада, сбил с ног еще одного сторожа и
выбежал на улицу, продолжая прикрывать свободной рукой лицо. Через
несколько минут его фигура проявится, и преследователи побегут за
призраком. Теперь они могли гнаться только вслепую, за топотом убегающих
ног. Марамбаллю надо было "замести следы", пробежав какое-нибудь темное
пространство. Он решил направиться в близлежащий Тиргартен. Выбежав на
тротуар, Марамбалль врезался в уличную толпу, двигавшуюся ему навстречу, и,
вопреки всем правилам уличного движения, помчался вперед, сбивая прохожих.
Он нагнул голову и, как разрушительный таран, пробивался сквозь толпу,
оставляя позади себя крики, стоны, вопли и проклятия. Упавшие люди служили
ему заграждением, задерживающим его преследователей. Это облегчало
положение Марамбалля, но, с другой стороны, ему не выгодно было оставлять
за собой такой "шумовой хвост", который давал преследователям легкую
ориентировку.

В полумраке сада в это время проявилось очертание его фигуры, и подоспевшие
полицейские бросились по горячим следам, преследуя призрак бегущего
человека. Они не могли определить во время преследования, имеют ли дело еще
с призраком, или уже с живым человеком, и потому все время принуждены были
схватывать воображаемого преступника, но их руки разрезали пустое
пространство. Несколько раз, впрочем, им удалось кого-то поймать. Часть
преследователей останавливалась с задержанными призраками в ожидании их
проявления; но полицейских ждало разочарование: первым из задержанных
проявился глубокий старик, вторым - пастор. Только двоих молодых людей
отвели в участок для обыска и выяснения личности. Все это очень затрудняло
погоню, но она не прекращалась.

Скоро Марамбалль услышал характерный звук сирены. Это был уже всем
известный сигнал полиции, преследующей преступника. По звуку сирены уличное
движение на тротуарах приостанавливалось. Прохожие прижимались к стенам
домов, чтобы освободить путь для быстро следующего отряда полиции.

Марамбалль пересек улицу, добежал по свободному от толпы тротуару до угла и
свернул. Здесь уличное движение еще не прекращалось. У самого тротуара один
за другим двигались автомобили. Марамбалль, прислушиваясь к их движению,
выбрал ближайший, вспрыгнул на подножку автомобиля и ввалился в кузов. В
автомобиле послышались испуганные женские голоса.

- Тысячу извинений, - сказал Марамбалль, убедившись, что голоса не
принадлежат знакомым. - Я едва не попал под ваш автомобиль и принужден был
вскочить в него.

Такие случаи действительно бывали, и в автомобиле, услышав любезный,
извиняющийся голос Марамбалля, успокоились.

Когда автомобиль поравнялся с Тиргартеном, Марамбалль бесшумно спрыгнул и
побежал по траве, минуя освещенные дорожки, в полумрак деревьев. Он делал
петли, как заяц, и одно освещенное место пробежал даже задом наперед, чтобы
сбить своих преследователей.

Голоса погони отставали, но Марамбалль продолжал кружить по парку. Он
пробежал всю левую сторону Тиргартена до Зоологического сада. В совершенно
темном уголке он неожиданно налетел на мирно сидящую парочку. Марамбалль
подошел сзади к сидящему молодому человеку и, прежде чем тот успел что-либо
сообразить, снял с его головы шляпу-котелок и надел ему свою клетчатую
кепку, - его кепка проявилась и уже должна быть известна преследователям

Затем он исчез в густых тенях деревьев, пролез под пустующим ресторанным
киоском, вышел из сада и кружным путем отправился на противоположную
сторону Берлина, - в Трептовер парк.

Побродив по темным уголкам этого парка, он, наконец, решил, что
окончательно замел следы. Но все же, из осторожности, он не решился
вернуться домой с драгоценной папкой. Если только кому-нибудь из
преследователей удалось узнать его, полиция, наверно, нагрянет с обыском.
Куда спрятать на время дело номе