лодался. Он жил на Доротеенштрассе, в
нескольких минутах ходьбы от Тиргартена. Но на этот раз ему пришлось идти
довольно долго, пробираясь ощупью. Он извинялся, задевая плечом призраки, и
наталкивался на невидимых живых людей.

"Однако который теперь может быть час?" - подумал Марамбалль, глядя на
потускневшее солнце на багровом небе, склонявшееся к западу. По привычке он
вынул часы и посмотрел на циферблат.

"Фу, черт возьми, никак не привыкнешь к этому сумасшествию!" - бранился он,
глядя в пустоту. Он оглянулся и увидел большие часы на углу улицы. Стрелки
стояли на пяти. Он сделал всего несколько шагов вперед, вновь взглянул на
часы и удивленно остановился. Минутная стрелка указывала уже пять минут
шестого. Еще несколько шагов вперед - и часы показывали десять минут
шестого, как будто время начало бежать с неимоверной быстротой. Марамбалль
был так заинтересован этим странным поведением часов, что решил проверить
их, отойдя назад. И что же? Время тоже как будто пошло назад. Пять минут
шестого. Ровно пять. Марамбалль отошел на метр и увидел, что часы
показывают уже без пяти минут пять.

Марамбалль свистнул.

"Ловко! Прогуливаясь взад и вперед, я могу по своему желанию распоряжаться
временем: посетить прошлое, заглянуть в будущее и вернуться в настоящее. Но
почему же я не видал своих карманных часов? Не потому ли, что в кармане
темно?" - Марамбалль еще раз вынул свои часы и поднес их очень близко к
глазам. Всего через две-три секунды он увидел циферблат и стрелки, которые
показывали двадцать минут шестого. Он подошел к большим уличным часам и
посмотрел на них. Они показывали четверть шестого.

Пользуясь тем, что его никто не видит, Марамбалль влез по столбу к самому
циферблату и мог убедиться, что теперь и эти уличные часы показывали
двадцать минут шестого.

- Теперь мне многое становится ясным, - сказал Марамбалль, предпочитая
говорить вслух с самим собой вместо того, чтобы кричать все время "иду,
иду". - Мои глаза видят то, что было примерно пять минут тому назад на
расстоянии метра, десять минут назад - на расстоянии двух метров и так
далее. Это слишком сложно, чтобы быть безумием.

Очевидно, что-то неладное произошло в самой природе.

Когда Марамбалль добрался, наконец, до ресторана, его ждало разочарование.
Ресторан был закрыт. Марамбалль был постоянным посетителем, и ему удалось
выпросить у хозяина только черствый вчерашний пирожок.

- Однако если так пойдет дальше, мы подохнем с голоду, - сказал Марамбалль,
доедая пирожок.

- Последние времена, - вздохнул хозяин. - Это светопреставление.

"И он о том же", - подумал Марамбалль, вспомнив вдову Нейкирх, затем он
спросил:

- Господин Лайль был у вас сегодня к обеду?

- Как всегда. Но он чувствует себя очень плохо. Его сильно помяли в
автобусе. Он выглядит совсем больным.

- Но ведь вы не могли его видеть, - насторожился Марамбалль.

- Ну, разумеется, я видел его после того, как он ушел. Кто бы мог подумать,
господин Марамбалль, что мы доживем...

Но Марамбалль уже не слушал его. Все в порядке. Хозяин ресторана видит так
же, как и он, как и все.

- Сколько стоит пирожок?

Марамбаллю пришлось бы ожидать не менее пяти минут, чтобы увидеть
безнадежный жест хозяина. Но интонация голоса и без этих внешних проявлений
ясно свидетельствовала об угнетенном состоянии владельца ресторана в
Тиргартене, а слова говорили еще яснее.

- Какие тут счеты, господин Марамбалль! - сказал он уныло. - С собой в
могилу не возьмешь пирожков, ни платы за них. Кушайте на здоровье.
Простите, что не могу ничем угостить вас больше. Я даже себе не сумел
изготовить обеда: половина жаркого оказалась сырою, а половина сгорела. - И
он еще раз безнадежно крякнул.

- Телефон действует? Мне нужно переговорить с Лайлем.

- Ничего не действует. Все разваливается. Лакеи перепились, винный погреб
опустошен. Всђ идет прахом. И я... я, кажется, сам напьюсь, если только эти
подлецы оставили мне хоть каплю вина...

IV. ЗАГАДКА СВЕТА

Марамбалль возвращался к себе на Доротеенштрассе. Он уже больше не
сомневался в том, что здоров. "Болен не я, а весь мир", - думал он и не мог
решить, лучше это или хуже. Молодой человек радовался за себя, вернув
уверенность в здравости своего рассудка. Но все же положение
катастрофическое. "Нет, уж лучше бы я сошел с ума. Меня врачи, наверно,
вылечили бы, а удастся ли им вылечить весь мир, заболевший каким-то
странным недугом, - это большой вопрос".

Вернувшись к себе в номер, Марамбалль быстро включил комнатный
громкоговоритель радиоприемника, в надежде, что по крайней мере по радио он
что-нибудь узнает о причинах необычайной катастрофы, разразившейся над
миром. И он не ошибся.

Говорила станция Кенигсвустергаузена[12].

"...Только высочайшее самообладание и дисциплина могут спасти город от
паники, которая грозит самыми гибельными последствиями. Граждане должны
строжайше придерживаться новых правил уличного движения, памятуя, что
несоблюдение их грозит смертельной опасностью. Город объявлен на осадном
положении. Все попытки нарушения уличного спокойствия будут караться
беспощадно на месте преступления".

"Хотел бы я посмотреть, как они будут ловить Дпреступников"", - подумал
Марамбалль.

"...О причинах, вызвавших катастрофу мирового масштаба, виднейшие ученые
Берлина сообщают следующее. Ими установлено, что скорость света замедлилась
Вместо трехсот тысяч километров в секунду свет начал двигаться со скоростью
всего шесть минут пятьдесят восемь секунд-метр. Как известно, мы видим
окружающие предметы потому, что они отражают естественный, солнечный или
искусственный свет. Эти отражения проходят теперь примерно семь минут
каждый метр расстояния. Следует упомянуть, что ученые-физики и астрономы
уже давно установили, что скорость света непостоянна. Она уменьшается почти
на четыре километра в год. Однако при сохранении этой плавности скорость
света могла уменьшиться до нуля только через семьдесят пять тысяч лет. Это
слишком отдаленное будущее не могло, конечно, вселять тревогу. Уменьшение
на четыре километра в год практически было неощутимо и могло влиять только
на астрономические подсчеты, там, где дело шло об измерении огромных
пространств "астрономических лет[13]". Поэтому ученые и не считали нужным
предавать свои наблюдения об уменьшающейся скорости света широкой гласности.

Что касается причин внезапного замедления света. то ученым не удалось еще
найти удовлетворительного объяснения. По мнению одних, наблюдавшееся в
прошлые годы уменьшение скорости света только кажущееся: не скорость света
уменьшилась, а увеличилась единица измерения времени - секунда - благодаря
замедлению суточного вращения Земли. Однако против этой гипотезы и раньше
делались возражения замедления во вращении Земли наблюдаются периодически,
то есть Земля то замедляет, то ускоряет до обычного свое суточное
вращательное движение вокруг оси, тогда как скорость света уменьшалась
равномерно. То же, что мы видим теперь, окончательно опровергает эту
гипотезу: если бы уменьшение света было кажущимся и зависело от замедления
Земли, то это означало бы такое замедление, которое сказалось бы и на
увеличении силы тяжести (от уменьшения центробежной силы), чего, однако, мы
не наблюдали.

Остается предположить, что Солнце в своем движении вступило вместе со всей
солнечной системой планет в такие области мирового пространства, где
скорость света более замедленная. Это может происходить или от свойств
мирового эфира, или же от иной кривизны пространства, - вообще говоря, от
неоднородности и непостоянства межзвездных глубин.

Наконец следует упомянуть, что изменение цветов произошло потому, что
благодаря замедлению света весь спектр как бы передвинулся справа налево:
голубой превратился в темно-оранжевый, зеленый в почти черный, и так далее.
Появились и новые цвета, ультрафиолетовые и лежащие правее них. Но
невооруженным глазом они воспринимаются как темные или вовсе не
воспринимаются.

Наука бессильна изменить явление такого космического порядка, как
замедление света. Но примениться к новым условиям жизни мы все же можем. К
счастью для нас, столь резкое уменьшение скорости света не проявляет
тенденции к еще большему уменьшению. Скорость света пока является величиной
постоянной. Нам ничего больше не остается, как приспособиться к новым
условиям существования и надеяться, что это явление преходящего характера".

Кто-то постучал в дверь.

- Войдите!

Скрипнула "закрытая" дверь, и в комнату вошло тяжелое дыхание тучной фрау
Нейкирх.

- Добрый вечер, господин Марамбалль, - послышался ее голос, такой
печальный, как будто она только что похоронила своего мужа.

- Добрый вечер, фрау Нейкирх. Ну, вот видите, все великолепно. Сейчас
передавали по радио, что в общем ничего страшного нет. Маленькая заминка со
светом. Солнце заехало в кривизну, и луч света не может протолкаться через
эфир. Садитесь, фрау, только не мимо кресла. Вот, кажется, оно.

- Благодарю вас. Я тоже слушала радио, но ничего не поняла, а вы объяснили
все так просто. Но все-таки в этом мире много непонятного... Я хотела
спросить у вас, господин Марамбалль. Вот, например, газ. Я вскипятила воду
и закрыла кран газовой горелки. Но газ продолжает гореть, хотя и не шипит.
Скажите, пожалуйста, будет отмечать это счетчик? Ведь я же не виновата, что
газ продолжает гореть, хотя этот кран закрыт.

V. ДЕЛО ‘ 174

Прошло несколько дней, и жизнь понемногу начала входить в новую колею. Фрау
Нейкирх примирилась со своим двойником; повара в ресторанах как-то
умудрялись "на слух, вкус и нюх" готовить кушанья и обслуживать
посетителей; возобновилось и уличное движение, хотя оно происходило с
чрезвычайной медлительностью; в том же замедленном темпе заработали почта,
телеграф и телефон.

Марамбалль и Лайль сидели на своем обычном месте за завтраком под густой
липой, в Тиргартене.

- А все-таки надо отдать справедливость немцам: их удивительная
организованность сказалась в дни катастрофы с особой наглядностью. Берлин -
первый город во всем мире восстановил нормальную жизнь, - говорил
Марамбалль, обращаясь к образу Лайля, каким тот был пять минут назад.
Впрочем, большой разницы между действительным и призрачным Лайлем не было,
так как Лайль отличался неподвижностью, в противоположность Марамбаллю,
между жестами и словами которого не было никакой связи. Марамбалль-первый
заразительно смеялся, в то время как Марамбалль-второй сосредоточенно
поглощал завтрак или закуривал папиросу.

- Интересно все-таки знать, - чем все это кончится?

- Надо жить, чем бы ни кончилось, - ответил Лайль. - Перед наступлением
тысячного года люди ожидали конца мира, и многие богачи завещали свое
имущество церкви. Но конец мира не наступил. Пришлось судебным порядком
требовать возвращения своего имущества. Говорят, в Италии одно такое
судебное дело не окончено до сих пор.

- Да, и у нас во Франции был подобный случай, если память не изменяет мне,
в 1499 году. На этот год великий астролог Стефлер предсказал повторение
всемирного потопа, и тулузский президент Ориаль предусмотрительно выстроил
себе Ноев ковчег. Однако не только потопа, но и наводнения не
произошло[14]. К сожалению, - грустно сказал Марамбалль, хотя его призрак
беззвучно смеялся, откинув голову назад, - у нас действительно произошло в
некотором роде светопреставление.

- Человек умный все должен обращать себе на пользу, - вдруг услышали они
чей-то голос.

- Эй, кто нас подслушивает? Однако теперь надо быть осторожным!

Невидимый посетитель ответил.

- Что же мне, гудеть, как автомобиль, при своем приближении? Не моя вина,
что вы не видите меня.

- А, эфемерида! Здравствуйте. Садитесь на этот стул; он не сдвигался с
места более десяти минут.

Метакса, однако, осторожно ощупал стул, прежде чем сесть. Эта осторожность
входила в привычку.

- Жарко, - сказал Метакса.

- Удивительно, что вы из Греции, а постоянно жалуетесь на жару, - отозвался
Марамбалль.

- В Греции - там еще жарче. - И, помолчав, Метакса продолжал: - Дело номер
сто семьдесят четыре находится у первого секретаря министра, Леера.

- Что это за дело? - спросил Марамбалль.

- О тайном соглашении между Германией и Россией, - ответил Метакса.

Марамбалль ощутил на своем лице клуб дыма из трубки Лайля.

- И что же дальше? - спросил Марамбалль.

- Ничего. Я только сообщил вам новость. Думал, может быть, будет интересно.
И еще есть новость. Лейтенант барон фон Блиттерсдорф сделал предложение
фрейлейн Вильгельмине Леер.

- Но ведь ее нет в городе! Откуда вы все это знаете? - горячо воскликнул
Марамбалль. Эта новость поразила его; он густо покраснел и был очень рад,
что Лайль и Метакса не видят его лица. Но, вспомнив о том, что они все же
увидят его, Марамбалль постарался придать своему лицу равнодушный вид.

- И люди будут жениться и выходить замуж даже в день светопреставления, -
процедил Лайль. - Вас это огорчает, Марамбалль?

- Нисколько, - поспешно ответил он. - Я не собирался жениться на фрейлейн
Вильгельмине. Да, признаться, не очень и верю этой новости. Вильгельмина...
фрейлейн Леер сообщила мне сегодня по телефону, что в момент катастрофы она
была за городом и до сих пор не могла вернуться, так как всякое движение
было прекращено. Она приедет только сегодня в шесть часов вечера. Когда же
Блиттерсдорф мог сделать предложение? Во всяком случае, она сказала бы мне
об этом.

- Блиттерсдорф сделал официальное предложение ее отцу, Рупрехту Леер.

- Ну и пусть Блиттерсдорф женится на Рупрехте Леер, - со смехом отвечал
Марамбалль, в душе очень озабоченный решительными действиями соперника.

Лейтенант Блиттерсдорф был давнишним претендентом на руку Вильгельмины,
хотя больше пользовался успехом у ее отца, чем у нее.

Сама Вильгельмина не отказывала лейтенанту решительно, она отвечала на его
предложение, что не думает о замужестве.

Марамбалль не лгал, уверяя, что он не собирается жениться на Вильгельмине,
хотя она и нравилась ему; его планы не заходили так далеко. Получив
возможность бывать в доме у Лееров и пользуясь ее дружеским расположением,
Марамбаллю удавалось узнать раньше других корреспондентов кое-какие
дипломатические новости. Правда, ничего крупного, сенсационного он получить
не мог: дверь в деловой кабинет Рупрехта Леера была довольно плотно закрыта
для него. Но все же это была приятная и полезная дружба. И вот теперь этой
дружбе может наступить конец. Ревнивый и грубоватый лейтенант барон
Блиттерсдорф, воспитанный в военной обстановке империи, конечно, не
потерпит Марамбалля в качестве друга дома. Притом Вильгельмина, если выйдет
замуж, переедет к мужу и этим самым наполовину потеряет ценность для
Марамбалля.

"Черт возьми, надо на что-нибудь решиться крупное, - думал Марамбалль. -
Да, Метакса явно наталкивает меня. Дело номер 174!.. Правда, мир сейчас
занят иным. Но что, если "светопреставление" кончится так же неожиданно,
как оно началось? А лучшего времени не выбрать; надо воспользоваться
случаем и раздобыть такой сенсационный документ. И тогда пусть Вильгельмина
выходит замуж за своего барона, если это ей нравится..."

- Все эти соглашения потеряли теперь всякий смысл и ценность, - небрежно
сказал Марамбалль. Вынув карманные часы, он поднес циферблат к глазам,
подождал, пока он появится, и поднялся.

- Мне пора. Сколько с меня следует? - обратился он к лакею, принесшему кофе
Метаксе. Лакей подсчитал.

- Четыре марки. И еще одна марка за пирожок, который вы съели в тот день,
когда ресторан был закрыт. Хозяин просил вам напомнить об этом должке...

Марамбалль вынул бумажник, посчитал деньги, "проявляя" их у глаз, и всунул
в руку лакея.

- Получайте. Очевидно, ваш хозяин раздумал умирать.

И, распрощавшись, Марамбалль ушел, потрескивая автоматической трещоткой,
которая издавала негромкое, но характерное щелканье при каждом его шаге.
Прохожие, которые еще не успели обзавестись этой новинкой, предупреждали о
себе однообразным "иду, иду".

На всех перекрестках громкоговорители напоминали о правилах уличного
движения.

Толпа на тротуарах двигалась не спеша, в строгом порядке, придерживаясь
правой стороны. Полицейские на перекрестках от времени до времени трубили в
рожок, приостанавливая движение трамваев и экипажей, чтобы дать возможность
пешеходам перейти на другую сторону улицы.

Автомобили и трамваи двигались также очень медленно, беспрерывно подавая
сигналы звонками и гудками. Чтобы не мешать друг другу, все эти звуки были
приглушены. На улице стало гораздо тише, чем раньше. У всех жителей города
быстро обострялся слух.

Уже никто не обманывался видом бесшумного призрачного трамвая, стоящего на
остановке: все знали, что этот видимый трамвай давно прошел. Но, когда
слышался шум подходящего невидимого трамвая, пассажиры шли на звук звонка,
на ощупь находили входную площадку и, соблюдая строжайшую очередь, входили
в трамвай. К счастью, столбы, указывающие места остановки, дома, как все
неподвижные предметы, были хорошо видимы, хотя они и являлись "устаревшим"
отображением вещей.

VI. ИГРА В ЖМУРКИ

Несмотря на осадное положение и все принятые меры, в городе все же были
случаи ограблений. И поэтому во всех домах были приняты меры
предосторожности, чтобы вместе с жильцами в дом не проникали воры,
пользуясь своею временной невидимостью.

Когда Марамбалль позвонил у дома Леера, швейцар осторожно приоткрыл дверь,
держа ее на цепочке, и впустил Марамбалля, только узнав его по голосу.
Марамбалль едва протиснулся в приоткрытую дверь, причем почувствовал, как
швейцар легонько провел рукой по его спине, чтобы убедиться, что за
Марамбаллем никого нет, и тотчас закрыл дверь.

- Фрейлейн Вильгельмина приехала? - спросил он, раздеваясь.

- Только что, - отвечал швейцар.

Марамбалль поднялся по лестнице, устланной черным ковром, - до
светопреставления он был красным, - вошел в большую гостиную и огляделся.

Вильгельмина, в дорожном костюме, с небольшим чемоданом в руке, стояла у
раскрытой двери в кабинет Леера и говорила с отцом. Вернее, бесшумно
шевелила губами. Потом отец так же беззвучно что-то сказал ей, потрепал по
щеке и ушел к себе, закрыв дверь кабинета. Вильгельмина быстро прошла в
свою комнату, в правую дверь.

Марамбалль находился в затруднении. Он знал, что видел минувшие события. Но
вернулась ли уже в гостиную Вильгельмина?

Его вывел из затруднения голос Вильгельмины, раздавшийся из столовой. Она
запела, потом, очевидно, услышав шум приближающихся шагов, прекратила пение
и спросила:

- Кто здесь?

- Здравствуйте, фрейлейн, - сказал Марамбалль, осторожно пробираясь в
столовую. - С приездом!

- А, это вы, Марамбалль, здравствуйте! - Девушка пошла навстречу гостю.

- Не правда ли, интересно? Весь мир играет в прятки. Ну где же вы?

И, смеясь, она вертелась около него, как будто не могла найти. А Марамбалль
беспомощно разводил руками, хватая воздух.

- Через пять минут, когда вы проявитесь, я буду смеяться, наблюдая ваш
глупый вид, - продолжала она забавляться. - Ну, вот моя рука, держите, -
наконец смилостивилась она.

Молодые люди уселись у стола.

- Как давно мы не виделись! - сказал Марамбалль. - Это было еще в старом
мире, когда люди видели настоящее, а не прошлое. Как провели вы время у
фрейлейн Алисы?

- Великолепно, - отвечала девушка. - Сначала мы все очень испугались. А
потом нашли, что это даже интересно. Но, Марамбалль, это начинает мне
надоедать. Прощай лаун-теннис! Мы больше не можем играть в эту чудесную
игру!..

- Есть "игры" поважнее, - сказал Марамбалль. - На многих фабриках и заводах
прекратилось производство. Если это продлится, мы переживем ужасные времена.

- Придумают что-нибудь, - беспечно ответила Вильгельмина. - Научатся
работать "вслепую". Ведь работают же слепцы. И вообще не портите мне
настроения. Представьте, у подруги мы играли в пушболл. Это было что-то
невероятно комическое!

- Да, люди приспособляются ко всему, это правда. Сегодня впервые
открываются даже