олковые.
   - Однако ж выбирать средь нас придётся.
   - Ну! - улыбается, разводит руками.

   - И она говорит, говорит, говорит. А я понять её никак не могу. (Ростик.)

   - Ребята, Вы только представьте себе, когда мы были в горах: каждый кусочек мяса перед тем, как класть на мангал, опускается в густую гранатовую вытяжку. Ребята, каждый кусочек мяса. И потом этот каждый кусочек мяса превращается в пирог. Превра- щается в легенду.
   - Ты бы так и жил, жуя мясо и почёсывая свою волосатую зад- ницу.
   - Аперитив забыл. А так что, ты бы нет?!
   - А у меня жопа не волосатая.

   - Маргиналам, привет! - пришёл Артур.
   - Артурочка, быстро полтинничек с нами, чтобы не заболеть! (Никаких симптомов, кстати говоря, не наблюдалось.)
   - Будем!

   - Славка мне звонит, - басит Виктор, - и приглашает на кон- церт. Разве я его на стройку к себе приглашал?!
   Смех.

   Из кухни:
   - Эй, где вы там? Градус уходит!
   - Ребята, вы так до стола не доживёте.
   - Ничего, ничего, старая гвардия удар держит.
   Давно все вместе не собирались. Праздник души.
   - Ну как, деду лучше?
   - Не знаю, он умер три года назад. Сейчас, может, и лучше.
   - Мы редко встречаемся.

   - Ну что, челюскинцы, будем?! (Виктор.) (Звон рюмок.)

                                                                                                           219
   "Идти по парку, кладбищу. Нет людей вокруг. Важно, чтобы она шла рядом с тобой. Пусть без слов. Просто рядом с тобой. Её поле. Её присутствие. Не обязательно говорить. Самое главное, наверное, остаётся невысказанным... Молча. Рядом. Тени".

   - Как же жить дальше?
   - Да будет тебе. Немного, я надеюсь, осталось.
   - Ну, давай мировую. (Звон рюмок.)
   - Ты представляешь, как-то смотрели карту города. По прямой линии: школа, университет, больница, психиатрическое отделе- ние.
   На столе стояли рюмочки, бокалы для шампанского, лафитни- ки. Но на всех всё равно не хватало; Ростик вытащил маленькие кофейные чашечки.
   - Джек?! - говорила Лена Вике; кроме них, на кухне никого не было, - он же эгоцентрист чистой воды. По меньшей мере. Он хочет поливать людей своей мочой, да так, чтобы они верили, что это райский дождь.
   - Ты ошибаешься, - сказала Вика.
   - Несчастный, - продолжала Лена, - он так любит себя, что если бы бог дал ему возможность трахнуть самого себя, он бы заперся у себя в доме и годами не выходил на улицу. Он сукин сын, Викуля, сукин сын, каких мало. Ему кажется, у него есть всё: у него есть придуманный им мир.
   - Ты ошибаешься. Во всяком случае, я не хотела бы это слу- шать, дорогая.

   "Да, я подчас пересказываю истории. Забираю у тех, кто ближе, чем я, пережил их. Я же находился рядом и наблюдал за ходом событий. А потом - вот сейчас - всё это записываю. Только и всего..."

   " - Я забыл, Влада, сказать тебе, зачем я позвонил: я люблю те- бя. Я очень сильно тебя люблю".

   Уже почти все расселись.
   - Не хватать, подожди всех... Ростик, Захар сейчас всё съест

220
один.
   С балкона:
   - Пусть ест. Лишь бы пил.
   - Ну, вторую мировую?!

   - Он купил дом рядом с кладбищем. Очень удобно: вначале живёшь рядом с кладбищем, потом - рядом с домом.
   - По пятьдесят, рассчитайсь! - гаркнул Виктор.

   - Может, поговорим через пару часиков, Костик, мне это важно для дипломного проекта?
   - Через пару, как ты изволил выразиться, часиков, я буду смер- тельно пьян. Сейчас толкуй.

   - Вы помните, что сказал Мюнхгаузен, когда всходил на эша- фот? - спросил Джек, поднимая рюмку. - Улыбайтесь, господа! Улыбайтесь!



   "Как нашкодивший школьник... Да, именно так. Перед самим собой. Хрен с ними, со всеми остальными. Сейчас меня интере- сует только один человек - я.
   Каждый раз те же самые чувства. Ну, практически те же. Чуть отличающаяся, возможно, интерпретация. От предыдущей.
   Застолье, медленно превращающееся в пьянку. В зависимости от состава это иногда заканчивается оргией. Народ разъезжается, и тебе кажется, не захочешь видеть всех их годы. Но пройдёт па- ру дней, и ты уже набираешь знакомый телефонный номер. Даже не глядя на аппарат; пальцы сами находят наезженную тропинку. Хуже, когда кто-нибудь остаётся у тебя ночевать. Это уже полная срань. Ты сохраняешь довольную мину невероятными усилиями воли и мечтаешь о той минуте, когда эти люди покинут твой дом. Хотя только что всё было хорошо. Пришёл товарищ оргазм, бац! - и всё. Всем спасибо.
   Ну, давайте уже сознаемся себе, интеллигентная публика (куда
все повскакали?):  у эпикуреизма, гедонизма  (что там ещё есть?)

                                                                                                           221
противников нет. Ну, нет!
   Но сейчас, даже о себе не хочется думать. Я написал "меня интересует только я"? Это неправда; хочется раствориться в собственной кровати.
   Ну, а что прикажете: в меру пить? Это как? А может, в меру жить? А? В меру трахаться? Что-то я разогнался...
   Не знаю ответ. Хотя, если идти в лоб, то техническое решение - гулять на квартире у друзей. В любой момент слинял себе и всё. Передёрнул затвор, и баиньки под телевизор. Один. А утром - Боже ты мой - хочется застелить свежую постель. Ровненько-ровненько. Хочется заправить и застегнуть на все пуговицы ру- башку, переводить всех старушек через дорогу, ждать спокойно своей очереди и отдавать при каждом удобном случае пионер- ский салют. Я же говорил: как нашкодивший школьник.
   Вот и получается, что всё, действительно, одна большая срань. И так плохо, и эдак. Что бы ни подумал, ни написал - сплошные трюизмы. А вся вина наша, что родились после обоих "Одис- сеев".
   Не хочу видеть женщин. Вчерашняя ночь меня добила. Мы все были похожи на больших, довольных, хрюкающих свиней с че- ловеческим рылом. Она - не помню её имени (пришла с Максом) - лежала между нами и ждала, когда, наконец, наши гениталии обретут потребные для неё формы. Наши свинячие гениталии. Механика достижения оргазма; кое-чем мы всё-таки овладели в этой жизни. А второй же раз я пошёл за сладчайшим разряжени- ем моего уставшего от алкоголя и нескончаемых оргий тела только из чувства противоречия. Во время оргазма я бил её наотмашь по крупу, и она просила ещё и ещё. При этом она не забывала истерично массировать всеми свободными частями тела фаллос Макса, дабы не упустить своего следующего извержения. Сексуальное чревоугодие и логично следующая за этим бла- городная отрыжка.
   Уже сутки ничего не ем. Пью минеральную воду. Самоочища- юсь. Убрал всю квартиру. Свежие простыни как символ уютного добра. Постелил синюю скатерть на обеденный стол и занялся сочинительством. А что прикажете ещё?!
   Так  вот,  выходит,  что  счастье - это когда можешь себе позво-

222
лить выспаться. Так просто, а?! А затем к морю. Со скучающей физиономией. Потом домой, неторопливо припарковаться, нето- ропливо в дом и неторопливо ещё часочек вздремнуть. С книж- кой на груди. А вечерком можно в театр. С девушкой, конечно. Так положено, и вообще для душевного равновесия. Закончился спектакль, мы выходим, лениво обсуждая увиденное. Я подаю ей плащ у стойки гардероба, надеваю свой и подсознательно - заметьте, подсознательно - слегка играю на неё. Ну и на себя, разумеется. Потом мы выходим из прекрасного здания театра, добираемся до машины, я открываю ей дверь, подаю руку и! - нежно целую её в щёку (или в губы, - не важно). Обмен энерги- ей. Её биополя ласково, истинно по-женски, гладят меня. Вот! - вот этот момент! И не торопитесь менторски проговорить слово "эгоцентризм", не надо. Неизвестно ещё, кто из нас двоих полу- чил сейчас больше. Неизвестно. А раз неизвестно, то Вас никто и не просил высказывать своё мнение. Тем более априори. Ведь Вы меня никогда не видели. Только представляли. Как там у Боба, в лучшем случае.
   Нет, сейчас по прошествии пяти часов как проснулся, когда я уже искупан и на мне чистая, ничем и никем не пахнущая рубаш- ка, мне кажется, я погорячился насчёт "никого не хочу видеть..." Тем более, я вижу через окно, как ко мне идёт Виктор - прекрас- ный преферансист, любитель красивых женщин, высокой поэзии, бывший ядерный физик и ныне управляющий стройкой. Он пре- одолевает временные препятствия лифта, коридора, моей двери. И вот уже он сам, бутылка хорошего коньяка и банка патиссонов в лимонном соку предо мной. Мы болтаем о всякой чепухе, кото- рую я не собираюсь Вам передавать. Единственно же, что я поз- волю себе пересказать, это коротенькую, смешную, на мой взгляд, историю, которая произошла с его приятелем, ленинград- ским поэтом Петром Капулем. Я с этим поэтом, как впрочем многие из вас, знаком не был, но история, рассказанная Викто- ром, делает его в моих глазах симпатичным. Виктор рассказал:
   Петька в жизни серьёзно занимался двумя вещами: литературой и алкоголем. Но в последнем он отличался интересным и не свойственным многим достойным мужам (а он, со слов Виктора, таким являлся)  качеством:  мог  напиться  с  трёх рюмок. Всего с

                                                                                                           223
трёх больших рюмок. По сто, сто пятьдесят, двести грамм. Мог и напивался. Причём мужик, с виду, здоровый, ан нет, - три лафит- ника, и привет. Ну, а когда нажирался, понятное дело, начинал буянить. И это бы вроде всё ничего, да намечалось у их с Витей общих друзей свадьба. Какое-никакое, а событие важное. Так вот, не пригласить Петьку нельзя, а пригласить - результат из- вестен заранее: лучший на трассе. Подумали и решили: Петьку Капуля - поэта высокого приглашать, но предварительно взяв с него честное благородное, что к водке не притронется (вино и пиво, надо отдать должное, разрешалось в неограниченных раз- мерах). Сказано - сделано. Дал Петюня честное благородное.
   И вот пошла свадьба гулять. Рядом с Капулем какого-то кореша посадили, дабы следил за выполнением соглашения (лично я счи- таю это унижением - дайте, люди добрые, человеку напиться!). А кореш тот, конечно, поддавал. Праздник час идёт, другой, уж и танцы пошли, и постовой наш девчонку за талию и в пляс (конец этой правдивой истории уже просматривается, кстати-то). Не проходит получаса, и гости дорогие услыхали пьяного в дрова Петюню - залил всё же водку. Ну, повязали болезного, тут же в машину безжизненное тело и домой - спать. А утром жених лич- но приезжает к герою и спрашивает: ведь обещал же?
   "Дружище, - сказал Петя, - ты знаешь, все второстепенные тос- ты за нашим столом я пропускал. - Он стал загибать пальцы, при этом мотая своей лохматой, грязной головой. - Ну, за любовь, за дружбу и так далее. - Затем сделал паузу и закончил мысль. - Но когда пили за ёжика, тучку и бобрика, - он развёл руками, - тут уж извините, я удержаться не смог".
   Вот и вся история".
   - Витя, - Джеку хотелось выплеснуть из себя вчерашние остат- ки, - чего-то мы вчера слегка перебрали. Втроём напились и...
   - Ты что, - перебил его Виктор, - сел с Максом за стол и выпил за двоих?
   Он засмеялся.
   Джеку ни с того ни с сего расхотелось рассказывать.
   - Да, - ответил он.
   "А история симпатичная. Если ещё в компании в удачный мо- мент рассказать, то вообще...

224
   Как раз три тоста:
   За ёжика
   За тучку
   За бобрика.
   Боже, какого чёрта?"


   - Вы помните, что сказал Мюнхгаузен, когда всходил на эша- фот? - спросил Джек, поднимая рюмку. - Улыбайтесь, господа! Улыбайтесь!
   Агрэ проиграл ему весёлый марш на рояле.

   - Ну, любимчики нищих шлюх, - сказал Виктор, поднимая ко- фейную чашечку с водкой, - будем! (Звон рюмок.)

   "Боюсь оставаться один. Тишина рождает мысли".

   - Честное слово, - женский разговор в одной из комнат, - самое лучшее время - месяц после знакомства. Уже притёрлись в пос- тели, и ещё есть что-то новое.
   (Шум ветра за окном.)
   - Ну, третью мировую?!
   - Но её же вроде ещё...
   - На всякий случай!
   (Из дома напротив шум разбивающейся посуды. Крики.)
   - А какая специальность была в Совке у Вити?
   - Физик-ядерщик.
   - Серьёзно?
   - Угу.
   - Выглядит счастливым.
   - Он счастливый.
   - А Джек?
   - Что Джек?
   - Кто он?
   - Джек? Экстраверт в первом поколении. (Пауза. Вытирает руки о фартук.) А ещё дико обожает тишину.
   - Экстраверт;  тишину...  Нет,  этот  салат  перчить  не  надо...

                                                                                                           225
Нормальное сочетание.
   - Ты про Джека или про салат?
   (Шум в квартире. Шум за окном.)
   В кухню с газетой в руке входит несравненный Рыж.
   - Девочки, большое блюдо дайте, пожалуйста, а то сопьюсь.
   - Ты и так сопьёшься.
   - За палубой - штиль, мадам, - неотразимая улыбка его.

   Отголоски в окне:
   - Убери, убери всё за собой! (Шум ветра. Листва об листву.) Убери же я тебе сказала! Мама! - но когда же это кончится?! (Звон падающих кастрюль. Крики.) - Ты никуда не пойдёшь, пока не уберёшь за собой! (Шум.)

   "Я хочу получить письмо и не торопиться его вскрывать".

   - Да, глупость была чертой характера Эллы - жены Никиты.
   - Но он с ней жил?
   - Ну, а что делать?!
   (Скрип.)

   - А у жены его потрясающий бюст! Зачем ему столько?
   - А кто её муж?
   - Естественник.
   - ?
   - Естественный идиот.
   - А!
   - Понял?
   - С трудом.
   - Тогда быстренько по полтинничку за дебила.
   - Ты же сказал, он идиот!
   Улыбнулись. Чокнулись. За идиота! - Нас на всех хватит.
   (Шум.)
   (Крики из соседнего дома).
   "Джек, ты не успеваешь задуматься, потому что никогда не остаёшься один. Ты в лучшем случае, сам с собой".
   (Шум.)

226
   "В лучшем случае, сам с собой".
   (Шум.)
   Каждый. Сам с собой
   Ранинг Джек. Сам с собой. Ранинг Джек. Сам с собой. Ранинг
Джек. Ранинг Джек. Ранинг Джек. Ранинг Джек.
   Джек-Джек-Джик. Сам с собой. Джек-Джек-Джик. Сам с
собой. Джек-Джек-Джик. Джек-Джек-Джик. Джек-Джек-Джик.
   Джек-Джек-Джик.
   Джик-Джик-Джи-иииииииииииииииииииииииииииииииииииии
   иииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииии
   иииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииии
   иииииииииииииииииииииииииииииииииииииии             ( г у л )

                                                                                            ( К о н е ц )
























                                                                                                           227

















































Постскриптум



















Моей любимой семье...
Тётушке Софии, чью помощь
в работе над этой книгой
трудно переоценить.















































Мы закончили следствие.
В суд передали бумаги.
Вот и суд. Встаньте!
Гром среди ясного неба -
Приговор
(басом милого дьявола):
"ВАМ ВМЕНЯЕМ В ВИНУ
 ВАШУ ЖИЗНЬ!
 ВАШУ ВЗДОРНУЮ МЫСЛЬ.
 ВАШУ БЛЯДЬ,
 ЧТО ПОСМЕЛИ ЛЮБИТЬ.
 ВАШ ПОЗОРНЫЙ ТАЛАНТ
 НАСЛАЖДАТЬСЯ!..
 ПОСЕМУ..."

Вдруг вбегает защитник.
Он похож на судью,
Как две капли вина.
Застрочил:
"ДОРОГИЕ ПРИСЯЖНЫЕ, СУДЬИ,
РОДИТЕЛИ,
ДЕДУШКИ,
БАБУШКИ,
ОН ВЕДЬ ЧИСТ КАК РОДНИК, -
пальцем тычет в меня, -
ПОСМОТРИТЕ: КРАСАВЕЦ КАКОЙ!
ДА И СТАТЕН, И МОЛОД, ПЫТЛИВ.
НУ, ТАК ЧТО ЖЕ, ЧТО МЫСЛЬ
НУ, ТАК ЧТО ЖЕ, ЧТО БЛЯДЬ.
НУ, А КАК ЖЕ ИНАЧЕ?!
Я ПРОШУ ВАС, УБЕЙТЕ!
УБЕЙТЕ ЕГО! ПОЩАДИТЕ!.."
"НЕТ! - воскликнул судья. - НИКОГДА!
 ПУСТЬ ЖИВЁТ!
 ПУСТЬ ЕЩЁ РАЗ ПРОЙДЁТ ЧЕРЕЗ ВСЁ!"



                                                                                                           231
Здесь присяжный встаёт.
Он и наш адвокат
Ну как родные братья-двойняшки.
Начал медленно речь:
"Я СЧИТАЮ..."
"До трёх!" - проорал подсудимый
 и навзничь от смеха.
Но тут
Разъярённый присяжный дискантом:
"НАКАЗАНИЯ МЕРА ПРЕЗРЕННОМУ -
ЖИЗНЬ!
И потише уже:
"Ну, а я-то... старый осёл, -
он по лбу себя шлёпнул, -
пожалеть Вас хотел.
Что ж, теперь: никогда!
БУДЕТ ЖИТЬ!.."

Я надеюсь, Вы все
Уж давно догадались:
И свидетель по делу,
Как дождинки в ночи,
Как две капли вина,
Ну, как братец-близнец,
Был похож на судью,
Адвоката,
Присяжного...
И, конечно, похож на меня.
Я один
Разыграл представление.








232






Эта солнечная пыль,
Этот дикий лик скитаний,
Укрываясь тишиной,
Тихий дом воспоминаний.


Это утро нам с небес,
Эти волосы любимой,
Оживающих чудес
Добродетельные мины


Этот дикий смех и плач,
Эти сорванные мысли.
Я не смог опять устать,
Полюбить и отрешиться.


Открываются врата,
Вновь седлаются гнедые,
Вместо гавани - судьба,
Грусть победы и уныние.










                                                                                                           233


















                                            Бессмысленно...

        Так наслаждайся!

















234
                                    Что я не предал?
Всё, наверное...
Иль отдал, может,
Но за что?
А просто так.
Да, просто так.
Поняв, иль, может, не осмыслив,
Казалось мне, в душе
Теплился огонёк.
Тот огонёк,
Оправдывал который
Всё:
Решенья, радости, разлуки,
Предательства, распятья.
Стоп!..
Кому сейчас пишу?
Себе? -
плевал я на себя.
Так, может, ей?
Но нет её.
Нет никого:
Её, меня.
Нет никого.
А может,
Слабости мгновения
Не мог я пережить
И струсил?..
Может быть.
Но счастлив ль я?
И я отвечу
Честно
Сам себе:
Наверное, нет.
Наверное, нет.
Но нет! - скажу самоубийце;
За те мгновения счастья
Пусть в бреду,

                                                                                                           235
Когда в глазах мне виден блеск,
Отдам я всё...
Или опять,
Опять не прав я?
Может, Бог
Добудет мне ответ
Иль дьявол,
Или доктор.
Я не знаю.
И честно если:
Знать боюсь
И не хочу.
Я - человек
простой,
тщедушный,
мерзкий,
потому,
прошу Вас,
близкие мне люди,
Как испокон веков
Сложилось на Руси:
Простить.
Простите Вы меня,
Любимые,
За всё.













236

Представьте!..
Длинный коридор.
На потолке блистают звёзды.
Стену здесь не преодолеть.
Да, впрочем, сейчас ли нам хотеть?
Ведь интересно, что же дальше.


Все двери заперты на ключ,
Луна сверкает исподлобья
И, освещая путь вперёд,
Наводит мглу на след неровный.


Представь!..
Замедленный парад,
На всех с раструбами перчатки,
И белогривые лошадки
В чужой несмело входят град.


Вдали открылась чья-то дверь
И выплыл в поле зренья образ.
Мужчина? Женщина? Иль тень?
Иль оборотень? Ну, а может, звёзды?


Мы подошли, и силуэт
Пропал, заметив наши тени,
И вновь одни,
И вновь на ключ
Все двери в этом ползновении.


Представьте!..
Длинный коридор...

                                                                                                           237

Разбей меня.
Сломай гитару.
Растопчи мою душонку.
Съешь её ты, как тушенку
Вместе с водкой.
Завтра выбрось из себя.
Сотри меня ты в порошок.
Сровняй с землёй.
Как из ковра
Всю пыль на землю,
И водой
Полей,
Чтоб завтра ж вырос я.
Я новый!..



               ***



Обновлённый вальс играет.
Мы шажками в такт несмело.
Первый шаг - он трудный самый,
Постепенно
Набираем
Мы дерьма, позора, скотства,
Чтобы вновь! - под их удары
Вытряхай мою душонку!
Наполняй её, чем хочешь!

Вальс по-прежнему играет.
За столом сидим устало.
Наполняются бокалы
Нашей веры в чудеса


238
   Квартира находится в самом углу высотного здания. Единст- венная, но большая комната. В комнате три огромных окна. Ста- рые, в некоторых местах облупленные деревянные рамы. Пок- рашены в коричневый цвет. Сейчас такие цвета уже не в моде. Сейчас в моде серый с голубым.
   Еле слышно радио, стоящее на полу. На двух противоположных стенках висят звуковые колонки, но они не работают. Или не подключены.
   Радио еле слышно.
   На окнах нет занавесей. У стены лесенкой стоят: шкаф, буфет и подставка для телевизора, на