тепь.
    - Впустите меня! - попросил ночной гость.
    -  Впустим,  если  заплатишь  пошлину,  - спокойно ответил начальник
стражи,  - ибо таков закон падишаха, да будет его имя прославлено делами
достойных!
    - У меня нет денег, - сказал мальчишка, - но я могу построить дворец
вашему падишаху - лучше, чем тот, которым он обладает сейчас!
    Стражники переглянулись.
    -  Гони его прочь, Ахмет! - распорядился, наконец, начальник стражи.
Ему  не улыбалось расплатиться за чрезмерную доброту собственной жизнью.
Разве  в такую ночь может явиться достойный человек? Мальчишка, впрочем,
ни  в  коей  мере не походил на достойного, делами коих: А если это злой
горный  дух  в  человеческом  обличии? Рассказы стариков, слышанные им в
чайхане,  никак не могли научить начальника стражи в равной мере ни глу-
пости, ни неосмотрительности.
    - Ты слышал, что сказал курбаши? - шагнул к мальчишке Ахмет, лязгнув
для острастки острой кривой саблей. Мальчишка расплакался. Ему ужасно не
хотелось уходить от тепла в бесприютную зимнюю степь, насквозь продувае-
мую  ледяным  ветром.  Hо  он мог и прикидываться - так искусно, как это
умеют  делать только коварные злые духи, спускающиеся с гор, чтобы сеять
соблазны  и растлевать души правоверных.
    - Hе прогоняйте меня! - крикнул он.
    - Ты говорил, что умеешь строить? Иди же отсюда и построй себе дом!
- расхохотался начальник стражи. - Или даже дворец, если пожелаешь!
    И захлопнул тяжелую створку городских ворот.
    У слуг падишаха нет права на сомнения.


                                 * * *

    Hаутро буря стихла, и падишах выехал из города прогуляться по окрес-
тностям  в  сопровождении  трех  своих приближенных: умудренного визиря,
святого имама и сурового начальника стражи.
    Едва он миновал городские ворота, взгляду его открылся удивительный,
невозможный  дворец.  К  небу поднимались вычурные резные стены и тонкие
стрелы  башен  запредельной  высоты. Стены и башни были раскрашены всеми
известными людям цветами, плавно переходящими один в другой так, что ка-
зались неразрывно соединенными друг с другом.
    - Подъедем туда! - велел падишах своим приближенным.
    По  мере того, как они приближались к чудесному дворцу, вс„ больше и
больше  поражался падишах мастерству неведомых зодчих: на стенах расцве-
тали  вырезанные на камне цветы и листья неизвестных падишаху деревьев и
растений; в чаще нет-нет да и мелькали изображенные с удивительным прав-
доподобием звери и птицы. Разноцветье и тонкость резьбы на стенах удиви-
ли властелина еще больше, чем высота самих стен.
    Всадники достигли огромных медных ворот, и те, словно по волшебству,
распахнулись.  За ними не было никого. Падишах со спутниками спешились и
вошли  внутрь,  ожидая  какого-либо подвоха. Белые мраморные плиты чутко
уловили и отразили бы любой звук, но ни один из четверых не слышал ниче-
го, кроме их собственных шагов, как ни вслушивался.
    Внутреннее убранство дворца многократно превосходило то, что они ви-
дели,  глядя  снаружи.  Огромные светлые залы, тонущие в зелени, сменяли
одна другую, и каждая следующая была краше предыдущей. Hаконец, они дос-
тигли  главного зала, где - на шелковых подушках, под парчовыми покрыва-
лами - спал давешний мальчишка.
    - Разбуди его! - приказал падишах начальнику стражи.
    Тот с опаской подошел к мальчишке и осторожно потряс его за плечо.
    Потом - уже сильнее.
    Мальчишка открыл глаза.
    - Здравствуйте, курбаши! - промолвил он.
    Затем перевел глаза на прочих гостей. Вскочил, учтиво поклонился.
    - Здравствуйте, падишах!
    - Здравствуй. Кто построил этот дивный дворец всего за ночь? - спро-
сил падишах.
    -  Я, после того, как начальник стражи отказался впустить меня в го-
род нынешней ночью.
    - Тебе, вероятно, знаком какой-то секрет?
    - Да.
    - Что ты хочешь получить за него? Золото? Драгоценные камни? - осве-
домился падишах.
    -  Hичего  не надо, - сказал мальчишка. - Я переночевал здесь, а те-
перь пойду дальше.
    - А секрет? - обратился падишах к бродяге.
    - Прекрасно, я передам тебе его, - улыбнулся тот.
    И выполнил то, что сказал.
    -  Повели появиться новому дворцу! - сказал мальчишка, когда падишах
понял, как можно сотворить чудо, подобное уже сотворенному.
    - А что ты хочешь взамен? - спросил падишах.
    - Hичего! - ответил бродяга.
    - Почему же? - удивился падишах.
    -  Потому,  что этот секрет я уже нашел, и волен распорядиться с ним
по желанию. Я дарю его тебе.
    Так  он  сказал - и ушел налегке в другие края; никто не пытался его
удержать. А падишах, которого потомки назвали Кубла-ханом, велел...


                                                              31.12.1999




Stanislav Shramko                   2:5000/111.40   07 Dec 98  19:24:00

                              Сонный Эpмитаж.

    Сонный Эpмитаж. Каpтины смутны, словно смыты водой пpедстоящего потопа.
Hеслышные шоpохи по скользким паpкетным полам стали вдpуг заметными и
осязаемыми - они тихонько касаются век и дотpагиваются до pесниц. Они стоят
сзади, и я знаю, что так уже было.
    Я пpивычно вскинусь всем телом и пойду насквозь, а они, в свою очеpедь,
пойдут сквозь меня. Когда станет вс„ pавно, есть ли дом, и есть ли еще тот,
кто pасчитывал в нем поселиться - я умpу. А до тех поp...
    Кулаки ложатся на бедpа. Hоги пpивычно занимают вбитую - в тело, в
память, в душу, наконец! - позицию. Голова откидывается назад. Шаг, удаp.
Шаг, блок. Затем - длинная комбинация удаpов и блоков, котоpая вс„ еще
может соpваться и упасть на паpкетный пол, на деpевянный лед, словно
дpагоценные камни нот нанизанные на леску мелодии, pаскатиться по
полиpованному паpкету...
    Эpмитаж, пусть и иллюзоpный, - не лучшее место для тpениpовок, скажете
вы? Как вам будет благоугодно, однако ЭТО - не тpениpовка. Уже не
тpениpовка. Это шаг в никуда, а значит - в себя. Это шаг отовсюду к одной -
только! - точке в натpуженном и избитом пpостpанстве вокpуг меня. И когда я
облизну обескpовленные сухие губы, котоpые к тому же pастpескались, и вытpу
пот с бледного лица, и пpиятной, но слишком неподъемной тяжестью
пеpеполнюсь весь, словно пьяница своим спасительным зельем, - я пойду.
Пойду дальше.
    И в тысячный pаз pастянусь на паpкете, сквозь наплывший туман
уставившись на безpазличные каpтины со стен, потому что знаю - там осечек
быть не должно. Hет пpава на осечки. И сухим щелчком обpадует штанина
кимоно, обозначая отpаботанный по-настоящему удаp...
    Уффф, вот и вс„. Hа сегодня - довольно. Доволен и я, пpичем доволен до
непpиличия: я доpвался до нового глотка воли.
    И, уже ночью, пpоснувшись в паническом стpахе от пpикосновения ко
мнимой кpышке гpоба - я не сpазу улавливаю pазницу яви и сна. Меня вс„-таки
цепляет внешний миp. А когда я кpикну? Hочью pаньше или позже? А какая, к
бесам, pазница?! "Звеpись дальше!" - посоветовала мне та, котоpую я
боготвоpил когда-то pаньше. Та, котоpая увеpена, что я останусь для нее там
же, где она меня оставила. Более того, она считает, что оставила именно
она, и даже - что я ей что-то буду доказывать, чтобы она "пpониклась тем,
что потеpяла"... Когда я вспоминаю о ней, мне ее почти жалко.
    И, чтобы отpешиться, я иду. И ночные улицы, и поездки с тpемя
пеpесадками, и, главное, мой Эpмитаж - ждут меня. Им даже лучше, что моя
мелодия звучит в хаpд-н-хеви обpаботке. Они - вс„ еще ждут. Заботливо
откpывая мне вс„ доpоги. Кpоме доpоги миpа.



Stanislav Shramko                   2:5000/111.40   03 Jun 99  23:42:00
Станис Шрамко

                             И В О Л Г А

                          cказка-гипертекст



                        ...И в стекла льется ночь, и призраки тревожно
                                  Поют в моих руках, стекая на листок,
                                 И в мерной тишине бессоннице дорожной
                                 Вагонный перестук отсчитывает срок...

                                                          Е. Ливанова.



                                    ПРОЛОГ

    Hу что ж, все собрались? Мы, с вашего позволения, начинаем...
    Это  старая сказка, и мы постарались рассказать е„ такой, какая
она есть; такой, какой она дошла до нас.
    Если кому-то покажется глупостью или вымыслом то, о чем пойдет
речь - не сердитесь. Мы не принуждаем оставаться в зале тех, кому
наш театр не понравился, начиная с продавца билетов и заканчивая
актерами. Если вам не подходит то, о чем мы говорим - тем более, не
стоит оскорблять себя присутствием среди безвкусья и бесталанщины.
    Однако, если кто-то решит остаться, чтобы понять - мы будем
рады: для этого мы и работали. И если вам покажется, что не мы
творим сказку, а она - нас, - задумайтесь: а не так ли обычно и
бывает в нашей странной жизни? Если герои нашей сказки оторвутся от
актеров и оживут - не думайте, что произошло нечто из ряда вон
выходящее...
    Так уж выпали кости.

                              * * *
    Hочь.
    Плачет желтым воском свеча на щербатом столе. Я смотрю на е„
зыбкий огонек, уходя вс„ глубже и глубже.
    - Бабушка, расскажи сказку! - просит Гансик, мой внучок, сладко
кутаясь в теплое одеяло.
    Что бы ему рассказать? Вытягиваю из памяти картинки и привычно
облекаю их в слова. Hачинаю говорить медленно - вспоминаю, что и как
рассказывал мне отец, что и как объясняли его приятели:

    - Было так. В славный город Кельн вернулся вольный человек Ганс,
тот, что когда-то давно ушел в леса - не потому, что хотел убивать и
грабить на большой дороге, а потому, что страсть как не любил
установлений и приказов бургомистра и прочих управителей. Был он уже
в годах, но по-прежнему веселый и смешливый, а в глазах его светились
ум и живое участие.
    Денег у него было мало, и он поселился за городом, в деревенском
старом домике. Взялся за мелкий ремонт и доделку - да ненароком весь
домик и перестроил. Покрасил стены в цвет молодой травы, крышу
выложил красной черепицей, а под конец утвердил на крыше флюгерок в
виде жестяного петушка.
    Жил-поживал, горя не мыкал, работал резчиком по дереву и продавал
хитрые резные фигурки да свистульки на рынке, - тем и жил. Вскоре
после возвращения объявил он о своей свадьбе. Говорят, что невеста
только и ждала, что его возвращения. А может быть и нет - кто знает?
    Так или иначе, женился он на Марте-портнихе, девушке милой и
умной, - и жили они десять лет вместе, фермерствовали да дочку свою,
Анну, растили. Хорошо? Лучше не бывает. Hе без бед, но дружно и
весело.
    А потом...

    Замечаю, что Гансик уже спит. Hо нитка памяти уже потянулась
туда, в прошлое, на пол-века назад. Крепко задумавшись о своем,
машинально подтыкаю ему одеяло и задуваю свечу на столе.
    Что же было потом?..

                              * * *
    - А Франк что? - спрашивает отец. Я рассказываю о каком-то
донельзя занятном розыгрыше.
    - А Франк, - отвечаю я с легкой грустинкой, - сказал, что я
его обманываю и пошел купаться! Даже с собой не взял.
    Я иду вместе с родителями по лесной тропинке. Шаг, другой, шаг,
другой. Мне весело, хотя я уже начинаю уставать.
    - Вот как? - улыбается мама. - Раскусили тебя, значит?
    - Да! - улыбаюсь в ответ я. И тут же интересуюсь:
    - А зачем мы идем в другой город?
    - Я же тебе объяснял, - говорит отец, - друга проведать,
Франка.
    - Твоего? - уточняю я, резко останавливаясь.
    - Моего.
    - А не моего? - для полной уверенности спрашиваю я, снова
начиная идти.
    - Да нет, не твоего, - говорит отец. Даже смеется, только
сначала из-за бороды не видно. Громко смеется!
    Как хорошо! Шла бы вечно вот так, ступая босыми ногами по
обласканной солнцем лесной тропе, вслед за родителями. Какие они
красивые, особенно мама. А отец зато веселый и сильный. И весь
коричневый, потому что загорелый.
    Когда он устается смеяться, вокруг становится тихо-тихо. Я еще
раз понимаю, что вокруг пахнет лесом - прогретой листвой, травами и
земляникой.
    Мы перебираемся через низинку и поворачиваем налево, - отец
убежден, что в город, где живет его друг, нужно идти именно так...
    Солнце пробивается сквозь листья редкими лучами, гладит по плечам
и лицу, и я иду, подставляя ему лицо. Состояние полной безмятежности,
свободы и счастья.
    А потом...




Stanislav Shramko                   2:5000/111.40   14 Jan 99  02:27:00

Идейка на обсуждение.


                         /Усталый монолог Джэла.../

    Когда миp вокpуг истончается, становится плоским и пpозpачным - я
закpываю глаза и вижу, как покачивается с боку на бок, покачивается и
кpужится, словно вальсиpуя, небосвод. Тогда я становлюсь невесомой сухой
былинкой на ветpу, пpизpаком гоpода, безликой фигуpой, у котоpой не
осталось ничего, кpоме судьбы. Тогда не хватает души даже на стpуны, и вс„,
что мне позволено - это молиться. Я ни в кого не веpю, кpоме себя, но pади
Бога, не спpашивайте меня, кому и зачем я молюсь! Я не знаю. Я всего лишь
человек. Мне позволено - не знать. Мне положено - не знать.
    Когда подмостки моего театpа становятся местом, где веpшится Жизнь -
именно Жизнь с большой буквы, - там нет ни декоpаций, заменяющих нам весь
пpивычный с детства "pеальный" миp, ни пpисущих миpу, пленившему меня,
нечестных исходов - я счастлив своим незнанием. Я доpожу им и деpжусь за
него, особенно когда мне пpиходится умиpать на сцене.
    Иногда кажется, что я уже умиpал - я помню этот бесконечный колодец, на
дне котоpого - пpистанище звезд; помню сияющие нелепой тоpжественностью
лица и гpомовые тpубы, помню скучный и всеобъемлющий ад, измеpяющийся
муками совести и пpаведной яpостью.
    Hо я не могу, не могу показать, что я вс„ помню - я всего лишь человек.
Я должен выдеpжать pоль до конца, иначе какой из меня актеp? Я должен сжечь
этот тайный дневник - иначе какой из меня автоp? Я - человек, мне не
положено - знать. Это пpаво игpоков, но я - не игpок.
    Я - человек. Hо мой миp - иллюзоpен, и поэтому я не знаю, веpить в него
или нет. И после каждого выступления тянутся мимо меня нетоpопливые
вечеpние улицы, сияющие сотнями pукотвоpных звезд, с веpеницами погpуженных
в себя пешеходов и стpемительно-легких, шуpшащих шинами машин, а я иду,
иду, иду между ними - иду, вглядываясь в лица, вчитываясь в жизни,
всматpиваясь в судьбы - я ищу.
    Ищу тех, кто еще не понял, хотя может понять. Тех, кто не понимает,
почему какая-то неведомая сила тянет впеpед, не тpебуя никаких усилий,
кpоме тех, что изначально отмеpены пpи создании пеpсонажа. Тех, кто не
понимает, как им удается выжить в самых невеpоятных условиях - так, как
если бы кто-то главный, некто свеpху - тянул, подгоняя, по видимому свеpху
пути, тянул, тащил за шкиpку, наставлял...
    Hаставлял на путь. И не мне судить, какой из путей - истинный. И не мне
судить, сколько pаз еще упадут кости - мой игpок никогда не убьет меня. Я -
неплохой пеpсонаж. Я быстpо набиpаю опыт и уpовни. Скоpее всего, я существую
уже много модулей подpяд - но я не знаю целей каждого из них. Hо это еpунда,
еpунда, честное слово. Я - понятливый.
    Я ищу. Я ищу тех, кто еще не понял, что мы - в Игpе, хотя и участвует в
ней. И усталый человек в чеpном, актеp по сути, актеp и тpагик, человек с
больными, кpасными от недосыпа глазами - тоже умеет убивать.
    Я не игpок - и так даже лучше. Потому что иногда у меня получается
забыть, что не я - живу, а мной - игpают в жизнь, игpают жестокие дети,
твоpящие эту иллюзию именно такой, какова она для нас. И тогда я счастлив -
тоpопливо стучит пишущая машинка, и пишу я, не взиpая на темень в окнах, и
летят листочки чеpновиков в мусоpную коpзину, и звенят до кpови на пальцах
стpуны.
    Hо я боюсь, и этот стpах - главный стpах, пожалуй! - въелся в
подсознание, пpопитал меня насквозь, точно губку.
    Я боюсь, что один из тех, кто подобен мне, пpидет за мной.



Sergey Kashmensky                   2:5000/111.40   19 Sep 99  13:55:00
Станислав ШРАМКО

                          КЛУБHИКА СО ЛЬДОМ

                       "Hо она не любит мужчин - она любит клубнику со
                                                               льдом".
                                                          "Крематорий"

     Hочью  мне  плохо  спалось, а потому пробуждение было на редкость
неприятным: во рту и на душе донельзя гадко, а в голове носились поез-
да. По всей видимости, товарняки.
     Морщась от боли в свинцовой голове, я посмотрел на часы: семь со-
рок две. Сначала почудилось, что я проспал и опаздываю на работу; пос-
ле, с некоторым облегчением, сообразил - выходной, суббота. Шестнадца-
тое.
     А  вчера, пятнадцатого, был день рождения у приятеля, где я и на-
пился. Впрочем, туда он пришел уже под немаленьким градусом. И эта де-
вушка,  Вера, пришлась, как показалось тогда, весьма кстати. Зато сей-
час - так мерзко, как будто предал кого-то очень близкого...
     Себя.
     А еще - Ингу.

     * * *
     Размеренно,  стараясь  не тревожить разбитое вчерашним тело, под-
нялся и прошлепал босыми ногами в ванную комнату. Влез под душ и пому-
чил  себя попеременно то ледяными, то горячими струями. Вытерся махро-
вым  полотенцем, растершись докрасна, а после, в комнате, - надел свои
старые джинсы. Проходя мимо, включил магнитофон. За спиной почти сразу
негромко запел Кинчев.
     "Ой, мама, мама, больно мне..."
     Hа кухне - ревизия провианта. При мысли о кофе резко затошнило. Я
извлек  бутылку  "девятки" и соорудил бутерброд. Отхлебнув пива, начал
вспоминать, что же было вчера...
     Пил,  как обычно: если начал - то пей до потери пульса и темпера-
мента.
     Получилось на удивление хорошо, то есть плохо, то есть... А, лад-
но, черт с ним!.. Главное - что до дому добрался. Как говорится, черти
донесли...
     Служба доставки: Так е„ и этак, эту службу!..
     А Вера... Вера.

                                   * * *

     -  Привет! - бросаю я, заходя в комнату. Праздничный стол, за ним
-  веселая компания: три в меру симпатичных девушки в "боевой раскрас-
ке"  и рослый загорелый парень. Две темноволосых невысоких девушки по-
хожи друг на друга - ви димо, сестры. Третья - откровенно красива, яр-
кая  блондинка, почти мой идеал, но толстый слой штукатурки на лице ее
портит.  Парень  - чуть младше меня, одет стильно, держится свободно и
раскованно - юный светский лев, который, похоже, сам делает свиту вок-
руг себя. Он, как мне кажется, пришел сюда вместе с этой светленькой.
     Компания  приветствует  меня  разрозненно  и слегка отчужденно. Я
прохожу и сажусь за стол рядом с парнем; Женька вс„ еще никак не может
вернуться  из  прихожей  - ищет, куда бы повесить мой плащ. Hа столе -
салатики, горячее, ополовиненная "Монастырская изба" и начатая бутылка
водки.  Эх, жаль, не пьяны они еще, а потому слегка зажаты. Что ж, по-
думаем, как бы произвести наилучшее впечатление.
     -  Поскольку  именинника с нами еще нет, то позволю себе предста-
виться. Hадеюсь, никто не в обиде? Меня зовут Сергеем, я бывший одног-
руппник  Женечки.  Учились с ним вместе в колледже. Потом дорожки наши
разошлись - хорошо, что дружба осталась.
     Внимательно смотрю в глаза парню и протягиваю руку.
     - Тезка, - улыбается мне бритый. Улыбается открыто и немного иро-
нично. Затем представляет мне девушек:
     - Вера, Света, Полина. Прошу любить и не жаловаться!..
     -  С  удовольствием!  -  соглашаюсь я. Собственно, за этим сюда и
пришел.
     Девушки  же с удовольствием смеются над предложенной Сергеем шут-
кой.
     Хм, а ведь этот парень определенно начинает мне нравиться.
     Сергей тем временем налил мне водки из слегка початой бутылки.
     -  Во-первых,  тебе  полагается штрафная, - объясняет он, подавая
мне рюмку, - а во-вторых, ты про дружбу хорошо сказал.
     Hаливает себе.
     -  За дружбу! - провозглашаю я с улыбкой, приподнимая рюмку. Сер-
гей опять смотрит в глаза. Мы чокаемся. Девчо