плохо, очень плохо делал  пусть...  Я  знаю,  и
Кошка знает Странный хороший, добрый. Не могу сказать... Слова глупые, нет
таких, какие нужны сейчас...
     Странный слушал, молчал. А потом сделал непонятное: протянул  руку  и
потрепал Хромого за волосы. Хромой шарахнулся было, заморгал растерянно, и
вдруг заскулил, уткнулся лицом в грудь Странного.
     Они недолго стояли так. Хромой опомнился первым,  отстранился,  обтер
ладонями мокрое лицо. Потом глянул на Странного  и  отвернулся,  чтобы  не
видеть его глаз. Они смущали его, эти глаза, он не понимал их. До сих  пор
только Кошка умела так смотреть на него. И еще - давно, очень давно, много
зим назад - так смотрела на него жилистая седая  женщина,  которую  Хромой
почти забыл, которую боялся вспоминать из-за безысходной тоски,  таившейся
там, во мгле полузабытого.
     А потом Странный тряхнул головой и стал прежним.  И  голос  его  стал
прежним - твердым, жестким:
     - Ты не сказал, почему побежал меня догонять,  Хромой.  Ведь  не  для
того, чтобы рассказывать, какой я плохой и хороший сразу?
     - Нет, - Хромой все еще боялся заглянуть в глаза Странного.
     - Хотел спросить. Как ты узнал, что твой нож украл Каменные Плечи?
     Странный пожал плечами:
     - Тот, кто взял Нож, был умный. Сумел украсть не  своими  руками.  Не
только украсть сумел, сумел узнать, что будет потом, сумел сделать,  чтобы
потом было так, как нужно ему... Кто в Племени мог все это? Ты? Кошка?  Вы
не умеете делать зло. Кто еще?
     - Каменные Плечи... И Хранитель.
     - Хранитель... - Странный усмехнулся. - Хранитель не  мог.  Хранитель
не знал, что Голова Колом уйдет следить за  немыми,  не  знал,  что  будет
след, который прятали.  И  еще...  Стал  бы  Безносый  слушать  Хранителя,
делать, что тот сказал?
     Хромой помотал головой:
     - Нет. Безносый был воин. А Хранитель  не  для  воинов  говорил,  для
женщин. Какую траву есть, когда болит в животе, какую воду нельзя  пить  -
такое говорил. Маленьких рожать помогал... А воины не рожают. Было:  когда
стал Хранителем, хотел говорить и воинам. И  были  такие  воины  -  хотели
слушать. А потом Каменные Плечи сказал: "Хранитель умеет  прогонять  Злых.
Пусть прогоняет зло  из  воинов,  делавших  плохо.  Пусть  наказывает".  И
Хранитель стал наказывать. Стал для воинов  хуже  немого.  Кто  из  воинов
забудет боль, за которую нельзя отомстить? Таких воинов нет. Кто из воинов
ни разу не делал плохо? И таких тоже нет. Все воины злились на  Хранителя.
Очень злились.
     - Вот видишь, ты все понял сам.
     Странный помолчал, потом заговорил снова - тихо, печально:
     - Знаешь, как жалко было убивать Каменные Плечи?  Очень  жалко  было.
Очень  умный  был,  далеко  видеть  умел.  Ведь  нарочно  придумал,  чтобы
Хранитель наказывал воинов. Боялся, что воины станут слушать  Хранителя  -
сделал, чтоб ненавидели... Жалко было убивать, но не мог  я  его  оставить
живым.
     Он очень плохой был, много зла мог сделать  Племени.  Он  уже  сделал
большое зло, не своими руками сделал - чужими. Ты  запомни,  Хромой:  если
делает не своими руками, значит - плохой, очень плохой,  самый  плохой.  И
еще запомни: когда дерутся такие, как  Каменные  Плечи,  больно  Щенкам  и
Безносым. Потому, что Каменные Плечи дерутся не руками Щенками и Безносыми
они дерутся. И Хромыми - тоже. Ты помни это, помни всегда!
     Он замолчал, поднял  воспаленный  взгляд  к  воспаляющемуся  закатным
заревом небу. И Хромой тоже запрокинул к небу хмурое лицо, завыл  тоскливо
и тихо. Там было пусто, в небе. Там не было ни туч, ни крылатых  -  только
щемящая песня прозрачных неярких красок,  только  беспредельная  бездонная
пустота. Страшно... От этой пустоты, от  одиночества,  ею  рожденного,  от
слов Странного - тоска и страх...
     А потом Странный сильно толкнул в плечо - раз, другой:
     - Перестань выть, воин!
     Хромой перестал. Он с силой растер лицо, глубоко  вздохнул  -  резкий
холодный воздух обжег в груди. И страх ушел. Ушел так же непонятно, как  и
нахлынул.
     Странный улыбнулся, спросил:
     - О чем еще ты хотел говорить?
     - Не говорить, - Хромой помялся. - Просить  хотел.  Научи  показывать
то, чего нет. Научи делать так, как ты делал сегодня. Научишь?
     Странный медленно покачал головой. Хромой заморгал, обиженно  скривил
рот:
     - Почему не хочешь учить? Почему боишься стать совсем добрым?  Всегда
учил, теперь не хочешь... Почему?
     Он смотрел на Странного, ждал  ответа.  Но  Странный  молчал.  Хромой
досадливо дернул плечом:
     - Не понимаю. Ты - Странный, делаешь только странное. Учил, теперь не
хочешь учить. Говорил: "Вилять языком  плохо."  Потом  сам  вилял  языком.
Говорил: "Отведу тебя в Долину Звенящих Камней". Потом сделал так,  что  я
один пошел. Хитро сделал - Звенящего Ножа  не  пожалел.  Зачем?  Не  хотел
идти? Тогда зачем говорил: "Пойду"? Я не просил. Не понимаю. Не  люблю  не
понимать, плохо, не хочу...
     Странный  слушал  его,  хмурился,  кусал  губы.  Потом  заговорил   -
неторопливо, задумчиво:
     - Понять хочешь? Хорошо. Слушай, я попытаюсь рассказать тебе.  Может,
поймешь... Ты был в Долине Звенящих Камней, ты видел Злых - тех, странных,
облитых серым. Ты помнишь их? Помнишь, я говорил тебе: "Они не люди - тени
людей, которые не здесь"? Давно, очень давно я был тенью одного  из  Людей
Звенящих Камней. Он думал вместо меня, я делал вместо  него,  и  так  было
долго. Но потом он умер, и я перестал быть тенью. Я стал человеком и  смог
думать сам. И я думал. Я понял: Люди Звенящих Камней - трупоеды.
     Они делают плохо всем: Настоящим Людям и немым, и тем,  кто  живет  у
Горькой Воды, и тем, кто живет еще  дальше,  о  ком  ты  не  знаешь,  кого
никогда не увидишь - всем, даже Злым из Долины Злых, своим теням. Это они,
Люди Звенящих Камней, сделали этот мир - Горькую Воду, Синие  Холмы,  ваше
Озеро, Реку, Долину Злых, и много-много других рек, озер, долин и  холмов.
А потом они сделали тех, кто  стал  теперь  Настоящими  Людьми,  немыми  и
остальными; сделали и поселили их в этом мире. А потом  они  сделали  свои
тени и поселили их в Долине Злых, чтобы делать этому миру зло. Потому  что
Люди Звенящих Камней могут жить хорошо, только когда плохо другим. Потому,
что они - трупоеды.
     Я понял: можно помочь вам - Людям, немым,  всем.  И  для  этого  стал
выбивать знаки в пещере. Я думал: потом, через много-много зим,  когда  ты
станешь стариком и умрешь, и дети  детей  твоих  детей  станут  старыми  и
умрут, и дети детей их детей - тоже, когда  живущие  в  этом  мире  станут
умными и сильными, они найдут мою пещеру, увидят мои знаки и узнают все  о
Людях Звенящих Камней. Узнают все, чтобы суметь уничтожить  трупоедов,  не
дать им снова украсть у этого мира его силу и ум. Так я думал. Но  мне  не
везло. Тени, которые не стали людьми,  нашли  мою  пещеру,  стерли  знаки,
пытались убить меня. Я успел убежать, пришел в Племя... Дальше ты знаешь.
     Да, я вилял языком, заставил тебя думать: "Странный мертв".  Я  знал:
ты придешь в Долину, и Злые узнают все, что знаешь ты  -  они  умеют  это.
Узнают, что я умер, перестанут искать. И я смогу закончить то, что  начал.
И снова мне не повезло. Ты узнал, что я жив. Теперь узнают и Люди Звенящих
Камней...
     Странный  замолчал,  отвернулся.  Хромой  энергично  скреб   затылок,
пытаясь понять:
     - Почему Злые узнают, что ты живой? Я не скажу.
     Он осекся, услышав горький смешок Странного:
     - Ты не понял, Хромой. Ничего не понял.  Злые  не  станут  спрашивать
тебя. Они заглянут в твою голову, узнают все,  что  ты  помнишь.  Они  уже
сделали так - тогда, в Долине Злых. С тобой сделали, с Кошкой...
     - Больше не смогут! Со мной, с Кошкой -  не  смогут  сделать  так,  -
Хромой схватил Странного за руку, заглянул в глаза. - Мы больше не  пойдем
в Долину Злых. Я не пойду, Кошка не пойдет. Как Злые  смогут  заглянуть  в
голову, которая далеко?
     - Смогут... - глаза Странного были тусклыми,  усталыми.  -  Тогда,  в
Долине, Злые сделали так, что  теперь  могут  отличить  тебя  и  Кошку  от
прочих, могут следить. Даже когда вы далеко. Они не станут ждать -  придут
к вам сами.
     Хромой грыз палец, тихонько поскуливал. Он хотел, очень хотел  понять
то, что говорил Странный. Хотел, но не мог. Он понял только, что Странному
плохо и страшно сейчас, что ему нужно помочь... Как помочь?
     А Странный все говорил:
     - Я устал, Хромой. Я не смогу снова начать то, что делал  так  долго,
так тяжело. Я устал делать бесполезное. Я устал бороться с Людьми Звенящих
Камней. Их множество - я один. Они могучи - я слаб. Каждый из них мудр,  и
они умеют соединять свою мудрость, а я... Я, наверное, совсем глупый...
     Хромой без звучно пошевелил губами, потом спросил:
     - А могут Злые заглядывать в головы трупам?
     Странный изумился:
     - Нет... А зачем?
     - Тогда я знаю, - Хромой радостно захихикал. - Знаю, как  помочь.  Ты
меня убьешь. И Злые не смогут смотреть у меня в голове, не узнают, что  ты
живой... Только ты быстро меня убивай, не больно...
     Он  замолчал,  испуганно  уставился  на  слезу,  сползающую  по  щеке
Странного. Странный умеет плакать?!  Неужели  он  так  боится  Злых?!  Он,
сильный, умеющий убивать  быстро  и  много,  -  он  плачет!  Значит,  Злые
очень-очень страшные...
     - Ты хороший, Хромой... - Странный отвернулся,  голос  его  непонятно
дрогнул. - Но твой язык проворнее головы. Меня видел не только  ты.  Кошка
видела, все Настоящие Люди видели... Убивать всех? Чтобы немые скакали  от
радости - этого хочешь?
     Хромой наморщил лоб, протянул задумчиво:
     - Немые обрадуются - плохо... Не хочу такого.
     Странный улыбнулся,  посмотрел  так,  что  Хромому  снова  захотелось
уткнуться ему в грудь:
     - Не хочу тебя убивать, Хромой, не буду убивать.  И  не  вздумай  сам
убить себя. Ты - хороший, а смерть  хорошего  не  приносит  добра.  Смерть
хорошего - это радость Злых.
     Он глянул на Слепящее, уже окунувшее край в Озеро, вздохнул:
     - Я слишком долго жил, Хромой. Я устал жить. Устал,  потому  что  моя
жизнь не принесла добра вашему миру.  И  не  принесет.  Потому,  что  Люди
Звенящих Камней и их тени сильнее  меня.  Там,  в  пещере,  в  которой  ты
разыскал меня, я успел выбить все знаки, какие хотел. Может быть, Злые  не
найдут их, эти знаки, и... Буду думать,  что  не  найдут,  потому  что  на
большее у меня не осталось силы. Я устал, Хромой, я слишком устал. Пойдем.
     И они пошли.  Странный  торопился,  шарил  нетерпеливым  взглядом  по
быстро темнеющим травам. Хромой едва  поспевал  за  ним,  пытался  понять.
Странный сказал: "Я устал". Что он ищет теперь? Место, где можно спать? Он
не найдет, не здесь надо искать. Надо  идти  к  Плоской  Гриве.  Там  есть
пещеры. Сказать?
     Хромой не успел заговорить. Странный остановился, он  нашел  то,  что
искал - маленький ручеек, на глинистых берегах которого не росла трава.
     Хромой недоуменно  глянул  на  рыжую,  истоптанную  копытами  рогатых
землю, на длинные четкие тени - свою  и  Странного  -  чернеющие  на  этой
земле... Зачем Странный пришел сюда?
     - Пусть Злые радуются: они победили,  -  Странный  говорил  тихо,  во
влажных глазах его дрожали отблески  закатного  зарева.  -  Мой  путь  был
слишком долгим, Хромой. Здесь он закончился. А чтобы ты не подумал,  будто
я снова хочу заставить тебя плакать зря... Вот моя тень Хромой. Смотри  на
нее, смотри хорошо.
     Хромой пожал плечами. Тень... Обычная тень, длинная, вечерняя.  Зачем
смотреть? Уже много раз  видел...  Вот  она  шевельнулась,  подняла  руку,
коснулась шеи. Повторяет движения Странного? Ну и что? Это  -  тень,  тени
всегда повторяют движения, они ничего не умеют сами...
     Он понял, что происходит,  только  когда  услышал  глухой  булькающий
звук, и тень Странного стала медленно укорачиваться,  расплываться  терять
форму... С  отчаянным  воплем  Хромой  обернулся,  метнулся  к  Странному:
остановить, помешать, отобрать Нож...
     Поздно. Он успел только подхватить оседающее тело,  бережно  положить
его на холодную осклизлую  глину.  Несколько  мгновений  Хромой  стоял  на
коленях,  тупо  глядя,  как  вспоротая  шея  Странного  заплывает   темной
дымящейся кровью. Потом со внезапной  надеждой  припал  к  залитой  липким
груди: может быть...
     Нет. Странный сумел убить себя не  хуже,  чем  умел  убивать  других.
Хромой выпрямился, постоял, сжав ладонями мокрое от  слез  лицо,  поскулил
тоскливо и тихо. Потом нагнулся вновь,  с  трудом  вынул  из  неподатливых
мертвых пальцев Звенящий Нож, потянул  из-за  пояса  Странного  непонятную
дубинку.
     Ручей был совсем рядом. Грязная  медленная  вода  с  тяжелым  плеском
приняла брошенное, всколыхнулась ленивыми кругами  и  успокоилась.  Хромой
пусто и слепо смотрел,  как  неторопливо  вытягиваются  по  течению  клубы
поднявшейся мути.
     Странный не хотел оставлять свое оружие Настоящим Людям,  он  сказал:
"Рано". Хромой сделал так, как хотел Странный.
     А равнина совсем уже потемнела, и в небе догорали последние  закатные
уголья. Нужно было уходить.
     Уходить... А Странный так и будет лежать здесь,  и  к  утру  от  него
останется лишь кучка костей. Или ничего не останется, как не  осталось  ни
следа, ни памяти от многого множества непохороненных на этой равнине...
     Если бы не спасительное воспоминание о  Кошке  и  Прорвочке,  которые
ждут, которым он нужен, Хромой не сумел бы покинуть Странного на  съедение
трупоедам. Но воспоминание пришло вовремя, и  он  сумел.  Сперва  он  брел
медленно, то и дело оглядываясь, но темный невысокий бугорок вскоре совсем
перестал различаться в сумерках, и Хромой незаметно для  себя  перешел  на
бесшумный охотничий бег.
     И вдруг новая догадка поразила его.
     Мог ли Странный так  легко  уступить  дорогу  злейшим  своим  врагам?
Может, он опять обманул их, и  для  этого  обмана  ему  снова  понадобился
Хромой? Может, Странный успел выбить свои знаки еще в какой-нибудь пещере,
о которой Хромой не знает (а значит  не  смогут  узнать  и  Люди  Звенящих
Камней)?
     Он  приостановился  и  с  яростным  рыком  затряс  головой,  прогоняя
непрошенные догадки. Нельзя, никак нельзя было допускать такое в голову, в
которую умеют заглядывать Злые.