стула, обдумывая фразу, или перевязывая шнурки ботинок, развлекая
преподавателей. Иногда он с этой же целью ронял стило на пол, возбуждая
законные подозрения в пользовании шпаргалкой.
   Над аудиторией висела напряженная тишина. Однако, то и дело кого-нибудь
ловили на списывании и выдворяли. Только один раз тишина была прервана
пронесшейся по рядам фразой:
   - Вовочка засыпался!
   Дописав, Очкарик все так же спокойно сдал работу и невозмутимо вышел.
Написал он первым. В аудитории к тому времени оставалось едва ли больше
пяти человек.
   Преподавательский послеэкзаменационный совет проходил в атмосфере
полного уныния.
   Вернее, даже сказать, что он проходил было бы неверно. Преподаватели
сидели обессиленные, разбитые, осунувшиеся. Шутка ли, уже 20 лет никому не
удавалось списать на Последнем экзамене! А тут - конечно, всего один со
всего курса, но все же! Каков нахал! И что их действительно мучило, так
это где он спрятал шпаргалку, и как ею воспользовался?
   Время от времени кто-нибудь озарялся догадкой, но тут же, понимая ее
несостоятельность, вновь поникал.
   - Коллеги! - неожиданно прорезал тишину твердый голос, все лица с
надеждой обратились к говорившему, в аудитории стало будто светлее. - Я,
кажется, знаю, но догадка моя чудовищна. Он не списывал, он знал!
 
 
   Философ.
 
 
   Охо-хонюшки-хо-хо, как же мне все это надоело. Сидишь, пишешь, целый
день. Они, конечно, достать меня здесь, наказать, значит, не смогут, в
будущее, дескать, попасть никак нельзя, будущее, дескать, для каждого
прошлого не существует, но, чем черт с ними не шутит?! Вот и сижу тут как
последний проклятый, пишу из последних сил.
   Э-эх, пишу, значит. Вот они там тоже пишут, на всех углах кричат,
значит, это, мол, герои. Они мол, презрев личные желания, и вообще все на
свете, ради науки, ради общества, и все такое, отказались от благ
цивилизации, и добровольно обрекли себя на вечные скитания и так далее,
вдали от родного дома, без малейшей надежды вернуться назад. Я вам так на
это скажу: "Врут!"
   Мне, например, просто надоели ихние постные рожи. Все-то у них
цивилизованно, вежливенько, значит. Спасибо вам, да, пожалуйста, да
нет-нет вы уж проходите. Чисто так, что даже плюнуть некуда. Жизни
никакой, в общем. А главное - себя девать некуда, почесать в за...
   затылке, и то помогут!
   То ли дело здесь - нагрубишь кому-нибудь, так тебе во всех красках, да
по всей форме ответят, плюнешь на мостовую, так никакой электровеник не
скачет вприпрыжку подтирать за тобой. А как тут говорят на базаре! О, это
сказка, а не разговор, песня, а не слова. Хотя язык у них, надо сказать,
самый что ни на есть распаскудный. Навыдумывали, понимаешь, всяких
сложностей, и ходят тут довольные. А над пишущим человеком и вовсе
издеваются, тоже мне эллины, выдумали для литературы язык особый, обороты
всякие, в жизни же никогда так не скажут! Я вам так скажу: "Любите язык
родной как зеницу ока". И вам будет хорошо. Я, конечно, понимаю, что, если
ребенок с рождения слышит эту абракадабру то совсем это другое дело, но
все-таки мне местных детей жалко. Я сам-то едва выучил это дело под
гипноизлучателем, и то все цепи позамыкало. Раза, наверное, со сто
тридцатого смог сказать, что мама мыла раму. Я же когда к ним, к историкам
этим пришел не знал же ни черта. Так захотелось подальше от цивилизации
ихней убечь. Они меня прощупали, протестировали и сюда, к грекам, значит,
философские их воззрения изучать, определили.
   Им же все это зачем нужно? Сведения у них об этой эпохе не достоверные.
Вот и рассылают людей во все времена, чтобы писульки всякие писали, как
все было на самом деле, выясняли, все это дело фиксировали, кодовым словом
подписывали, а они у себя в будущем все это и прочитают. И им хорошо
станет.
   Вот вы спросите, как это смело так можно людей в прошлое посылать, они
же там могут на бабочку всякую наступить, и там, в будущем ерунда
какая-нибудь случиться может? Я сам-то толком в этом ничего не смыслю. Они
мне, помню, что-то объясняли, что прошлое, дескать, это прошлое и есть, и
всякие попытки его изменить, если и были, то уже были, и потому все как
есть и получилось. Вот только вы тогда спросите, почему, если все это уже
так и было, то зачем посылать кого-то, чтобы писать, если все это уже для
них написано. А я так вам на это скажу: "А я знаю?!" Это, в общем, вы
лучше у них спросите.
   А вообще же жить тут у них неплохо, хотя и удобства "во дворе". С
одеждой вот только привыкнуть никак не могу.
   Они же что выдумали! Наденут куска два ткани и те по пояс, и так и
ходят. Порой на улице такую... увидишь, аж все дыбом становится!
   Нет, определенно, у них здесь, все же, здорово. Они хотя и называют
себя цивилизацией, а до такой цивилизации как наша им так же далеко, как
обезьянам до человека.
   Варвары они и есть. И это прекрасно.
   Наших, кстати, здесь тоже не мало. Я вот, например, приписан к одному
такому будто в ученики. Его тут зовут, и кодовое имя у него - Широкий. Ну
и лицо же у него, скажу я вам, ряха, самая, что ни на есть, а не лицо. И
сам здоровый такой, вон как та гора, что из окна виднеется. Он сюда борьбу
приехал изучать. То ли греческую, то ли греко-римскую, а ему философию, и
вообще знания всякие в нагрузку определили. Намучился он с этим делом
ужасно. Недавно, вон, из Египта вернулся, про Атлантиду вызнавал. А
вообще-то он малый ничего, с юмором. Чтобы этим там, в будущем не скучно
было он все свои данные в виде художественной литературы, диалогов,
изложил, вот, радовался!
   Охо-хонюшки-хо-хо тоска сплошная с этими трудами. Аж деться от них
некуда. Пишешь целый день, пишешь, а чего пишешь, и сам толком не
понимаешь. Но что же поделаешь, им там, историкам-то нашим, поди как не
лучше, пока в писанине нашей разберутся! Ну, ладно, дописываю последнюю
эту строчку и черт уже с этой философией на сегодня. Та-ак, теперь
подпишемся, и все.
   Писавший человек прекратил посторонние бормотания, дописал последние
строки своего философского трактата и подписался:
   Аристотель Афинский.
 
 
   Империя.
 
 
   Второй выход из "гримерной"
   вел на арену. Глэд Инборн не спеша надел броню, взял кнут, мину и
ступил на песок.
   Публика - толпы народа, на скамьях вокруг огромной арены - повскакала
со своих мест и зашлась в криках восторга. Глэд сразу отметил это и
приветственно поднял руку. Только после этого он оглянулся и увидел в
дальнем конце арены своего противника - елифосцероса: огромного, как слон,
носорога, кроме стрекательных клеток, размером с кулак, которых не было
лишь на морде и спине, он был украшен двумя рогами, одним на носу, другим
под подбородком. Бедняга жался к стене арены, ошеломленный криками толпы.
   Неожиданно для себя, Глэд вдруг понял, что ему жаль этого зверя, ибо в
своей победе он не сомневался, на то он и прирожденный гладиатор.
   Сотни зверей с разных планет, убитых им на песке этой арены, пронеслись
перед его глазами: рептилии, насекомые, кого только не было! И никому не
удалось оставить даже царапины на его теле.
   Уверенный в собственной неуязвимости, Глэд с легкостью танцора шагнул
вперед.
   ***
 Второй выход этой комнаты вел на арену. "Гримерная": окрестил ее про себя
Глэд. Он тщательно облачился в доспехи: кираса, наколенники, поножи,
наручи, зарукавья, бармица. Доспех плотно, точно влитой сидел на теле.
Сделав несколько движений, Глэд проверил, не болтается ли где чего, не
стесняет ли что-нибудь свободы тела. Затем он взял кнут, мину и
сконцентрировался, подумал о том, что должен доказать Репту, хозяину этого
аттракциона, что он прирожденный гладиатор. Репт свозил совершенно
немыслимых животных со всей Вселенной специально, чтобы здесь их убили
гладиаторы. Далеко не всегда гладиатор выходил из поединка победителем, и
тогда растерзанное тело падало на окровавленный песок арены. Зато те, что
побеждали, становились любимцами публики, их носили на руках, они были в
сотни раз популярней спортсменов, актеров и артистов. Но ни популярность,
ни слава, а власть над смертью была необходима Глэду, и он холодно и
трезво, контролируя каждый свой шаг, ступил на арену. Едва его нога
коснулась песка, он оглянулся. Елифосцерос стоял, прижавшись боком к стене
арены. Холодный контроль овладел каждой клеткой тела Инборна, и он шагнул
к зверю.
   ***
 Глэд нагло, по отношению к зверю, подошел и щелкнул кнутом. Елифосцерос
повернул к нему голову, Глэд щелкнул кнутом по глазам зверя, тот
рассвирепел и кинулся на гладиатора.
   Началось! Глэд полностью отдался поединку, он с грацией тореадора
прыгал вокруг зверя, провоцируя того на все новые удары, уже заранее зная,
куда они будут нанесены. Он знал, что победит, он не раз сражался, он даже
бился уже когда-то с этим зверем. И, скорее всего, это был его первый
поединок...
    
 ***
 Глэд подошел к зверю и щелкнул в воздухе кнутом. Елифосцерос повернул к
нему маленькие, затопленные кровью глазки, которые видели только одно -
жертву. Глэд с грацией тореадора подскочил к зверю, щелкнул кнутом по
глазам и мгновенно отпрыгнул обратно. Там, где он только что стоял, рог с
шумом рассек воздух. Толпа восторженно закричала, но Глэд ее не слышал и
не видел, для него во всей вселенной существовало сейчас только
елифосцерос, или умрет он, или Глэд. Глэд прыгал по арене вокруг зверя,
зная на несколько мгновений вперед все его и свои движения. Только трезвый
расчет руководил каждой клеткой его тела.
   ***
 Толпа, ликуя, бесновалась на своих местах, а Глэд купался в своей славе и
упоении боем. Высшее блаженство руководило всем его телом, он дразнил
зверя, а тот был готов разорваться на тысячи кусков, чтобы достать эту
щелкающую букашку."
   Уже пора заканчивать, - подумал Глэд, - но еще чуть-чуть, одну минуту
побыть в этом блаженстве!"
   ***
 Глэд понял, что пора заканчивать. Он резко подскочил под самый нос зверя,
высоко подпрыгнув, ухватился за рог и, оттолкнувшись руками от него и
крутанув в воздухе сальто, оказался на спине зверя. Быстро укрепив мину в
складках кожи и сдвинув предохранитель, Глэд сильно подпрыгнул и, опять
сделав несколько сальто, спрыгнул на песок позади зверя. На все - доли
секунды.
   ***
 Глэд резко подскочил к самому носу зверя, подпрыгнул, ухватился за рог на
носу и, крутанув сальто, оказался на спине животного. Толпа взбесилась от
удовольствия предвкушения крови, и Глэд остановился, чтобы насладиться
секундой триумфа.
   Вдруг зверь взбрыкнул, нога Глэда соскользнула вниз, и он, потеряв
равновесие, покатился по округлым бокам елифосцероса на землю.
Стрекательные клетки сквозь щели между доспехов жгли его тело. Казалось,
он падал целую вечность, он чувствовал, как яд проникает в его кровь.
Наконец, упав на песок, он потерял сознание.
   ***
 Мина взорвалась как раз, когда Глэд отбежал в другой конец арены. Кусочки
мяса, кожи, мозга, кровь разлетелись во все стороны. Глэд победил! Он
доказал, что он - прирожденный гладиатор! Он доказал это всем!!!
   ***
 Очнувшись, Глэд увидел надвигающийся нижний рог елифосцероса и едва нашел
в себе силы откатиться в сторону. Рог взрыхлил песок там, где лежал Глэд,
и вновь двинулся на него. Яд охватил все тело Глэда. А тот должен был
бороться и с ядом, и с разъяренным животным. Организм все слабел, и все
дольше Глэд лежал, прежде чем откатиться вновь.
   Опустившись, рог пригвоздил его тело к красному песку арены. Толпа
неистово заорала. Величайший гладиатор всех времен и народов убит животным!
 
 
   Быть таким?
 
 
   - Бежим? - спросил Светловолосый, устраиваясь рядом.
   Незнакомец сильно вздрогнул, прямо-таки подскочил от испуга, и
обернулся, весь его вид выражал только одно - Страх.
   - Да ладно, свои, - примирительно сказал Светловолосый, - не дрейфь,
теперь вдвоем как-нибудь выдюжим!
   Незнакомец с недоверием его оглядел. Тот был высок, плечист, его
большие руки внушали дружелюбие и уверенность. Глаза из-за темноты видны
не были. "Очень уж все это нехорошо, подозрительно": мелькнуло у
Незнакомца. Ну да выбора не было, хуже уже не должно бы быть. Хотя, кто
его знает?
   ***
 Незнакомец сунулся, было, за поворот, но тут же отпрянул обратно. Даже в
неверном ночном свете было видно, как он бледен. Наконец, ему удалось
разжать сведенные челюсти:
   - Т-там... - указал он за угол и закатил глаза."
   Трус": подумал Светловолосый, мягко отстранил его и глянул сам. По
проходу между двумя стенами шел патрульный охранник. Светловолосый шагнул
вперед:
   - Стоять, - тихо, но с уверенным предупреждением сказал он.
   Солдат неуверенно замер. Все скрывающая луна показала ему лишь темный
силуэт, столь неожиданно появившийся на его пути. Солдат был молод.
   - Дернешься - убью, - подтвердила худшие его опасения черная фигура,
делая шаг вперед.
   Пальцы охранника окрепли на автомате, который он держал на перевес.
Дуло автомата начало подниматься.
   Мгновенно силуэт подтек к солдату и, схватив правой рукой ствол оружия,
отводя его в сторону, левой резко ударил ему в горло. Автомат парень
отпустил. "О, отец, как он был молод!": только и подумал Светловолосый и
осел вдоль стены. Весь смысл происшедшего разом навалился на него. Рядом
опустился Незнакомец.
   - Какой у тебя срок? - спросил Светловолосый, придя, наконец, в себя.
   - Двадцать, - Незнакомец отвечал неохотно.
   - За что?
   - Ни за что! - выдавил Незнакомец.
   Светловолосый с легким кряхтеньем поднялся:
   - Врешь, ни за что дают десять.
   - Шутишь, - храбрясь, сплюнул Незнакомец, шутка действительно была
очень распространена в зоне.
   ***
 Светловолосый присел у стены, пристраиваясь поудобнее. И только сейчас до
него дошла вся нелепость ситуации: он бежит, не только не зная, что по ту
сторону, но и не имея ни малейшего понятия, как добраться до самой внешней
стены, или что у них там. Да и невольный его спутник оставлял лишь
надеяться на лучшее. Как там это говорил отец: "Не зная броду, не суйся в
воду"?
   А если задуматься дальше, вся эта огромная Зона - гигантский бред. Все
эти здания-коробки, налепленные тесно друг к другу, в то время, как
имеются значительные пустыри.
   Например, там, за бараками. А абсолютно бессмысленные маршруты часовых?
Ну, да ладно, может, на воле он найдет всему ответ.
   Мысли Светловолосого направились к его спутнику. Тот тяжело дышал. Это
был коренастый человечек, видимо, на воле обладавший брюшком. Сейчас же
все его тело было пропитано дрожью страха. Что ж боялся и Светловолосый.
   - И все же, за что тебя? - вновь оживился последний.
   Незнакомец долго молчал, потом решился:
   - Я не виноват, - сказал и замолк.
   - Это все мой напарник. Мы шоферы-дальнобойщики, - Незнакомец говорил
хрипло, отрывисто, - Однажды в рейсе, когда уже подходили к посту, он
сказал мне...
   - Он сказал, что везем нелегальный груз.
   Просил покрыть его, значит. Да какое тут! А потом они нашли это. Он вез
оружие. Для этих, повстанцев, кажется. Нас взяли обоих. И меня пытали. А я
всю жизнь был честно! Я - маленький человек! Что им с меня?! - он уронил
голову на колени и затрясся.
   Некоторое время висела пауза.
   - А я здесь родился, - обратился Светловолосый к небу, - спасибо отцу -
он меня нашел потом. Мать затерялась, а он нашел. Он учил меня. Всему. Я
немного даже звезды знаю.
   Они опять помолчали.
   - Отца с матерью повязали за книги.
   Дело-то, как водится, темное, а начальничек руки пригрел, давай дело
шить... В жизни книг не видал. Отец меня читать палкой по песку учил.
   А ты книги видел?
   Незнакомец не ответил.
   - Счастливый ты был, наверное, человек, - с грустью заметил
Светловолосый.
   ***
 Уже начинало светать.
   Заглянув за очередной угол, Светловолосый вдруг засветлел лицом.
   - Стена, - в благоговейном трепете прошептал он.
   Незнакомец сунулся туда же:
   - Дошли!..
   И вдруг, потеряв голову, он рванулся вперед, в безумной радости
расплескав руки.
   - Стой, дурак! - крикнул, было, Светловолосый и кинулся за ним.
   Протрещала автоматная очередь - солдат на стене заметил Незнакомца. Тот
упал, как подкошенный, и перевернулся по инерции.
   Неимоверно взвыла сирена. Повсюду засветились прожектора. Светловолосый
присел на колено и с маху скосил солдата на стене. Это рефлексивное
действие испугало его.
   "Откуда?!": растерянно подумал он, поглядев на свои руки. Ну да ладно,
там видно будет! В два прыжка он оказался подле Незнакомца.
   Тот был только ранен. В ногу. Кости пуля не задела. Он уже пришел в
себя когда Светловолосый втащил его на стену. Сняв с убитого солдата
автомат и боеприпас, он кинул их Незнакомцу. После он перебросил тело
убитого через проволоку, что шла по верху стены, и усмехнулся про себя:
"Интересно, кого от кого должна защищать эта стена. Тех, кто снаружи от
тех, кто внутри? Или наоборот? И где двойной периметр? Или бежать незачем?
Или так и нужно? Черт! Слишком много вопросов!" Вслух же сухо приказал:
   - Перебирайся через него и прыгай!
   - Но у меня нога!..
   - Твою мать! - с ядом прошипел Светловолосый.
   Оказавшись на земле, он подумал, что стену, наверное, одолеть было
проще всего. Рядом корчился от боли Незнакомец.
   - Побежали!
   - Я... не могу...
   Но Светловолосый уже легко бежал вперед.
   Не так далеко, через поле, виднелась кромка леса. "Все как отец
рассказывал": мелькнуло мысль у Светловолосого.
   Они добежали до опушки, вдоль кромки леса шла дорога, сам он был над
ней на невысоком песчаном откосе. Они взобрались наверх и тяжело
повалились под большой корень, который их от пуль тех, кто уже бежал по
полю, и тех, кто ехал на машинах по дороге от Зоны.
   - Дальше... не могу... - тяжело дышал Незнакомец, - они догонят... моя
семья!
   - У тебя еще и семья есть?!
   - Мальчик... семь лет... жена...
   учительница... дальше не могу...
   Светловолосый глянул ему в глаза, тот смотрел со страхом, умоляюще. На
секунду Светловолосому показалось, что он видит червя, маленького,
слепого, жалкого.
   - Слушай, что тебе эта воля, а?.. - спросил Незнакомец и тут же сам
своим словам ужаснулся, но отступать было уже некуда, - тебя ведь возьмут
не сегодня... завтра...
   - Ну и гнида же ты, - процедил Светловолосый, а и действительно, что он
потерял на этой воле?
   А этого семья ждет. Он же кормилец ихний. И так, наверное, пропали уже
без него. Эх! Была, не была!
   - Иди, - сказав, он увидел уже ковыляющую прочь спину.
   - Постой, - спина замерла, - оставь мне свои лишние патроны, тебе в них
меньше надобности, - спина напряглась и поспешно скрылась.
   Светловолосый поглядел немного вслед, подумал и, покачав головой,
перевернулся на спину. Так вот оно какое, небо свободы! Вот она, воля-то,
где. А этот, наверное, в жизни такого не почувствует. "Хорошо пожил!":
улыбнулся он. Ну да как говорил отец: "Поживем - увидим"? Светловолосый
перевернулся и поудобнее устроился за корнем. И вновь удивился
рефлективности, с которой его руки поднимали автомат.
   ***
 А из-за горизонта вставал огромный багровый шар Солнца. И ему не было
никакого дела ни до Зоны, ни до тех людишек, что так и не добегут до
опушки, ни до того, как долго будут терзать остывшее уже тело те немногие,
что добегут.
   Солнце начинало новый день.
 
 
   Кристалл.
 
 
   Говорят, будто есть человек, что идет из мира в мир, из времени во
время. А еще говорят, что появляется он всегда там, где более всего нужен.
   Элиот Грей с трудом поспевал за своим отцом по коридорам замка. Он
волновался, но волнение это было разбужено не тем, что случилось нечто,
заставившее отца подняться его среди ночи и разбудить его, Элиота, а тем,
что волнуется его старый отец. Впереди мертвенно колыхалась на высохшем
теле графа Хемиля Грея ночная рубашка. Отрывистое пламя свечи с непонятной
жестокостью обнажало старость графа.
   Они подошли ко входу в покои отца Элиота, обычно здесь стояли два
стражника. Этот факт всегда удивлял юношу, какой смысл выставлять стражу
глубоко внутри замка? Однако его отец всегда оставлял