сто повернуть пропеллер. Но ей нужно будет помочь подняться в  воздух".
Он все ходил и ходил, теребя свою бороденку, а потом кивнул головой.
     - Да, - сказал он. - Этого, наверное, будет достаточно.
     Он остановился и поглядел на меня.
     - Нервы у тебя в порядке, мой мальчик? Рука верная?
     - Так точно, сэр.
     - Хорошо,  сынок.  Летать  на  этой  штуке,  должно  быть,  нетрудно.
Главное, полагаю, - держать равновесие.
     Он указал на что-то вроде седла впереди машины.
     - Я думаю, нужно просто лечь на живот, опираясь  на  это  седло:  оно
соединено тросами с рулем и крыльями. Переваливаясь из стороны в  сторону,
ты сможешь управлять машиной.
     Потом он показал на какой-то рычаг.
     -  А  это  нужно  поворачивать  рукой,  чтобы  подниматься  выше  или
опускаться ниже. Вот и все, насколько я могу  судить,  а  если  я  упустил
какую-нибудь мелочь, ты в воздухе попробуешь так и сяк и  сообразишь,  что
нужно делать. Ну как, мой мальчик, сможешь лететь на ней?
     - Так точно, сэр.
     - Прекрасно, - сказал он, ухватился  за  один  из  пропеллеров  сзади
машины и начал  его  поворачивать.  Я  взялся  за  другой,  но  ничего  не
получалось - они только скрипели, как  заржавленные.  Но  мы  все  крутили
сильнее и сильнее, и скоро машина кашлянула.
     - Давай, мой мальчик, давай! - заорал майор, и мы взялись за  дело  с
новыми силами, и  теперь  машина  кашляла  каждый  раз.  Наконец,  мы  так
крутанули пропеллеры, что чуть сами не взлетели, - и тут машина, кашлянув,
тут же кашлянула снова, еще и еще раз и уже не  переставала  кашлять,  как
будто чем-то подавилась. Потом она вроде как прокашлялась, чихнула, но  не
остановилась, а заработала гладко и ровно. Пропеллеры вертелись, сверкая в
лунном свете, так быстро, что их почти не было видно,  а  летающая  машина
отряхнулась, как мокрая собака, и из всех ее частей вылетели облачка пыли.
     - Отлично, - сказал майор и чихнул. Потом он  связал  вместе  поводья
наших лошадей, и получился один длинный повод. Тогда он  поставил  лошадей
перед машиной и сказал:
     - Залезай, мой мальчик. У нас сегодня ночью еще много дел.
     Я лег в седло, а он забрался на верхнее крыло и лег там ничком.
     - Берись за рычаг, а я буду держать повод. Готов?
     - Так точно, сэр.
     - Пошел! - крикнул  майор,  дернув  за  повод,  и  лошади  тронулись,
опустив головы и зарываясь копытами в землю. Летающая машина запрыгала  по
траве на своих полозьях, но скоро выровнялась и заскользила вперед гладко,
как санки по укатанному снегу. Лошади подняли головы и перешли на рысь,  а
мотор пыхтел себе и пыхтел.
     - Труби "вперед", - сказал майор, я вынул из-за спины  свою  трубу  и
затрубил. Лошади  налегли,  и  мы  заскользили  так  быстро,  что  делали,
наверное, миль пятнадцать, а то и двадцать в час.
     - Теперь "атаку"! - заорал майор, и я протрубил атаку.
     Копыта барабанили по дерну, кони храпели и ржали,  мотор  пыхтел  все
чаще и чаще, сзади завывали пропеллеры - и вдруг оказалось,  что  трава  в
добрых пяти футах под нами и повод тянется вниз.  Потом  -  на  секунду  я
испугался - мы обогнали  лошадей,  проскользнув  прямо  над  ними,  и  они
остались позади, а майор, бросив повод, завопил:
     - Рычаг на себя!
     Я налег на рычаг, и мы взлетели в воздух.  Я  вспомнил,  что  говорил
майор о том, чтобы попробовать так и сяк, и немного отпустил рычаг. Машина
вроде как выровнялась, и мы продолжали лететь - так быстро, как мне  сроду
не приходилось ездить. Здорово было. Я  глянул  вниз,  а  там  простирался
Вашингтон - он был куда  больше,  чем  я  думал,  и  огней  там  светилось
столько, что хватило бы на весь мир. Горели они ярко, совсем не  так,  как
свечи или керосиновые лампы. В стороне, ближе к центру  города,  виднелось
несколько красных и зеленых огней, они были такие яркие, что освещали даже
небо.
     - Берегись! - заорал майор. Прямо  впереди  неслась  на  нас  высокая
каменная игла - наверное, какой-нибудь  огромный  монумент.  Сам  не  знаю
почему, но я перевалился в седле влево, толкнув рычаг от себя. Одно  крыло
поднялось вверх, и летающая машина круто  повернула  в  сторону,  чуть  не
задев этот монумент кончиком крыла. Потом я  снова  улегся  прямо,  крепко
держа рычаг, и машина выровнялась. Все было точь-в-точь  как  в  тот  раз,
когда я впервые в жизни управлял целой упряжкой. Я  почувствовал,  что  я,
оказывается, прирожденный погонщик летающей машины.
     - Назад, в штаб-квартиру, - сказал майор. - Найдешь дорогу?
     - Так точно, сэр, - ответил  я  и  повернул  на  юг.  Майор  покрутил
циферблат в своем черном ящике и нажал на кнопку. Тут я разглядел внизу, в
лунном  свете,  немощеную   дорогу,   которая   вела   из   Вашингтона   в
штаб-квартиру. Я обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на  город,  но
теперь там виднелось очень мало огней, да и горели они совсем не так ярко,
а красных и зеленых и вовсе не было.
     Но луна ярко освещала дорогу, и мы неслись вдоль нее, когда  она  шла
прямо, а когда начинала петлять, срезали повороты и делали  миль  сорок  в
час, не меньше. Вокруг свистел холодный  ветер,  я  достал  белый  вязаный
шарф, который связала бабушка, и обернул вокруг шеи. Конец  шарфа  мотался
сзади и хлопал на ветру. Потом я подумал, что у меня может сдуть  фуражку,
и  перевернул  ее  задом  наперед.  Теперь  я  чувствовал,  что  похож  на
настоящего погонщика летающей машины. Жалко,  что  меня  не  могли  видеть
девушки из нашего городка.
     Некоторое время я привыкал к рычагу и седлу:  вздымался  вверх,  пока
мотор не начинал кашлять, поворачивал и нырял вниз, чтобы посмотреть,  как
низко я могу лететь над дорогой. Но в конце концов майор заорал,  чтобы  я
не вертелся. Время от времени  мы  замечали,  как  на  какой-нибудь  ферме
загорается свет, а оглянувшись, видели  качающийся  огонек  -  это  фермер
выходил во двор с фонарем посмотреть, что за шум слышен с неба.
     Несколько раз по дороге мы подливали горючего, и довольно скоро, часа
через два или даже меньше, у нас под крыльями поплыли огни лагеря, и майор
стал свешиваться то в одну, то в другую  сторону,  глядя  вниз.  Потом  он
вытянул руку вперед.
     - Вон на  то  поле,  мой  мальчик.  Сможешь  посадить  эту  машину  с
выключенным мотором?
     - Так точно, сэр, - ответил я, остановил мотор, и машина  заскользила
вниз, как санки с горы, а я слегка шевелил  рычагом  и  смотрел,  как  мне
навстречу поднимается поле, становясь  все  больше  и  больше.  Теперь  мы
летели совсем беззвучно - только ветер вздыхал в проволочных  оттяжках,  и
мы опускались вниз, залитые белым лунным  светом,  как  привидения.  Линия
нашего полета уперлась точно в край поля. За мгновение до этого я  потянул
рычаг на себя, и полозья с шуршанием коснулись травы. Немного попрыгав  по
земле, мы остановились и некоторое время сидели молча. В  траве  зазвенели
цикады.
     Майор сказал, что на краю поля есть обрыв, мы нашли его  и  подтащили
машину к краю, а потом пошли через поле, высматривая какую-нибудь тропинку
или часового. Часового я нашел сразу - он охранял тропинку, лежа на  траве
с закрытыми глазами. У меня кончилась яблочная водка, так что я  растолкал
его и сказал, что мне нужно.
     - Сколько дашь? - спросил он.
     - Доллар, - сказал я.
     Он пошел в лес и скоро вернулся с кувшином.
     - Хорошая водка, - сказал он. - Самая лучшая. И как раз на  доллар  -
почти полный кувшин.
     Я попробовал - водка и в самом деле  была  отменная,  -  расплатился,
отнес назад кувшин и привязал его к машине. Потом вернулся, позвал майора,
и он подошел. Часовой повел нас по тропинке к палатке генерала.
     Палатка была  квадратная,  в  виде  шатра,  внутри  горел  фонарь,  и
передняя стенка палатки была откинута. Часовой отдал честь.
     - Майор из кавалерии, сэр, - он произнес это так,  как  и  полагается
неотесанной пехтуре. - Говорит, дело секретное и срочное.
     - Впусти кавалерию, - послышался голос изнутри, и я сразу понял,  что
генерал - кавалерист в душе. Мы вошли и отдали честь.
     Генерал сидел на табурете, поставив  на  большой  деревянный  бочонок
ноги  в  старых  башмаках  с  незавязанными  шнурками.  Он  был  в  черной
широкополой шляпе и расстегнутой куртке с погонами, на которых  я  заметил
три серебряные звезды.  У  него  были  голубые  глаза,  твердый  взгляд  и
окладистая борода.
     - Вольно, - сказал он. - Ну?
     - Сэр, - начал майор, - у нас есть летающая машина, и я предлагаю,  с
вашего разрешения, использовать ее против мятежников.
     - Что ж, - сказал генерал, раскачиваясь на табурете, - вы  явились  в
самое время. Вся армия Ли собралась у Колд-Харбора, и я сижу тут всю  ночь
за бутыл... то есть за разработкой  плана.  Их  нужно  разгромить,  прежде
чем... Как вы сказали - летающая машина?
     - Так точно, сэр, - ответил майор.
     - Гм-м, - сказал генерал. - А где вы ее взяли?
     - Это долгая история, сэр.
     - Должно быть, - сказал  генерал,  взял  со  стола  окурок  сигары  и
задумчиво сунул его в рот. - Если бы я не сидел тут всю ночь  за  бутыл...
то есть за работой, я бы, конечно, не поверил. А что вы предлагаете делать
со своей летающей машиной?
     - Погрузить на нее гранаты! - глаза у майора загорелись.  -  Сбросить
их прямо на штаб мятежников! Заставить их немедленно сдаться!..
     Генерал покачал головой.
     - Нет, - сказал он. - Мне это не по душе. Военно-воздушные силы - это
еще не все. Никогда ваши машины не заменят  солдат,  помяните  мое  слово.
Впрочем, и они могут пригодиться. Это хорошо, что вы ее привезли.
     Он взглянул на меня.
     - Ты ее погонщик, сынок?
     - Так точно, сэр.
     Он снова повернулся к майору.
     - Я хочу, чтобы вы взлетели с картой, нанесли на  нее  позиции  Ли  и
вернулись. Если вы это сделаете, майор, то завтра,  третьего  июня,  после
битвы под Колд-Харбором, я своими руками приколю вам на мундир  серебряные
листья. Потому что тогда я возьму Ричмонд, как... ну, не знаю как. Что  до
тебя, сынок, - он взглянул на мои нашивки, - ты  станешь  капралом.  Может
быть, я даже придумаю для тебя новую эмблему - пару крыльев на  груди  или
что-нибудь в этом роде.
     - Так точно, сэр, - сказал я.
     - Где машина? - спросил генерал. - Пожалуй,  я  пройдусь  погляжу  на
нее. Проводите меня.
     Мы с майором отдали честь, повернулись  кругом  и  вышли,  а  генерал
сказал:
     - Идите, я вас догоню.
     На краю поля он нас  догнал,  запихивая  что-то  в  задний  карман  -
платок, должно быть.
     - Вот вам карта, - сказал он  и  протянул  майору  сложенную  бумагу.
Майор взял ее, отдал честь и сказал:
     - Во имя Союза, сэр! За победу...
     - Только без речей, - сказал генерал. - Оставим их  для  предвыборной
кампании.
     - Так точно, сэр, - ответил майор и повернулся ко мне. - Заправляй!
     Я залил бак, мы раскрутили пропеллеры, и на этот раз машина  завелась
сразу. Мы влезли, я опять перевернул фуражку  задом  наперед  и  повязался
шарфом.
     - Хорошо, - одобрительно заметил генерал. - Это по-кавалерийски.
     Мы оттолкнулись и камнем полетели вниз  с  обрыва,  навстречу  земле.
Потом крылья зацепились за воздух, я потянул на себя рычаг,  и  мы  взмыли
вверх, ревя мотором и набирая высоту. Я  сделал  пологий  разворот  и  два
круга над полем - сначала футах в пятидесяти, потом в ста.  В  первый  раз
генерал так и стоял там, задрав голову и разинув рот, и  видно  было,  как
сверкают в лунном свете его медные пуговицы. Когда я  делал  второй  круг,
его голова все еще была задрана вверх, но он, кажется, на нас не  смотрел.
Его рука была около рта, и он пил, по-моему,  воду  из  стакана  -  я  так
подумал, потому что, как раз когда мы выровнялись и взяли курс на  юг,  он
изо всех сил швырнул что-то в кусты и я видел, как в лунном свете блеснуло
стекло. Потом он быстро пошел назад, в штаб. Должно быть, спешил сесть  за
работу.
     Моя машина ржала, брыкалась, резвилась я только о том и думал, как бы
не дать ей встать на дыбы, и жалел, что у нее нет поводьев. Внизу  холодно
поблескивала в лунном свете Джеймс-ривер, уходя на восток и  на  запад,  и
виднелись огни Ричмонда, но разглядывать их мне было некогда.
     Машина заупрямилась, задрожала, и я  не  успел  опомниться,  как  она
закусила удила и ринулась прямо вниз. Ветер выл в оттяжках, и вода неслась
нам навстречу.
     Ну, объезжать норовистых лошадок мне не впервой. Я  налег  на  рычаг,
чтобы задрать ей голову, и она снова устремилась наверх, как  будто  брала
барьер. Но на этот раз в верхней  точке  подъема  она  не  закашлялась,  а
фыркнула,  почуяв  свою  силу,  и  я   только   успел   крикнуть   майору:
"Держитесь!", как она перевернулась на спину и  снова  понеслась  вниз,  к
реке. Майор что-то завопил, но во мне играла яблочная  водка,  и  все  это
было ужасно здорово, и я тоже заорал от радости.  Потом  я  снова  потянул
рычаг на себя, и мы еще раз перевернулись. Крылья скрипели, как  седло  на
галопе. Высоко поднявшись, я круто наклонил машину  влево,  и  мы  описали
широкую красивую дугу. Никогда еще я так не веселился.
     Теперь машина немного приутихла. Я знал, что она еще не объезжена как
следует, но она, видно, почувствовала, что в седле  настоящий  всадник,  и
решила переждать, а пока  придумывала,  что  бы  ей  еще  выкинуть.  Майор
перевел дух и принялся ругаться. Я такого сроду не слыхивал, а  ведь  я  с
самого начала войны в кавалерии. Это было поистине что-то необыкновенное!
     -  Так  точно,  сэр,  -  сказал  я,  когда  он   остановился,   чтобы
передохнуть.
     По-моему, он еще много чего собирался сказать, но у нас под  крыльями
замелькали огоньки лагеря, и ему пришлось вытащить карту  и  приняться  за
работу. Мы летали взад-вперед вдоль реки, а он  все  возился  с  картой  и
карандашом. И мне и машине стало скучно. Я начал размышлять о  том,  видят
ли нас мятежники, и подбирался все ближе к земле, и скоро прямо перед нами
на полянке показался костер, а вокруг  него  -  люди.  Не  знаю,  кто  это
придумал - я или машина, но только я едва-едва дотронулся до рычага, а она
уже ринулась прямо вниз, на огонь.
     Тут-то уж они нас и увидели, и услышали.  С  криками  и  руганью  они
разбежались, а я, перегнувшись через борт, крыл их почем  зря  и  хохотал,
как сумасшедший. До земли оставалось футов пять, когда я опять потянул  за
рычаг, и огонь опалил нам хвост. Но на этот раз на подъеме  мотор  заикал,
мне пришлось повернуть и медленно скользить вниз, чтобы дать ему перевести
дух, а люди внизу уже схватились за свои мушкеты. И  разозлились  же  они!
Они стреляли с колена влет, как по утке, и вокруг нас свистели пули.
     - Давай-давай! - заорал я, бросил машину вбок, достал  свою  трубу  и
заиграл атаку.
     Мы неслись вниз, машина ржала, как бешеная, люди побросали мушкеты  и
разбежались кто куда, а мы пролетели  над  самым  костром  и  снова  пулей
взвились вверх под торжествующий  рев  машины.  Потом  я  повернул,  и  мы
пронеслись над верхушками деревьев, упершись одним крылом в луну.
     -  Прошу  прощения,  сэр,  -  сказал  я,  не  дожидаясь,  пока  майор
опомнится. - Она резвится  -  молодая  еще.  Но  меня  она,  кажется,  уже
слушается.
     - Тогда поворачивай в штаб, пока ты  нас  не  угробил,  -  сказал  он
ледяным голосом. - Потом поговорим.
     - Так точно, сэр, - ответил я, разыскал в стороне реку и полетел  над
ней.
     Сориентировавшись, майор вывел нас обратно к тому же полю.
     - Подожди здесь, - сказал он, когда мы приземлились, и  быстро  пошел
по тропинке к палатке генерала.
     Меня это вполне устраивало: я чувствовал, что пора бы выпить, и потом
я уже полюбил эту машину и хотел о ней  позаботиться.  Я  обтер  ее  своим
шарфом и пожалел, что не могу  задать  ей  какого-нибудь  корма.  Потом  я
пошарил внутри и принялся крыть того часового - по-моему, даже почище, чем
майор крыл меня. Моя  водка  пропала!  Я  догадался,  как  было  дело:  он
подобрался к машине и стащил кувшин, пока мы с майором были  в  палатке  у
генерала, а теперь, наверное, попивает у  себя  в  караулке  мою  водку  и
посмеивается.
     Тут быстрым шагом подошел майор.
     - Назад, в Вашингтон, и поскорее! - сказал он. - Ее  нужно  доставить
на место до рассвета, иначе прервется пространственно-временной континуум,
и тогда неизвестно, что будет.
     Мы залили бак и полетели назад, в Вашингтон. Я притомился, и  машина,
по-моему, тоже. Она чувствовала, что летит домой, в свое стойло,  и  мирно
пыхтела.
     Мы приземлились у тех же деревьев и вылезли, скрюченные от усталости.
Машина немного поскрипела,  повздыхала  и  успокоилась.  Ей  тоже  изрядно
досталось. В крыльях у нее осталось несколько дырок от пуль, и  хвост  был
немного опален, а так ничего не было заметно.
     - Шевелись, мальчик, - сказал майор. - Иди-ка,  поищи  лошадей,  а  я
поставлю машину на место.
     Он взялся за летающую машину и принялся толкать ее вперед.
     Лошади паслись неподалеку. Я привел их и  привязал  к  дереву.  Когда
майор вернулся, уже начинало светать. Мы пустились в обратный путь. Ну,  в
общем, повышения я так и не получил.  И  крыльев  на  мундир  тоже.  Стало
жарко, и скоро я задремал. Через  некоторое  время  майор  закричал:  "Эй,
мальчик!", я проснулся и  отозвался,  но  он  звал  не  меня.  Мимо  бежал
мальчишка-разносчик, и когда майор купил газету, я подъехал к нему,  и  мы
вместе стали читать, сидя в седлах на окраине Вашингтона.
     "БИТВА ПОД КОЛД-ХАРБОРОМ" - было написано там,  а  ниже  -  множество
заголовков поменьше:
     "ПОРАЖЕНИЕ АРМИИ СОЮЗА! НЕУДАЧНАЯ АТАКА НА РАССВЕТЕ! ОТБРОШЕНЫ  ЧЕРЕЗ
ВОСЕМЬ МИНУТ! СВЕДЕНИЯ О ПОЗИЦИЯХ МЯТЕЖНИКОВ ОКАЗАЛИСЬ  НЕВЕРНЫМИ!  ПОТЕРИ
КОНФЕДЕРАТОВ НЕВЕЛИКИ, НАШИ ОГРОМНЫ! ГРАНТ ОТКАЗЫВАЕТСЯ  ДАТЬ  ОБЪЯСНЕНИЯ;
ПРЕДСТОИТ РАССЛЕДОВАНИЕ!"
     Дальше все излагалось подробно, но мы читать не стали. Майор  швырнул
газету в канаву и пришпорил лошадь, а я - за ним.
     К полудню мы  были  уже  в  расположении  своей  части,  но  генерала
разыскивать не стали. Мы решили, что это лишнее - не иначе, как он сам нас
разыскивает. Правда, он нас так и не нашел: может быть, из-за того, что  я
отрастил бороду, а майор свою сбрил. А как нас зовут, мы ему не говорили.
     В конце-то концов Грант взял Ричмонд - это был настоящий  генерал,  -
но ему пришлось долго держать осаду.
     С тех пор я его видел только раз, много лет спустя, когда он  уже  не
был генералом. Это было в Новый год, я попал в Вашингтон и увидел,  что  у
Белого дома  стоит  длинная  очередь.  Я  сообразил,  что  это,  наверное,
публичный прием, который президент устраивает каждый Новый год. Я встал  в
очередь и через час вошел к президенту.
     - Помните меня, генерал? - спросил я.
     Он поглядел, прищурившись, потом весь  побагровел  и  начал  сверкать
глазами. Но тут вспомнил, что я тоже  избиратель,  сделал  глубокий  вдох,
заставил себя улыбнуться и показал головой на дверь сзади себя.
     - Подожди там, - сказал он.
     Прием скоро кончился, и генерал уселся напротив меня за большой стол,
сунув в рот огрызок сигары.
     - Ну, - сказал он, не тратя времени на вступление, - выкладывай,  что
там у вас стряслось?
     Я ему и рассказал - я уж давно все  сообразил.  Рассказал,  как  наша
летающая машина  взбесилась  и  начала  выкидывать  коленца,  пока  мы  не
перестали понимать, где верх, а где низ, и как  мы  полетели  обратно,  на
север, и сняли план наших собственных позиций.
     - Это-то я понял сразу, как только приказал начать  атаку,  -  сказал
генерал.
     Тогда я рассказал ему  про  часового,  который  продал  мне  краденую
водку, и как я думал, что он ее опять у меня украл, а он этого вовсе и  не
делал.
     Генерал кивнул.
     - Значит, заправили машину водкой вместо бензина?
     - Так точно, сэр, - ответил я.
     Он снова кивнул.
     - Ну ясно - конечно, машина взбесилась. Это был м