новолосой  женщиной  лет  под  тридцать,  но  ее  откровенно
портили  круги  под  глазами,  а  сын  -  хорошим  таким  мальчишкой   лет
шести-семи. Мы познакомились,  и  мальчишку  тут  же  отослали  в  детскую
поиграть.
     - Ну, ладно, - произнес мистер Керч устало и  подошел  к  этажерке  с
книгами, - давайте прямо к делу. Вы  сказали  по  телефону,  что  в  общих
чертах вы про нас уже знаете...
     Он снял с верхней полки книгу и вынул оттуда пачку фотографий.
     - Вот они, эти карточки. - Он присел на кушетку рядом со мной, сжимая
снимки в руке. - У меня довольно приличная камера. И  вообще  я,  пожалуй,
неплохой фотограф-любитель, в кухне у меня  и  чуланчик  отгорожен,  чтобы
самому проявлять. Две недели назад пошли мы все в Сентрал-парк... -  Голос
у него был утомленный и невыразительный, будто он  повторял  свой  рассказ
много-много раз, и вслух и  про  себя.  -  День  был  хороший,  вроде  как
сегодня, и бабушки нас давно донимали: подарите им новые карточки,  и  все
тут, - так я отснял целую пленку портретов, порознь  и  вместе.  Камера  у
меня с автоспуском, установишь, наведешь на резкость,  и  через  несколько
секунд затвор сработает автоматически - вполне успеешь добежать и  сняться
со всеми...
     Он передал мне фотографии - все, кроме одной. В глазах у него застыла
полнейшая безнадежность.
     - Эти я снял сначала, - сказал он.
     Фотографии были довольно большие,  примерно  дюймов  семь  на  три  с
половиной, и я внимательно их рассмотрел. В  общем-то  самые  обыкновенные
семейные снимки, но очень резкие, так что различаешь даже мелкие детали, и
на каждой трое - отец, мать и сын. Позы разные,  но  на  лицах  неизменные
улыбки. Мистер Керч в простом костюме, жена его  надела  темное  платье  и
легкий жакет, а у сына темная курточка и  штанишки  до  колен.  На  заднем
плане - дерево без листвы. Я поднял взгляд на мистера Керча, давая понять,
что изучил фотографии вдоль и поперек.
     - И этот снимок, - сказал  он,  прежде  чем  передать  мне  последнюю
карточку, - я сделал точно тем же манером. Мы договорились, как встанем, я
подготовил камеру и присоединился к своим. В понедельник вечером я проявил
всю пленку. И вот что вышло на последнем негативе...
     Он протянул мне снимок. На мгновение мне померещилось,  что  это  еще
один отпечаток, точно такой же, как и остальные; потом я заметил  разницу.
Мистер Керч был тот же, что и раньше, простоволосый, с  широкой  ухмылкой,
но на нем был совершенно другой костюм. Мальчишка, стоявший рядом с отцом,
подрос на добрых три дюйма, штаны у него были длинные, было ясно,  что  он
стал старше, но не менее ясно было, что это тот  же  самый  мальчик.  Зато
женщина не имела с миссис Керч ровным  счетом  ничего  общего.  Элегантная
блондинка - солнце сияло в ее пушистых волосах, - хорошенькая, просто глаз
не отвести. Она улыбалась, глядя прямехонько в объектив, и держала мистера
Керча за руку.
     Я взглянул на него.
     - Кто же это?
     Мистер Керч устало покачал головой.
     - Не знаю, - сказал он мрачно и вдруг взорвался.  -  Говорю  вам,  не
знаю! В глаза ее никогда не видел!.. - Он повернулся к  жене,  но  она  не
удостоила его взглядом, и он, заложив руки в карманы брюк, принялся мерить
комнату шагами, то и дело посматривая на жену, адресуясь на самом  деле  к
ней, хотя говорил он вроде бы со мной.
     - Кто это? И как вообще получился этот дурацкий снимок? Говорю вам  -
никогда ее и в глаза не видел!..
     Я взглянул на фотографию снова.
     - А деревья-то в цвету! - сказал я. За спиной мальчишки, исполненного
важности, ухмыляющегося мистера Керча  и  женщины  с  ее  сияющей  улыбкой
стояли деревья Сентрал-парка, одетые густой летней листвой.
     Мистер Керч кивнул.
     - Знаю, - с горечью сказал он. - И представляете, что она говорит?  -
выпалил он, уставившись на жену. - Она утверждает, что это  моя  жена,  то
есть новая жена что-нибудь через пару лет. Боже мой!.. -  он  сжал  голову
руками. - Чего только не наслушаешься от женщины!..
     - Почему вы так думаете?.. - Я посмотрел на миссис  Керч,  но  она  и
меня не удостоила ответом; она безмолвствовала, сжав губы.
     Керч безнадежно передернул плечами.
     - Она утверждает, что на снимке все так, как  и  будет  годика  через
два. Она сама умрет или... - он поколебался, но все же выговорил, - или  я
разведусь с ней, но сына оставлю себе и женюсь на этой, со снимка...
     Теперь мы оба глядели на миссис Керч, глядели до тех пор, пока она не
почувствовала, что вынуждена что-то сказать.
     - Ну, а если не так, - вздрогнув, вымолвила она,  -  тогда  объясните
мне, что же это значит?..
     Никто из нас не нашел ответа, и через несколько минут я откланялся. В
сущности, что я мог им сказать? И уж  тем  более  не  мог  высказать  свое
убеждение, что, какова бы ни была разгадка  злополучного  снимка,  дружная
жизнь этой четы кончена.
     Я мог бы и продолжить. Я мог бы привести еще не одну  сотню  подобных
случаев. Все они имели место в Нью-Йорке и ближайших его  окрестностях  на
протяжении нескольких последних лет; думаю, что тысячи  таких  же  случаев
произошли и происходят сегодня на всем белом свете. Я мог бы и продолжать,
но задам главный вопрос: что же происходит и почему?
     Пожалуй, я могу дать ответ.
     Разве вы сами не замечали, что едва ли не каждый, кого вы знаете, все
решительнее восстает, бунтует против настоящего? И все острее  тоскует  по
прошлому? Я заметил. За всю свою долгую жизнь я прежде что-то не слыхивал,
чтобы такое множество людей высказывали откровенно желание "жить в  начале
столетия", или "когда жизнь была проще", или "когда  жить  на  свете  было
стоящим делом", или "когда вы могли вывести своих  детей  в  люди  и  быть
уверенными в завтрашнем дне", или,  наконец,  попросту  "в  добрые  старые
времена". Никто, никто не говорил такого, когда  я  был  молод.  Настоящее
представлялось нам славным, блистательным, лучшим из времен. А вот  теперь
говорят иначе...
     Впервые за всю историю человечества люди отчаянно хотят  спастись  от
настоящего. Газетные киоски Америки битком набиты литературой о  спасении,
и самое ее название уже символично. Многие журналы  отдают  свои  страницы
фантастике: спастись, уйти - в иные  времена,  в  прошлое,  в  будущее,  в
другие миры, на другие планеты - куда угодно, лишь  бы  прочь  отсюда,  из
нашею времени. Даже крупные еженедельники,  книгоиздательства  и  Голливуд
все чаще и чаще уступают требованиям такого рода. В мире появилось единое,
страстное, как жажда, желание, вы почти физически  можете  ощутить  его  -
давление мысли, борющейся против пут времени. И  я  глубоко  убежден:  это
давление - миллионы умов, слитых в едином порыве, - уже понемногу, но  все
более явственно расшатывает самое  время.  В  минуты,  когда  такой  порыв
достигает наивысшего взлета, когда желание уйти, спастись охватывает почти
весь мир, в эти-то минуты и возникают описанные мною инциденты.
     Ну, ладно, я-то уже прожил почти всю жизнь. Много ли можно  отнять  у
меня - от силы несколько лет. Но слишком уж  это  скверно,  слишком  много
американцев стремится сбежать  от  сегодняшней  действительности,  которая
могла бы стать такой богатой, щедрой, счастливой.  Мы  живем  на  планете,
способной наипрекраснейшим образом обеспечить достойную жизнь всякой живой
душе - а ведь девяносто девять из ста только о том и мечтают.  Почему  же,
черт нас возьми, мы не способны осуществить их простую мечту?


                               Джек ФИННЕЙ

                           ХВАТИТ МАХАТЬ РУКАМИ

                            пер. А.Иорданский



     - Ну ладно, хватит там махать руками, слышишь, мальчуган?  Знаю,  что
ты был летчиком. Ты хорошо летал в войну, а как же иначе  -  ведь  ты  мой
внук! Только не думай, сынок, что ты все на свете знаешь о войне  да  и  о
летающих машинах тоже. Не было войны труднее, чем та,  что  мы  кончили  в
шестьдесят пятом, ты этого не забывай. Большая была война, и большие  люди
тогда воевали! Что там твой Паттон, или Арнольд, или Стилуэлл - нет,  они,
конечно,  тоже  не  промах,  ничего  не  скажешь,  но  кто  был  настоящим
генералом, так это Грант. Я тебе об этом никогда  не  рассказывал,  потому
что самому генералу дал клятву молчать, но теперь, я  думаю,  можно,  срок
уже прошел. Так вот, угомонись, мальчик, спрячь руки в  карманы  и  слушай
меня!
     В ту ночь, про которую я расскажу, - когда я встретился с генералом -
я ничего такого не ожидал. Я знал одно -  едем  мы  с  майором  верхом  по
Пенсильвания-авеню, а куда и зачем - он не сказал. И вот мы трясемся  себе
не спеша, держа поводья в одной  руке,  и  у  майора  к  седлу  приторочен
спереди какой-то большой  черный  ящик,  а  его  острая  бороденка  так  и
мотается вверх-вниз.
     Было поздно, одиннадцатый час, и все уже  спали.  Но  сквозь  деревья
ярко светила полная луна, и ехать было приятно - четкие  тени  от  лошадей
скользили рядом с нами, и ни звука вокруг, только  гулкий  стук  копыт  по
утоптанной земле. Ехали мы вот  уже  два  дня,  по  дороге  я  то  и  дело
прикладывался к трофейной  яблочной  водке  -  только  тогда  это  еще  не
называлось трофеями, мы говорили "отправиться на фуражировку" -  и  теперь
дремал в седле, а за спиной  у  меня  болталась  моя  труба.  Потом  майор
толкнул меня в бок, я проснулся и увидел впереди Белый дом.
     - Так точно, сэр, - сказал я.
     Он поглядел на меня. В лунном свете эполеты у него на плечах блестели
золотом.
     - Этой ночью, дружок, мы, быть может, выиграем  войну,  -  сказал  он
тихо, таинственно улыбнулся и похлопал по черному ящику.  -  Мы  с  тобой,
одни. Ты знаешь, кто я?
     - Так точно, сэр.
     - Нет, не знаешь. Я ученый. Профессор из Гарвардского  колледжа.  Был
профессором, во всяком случае. Рад, что я опять в армии. Дураки  они  там,
почти все, - дальше собственного носа ничего не видят.  Так  вот,  дружок,
этой ночью мы, может быть, выиграем войну.
     - Так точно, сэр, - ответил я.
     Чуть ли не все офицеры выше капитана - немного чокнутые, это я  давно
заметил, а майоры особенно. Тогда так было, да  и  сейчас,  наверное,  так
осталось, даже в авиации.
     Мы остановились на краю лужайки у Белого дома и  постояли,  глядя  на
большое старинное здание, серебристо-белое в лунном свете. Лучи от  фонаря
над дверью проходили между  колоннами  крыльца  и  падали  на  дорожку.  В
крайнем к востоку окне первого этажа горел свет, и  я  все  надеялся,  что
увижу там президента, но никого видно не было.
     Майор открыл свой ящик.
     - Знаешь, мальчик, что это такое?
     - Никак нет, сэр.
     - Это мое собственное изобретение,  основанное  на  моей  собственной
теории. Там, в колледже, все  принимают  меня  за  сумасшедшего,  но  оно,
по-моему, должно сработать. Выиграть войну, мой мальчик.
     Он передвинул маленький рычажок внутри ящика.
     - Я не хочу забираться слишком далеко вперед, сынок, иначе мы  ничего
не поймем в тамошней технике. Скажем,  лет  на  девяносто  вперед  как  ты
думаешь, хватит?
     - Так точно, сэр.
     - Ладно.
     Майор ткнул большим пальцем в какую-то маленькую кнопку внутри ящика;
послышалось жужжанье, оно становилось все тоньше и тоньше, пока у  меня  в
ушах не засвербило. Потом майор поднял руку.
     - Ну вот,  -  улыбнулся  он,  кивая  головой  и  тряся  своей  острой
бороденкой, - сейчас прошло девяносто с чем-то лет.
     Он кивнул в сторону Белого дома.
     - Приятно видеть, что он еще тут стоит.
     Я еще раз посмотрел на Белый дом. Он был точно такой же, и  свет  все
еще пробивался наружу между белыми колоннами, но я ничего не сказал.
     Майор тронул повод и повернулся ко мне.
     - Ну, малыш, пора за работу. Поехали.
     И он пустил лошадь рысью по Пенсильвания-авеню, а я - за  ним.  Скоро
мы свернули к югу, и майор, обернувшись в седле, сказал:
     - Теперь вопрос в том, что у них там, в будущем, есть.
     Он поднял вверх палец, как учитель в школе, и тут я поверил, что он в
самом деле профессор.
     - Мы пока этого не знаем, - продолжал он, - но знаем, где  это  можно
выяснить. В музее. Идем в Смитсоновский институт, если  он  еще  стоит  на
своем месте. Для нас это будет настоящий склад техники будущего.
     Я точно знал, что еще неделю назад Смитсоновский  институт  стоял  на
своем месте. Через некоторое время он появился впереди, на другой  стороне
лужайки, - знакомое каменное здание с башнями, как у замка, и выглядел  он
точь-в-точь как всегда, только окна были черно-белые в лунном свете.
     - Все еще стоит, сэр, - сказал я.
     - Прекрасно, - сказал майор. - Теперь на разведку.
     Мы въехали в переулок. Впереди  стояло  несколько  домов,  которых  я
никогда раньше не замечал. Мы подъехали к ним и  спешились.  Майор  ужасно
волновался и все время шептал:
     - Что нам нужно - это какое-нибудь новое  оружие,  которое  уничтожит
сразу всю армию мятежников. Если  что-нибудь  в  этом  роде  увидишь,  мой
мальчик, скажи мне.
     - Так точно, сэр, -  ответил  я  и  чуть  не  наткнулся  на  какую-то
штуковину, которая стояла перед зданием прямо под открытым небом. Она была
большая и сделана вся из толстого железа, а вместо колес у  нее  были  два
подвижных ремня, тоже железные - из больших плоских  звеньев,  соединенных
вместе.
     - Похоже на какой-то ящик, - сказал майор, -  только  непонятно,  что
они в нем держат. Пойдем, мой мальчик:  эта  штуковина  для  боя  явно  не
годится.
     Еще шаг вперед - и мы увидели перед собой огромную пушку, раза в  три
больше, чем  самая  большая,  какую  мне  доводилось  видеть.  У  нее  был
длиннющий ствол, колеса высотой  почти  с  меня,  и  она  была  раскрашена
какими-то странными волнистыми полосками и пятнами, так что  при  луне  ее
почти не было видно.
     - Вот это да! - тихо сказал майор. - Такая за час  сотрет  в  порошок
всю армию Ли, но только неизвестно, как нам ее доставить.
     Он покачал головой.
     - Нет, не пойдет. Интересно, а что у них там внутри?
     Мы подошли и заглянули в окно. Там оказался длинный, высокий  зал,  с
одной стороны через все окна косо светила луна, а по всему полу  стояли  и
даже висели под потолком такие странные штуки, каких я сроду  не  видывал.
Каждая была величиной с повозку или даже больше,  а  спереди  у  них  были
колеса, только не по четыре, а по два у каждой. Я пытался сообразить,  что
бы это могло быть, когда майор снова заговорил:
     - Самолеты, клянусь богом! - сказал он. - У  них  есть  самолеты!  Мы
выиграем войну!
     - Само... что, сэр?
     - Самолеты. Летающие машины. Они  летают  по  воздуху.  Разве  ты  не
видишь крылья, мой мальчик?
     У каждой из машин, которые там стояли, с обеих сторон торчало  что-то
вроде гладильных досок, только побольше, но они были жесткие на вид,  и  я
не мог понять, как ими можно махать наподобие крыльев.
     - Так точно, сэр, - сказал я.
     Но майор снова покачал головой.
     - Слишком уж они совершенные, - сказал он. - Мы с ними не  справимся.
Нам нужна более ранняя модель, а  я  здесь  таких  не  вижу.  Пойдем,  мой
мальчик, не задерживайся.
     Ведя на  поводу  лошадей,  мы  пошли  дальше,  к  другому  зданию,  и
заглянули в дверь. Там, на полу, среди инструментов и пустых  ящиков,  как
будто только что распакованная, лежала еще одна  летающая  машина.  Только
эта была куда меньше и напоминала просто деревянную раму, как от  большого
воздушного змея, с маленькими парусиновыми штуками, которые майор  называл
крыльями. И колес у нее не было, а только пара полозьев, как  у  санок.  К
стене был прислонен плакатик с надписью,  как  будто  его  еще  не  успели
установить на место. Лунный свет едва  до  него  доставал,  и  я  не  смог
прочесть все, что там было  написано,  разобрал  только  некоторые  слова:
"Первый в мире" и еще "Китти-Хок".
     Майор стоял и глазел с минуту, как ошалелый,  потом  пробормотал  про
себя:
     - Очень похоже на наброски да Винчи, но эта штука, очевидно, летала.
     Вдруг он ухмыльнулся во весь рот.
     - Это оно самое, мой мальчик. Вот зачем мы сюда явились.
     Я понял, что у него на уме, и мне это не понравилось.
     - Вам сюда никогда не вломиться, сэр, - сказал я. - Эти двери на  вид
ужасно крепкие, и бьюсь об заклад, что охрана здесь, как в казначействе.
     Майор опять таинственно улыбнулся.
     - Конечно, сынок. Это сокровищница нации.  Отсюда  никому  ничего  не
вынести, не говоря уж об этом самолете, - при обычных обстоятельствах.  Но
не беспокойся, мой мальчик, предоставь это мне. Сейчас нам нужно горючее.
     Он повернулся, подошел к своей лошади, взял  ее  под  уздцы  и  повел
прочь. Я пошел за ним. Мы остановились под  какими-то  деревьями  поодаль,
рядом с чем-то похожим на парк. Майор  повернул  рычажок  в  своем  черном
ящике и нажал на кнопку.
     -  Снова  тысяча  восемьсот  шестьдесят  четвертый,  -  сказал  он  и
принюхался. - А воздух тут посвежее. Теперь садись на коня, скачи  в  штаб
здешнего гарнизона и привези сколько можешь бензина. Это  такая  жидкость,
они ею чистят мундиры. Скажи им, что за все отвечаю я. Понял?
     - Так точно, сэр.
     - Ну, скачи. Встретимся на этом месте.
     Майор повернулся и пошел прочь вместе со своей лошадью.
     В штабе часовой разбудил дежурного солдата, который разбудил капрала,
который разбудил сержанта, который разбудил лейтенанта,  который  разбудил
капитана, который облаял меня, а потом снова разбудил  дежурного  и  велел
дать мне что нужно. Дежурный ушел, бормоча что-то себе под  нос,  и  скоро
пришел с шестью кувшинами по пять галлонов каждый; я привязал их к  седлу,
написал шесть расписок в трех экземплярах и повел коня  назад  по  залитым
лунным светом улицам Вашингтона, время от времени  прикладываясь  к  своей
фляге с яблочной водкой.
     На обратном пути я нарочно снова проехал мимо Белого дома  -  на  сей
раз в освещенном окне, крайнем к востоку, виднелся чей-то силуэт. Высокий,
худой, сутулый человек стоял с опущенной головой - так и  чувствовалась  в
нем безмерная усталость и в то же время сила духа, и воля,  и  величие.  Я
был убежден, что это он, но не могу утверждать с полной уверенностью,  что
видел президента: я человек правдивый и в жизни слова не приврал.
     Под деревьями меня ждал майор, и я разинул рот: рядом стояла летающая
машина.
     - Сэр, - сказал я, - как это вы...
     Майор прервал меня, улыбаясь и поглаживая бороденку.
     - Очень просто. Я встал у двери, -  он  похлопал  по  черному  ящику,
привязанному к седлу, - и передвинулся во времени назад, к  тому  моменту,
когда не было еще даже Смитсоновского музея. Потом взял  ящик  под  мышку,
сделал несколько шагов  вперед,  снова  повернул  рычаг,  передвинулся  на
нужное время вперед и оказался около летающей машины. Таким же способом  я
вышел вместе с ней - лошадь вытащила ее сюда на полозьях.
     - Так точно, сэр, - ответил я.
     Я решил, что буду вместе с ним дурака валять, пока  ему  не  надоест,
хотя никак не мог взять в толк, каким же образом  он  все-таки  вынес  эту
летающую машину.
     Майор ткнул пальцем вперед.
     - Я осмотрел местность, - сказал он. - Земля здесь  очень  твердая  и
каменистая.
     Он повернулся к своему черному ящику,  установил  циферблат  и  нажал
кнопку.
     - Теперь здесь парк. Это примерно сороковые годы будущего века.
     - Так точно, сэр, - ответил я.
     Майор показал мне на узенькое горлышко сбоку машины.
     - Заправляй, - сказал он.
     Я отвязал один кувшин, откупорил его и  начал  выливать  в  горлышко.
Судя по звуку, там было совсем пусто, и из горлышка вылетело облачко пыли.
Бензина влезло не очень  много,  всего  несколько  кварт,  и  майор  начал
отвязывать остальные кувшины.
     - Привяжи их к машине, - сказал он, и, пока я  это  делал,  он  шагал
взад-вперед, бормоча про себя: "Чтобы  завести  ее,  требуется,  по-моему,
про