Майрен поперхнулся вином и кашлял,  пока  Грин  не  постучал  ему  по
спине.
     - Я не прошу тебя брать меня в обратный рейс.  А  вот  моя  идея:  ты
собираешься взять большой  груз  сушеной  рыбы,  потому  что  эсторианская
религия требует, чтобы они ели ее за каждой едой, и потому что употребляют
ее в больших количествах во время своих бесчисленных праздников...
     - Верно, верно. Ты знаешь,  я  никогда  не  мог  понять,  почему  они
возвеличивают богиню-рыбу. Они живут за пять тысяч миль  от  моря,  и  нет
никаких свидетельств, что когда-то жили  ближе.  И  все-таки  они  требуют
именно морскую рыбу, а не берут ее из ближайших озер.
     - Вокруг Ксердимура много тайн. Но сейчас мы говорим не о них.  Итак,
ты  знаешь,  что  эсторианская  Книга  Богов  наделяет  свежепойманную   и
сваренную рыбу гораздо более ценными ритуальными качествами, чем копченую?
Тем не менее, им приходится иметь дело с сушеной  рыбой,  доставляемой  на
ветроходах. Какую цену они заплатили бы за живую рыбу?
     Майрен потер ладони:
     - Да, это было бы просто великолепно...
     Затем Грин развил свою идею, и Майрен  застыл,  пораженный  не  столь
сложностью  и  оригинальностью  этого  плана,  сколь  его  очевидностью  и
простотой. И почему ни он сам, ни кто другой не подумали об этом? Он  даже
высказал свое недоумение вслух.
     Грин выпил свое вино и ответил:
     - Полагаю, люди так же удивлялись, когда  появились  первые  луки  со
стрелами и колеса. Вроде просто, а никто не додумался до них раньше.
     - Давай все обговорим, - потребовал Майрен.  -  Ты  хочешь,  чтобы  я
купил караван прицепных телег, устроил на них  водонепроницаемые  бочки  и
использовал их для перевозки морской рыбы? От океана - сюда?  Потом  бочки
вместе с их содержимым можно будет поднять на мой корабль  и  поместить  в
специально приготовленные  гнезда,  возможно  -  в  отверстия  на  средней
палубе? И ты покажешь мне, как анализировать морскую воду,  чтобы  продать
ее формулу эсторианцам, и тогда они смогут держать  рыбу  живьем  в  своих
садках?
     - Все правильно.
     - Хм-м-м. - Майрен толстым пальцем с перстнем потер свой  крючковатый
нос со свисающим из него золотым кольцом. Его единственный  бледно-голубой
глаз уставился на Грина. Другая  глазница  была  прикрыта  полоской  белой
материи: глаз был выбит пулей из мушкета вингов.
     - Есть еще четыре недели до последнем дня, когда  я  смогу  поставить
паруса, отправиться в Эсторию и вернуться обратно до наступления дождливом
сезона. Этого хватит,  чтобы  изготовить  емкости,  отвезти  их  к  берегу
океана, заполнить рыбой и  привезти  сюда.  Тем  временем  я  могу  ловить
палубу. Если мои люди будут работать день и ночь... мы, пожалуй, успеем.
     - Но,  конечно,  это  одноразовое  дело.  Ты  не  сможешь  удерживать
монополию долго, слишком много людей будет связано с этим. Другие капитаны
непременно прослышат о твоем предприятии.
     - Я знаю. Не учи эффениканца разбивать яйца. Но что, если рыба в пути
передохнет?
     Грин пожал плечами и развел руки:
     - Все может быть. Ты ведешь крупную игру. Но ведь  любой  рейс  через
Ксердимур рискован, не так ли? Сколько ветроходов возвращается обратно?  И
много ли было прибыльных из сорока твоих успешных поездок?
     - Не много, - согласился Майрен.
     Он тяжело опустился в кресло и  склонился  над  бокалом  вина.  Глаз,
утонувший  в  складках   жира,   буравил   Грина.   Землянин   притворился
безразличным, хотя сердце его готово было выскочить из груди и он с трудом
сдерживал неровное дыхание.
     - Ты просишь взамен очень много, - произнес наконец  Майрен.  -  Если
герцог пронюхает, что я помог сбежать  ценному  рабу,  меня  будут  пытать
самым изощренным способом, а моему клану откажут в праве водить корабли  в
район гор. Или объявят нас пиратами. А это, несмотря на все небылицы,  что
ты о них слышал, не слишком прибыльное ремесло.
     - В Эстории тебя ждет большая прибыль.
     - Это верно. Но как подумаю, что сделает герцогиня, когда узнает, что
ты выпорхнул из клетки!.. Охо-хо!
     - А кому придет в голову связывать твое  имя  с  моим  исчезновением?
Каждый день из порта отбывает дюжина судов. Кроме того, она узнает, что  я
двинулся в противоположную сторону - через холмы к океану. Или  остался  в
предгорьях, где много беглых рабов.
     - Да, но мне придется возвращаться в Тропэт. Мои соплеменники,  когда
трезвые, известные молчуны, но за выпивкой развязывают  языки.  Кто-нибудь
из них непременно проболтается в таверне.
     - Я перекрашу волосы в черный цвет, обрежу их, как  у  тзэтламцев,  и
запишусь в твой экипаж.
     - Ты забыл, что нужно быть членом моего  клана,  чтобы  стать  членом
экипажа.
     - М-м-м, да-а. Ну, а как насчет братания на крови?
     - Никак. Я не могу предложить тебе этот обряд, пока ты  не  совершишь
чего-то значительного и полезного для клана. Стоп!  Ты  умеешь  играть  на
музыкальных инструментах?
     - О, я превосходно играю на арфе, - быстро  соврал  Грин.  -  Вовремя
моей игры голодный травяной кот ляжет у моих  ног  и  будет  лизать  их  и
слушать музыку.
     -  Великолепно!  Только,  боюсь,  слушать   он   будет   не   слишком
внимательно: все знают,  что  травяной  кот  считает  человеческие  пальцы
превосходным деликатесом и  всегда  съедает  их  в  первую  очередь,  даже
раньше, чем глаза. Слушай внимательно. Вот что ты должен сделать за четыре
недели, потому что хорошо ли, плохо ли пойдут дела, но мы поставим  паруса
в неделю Дуба, в день Неба, в час Жаворонка, в самое подходящее время...



                                       5

     Следующие три недели показались Грину бесконечными, так медленно  они
тянулись. Правда, дела, связанные с подготовкой побега, помогали  коротать
время. Ему пришлось руководить изготовлением емкостей для рыбы. К тому  же
поддерживать в герцогине состояние неизбывного счастья.
     Ублажать герцогиню - невероятно трудная задача, потому что невозможно
было притворяться стопроцентно преданным ей любовником и  в  то  же  время
думать о возможных проколах  в  своих  планах  и  находить  их  в  немалом
количестве, а потом устранять. Но он знал, как жизненно важно не наскучить
ей и не вызвать ее неудовольствия. Тюрьма навеки лишила бы его  последнего
шанса.
     Хуже всего, что Эмра становилась все подозрительнее.
     - Ты пытаешься что-то скрыть от меня, - говорила она  Грину.  -  Знай
же, я чувствую, когда мужчина обманывает меня. Что-то меняется в глазах, в
голосе, в любовных играх, хотя они и стали редкими. Что ты задумал?
     - Уверяю тебя, это просто усталость, - резко ответил  он.  -  Я  хочу
лишь мира и покоя, немного отдыха и... мне нужно  хотя  бы  иногда  побыть
одному.
     - Не рассказывай мне сказки! - Она склонила голову набок,  уставилась
на него, умудряясь  даже  в  этой  уродливой  позе  выглядеть  удивительно
прекрасной, и вдруг спросила: - Ты, часом, не сбежать собрался?
     На секунду он побледнел. Черт бы побрал эту женщину!
     - Не смеши, - ответил он,  стараясь,  чтобы  голос  не  дрожал.  -  Я
слишком благоразумен, чтобы так рисковать. Да и зачем мне бежать? Ты самая
желанная из всех женщин, что я знал. - "Это правда".  -  Хотя  с  тобой  и
нелегко жить. - "Слабо сказано". - Я места себе не нашел бы  без  тебя.  -
"Тоже правда, потому что он не собирался провести  остаток  жизни  в  этом
варварском мире". - Немыслимо, чтобы я покинул тебя.
     Он не мог взять ее с собой по той простой причине, что, если  бы  она
даже отправилась с ним, она никак бы не вписалась в его  жизнь  на  Земле.
Она была бы совершенно несчастлива там. И,  конечно,  она  ни  за  что  не
согласится бросить детей, а постарается взять их с собой. А это  значит  -
конец всему, всем надеждам. С таким же успехом  он  может  нанять  духовой
оркестр, чтобы  он  среди  бела  дня  проводил  его  через  весь  город  к
ветроходу.
     И все-таки он чувствовал себя несладко. Он с трудом мог расстаться  с
Эмрой, но куда тяжелее было покидать Пэкси, свою  дочь.  Иногда  он  думал
забрать ее с собой, но сбрасывал эту мысль: украсть ее из-под  бдительного
взора Эмры невозможно. Тем более, что Пэкси будет ужасно скучать по матери
и не дело это - подвергать ребенка опасностям путешествия. Да и Эмра будет
страдать. Потерять его - это одно, но лишиться еще и Пэкси!.. Нет,  он  не
может так поступить с нею.
     В конце концов она, похоже,  оставила  свои  подозрения.  По  крайней
мере, она больше никогда не заговаривала об этом.  Он  обрадовался  этому,
потому что невозможно было удержать в  тайне  его  связь  с  таинственными
действиями купца Майрена. Весь город знал - что-то готовится:  ведь  масса
денег тратилась на снаряжение  каравана  к  побережью.  Но  для  чего?  Ни
Майрен, ни Грин не говорили ни слова. Правда,  герцог  и  герцогиня  могли
употребить власть, чтобы получить информацию от своих рабов, но герцог  не
предпринимал никаких попыток - Майрен пообещал ему часть прибыли взамен на
свободу действий и сохранение тайны. Герцог был удовлетворен. Он собирался
потратить деньги на расширение своей коллекции стеклянных птиц.  У  нем  в
замке было десять сверкающих комнат, занятых удивительными и необыкновенно
красивыми изделиями  мастеров-стеклодувов  славного  города  Метзва  Муза,
лежащего далеко-далеко за пределами травянистого моря Ксердимура.
     Грин присутствовал при этом разговоре.
     - Итак, капитан, ты должен совершенно ясно представлять, чем я  хочу,
- предупреждал правитель, поднимая палец, чтобы подчеркнуть важность своих
слов. Его глаза, обычно едва видимые в складках жира, теперь  расширились,
являя миру большие влажно блестящие коричневые радужки. В глазах светилась
страсть коллекционера. Ничто другое: ни прекрасное вино, ни жена, ни казнь
еретиков или рабов не могло заставить его так  волноваться  и  переживать,
как мысль о приобретении изысканных метзвамузских птиц. - Возьми  две  или
три штуки, больше я не в состоянии себе позволить. Все пусть будут  работы
Айзена Юшвы, величайшем стеклодува. Больше всего мне нравятся  изображения
Страх-птицы...
     - Но когда я был в последний раз в Эстории, то слышал, что Айзен Юшва
умирает, - сказал Майрен.
     - Превосходно! - воскликнул герцог. - Это сделает все его работы  еще
более ценными! Если он уже умер, эсторианцы, которые контролируют  экспорт
музанцев, вероятно, вздуют цены на все его наследие, что  будет  проходить
через них. Это значит, что во время праздника цены будут  очень  высокими,
но ты должен отбить возможных соперников. Любыми средствами.  Плати  любую
цену - я должен иметь шедевры, созданные им в последние дни!
     Грин понял, что герцог так  страстно  желает  иметь  изделия  мастера
из-за  веры  в  то,  что  душа  художника  переселяется  в   произведения,
создаваемые перед смертью. Это были так называемые "духовные ценности",  и
стоили они гораздо больше, чем любые другие,  даже  если  уступали  им  по
уровню мастерства.
     Майрен кисло произнес:
     - Но вы даете мне деньги на покупку ваших птиц?
     - Конечно же нет! Покупай их на свои, а когда вернешься - я  подкоплю
денег и расплачусь с тобой.
     Майрен казался не слишком обрадованным, но  Грин  знал,  что  толстый
купец уже решил содрать с герцога двойную плату. Что касается самом Грина,
то ему нравилось видеть увлеченного человека, но он тревожился из-за того,
что для покрытия расходов на свое хобби правитель взвинтит налоги.
     Герцогиня, обычно скучавшая во время таких разговоров, вдруг сказала:
     - Давай устроим охоту на следующей неделе. Я так устала за  последнее
время, что не могу уснуть  по  ночам.  Мне  кажется,  это  потому,  что  я
буквально заперта в этом старом унылом здании. И стул в последнее время  у
меня плохой. Мне нужен свежий воздух и  движение,  -  и  она  пустилась  в
подробности насчет своего пищеварения.
     Землянин, который думал, что  уже  привык  к  местному  обычаю  вслух
обсуждать такие проблемы, даже позеленел.
     На предложение об охоте герцог откликнулся не сразу, он воздел глаза,
обращаясь к богам. До тридцатилетнего возраста он наслаждался охотой.  Но,
как большинство людей своего класса, он быстро набрал вес после тридцати и
стал домоседом. Вера в то, что жир  продлевает  срок  человеческой  жизни,
бытовала среди них. Большой живот и двойной  подбородок  доказывали  также
аристократичность происхождения и толщину кошелька.  К  несчастью,  упадок
энергии,  который  сопровождал   процесс   накопления   жира,   наряду   с
обязанностью вступать в зимние браки, породили еще один обычай при  дворе:
молодая жена аристократа  должна  иметь  невольника.  Именно  на  Грина  и
посмотрел герцог.
     - Почему бы ему не сопровождать тебя на охоте? - с  надеждой  спросил
он. - У меня так много дел здесь.
     - Да уж, сидеть  на  своей  толстой  подушке  и  перекладывать  своих
птичек, - сказала она. - Нет!
     - Очень хорошо, - отозвался  он  уступчиво.  -  У  меня  есть  раб  в
бараках, которого нужно наказать за драку со старшим.  Мы  используем  его
вместо дичи. Но, я думаю, надо дать ему недели две - потренировать ноги  и
легкие. Иначе это трудно будет назвать охотой.
     Герцогиня нахмурилась.
     - Нет. Мне скучно сейчас. Я не могу ждать так долго.
     Она бросила взгляд на Грина, и он  почувствовал,  как  у  него  свело
живот. Наверное, она заметила холодноватое отношение  к  себе.  Эта  охота
была предложена отчасти для того, чтобы намекнуть ему,  какая  судьба  его
ожидает, если он не взбодрится и не станет внимательнее. Но не  эта  мысль
заставила сердце екнуть. Ведь в конце следующей  недели  ветроход  Майрена
должен поднять паруса, и Грин должен находиться на его  борту.  Теперь  же
ему придется сопровождать охотников в предгорья.
     Грин с надеждой посмотрел на Майрена, но купец лишь,  пожал  плечами,
как бы говоря:  "Что  я  могу  поделать?"  Он  был  прав.  Майрен  не  мог
предложить себя в компанию охотникам и тем дать шанс  Грину  проскользнуть
на корабль после охотничьей  вылазки.  День,  в  который  "Птице  Счастья"
предстояло отойти от ветролома, был последним  из  возможных.  Он  не  мог
допустить, чтобы дожди захватили корабль посреди бескрайней равнины.



                                       6

     Весь следующий день Грин был слишком  занят  составлением  распорядка
охотничьей вылазки, чтобы хандрить. Но, когда  пришла  ночь,  он  оказался
наедине со своими  мыслями.  Может  быть,  стоит  притвориться  больным  и
остаться в замке, когда отряд отправится на охоту?
     Нет, ведь они тотчас же объявят, что им овладел демон, и отправят его
в храм Апокваза, бога здоровья. Там он будет  торчать  взаперти,  пока  не
объявит себя здоровым. Незавидная участь у  попавших  в  храм  Апокваза  -
смерть для них неминуема. Если не  от  собственной  болезни,  так  от  еще
какой-нибудь заразы. Сам Грин не боялся подхватить одну из  многочисленных
зараз, что лютовали в храме. Как и все люди звездного поколения, он  носил
в своем теле хирургически имплантированный  орган,  который  автоматически
анализировал любой внедрившийся  посторонний  микроорганизм  или  вирус  и
производил антитела для борьбы с  ним.  Этот  орган  размещался  на  месте
удаленного  аппендикса.  Когда  внутренний  лекарь  занят   работой,   ему
требуется питание и он излучает тепло, что лишний раз напоминает хозяину о
его присутствии. Возросший аппетит плюс легкая лихорадка  свидетельствуют,
что борьба с врагом заканчивается и через несколько часов его благополучно
выдворят за пределы организма. За те  два  года,  что  Грин  находился  на
планете, было не меньше сорока таких случаев. Грин убедился, что в  каждом
случае он был бы мертвее мертвого, если бы не симбиоз с новым органом.
     Но и это ему сейчас не  поможет.  Если  он  прикинется  больным,  его
запрут в храме и он не сможет попасть  на  ветроход.  Если  он  отправится
вместе с охотниками, не видать ему судна, как  своих  ушей.  А  что,  если
исчезнуть в ночь накануне охоты и спрятаться  на  корабле,  пока  в  замке
будут понапрасну его  искать?  Не  слишком  надежно.  Первым  делом  Зьюни
прикажет задержать все корабли за ветроломом и обыскать  их,  чтобы  найти
беглеца. И тогда Майрену придется задержаться настолько, что он не рискнет
отправляться в путь. И даже если он, Грин, спрячется в каюте Майрена,  где
будет, вероятно, в безопасности,  все  равно  это  будет  неоправданная  и
бесполезная задержка.
     Тогда, может быть, следует исчезнуть на несколько дней  раньше,  так,
чтобы Майрен мог успеть перегрузить товар?  Надо  завтра  повидать  купца.
Если Майрен согласится с его планами, Грин должен исчезнуть  через  четыре
ночи начиная с этой, для  того  чтобы  иметь  в  запасе  еще  дня  три  на
перетряхивание и перегрузку ветроходов. К счастью, емкости не нужно  будет
снимать, потому что любому дураку ясно, что  беглец  не  станет  прятаться
среди рыб.
     Он облегченно вздохнул и расслабился - выход нашелся,  хотя  и  очень
опасный выход. Он сидел на скамье, что  стояла  в  нише  возле  пешеходной
дорожки на стене замка. Небо было прекрасным - звезды на нем были  намного
крупнее и ярче, чем на земном. Восходили большая  и  малая  луны.  Большая
только-только осветила горизонт, а малая уже поднялась в зенит.  Смешанный
свет лун и звезд несколько смягчал мрачный вид трущоб лежащем внизу города
и даже придавал пейзажу налет романтизма и красоты. Большая  часть  Квотца
таилась во мраке  -  на  улицах  не  было  фонарей,  а  окна  были  плотно
зашторены: обитатели боялись воров, вампиров и демонов. Лишь иногда  пламя
факела в руке слуги загулявшего рыцаря или богатея мерцало в темном ущелье
между нависающими громадами домов.
     Позади города высился амфитеатр, сформированный холмами, уходящими на
север,  и  огромной  кирпичной  стеной,  построенной,   чтобы   продолжить
естественный ветролом. Широкий проход  был  оставлен,  чтобы  протаскивать
через него ветроходы со спущенными парусами.
     Сразу  за  ним  начиналась   бескрайняя   равнина,   будто   какой-то
великан-строитель сгладил рукой холмы и объявил, что отсюда  и  дальше  не
должно быть  никаких  неровностей.  К  западу  расстилалась  необыкновенно
ровная травянистая равнина Ксердимура.  Десять  тысяч  миль  плоской,  как
доска, поверхности,  лишь  иногда  вздымаемой  островками  лесов,  руинами
городов, колодцами, палатками бродячих варваров, стадами  диких  животных,
стаями травяных котов и страшных свирепых собак, а также таинственными  и,
по-видимому,  воображаемыми  двигающимися  островами;  как  говорилось   в
легендах - эти горы камней и грязи передвигались по равнине по собственной
воле. Как им вздумается, так и двигались.
     "Как и многое на этой планете, - думал Грин, -  величайшая  опасность
для навигации существует лишь в предрассудках ее  населения.  Ксердимур  -
невероятный  феномен,  не  имеющий  аналогов.  Ни  на  одной  из  открытых
землянами планет нет ничего похожего. Удивительно, как  равнина  сохраняет
свою ровную поверхность, если грязь из-за эрозии  почвы  во  время  дождей
постоянно стекает с окрестных холмов и гор. Дожди,  конечно,  тоже  должны
вносить свою лепту  в  процесс  разрушения  гладкой  поверхности  равнины.
Трава, которой поросла равнина, длинная, с очень прочными корнями. И  если
правда то, что мне говорили,  то  корни  связывают  почву  в  своеобразный
монолит".
     Была и  другая  вещь,  над  которой  стоило  задуматься:  ветра,  что
постоянно дули над равниной и двигали колесные парусные  суда.  Чтобы  дул
ветер, в атмосфере должна существовать разность давлений,  а  эта  разница
обычно возникает из-за перепада температур. И хотя Ксердимур  был  окружен
горами, на всей его десятитысячемильной территории  не  было  ничего,  что
могло бы усилить потоки воздуха. Так казалось Грину, хотя он  и  не  особо
доверял своему опыту в метеорологии. С  другой