лась, сердито шумела и тащила их вниз. Молодой конь давил ее
грудью и вытягивал длинную морду, как бегущий по воде гусь. Плыли долго, а
до берега все еще было далеко. Оскору казалось:  река  поборет  его  коня,
утопит в буйных вырях и оружие, и лебедя. Он отчаянно бил свободной  рукой
по вспененной воде, помогая плыть уставшему коню.
     Могуча и упряма Великая Голубая река, неудержим ее  бег.  Но  сильнее
Великой Реки два угорских воина. Их послал  вождь  и  народ.  Они  едут  к
Большому шаману за мудрым словом.
     До берега оставалось не более десяти шагов.  Оскор  почувствовал  под
ногами твердую землю и  отпустил  стремя.  Конь  его  заржал,  оттолкнулся
копытами от крепкого каменистого дна  и  выскочил  из  воды.  Отряхнувшись
по-собачьи, он побежал к Арагезу, мягко покачивая лоснящимся крупом.
     Послы надели рубахи, отвязали от седел  оружие  и  двинулись  отлогим
берегом вверх по реке. Они ехали  широкой  зеленой  дорогой.  Трава  здесь
доходила до самой воды. Пробиваясь сквозь крупный галечник, она  застилала
его мягким светло-зеленым ковром.
     Начинался жаркий день, но утренняя свежесть еще не  осела  на  землю.
Покачиваясь в высоком седле, Шавершол глядел на выбежавшие из леса широкие
дубки, темные и кривые, как старая  черемуха,  на  большие  камни,  гладко
облизанные водой, на лохматые корни вывороченных елей. Он хотел  запомнить
дорогу. Оскор ехал за ним, радовался  ясному  дню,  встречая,  как  старых
знакомых, и поседевшую ель, и молодую липу, пугливых, прожорливых лисят.
     Когда  горячее  солнце  повисло  над  головой,  угры  остановились  в
неглубоком прохладном овраге и отпустили лошадей на траву.
     Шавершол достал из переметной сумы  вяленое  мясо  и  сухие  ячменные
лепешки, Оскор в кожаном мешке принес воду. Они быстро поели. Уставший  от
жары кузнец залег в густую траву спать, а Оскор взялся за  своего  лебедя.
Он пощипывал тонкие железные струны и пел о том, что  два  угорских  воина
ехали зелеными лугами, ночевали на берегу Великой Голубой  реки  и  видели
ночью костер чужого воина. Вспомнил певец в своей бесконечной  песне  и  о
дочери вождя Илонке:

                        Черноглазая дочь вождя,
                        Длиннокосая Илонка
                        Вставала раньше солнца летнего,
                        Проводила певца до ворот.
                        Отдала ему карсу,
                        Птицу серебряную, и сказала:
                        "Привези из Синей пещеры
                        Мудрое слово шамана..."

     Легко и мягко, как сытая рысь, идут отдохнувшие кони, едут  на  север
два всадника вдоль Великой  реки.  Пересекают  дорогу  им  заросшие  серым
ольховиком светлые речки, разрезают зеленый берег крутые овраги,  пахнущие
дудочником.
     Незаметно подошла ночь, будто спустилась не с  неба,  а  выползла  из
темного леса. Угры остановили коней, сняли седла и стали ждать утра.
     Не разжигая огня, они долго ели крепкое мясо и запивали его водой  из
студеного родника.
     - Не успеет вырасти луна,  мы  будем  у  Синей  пещеры,  -  радовался
Шавершол.
     - Ты забыл. Впереди  глухой  страшный  лес,  где  никогда  не  бывает
солнца. Там всегда темно и сыро. Там не живут птицы, зверь  редко  заходит
туда...
     Не дослушав Оскора, Шавершол вскочил:
     - Смотри, смотри, Оскор!
     Кузнец показывал на маленький костер,  поблескивающий  в  темноте,  и
стонал от злости.
     - Угх, угх... проклятый. По следу идет.



                                 6. РАБ

     Утренний  свет  убил  огонь  чужого  костра  и  прогнал   страх.   Не
отдохнувшие за ночь угорские послы молча заседлали коней  и  двинулись  по
заросшему редким ерником берегу дальше.
     Оба думали об одном: кто следит за ними? Степняк - трус, он  один  не
пойдет за двумя уграми, а угр не будет прятаться от своих соплеменников.
     Новый день начинался ясный, но ветреный.  Глухо  шумел  лес.  Широкая
вода Великой Голубой реки потемнела и сморщилась.
     Тяжело на душе у послов, одолели их тревожные думы. Они не видели  ни
часто взлетающих к небу гусей,  ни  шныряющих  в  траве  куропаток.  Когда
ленивые тетери поднимались с шумом перед мордами лошадей, всадники сердито
хлестали их витыми нагайками. Шавершол сбил одну птицу на землю и даже  не
остановил своего Арагеза. Кони тоже чуяли неладное,  отрывисто  храпели  и
стригли ушами.
     - Ночью я узнаю, кто идет за нами по следу, - сказал Шавершол Оскору.
     Темная и ветреная ночь прошла, но Шавершол не узнал,  кто  следит  за
ними, хотя темнота скрывала человека, а ветер глушил шорох  шагов.  Кузнец
несколько раз уходил в синюю тьму, но  чужой  воин  затаился,  как  лесная
пестрая кошка, сидел тихо и не разводил огня.
     Едва забрезжил свет на восходе, угры были уже в седлах. Ехали  молча.
Только в середине дня Оскор, догнав Шавершола, спросил его:
     - Где сейчас чужой воин? Идет за нами или ушел к чужому племени?
     - Я не знаю, и ты не знаешь, где он, - ответил ему Шавершол. - Идущий
по следу хитрый, как степной караган. Нам надо обмануть его.
     Кузнец рассказал Оскору, как можно  выследить  чужого  воина.  Только
нужно спешиться одному, затаиться в яме и ждать... Угры хлестнули лошадей.
Вытянувшиеся на скаку кони понеслись быстрее стрелы по мягкому  и  ровному
берегу. Встречный ветер хлестал по лицу, из-под копыт лошадей с  обиженным
криком разлетались потревоженные птицы.
     Когда  уставшие  кони  пошли  тише,  Шавершол  бросил  повод  Оскору,
спрыгнул в траву и уполз в лес. Оскор поехал дальше один, держа на крепком
ременном поводу Арагеза. Конь без хозяина рвал из рук повод, тревожно ржал
и озирался.
     Только вечером остановился Оскор на отдых. Место было сухое, высокое.
Рядом темнел лес, притихший к вечеру. Вскоре подошел Шавершол,  усталый  и
злой.
     - Ты не видел чужого воина? - спросил его Оскор.
     - Я не видел его. Идущий по следу вернулся к своему племени...
     Они развели веселый костер, поели, отвязали от седел медвежьи шкуры и
легли спать, успокоенные и сытые.
     Спустилась на земля синяя ночь, теплая и живая.  Оскор  долго  слушал
вздохи реки, звонкие песни  травяных  кобылок  и  глядел  на  небо,  низко
спустившееся над костром.
     Когда замолкли травяные кобылки,  запели  тихо  и  ласково  мерцающие
звезды. Он стал засыпать, но звезды вдруг зазвенели громко и тревожно, как
порванные струны лебедя. Оскор открыл глаза, увидел над собой блеснувший в
темноте нож и человека. Оскор схватил его  за  руку  и  закричал.  Человек
навалился на него, выдернул правую руку с ножом и замахнулся.  Но  ударить
не успел.
     Проснувшийся Шавершол спас Оскора. Он прыгнул врагу на спину,  свалил
его, придавил  к  земле  и  начал  душить.  Враг  стонал  и  выл,  пытаясь
освободить шею от крепких рук кузнеца. Когда тело чужого воина ослабело  и
стало вялым, Шавершол поднял его над головой и ударил о землю. Чужой  воин
дернулся, как засыпающая рыба на песке, и замер. Ночь надвинулась на него,
стало тихо. Оскор и Шавершол наклонились над побежденным.
     - Раб! - крикнули оба и отскочили.
     У костра лежал раб маленького шамана. Куда он шел? Зачем  преследовал
послов племени?  Никто  не  ответит  уграм.  Победители  не  узнают  тайны
побежденного. Он нем, душа раба поднялась в страну предков.
     Когда успокоились, Оскор положил руку на плечо Шавершолу и сказал:
     - Маленький шаман, этот сын шакала, послал раба убить нас.
     Шавершол пнул раба загнутым носком  ичига  и  засмеялся.  Смеялся  он
громко, неудержимо, трясся от смеха и кричал:
     - Раб лежит, раб не пойдет по нашему следу!
     Глядя на Шавершола, Оскор не выдержал, взвизгнул, как щенок от  ласки
хозяина,  и  тоже  затрясся  от  смеха.  Смеялись  молодые  угры,   весело
потрескивал  костер,  сердито  кричали  разбуженные  совы  в  лесу,  будто
передразнивали плачущего ребенка.
     Ночь прошла быстро. Не успели послы остыть после короткой  схватки  с
рабом, уже забелел восход; от Великой  реки  потянуло  холодом,  наступило
утро.
     Холодный рассвет освежил раба, он застонал  и  пошевелился.  Шавершол
остался стеречь его, а Оскор, схватив кожаный мешок, побежал  к  реке.  Он
принес воды и вылил ее на оживающего раба. Раб открыл  глаза  и  сел.  Они
подошли к нему.
     Большой  красноволосый  раб  маленького  шамана  глядел  на   них   с
удивлением, но без страха. Глаза его медленно оживали и прояснялись...  Он
вспомнил все и пополз на коленях, протягивая руки к небу  и  повторяя  имя
доброго духа Нуми.
     Шавершол пнул его и закричал:
     - Мы убьем тебя! Ты хотел убить послов племени!
     - Меня послал шаман Урбек. Бойтесь его, угры. Я знаю все. Он поклялся
убить послов старого Кардаша и увести племя всадников в булгарские степи.
     Молодые послы поверили рабу. Оскор считал  маленького  шамана  тайным
врагом племени и давно ненавидел его, а великан Шавершол был доверчив, как
маленький ребенок.
     - Расскажи все и мы не убьем тебя, - сказал он рабу и сел.
     Раб маленького шамана боязливо поглядел на них, как прижатый к  земле
зверь, и начал рассказывать:
     - Я родился в земле Воть. Наши мужчины не были воинами. Они  выжигали
поляны в лесу и сеяли житарь. У моей сестры были синие и желтые бусы.  Род
наш платил дань булгарским воинам. Они приезжали к нам весной на маленьких
злых лошадях, забирали меха, серебро, житарь и исчезали в лесу.
     Булгарские воины увезли меня подростком в большой город  и  заставили
тесать камни. Мы построили высокую каменную юрту Мул-шаману.
     Людей было густо в каменном городе булгар, как мелкой рыбы в нересте.
И каждый носил одежду своего племени, говорил  словами  своих  предков.  У
каждого был свой шаман. Мой хозяин Мул-шаман  был  богатым,  но  жадным  и
злым. Он покупал много рабов и мало  кормил  их.  Они  бежали  от  него  к
родному народу, в леса и степи. Убежал и я, переплыл Великую Голубую  реку
и вошел в густой лес, сырой и темный.
     День и ночь я шел в землю Воть,  ел  ягоды  и  сочные  корни,  убивал
тяжелой палкой молодых птиц. Я потерял дорогу, потом силу  и  свалился  на
краю болота. Грыз меня лесной гнус и караулил трусливый зверь. Я умирал  в
чужом лесу, далеко от земли Воть. Шаман Урбек нашел меня, привез  в  город
старого Кардаша и сказал: "Ты будешь моим рабом, Калмез..." Он обещал  мне
много серебра и десять коней, если племя всадников вернется  в  типчаковые
степи...
     - Племя всадников никогда не вернется в степи! - закричал Шавершол. -
Шаман Урбек хочет вести наш народ в логово зверя.
     - Я знаю, - сказал Оскор. - Сын шакала хочет  нас  сделать  данниками
булгар.
     - Разве шаман угров - не угр?!  -  кричал  на  раба  Шавершол.  -  Он
говорит с нашими предками и ест мясо наших коров. Мы  отдаем  ему  десятую
лошадь в табуне!
     Когда молодой кузнец успокоился и сел, раб ответил:
     - Гордое племя всадников  забывает  богов  типчаковой  степи...  Угры
станут данниками булгар, но будут жить по заветам отцов, будут чтить своих
старых богов. Так думает шаман Урбек. Он сказал мне: "Скоро  старый  вождь
племени, упрямый Кардаш, уйдет в страну теней, послы не вернутся. Я поведу
племя всадников в родные типчаковые степи..."
     Угры долго сидели у потухшего костра; прижавшись к земле, лежал у  их
ног красноволосый раб. Что делать? Послушаться гневного сердца и повернуть
коней? Но народ ждет их с мудрым словом Большого шамана...
     - Ты хочешь жить,  Калмез,  и  ты  расскажешь  правду  вождю  племени
всадников, - сказал рабу Шавершол и вскочил в седло.



                         7. ХОЗЯИН СИНЕЙ ПЕЩЕРЫ

     Когда спускалась на землю тьма  и  Синяя  пещера  становилась  чернее
ночи, Большой шаман поднимался с  каменного  стула.  Привыкшие  к  темноте
глаза его быстро находили пищу и воду, оставленную  охотниками.  Он  долго
жевал жилистое мясо сохатого, бросая по привычке лучшие куски своему богу.
     Насытившись, старик брал в руки свитую из сыромятного ремня веревку.
     Из темноты  испуганно  глядели  на  него  серебряные  глаза  Великого
Нуми-Торума, круглые и холодные.
     - Ты обманул мой народ, Великий Нуми, - говорил старик богу и хлестал
его по деревянной спине. - Люди приносят в жертву  тебе  последнее,  а  ты
давно умер, как загнанный олень.
     Отдохнув, старый шаман снова принимался бить великого бога предков. В
высокой пещере гулко отдавались удары ременной веревки по деревянному телу
идола.
     - О-хо, -  бормотал  старик.  -  Ты  погубил  нас.  Ты  сделал  манси
трусливее ушана и слабее мыши.
     Старик быстро уставал, падал и засыпал у ног избитого идола. Но  спал
он недолго.
     Едва занималось утро, Большой шаман  садился  на  вскопанный  посреди
пещеры камень и сидел  так  до  темноты,  безмолвный  и  неподвижный,  как
деревянный бог. Позади него стоял  Великий  Нуми  с  мертвыми  серебряными
глазами. В густой тишине попискивали реющие нетопыри  и  звонко  бились  о
камни тяжелые капли воды.
     Днем, когда солнце проникала в пещеру,  освещая  синие  камни  свода,
приходили люди и приносили Великому Нуми-Торуму мясо, меха и серебро. Одни
просили у бога удачливой охоты, другие - толстую красивую жену.
     Двадцать  раз  земля  надевала  и  снимала  белую   паницу,   сильные
старились, а слабые умирали, но  никто  не  слышал  голоса  хозяина  Синей
пещеры. Большой шаман молчал.  Когда-то  и  он  пытался  противиться  воле
богов, но не  дело  мудрого  останавливать  ветер.  Что  он  мог  сделать?
Племенные вожди перестали быть воинами, старейшины не думали о своем роде.
Люди давно привыкли к голоду и болезням. Они знали: так жили их отцы и так
будут жить дети, бродя по темным сырым  лесам,  как  худые  тени  умерших.
Только в легендах да в песнях старики рассказывали о счастливых и  храбрых
предках, которые жили в степях, ели каждый день мясо и пили горячую  кровь
белых лошадей.
     Когда приходили на родную землю чужие люди или умирал вождь одного из
шести племен, Большой шаман зажигал жертвенный костер. Люди уныло качались
над ним, бросали в огонь куски жирного мяса и просили:

                          Великий Нуми,
                          Дай нам вождя молодого...
                          Великий Нуми,
                          Спаси нас...

     Так было всегда. Но в это утро люди пришли не к Великому Нуми-Торуму,
и пришли с радостью.
     - Пайся! Пайся! - весело здоровались они с Большим  шаманом,  окружив
его.
     Шаман удивился, но промолчал. Сколько раз земля  надевала  и  снимала
белую паницу, сильные на его глазах старились,  слабые  умирали,  менялись
вожди мансийских племен, приходили и уходили  чужие  люди,  но  болезни  и
голод оставались с его народом.
     Мужчины вытолкнули вперед двух молодых охотников:
     - Они видели! Они слышали...
     Большой шаман поднял руку: пусть говорит  молодой  охотник.  Один  из
охотников сел на каменный пол пещеры и заговорил:
     - К тебе идут два воина. Один богатырь, он ведет с собой белого коня.
Они в кожаных рубахах, у них черные волосы, как у нас.
     - Скажи! Скажи! - кричали мужчины молодому охотнику.
     - Мы видели их, когда гнали зверя. Они шли легко, как молодые  олени.
Они говорили понятными словами и вспоминали хозяина Синей пещеры...
     Молодой охотник кончил рассказ. Большой шаман  поднялся  с  каменного
стула и начал разжигать жертвенный костер. Он  вспомнил  далекое  детство,
когда был ростом не выше болотной травы. Отец рассказывал  ему  о  племени
всадников, о гордом и сильном народе, который остался на краю степи.  Если
бы старый шаман был моложе и глупее, рассказ молодых охотников мог сделать
его счастливым. Он увидит  сегодня  братьев  по  крови,  сильных,  гордых,
неукротимых, как огонь, непохожих на его бедный больной народ.  Но  старое
сердце, уставшее от горя, не верит радостям.
     Большой шаман разжег жертвенный костер и сел на свой  каменный  стул.
Остальные расселись вокруг  разгорающегося  огня  и  притихли.  Они  могли
сидеть так долго, пока не придут в пещеру два незнакомых воина, у  которых
черные волосы и которые говорят понятными, родными словами. О  чем  думают
они, о чем будут думать их дети, сидя вот  так,  в  полусне,  перед  огнем
жертвенного костра или чувала? Как не любил  Большой  шаман  их  такими  -
притихшими, маленькими, будто неживыми!
     Вечером в пещеру вошли два больших воина в длинных  кожаных  рубахах.
На широких поясах висели у них мечи, за спиной чернели хвосты стрел. Воины
остановились у входа. Большой шаман ждал, пока глаза их привыкнут к мраку,
а уши - к глухой тишине.
     - Пайся! - поздоровались воины и пошли к костру.
     - Пайся, пайся, - ответили им манси-охотники  и  уползли  в  темноту,
освободив место перед хозяином Синей пещеры.
     - Нас послал вождь и народ. -  Так  начал  говорить  богатырь.  -  Мы
пришли к тебе как братья по крови за помощью. Скажи  нам  мудрое  слово  и
спаси племя всадников.
     Большой шаман глядел на послов и покачивал головой.
     - Мы жили на краю степи, - продолжал богатырь. - Пасли коней и  скот,
охотились и сеяли ячмень. Наши женщины пели песни,  а  дети  смеялись.  Мы
были богатыми и сильными и враги знали это.  Они  захотели  отнять  у  нас
скот, серебро и песни, сделать нас данниками. Мы встречали  врагов  тучами
стрел, защищали высокий город вождя острыми мечами и  кипящей  смолой.  Но
они приходили на нашу землю снова и снова, неустанные и упрямые, как волны
Великой Голубой реки. В частых сражениях гибли наши воины,  умирали  дети,
не успевшие вырасти, и слабели от горя женщины. Когда осталось  в  племени
сорок воинов, вождь Кардаш послал нас к тебе. Скажи  мудрое  слово,  спаси
племя всадников!
     Большой шаман  радовался  и  скорбел,  слушая  послов.  Слова  послов
согрели радостью и гордостью его старое сердце. Они были  для  него  живой
славой предков. Он искал для братьев в согретом сердце мудрое слово  и  не
находил его...
     Послы ждали ответа.
     Большой шаман встал, и манси первый раз услышали голос хозяина  Синей
пещеры.
     - Идите по нашей земле, - сказал он угорским послам, - идите по нашим
лесам, которым нет края и нет конца. Идите  и  смотрите,  как  живут  ваши
братья... Вождь Сопр покажет вам тайные тропы.
     Из темноты выполз к костру старик в длинной меховой рубахе. На  узком
ременном поясе висел у  него  кривой  нож  в  серебряной  оправе,  с  плеч
спускались старые лисьи хвосты.
     - Ты поведешь нас к вождю? - спросил Оскор у старика.
     - Я сам вождь, - ответил старик.
     - Он! Он! - заговорили манси, окружив их. - Сопр - вождь племени.  Он
берет с нас десятую часть охотничьей добычи.
     Удивленные послы подошли ближе к старику. Он  угрюмо  глядел  на  них
впалыми глазами и надувал отвисшие щеки.  Вождь  мансийского  племени  был
похож на сердитую старуху.
     - Я сам вождь, - еще раз повторил старик.
     Он выбрал из кучи сваленного оружия свой лук и вышел из пещеры.
     Послы поклонились Большому шаману и пошли за старым вождем.



                          8. НЕЗНАКОМЫЕ БРАТЬЯ

     Сопр вел их звериной тропой, поросшей упрямым  багульником.  С  обеих
сторон сторожил тропу древний лес, сырой и мрачный.
     Сопр шел лениво, но бесшумно  и  осторожно,  будто  скрадывал  зверя.
Отмахиваясь обеими руками от  наседавшего  гнуса,  шел  за  ним  легкий  и
быстрый Оскор. Конь его пал. За Оскором Шавершол вел на  длинном  ременном
поводу своего Арагеза. Арагез тряс головой и припадал на разбитые ноги.
     Они отошли недалеко от Синей  пещеры,  когда  густая  тьма  поглотила
тропу. Сопр сразу залег в небольшую  яму,  съежился,  закрылся  с  головой
своей длинной меховой рубахой и так пролежал до красной зари.
     Быстро прошла короткая летняя ночь.  Оскору  показалось,  что  он  не
успел и заснуть, только забылся. Опираясь на большой вересковый лук, стоял
над ними Сопр.
     - Пора, рума, идти, -