Кейт Уилхелм
   Рассказы

   Крошка, ты была бесподобна!
   И ангелы поют


   Кейт Уилхелм
   Крошка, ты была бесподобна!


   Перевод А. Корженевского


   Джону Льюисону казалось, что, если хлопнет еще хотя бы
одна дверь, или раздастся хотя бы один телефонный звонок,
или хотя бы один чей-то голос спросит, как его самочувствие,
он просто сойдет с ума. Оставив лабораторию, Джон прошел по
ковру к лифту, бесшумно открывшему ему навстречу свои двери,
и плавно спустился на два этажа, где пол в фойе тоже
устилали ковры. Джон толкнул дверь с табличкой "Смотровая".
Три секретарши в приемной, прекрасно знавшие, что им лучше
молчать, пока он не заговорит с ними сам, без звука
пропустили его дальше, хотя они и были немало удивлены,
увидев его: последний раз он тут появлялся семь-восемь
месяцев назад. Затемненная комната, куда он вошел, на
первый взгляд казалась пустой, и только когда глаза привыкли
к темноте, Джон заметил сидящего там человека.
   Не произнося ни слова, он сел рядом с Хербом Джевитсом.
Херб, надев на голову шлем, смотрел на широкий экран,
представляющий собой стеклянную панель с односторонней
прозрачностью, который позволяет видеть то, что происходит в
соседней комнате. Джон надел второй шлем, подогнанный под
него, и все восемь контактов мгновенно соединились с восемью
соответствующими точками на черепе. Включив его, он тут же
забыл про сам шлем.
   В соседнюю комнату вошла девушка захватывающей красоты:
длинноногая блондинка с медовым блеском волос, чуть
раскосыми глазами и абрикосового цвета кожей. Обстановкой
комната напоминала гостиную: два дивана, несколько кресел,
стол, кофейный столик-все со вкусом, но безжизненно, словно
рекламное фото в торговом каталоге. Девушка остановилась за
порогом, и Джон почувствовал ее нерешительность, сильно
приправленную нервозностью и страхом. Внешне она проявляла
лишь ожидание и готовность, настоящие же эмоции никак не
отражались на ее гладком лице. Она неуверенно шагнула к
дивану - провод, закрепленный на голове, потянулся за ней.
В тот же момент открылась вторая дверь, и в комнату,
захлопнув за собой дверь, вбежал молодой мужчина. Выглядел
он беспокойно и немного ненормально. Девушка отреагировала
удивлением и растущей нервозностью; она поискала за спиной
дверную ручку, нашла и попробовала нажать. Дверь не
открывалась. Джон не слышал, что говорится в комнате,
ощущая лишь реакцию девушки на неожиданное появление мужчины
с лихорадочным блеском в глазах. Мужчина тем временем
приблизился к ней, размахивая руками. Взгляд его постоянно
метался по комнате. Потом он вдруг схватил девушку за плечи
и, прижав к себе, начал грубо целовать лицо и шею. Девушку
на несколько секунд, казалось, парализовал страх, но вскоре
возникло еще что-то: то ли ощущение пустоты, порой
сопровождающее скуку, то ли слишком полный самоконтроль.
Когда руки мужчины сомкнулись за ее спиной и он начал
срывать с нее кофточку, она обняла его, изображая лицом
страстность, которая, однако, не ощущалась ни в ее чувствах,
ни в крови.
   - Хватит, - спокойно сказал Херб Джевитс.
   Мужчина отпустил девушку и без слов вышел за дверь. Она
обвела комнату пустым взглядом. Разорванная кофточка висела
у нее на бедрах, одна бретелька бюстгальтера сползла по
руке. Выглядела девушка в этот момент очень красиво. В
комнату вошел менеджер, за ним костюмер с халатом, который
он тут же накинул девушке на плечи. Та встрепенулась, и,
пока ее выводили из комнаты, волны негодования,
испытываемого ею, превратились в ярость. Потом комната
опустела и оба зрителя сняли шлемы.
   - Сегодня пока четыре, - устало произнес Херб. - Вчера
шестнадцать. Позавчера двенадцать. Полный ноль. - Он
взглянул на Джона с интересом. - А что тебя вытащило из
лаборатории?
   - На этот раз Анна решила, что с нее хватит, - сказал
Джон. - Она звонила всю ночь и все утро.
   - Что теперь?
   - Эти чертовы акулы! Я же говорил тебе, что это слишком,
особенно после авиакатастрофы на прошлой неделе. Она
решила, что с нее хватит.
   - Подожди немного, Джонни, - сказал Херб. - Давай
разделаемся со следующими тремя девчонками и тогда
поговорим.
   Он нажал кнопку на подлокотнике кресла, и комната
напротив снова приковала их внимание. На этот раз девушка
была не так красива, поменьше ростом, брюнетка со смеющимися
голубыми глазами, ямочками на щеках и вздернутым носиком.
Джону она понравилась. Он настроил свой шлем и погрузился в
ее чувства.
   Брюнетка испытывала возбуждение: просмотры всегда
возбуждали их. Чувствовалось, что она боится и нервничает,
но не сильно. Может быть, волнуется, ожидая, чем кончится
просмотр. В комнату вбежал тот же мужчина с дикими глазами,
и она побледнела. Больше ничего не изменилось. Нервозность
усилилась, пока еще не до предела неудобства, но когда он
схватил ее в объятия, ничего, кроме нервозности, она так и
не ощутила.
   - Хватит, - сказал Херб.
   Следующая девушка тоже оказалась брюнеткой. Шикарные
длинные ноги. Полное спокойствие. Настоящая
профессионалка. Когда развернулось уже знакомое зрителям
действие, на ее подвижном лице отразилась целая гамма
соответствующих эмоций, но внутри ничто не дрогнуло, словно
она находилась в сотне миль от происходящего.
   Вошла еще одна девушка, и Джон вздрогнул. Она вошла в
комнату медленно, с любопытством оглядывая все вокруг и
нервничая, как все они. Моложе других и менее уверена в
себе. Бледно-золотистые волосы, старательно уложенные
волнами и собранные кверху, карие глаза, хороший загар.
Когда вошел мужчина, ее эмоции быстро сменились испугом,
потом просто ужасом. Джон не заметил, когда он закрыл
глаза. Он чувствовал себя этой девушкой, чувствовал
наполняющий ее ужас. Сердце его забилось, кровеносная
система заполнилась адреналином - он хотел закричать и не
мог. Из темных бездонных глубин его психики волнами всплыло
что-то еще, перемешанное с ужасом. Эмоции слились и стали
одной, пульсирующей и требовательной. Он резко открыл глаза
и увидел, что девушка лежит на диване, а мужчина обнимает
ее, стоя на коленях рядом с ней на полу.
   - Все! - закричал Херб дрожащим голосом. - Мы ее берем!
   Мужчина поднялся с колен, взглянул на всхлипывающую
девушку, потом быстро наклонился и поцеловал ее в щеку. Она
заплакала еще сильнее. Ее волосы рассыпались, обрамляя лицо
золотом, и теперь она выглядела совсем ребенком. Джон
сорвал шлем, чувствуя, что весь вспотел.
   Херб поднялся, включил в комнате свет, и экран потускнел,
сливаясь цветом со стеной. Не глядя на Джона, он вытер
лицо. Рука его тряслась, и он сунул ее в карман.
   - Когда ты начал подобные просмотры? - спросил Джон,
помолчав несколько секунд.
   - Пару месяцев назад. Я говорил тебе об этом. Черт, мы
были вынуждены, Джон! Это шестьсот девятнадцатая девушка!
Мы проверили шестьсот девятнадцать человек. И все липа,
кроме одной! Полный ноль в голове. Ты хоть представляешь
себе, сколько нам требовалось раньше времени, чтобы выяснить
это? По нескольку часов на каждую! А теперь это занимает
считанные минуты!
   Джон Льюисон вздохнул. Он знал. Собственно, он сам и
предложил это, сказав Хербу: "Выберите для теста
какую-нибудь одну основную волнующую ситуацию, чтобы человек
испытывал сильные эмоции". Но он не хотел знать, на какой
ситуации остановил свой выбор Херб.
   - 0'кей, но она еще ребенок. Как насчет ее родителей, ее
прав и прочего?
   - Это мы все уладим. Не беспокойся. Что с Анной?
   - Со вчерашнего дня она звонила мне уже раз пять. Акулы
ее добили. Она хочет нас видеть, обоих, сегодня во второй
половине дня.
   - Шутишь? Я не могу сейчас все бросить!
   - Не шучу. Она сказала, что не будет транслировать, если
мы не появимся. Примет снотворное и будет спать, пока мы не
прилетим.
   - Боже! Она не осмелится!
   - Я уже заказал билеты. Вылет в двенадцать тридцать
пять.
   Они молча поглядели друг на друга, и Херб пожал плечами.
Небольшого роста, крепкий, но не тяжелый, он не стал спорить
со своим мускулистым, шести футов ростом партнером. Джон
обладал нелегким характером, и ему приходилось постоянно
себя контролировать. Многие говорили, что если он
когда-нибудь сорвется, для тех, кто выведет его из себя, это
может плохо кончиться. Но до сих пор Джон всегда держал
себя в руках.
   Раньше для того, чтобы справляться со своим характером,
ему требовалось колоссальное напряжение воли, чуть ли не
физические усилия: теперь же это происходило совершенно
автоматически, и он не мог припомнить, когда ему случалось
хотя бы вспылить.
   - Послушай, Джонни, когда мы встретимся с Анной, давай
говорить буду я. 0'кей? Много времени мне не понадобится.
   - Что ты собираешься делать?
   - Уговорю. А если она начнет проявлять характер, так ей
двину, что она у меня еще неделю будет подпрыгивать. - Он
ухмыльнулся. - До сих пор все выходило, как она хотела.
Она знала, что ее некем заменить, даже если она начнет
выкаблучиваться. Ну, пусть теперь попробует. Пусть только
попробует! - Херб двигался по комнате туда-сюда быстрыми
дергаными шажками.
   Джон вдруг понял, что ненавидит этого приземистого
человека с красным лицом. Чувство было новым: он словно
попробовал ненависть на вкус и вкус оказался незнакомым и
приятным. Херб вдруг остановился и взглянул на него.
   - Почему она позвонила тебе? Почему она хочет, чтобы ты
тоже присутствовал? Она же знает, что ты этих дел не
касаешься.
   - Она во всяком случае знает, что я полноправный партнер,
- сказал Джон.
   - Да, но здесь дело не в этом, - лицо Херба искривилось в
улыбке. - Она думает, что ты к ней еще не остыл, да? Она
знает, что ты уже сломался один раз, в самом начале, когда
работал над ней, отлаживая аппарат. - Тут улыбка его
потеряла мягкость. - Она права, Джонни, детка? Это так?
   - Мы, кажется, с тобой договорились? - сказал Джон. -
Ты занимаешься своими делами, а я - своими. Меня она хочет
видеть, потому что не доверяет тебе и не верит больше ни
одному твоему слову. Ей нужен свидетель.
   - Ладно, Джонни. Но ты уж тоже не забывай о нашем
уговоре. - Херб неожиданно рассмеялся. - Знаешь, что это
напоминало, ты и она? Пламя, льнущее к сосульке.
   В три тридцать они уже сидели в номере Анны в отеле
"Скайлайн" на Багамах. Херб заказал место на рейс обратно
до Нью-Йорка на шесть вечера. Анна транслировала до
четырех, так что они расположились в ее номере и стали
ждать. Херб включил телевизор и предложил шлем Джону. Тот
отказался, и они оба уселись в кресла. Джон некоторое время
глядел на экран, потом все-таки надел шлем.
   Анна смотрела на волны далеко в море, где они катились
еще большие, зеленые и медлительные; затем она перевела
взгляд ближе - там волны стали уже сине-зеленые и
торопливые; и, наконец, повернулась туда, где они,
накатываясь на песчаную косу, взбивались пеной такой
плотной, что, казалось, по ней можно ходить. Она
чувствовала себя совершенно умиротворенной, покачиваясь
вместе с яхтой. Солнце поливало горячими лучами ее спину, в
руках подрагивало тяжелое удилище. Ощущение возникало
такое, словно ты ленивый зверь, живущий в полном согласии с
этим миром, словно ты в нем дома, един с ним. Через
несколько секунд она положила удилище и обернулась, взглянув
на высокого улыбающегося мужчину в купальных трусах. Он
протянул ей руку, и она поднялась. Они прошли в каюту, где
их ждали приготовленные напитки. И вдруг ее безмятежность и
ощущение счастья исчезли, сменившись недоверием, возмущением
и зарождающимся страхом.
   - Что за черт? - пробормотал Джон, включая звук. Он
редко пользовался звуковым каналом, когда транслировала
Анна.
   - ...Капитану Бразерсу пришлось их отпустить. В конце
концов они ничего еще не сделали... - рассудительно говорил
мужчина.
   - Почему ты решил, что они попытаются меня ограбить?
   - А кто еще носит на себе драгоценности на миллион
долларов?
   Джон выключил телевизор и сказал:
   - Ты идиот! Уж это-то тебе не сойдет с рук.
   Херб встал и подошел к открытому окну с видом на
сверкающий голубой океан за ослепительно-белой полосой
пляжа.
   - Знаешь, чего хочет каждая женщина? Иметь что-то
стоящее того, чтобы быть украденным. - Он грустно
усмехнулся. - Я имею в виду, помимо всего остального. Еще
они мечтают, чтобы их пару раз вздули и заставили встать на
колени... Наш новый психолог очень неплох, а? Он нас еще
не подводил. Анна, может быть, побрыкается немного, но это
пройдет.
   - Она не согласится на настоящее ограбление, - сказал
Джон и подчеркнуто громко добавил: - Я тоже не соглашусь.
   - Но мы ведь можем его разыграть, - сказал Херб. - От
нас больше ничего и не требуется, Джонни, только подбросить
идею, а все остальное разыграть.
   Джон уставился ему в спину. Он хотел в это верить.
Очень хотел.
   - Все это начиналось не так, Херб. Что произошло? -
Теперь голос его звучал спокойнее.
   Херб отвернулся от окна. Из-за яркого солнца у него за
спиной лицо его казалось совсем темным.
   - 0'кей, Джонни, я согласен. Все действительно
начиналось не так. Но жизнь ускоряется, вот в чем дело. Ты
создал свой аппарат, и то, что мы задумали, выглядело
прекрасно, но этого хватило ненадолго. Мы давали им
ощущение риска, и чувства, которые охватывают тебя, когда
учишься кататься на горных лыжах, и автомобильные гонки, и
все, что мы могли придумать, но этого оказалось мало.
Сколько раз можно прыгнуть с трамплина первый раз в жизни?
Проходит время, и им хочется новых потрясений. Ты-то
неплохо устроился, а? Ты купил себе новенькую сияющую
лабораторию и закрыл дверь. Ты купил время и оборудование,
и когда что- нибудь не получается, ты можешь все бросить и
начать сначала, и никого это не касается. А теперь
представь, каково пришлось мне, детка! Я каждый день должен
придумывать что-то новое, что всколыхнет Анну и через нее
всех этих милых маленьких скучных людей, про которых даже
нельзя сказать, что они живут, пока они не подключатся к
телевизору. Думаешь, это легко? Пока Анна была зеленой
девчонкой, ей все казалось новым и интересным, но сейчас,
мальчик мой, это уже не так. Поверь мне, совсем не так.
Знаешь, что она сказала мне месяц назад? Что она смотреть
не может на мужчин. Это наша-то маленькая вертихвостка
Анни! Устала от мужчин!
   Джон подошел и повернул его лицом к свету:
   - Почему ты мне ничего не сказал?
   - Почему, Джонни? А что бы ты такое сделал, чего не
делал я? Я искал нужного парня. Что бы ты придумал для нее
нового? Это делал я, малыш. С самого начала ты хотел,
чтобы тебя оставили в покое. 0'кей. Я тебя не трогал. Ты
хоть раз читал бумаги, которые я тебе присылал? Ты ведь их
подписывал, малыш. Все, что делалось, подписано нами
обоими. Так что не надо мне про то, что я тебе ничего не
говорил. Не надо!
   Лицо его стало уродливо красным, на шее вздулась вена, и
Джон забеспокоился. Вдруг у него высокое давление? Вдруг у
него случится приступ, и он умрет во время одной из таких
нервных вспышек? Джон оставил его у окна и отошел.
   Он читал бумаги. Херб, конечно, прав: все, что он
хотел, это чтобы его не трогали. Схему предложил он. После
двенадцати лет работы над прототипами в лаборатории он
показал свой аппарат Хербу Джевитсу. Херб тогда считался
одним из крупнейших продюсеров на телевидении; теперь он
стал самым крупным продюсером в мире.
   Схема его ничего особенно сложного собой не представляла.
Человек с электродами, вживленными в мозг, мог транслировать
свои эмоции, которые, в свою очередь, ничто не мешало
передавать в эфир и принимать на специальные шлемы. Через
шлемы эти эмоции ощущали зрители. Ни слова, ни мысли не
передавались, только основные эмоции: страх, любовь,
раздражение, ненависть... Это, плюс телекамера, передающая
то, что человек видит, плюс наложенный звук, и вы в полном
смысле тот человек, с которым происходит что-то интересное,
за исключением одного важного отличия: если будет слишком,
вы можете выключить аппарат. "Актер" не может.
   Очень простая схема. Камера и звуковая дорожка на самом
деле даже не очень нужны: многие пользователи вообще
никогда не включают изображение и звук, позволяя
собственному воображению заполнять эмоциональную трансляцию.
   Шлемы не продавались, а только сдавались на время после
непродолжительного сеанса подгонки. Годовая лицензия -
всего пятьдесят долларов. Общее число абонентов - тридцать
семь миллионов. Когда растущий спрос на все более и более
длительные периоды трансляции вытеснил их из каналов
обычного телевидения, Херб создал свою собственную телесеть.
Из еженедельной одночасовой передачи шоу превратилось в
ежевечернее, а теперь в эфир шло уже по восемь часов прямой
трансляции и восемь часов записи ежедневно.
   То, что началось как "День в жизни Анны Бьюмонт", стало
жизнью в жизни Анны Бьюмонт, а публика требовала еще и еще.
   Анна появилась в сопровождении целой свиты обычно
окружавших ее людей: парикмахеров, массажистов, костюмеров,
сценаристов... Выглядела она устало и, увидев Джона и
Херба, одним движением руки отослала всю свиту прочь.
   - Привет, Джон, Херб, - сказала она.
   - Анна, крошка, ты выглядишь просто великолепно! -
воскликнул Херб, обнял ее и поцеловал.
   Она стояла спокойно, опустив руки по бокам. Высокая,
стройная, с пшеничного цвета волосами и серыми глазами. С
широкими высокими скулами и твердой линией рта, может быть,
чуть-чуть слишком большого. На фоне глубокого
красно-золотого загара ее белые зубы показались Джону белее,
чем он когда-либо помнил. Слишком сильная и твердая, чтобы
думать о ней как о красотке, она все же была красивой
женщиной. Когда Херб отпустил ее, она повернулась к Джону и
после секундной нерешительности протянула ему изящную
загорелую руку, сухую и прохладную в его ладони.
   - Как ты, Джон? Мы давно не виделись.
   Он был рад, что она не поцеловала его и не назвала
"дорогой". Анна улыбнулась краешком рта и мягко высвободила
свою руку, потом повернулась к Хербу. Джон двинулся к бару.
   - Все. С меня довольно, Херб, - голос ее звучал слишком
спокойно. Не отрывая взгляда от Херба, она взяла
предложенный Джоном бокал.
   - А что случилось, крошка? Я только что смотрел тебя. И
сегодня ты была бесподобна, как всегда. У тебя еще не
пропал дар, крошка. Ты по-прежнему берешь за душу.
   - Что за фокус с ограблением? Ты, должно быть, совсем
рехнулся...
   - А, это... Послушай, Анна, крошка, клянусь тебе, я
ничего об этом не знаю. Лафтон сказал тебе правду. Мы с
ним договорились, что остаток этой недели ты просто
отдыхаешь, правильно? Это тоже идет в эфир, крошка. Когда
ты отдыхаешь и развлекаешься, тридцать семь миллионов
человек отдыхают и радуются жизни. Это замечательно.
Нельзя же их все время будоражить. Они любят разнообразие.
   Джон молча протянул ему стакан виски с водой. Херб не
глядя взял. Анна следила за ним холодными глазами, потом
вдруг рассмеялась. Но в смехе слышалось что-то горькое,
циничное.
   - Ты же не дурак, Херб. Зачем ты строишь из себя дурака?
- Она сделала глоток, глядя на него над краем бокала. - Я
тебя предупреждаю: если кто-нибудь заберется сюда грабить
меня, я поступлю с ним, как с настоящим грабителем. После
сегодняшней трансляции я купила пистолет, а стрелять я умею
с десяти лет. И еще не разучилась. Херб, я убью его, кто
бы он ни был.
   - Крошка... - начал Херб, но она оборвала его.
   - И это моя последняя неделя. Начиная с субботы меня
нет.
   - Ты не сделаешь этого, Анна, - сказал Херб.
   Джон пристально наблюдал за ним, выискивая признаки
слабости, но ничего не обнаружил. Херб просто излучал
уверенность. - Взгляни вокруг, Анна. Эта комната, твоя
одежда, все... Ты самая богатая женщина в мире. Чего еще
ожидать от жизни? Ты можешь бывать где угодно, делать
все...
   - В то время как весь мир будет подсматривать...
   - Ну и что? Это ведь тебя никогда не останавливало. -
Херб принялся мерить комнату шагами, двигаясь быстрой
дерганой походкой. - Ты знала об этом, когда подписывала
контракт. Ты редкая женщина, Анна, красивая, эмоциональная,
мыслящая.