за  стола,  слегка  опустив  огромных  размеров
голову, и начал лениво прохаживаться перед письменным столом.
     - А я вот какой-то не такой. Не стану кривить душой:  мне  далеко  не
безразлична моя репутация прославленного сыщика. Я также  высоко  ценю  ту
регулярность, с которой финансовое ведомство  выплачивает  мне  жалованье.
Это тоже само собой разумеется. И в этом городе нашлось бы немного женщин,
которые могли бы пожаловаться  на  то,  что  я  пренебрегаю  теми  знаками
расположения ко мне, которые они выказывают. Но единственное, за что я мог
бы отдать свою жизнь, - это Объединенное Человечество. Отдать  свою  жизнь
завтра, послезавтра, в более удаленном будущем... А разве нельзя  сказать,
что с заработанной на службе гипертонией и частыми сердечными приступами я
уже по сути это сделал? Браганца,  говорю  я  себе,  смотри,  как  повезло
такому болвану, как ты. Ты работаешь  на  первое  в  истории  человечества
всемирное правительство. Учти это.
     Он остановился и развел руками прямо  перед  Хебстером.  Расстегнутый
зеленый френч разошелся еще больше, обнажив густые заросли черных волос на
груди.
     - Вот он я. Такой как есть. Браганца выложил перед вами  все,  что  у
него за душой. А теперь, если вы хотите, чтобы это был  настоящий  мужской
разговор, разговор между двумя трезво мыслящими людьми, я должен узнать  и
всю вашу подноготную. Итак, я вас спрашиваю: какие цели вы преследуете?
     Президент  "Хебстер  секьюрити  инкорпорэйтед"   провел   языком   по
пересохшим губам.
     - Боюсь, я куда менее сложный для понимания человек, чем вы.
     - Так это же просто чудесно, -  улыбнулся  Браганца.  -  Выкладывайте
все, как сами сочтете наиболее для себя удобным.
     -  Можно  со  всей  определенностью  сказать,  что  прежде  всего   я
бизнесмен. Я заинтересован главным образом в том, чтобы стать  еще  лучшим
бизнесменом, под чем я подразумеваю - более крупным. Иными словами, я хочу
стать еще богаче, чем сейчас.
     Браганца глянул на него в упор.
     - И это все?
     - Все? Вы, похоже, наслышались, что деньги, мол, это  далеко  еще  не
все. А скажите: есть ли что-нибудь на свете, чего нельзя купить за деньги?
     - Да вот хотя бы меня!
     Хебстер окинул его с ног до головы бесстрастным оценивающим взглядом.
     - Не очень-то уверен в том,  что  вы  являетесь  товаром  повышенного
спроса. Я покупаю только то,  в  чем  нуждаюсь,  и  только  изредка  делаю
исключения, удовлетворяя какую-нибудь блажь.
     - Вы мне не нравитесь, - раздраженно отчеканил Браганца. -  Я  всегда
терпеть не мог типов, подобных вам,  так  что  нет  смысла  расшаркиваться
перед вами. Говорю вам со всей откровенностью: вы мне противны до  глубины
души.
     Хебстер поднялся.
     - В таком случае, я полагаю, мне следует поблагодарить вас за...
     - Сядьте! - рявкнул Браганца. - Вас сюда  пригласили  не  для  обмена
любезностями. Лично я не усматриваю особого смысла в этом, но кому-то  все
равно придется разгребать дерьмо. Сядьте.
     Хебстер  сел.  "Интересно,  -  задумался  он   из   чисто   праздного
любопытства, - получает ли Браганца хотя бы половину зарплаты, которую  он
установил Грете  Зайденхейм?  Грета,  разумеется,  щедро  наделена  самыми
различными  способностями  несколько  иного  свойства  и  к  тому  же  еще
оказывает боссу специфические и весьма ценные услуги.  Нет,  после  вычета
налогов и пенсионных отчислений Браганца, пожалуй,  должен  быть  доволен,
если получает хотя бы треть заработка Греты.
     Тут  он  заметил   протянутую   ему   газету.   Взял   ее.   Браганца
удовлетворенно  крякнул,  плюхнулся  в  кресло  за  письменным  столом   и
развернулся на нем лицом к окну.
     Это был недельной давности экземпляр  "Вечернего  гуманиста".  Газета
уже потеряла вид "гласа  небольшого,  но  плотно  спаянного  меньшинства",
который запомнился Хебстеру, когда он в последний  раз  брал  в  руки  эту
газету, и теперь производила  впечатление  весьма  влиятельного  печатного
органа. Даже если срезать наполовину тираж, объявленный в особой  рамке  в
левом верхнем углу, то все равно получится более трех миллионов читателей,
раскошеливающихся на эту газету.
     Обведенная  красным  заставка  в  правом   верхнем   углу   призывала
правоверных читать только "Вечерний гуманист". Зеленый  заголовок  во  всю
ширину  первой  полосы  провозглашал:  "Человека   от   первака   отличает
членораздельная речь!"
     Но наиболее важным был материал, помещенный в самом центре  страницы.
Карикатура.
     Полдюжины перваков с длинными растрепанными бородами и  вывалившимися
изо рта в безумной ухмылке языками, сидят  в  полуразвалившейся  телеге  и
держат в руках вожжи, прикрепленные к  хомуту,  одетому  на  головы  целой
группы выбившихся из последних сил дородных  джентльменов  с  -  проще  не
придумаешь! - высокими шелковыми цилиндрами на головах.  Самый  толстый  и
уродливый из них -  коренник,  вырвавшийся  чуть  вперед  по  сравнению  с
остальными - держит в зубах трензель с надписью "Бешеные деньги".  Надпись
над цилиндром коренника гласила: "Элджернон Хебстер".
     Под колесами телеги  валялись  раздавленный  фрагмент  стены  дома  с
надписью "дом, родимый дом", аккуратно  подстриженный  малец  в  форменном
костюмчике  бойскаута  и  потрясающей  красоты  молодая  женщина  с  двумя
вопящими младенцами, по одному в каждой руке.
     Подпись под карикатурой  гневно  вопрошала:  "Венцы  творения  -  или
рабы?"
     - Эта газета, похоже, превратилась в довольно  грязную  сплетницу,  -
произнес, как бы рассуждая вслух, Хебстер. - И я  не  удивлюсь,  если  она
приносит уйму денег.
     - Насколько  я  вас  понял,  -  бросил,  не  оборачиваясь,  задумчиво
разглядывавший улицу Браганца, - вы не очень-то регулярно ее просматривали
последние несколько месяцев?
     - Я счастлив ответить: "Да, практически не заглядывал в нее".
     - Непростительная ошибка с вашей стороны.
     - Почему? - настороженно поинтересовался Хебстер, глядя  на  курчавый
затылок следователя.
     - Потому что она на самом  деле  превратилась  в  самую  грязную,  но
притом чрезвычайно  опасную  сплетницу.  А  главным  героем  смакуемых  ею
сплетен являетесь вы. - Браганца громко рассмеялся. - Видите ли, эти  люди
усматривают  в  деловых  отношениях   с   перваками   скорее   грех,   чем
преступление. И, в соответствии с  подобной  нравственной  установкой,  вы
рассматриваетесь как пособник Дьявола!
     Закрыв на мгновенье  глаза,  Хебстер  сделал  попытку  понять  людей,
которые умудрились придумать такую согревающую сердце систему  взглядов  -
считать за благо униженное положение червяка, копошащегося в грязи.
     - Да, я тоже не раз подумывал о чепэвизме как о религии.
     Такое  признание,   казалось,   прошибло   оэсковца.   Он   мгновенно
развернулся и взволнованно заговорил, тыча обоими указательными пальцами в
Хебстера:
     - Вы тысячу раз правы! Это выше всякого разумения -  несовместимые  и
противоречащие друг другу понятия, словно  живительные  соки,  подпитывают
чепэвизм. Совершенно сознательное, безмозглое отрицание в  высшей  степени
горестного факта - факта существования во вселенной разумных существ,  чей
интеллект намного превосходит наш. И каждый день задержки  в  установлении
контакта с пришельцами только добавляет силы этому  отрицанию.  Если,  как
это  становится  все  более  очевидным,  в  галактической  цивилизации  не
находится достаточно пристойного места для  человечества,  то  почему  бы,
говорят такие люди, как Вандермеер Демпси, нам самим не  остаться  о  себе
самого высокого мнения? Давайте сплотимся  и  упьемся  тем,  что  является
бесспорно человеческим. Не пройдет и  нескольких  десятков  лет,  как  все
человечество станет настолько зашоренным, что, не  пикнув,  позволит  дать
себя засосать в этот умственный вакуум.
     Он выпрямился во весь рост и снова зашагал вокруг стола. В голосе его
появились предельно искренние,  трагические  умоляющие  нотки.  Глаза  его
блуждали по лицу Хебстера, как  бы  выискивая  малейшую  слабину,  нащупав
которую можно было бы всколыхнуть непробиваемое спокойствие поднаторевшего
в искусстве скрывать подлинные свои намерения бизнесмена.
     - Подумайте вот о чем, -  проникновенно  убеждал  он  Хебстера.  -  О
периодических зверских убийствах ученых и  людей  искусства,  которые,  по
навязываемым Демпси понятиям, слишком уж  далеко  отошли  от  общепринятой
золотой середины так называемой человечности.
     Случающееся время от времени ауто-да-фе в честь купца, пойманного  за
руку в тот момент, когда он торговал полученными от перваков товарами...
     - Не нравится мне все это, - признался, улыбаясь, Хебстер,  затем  на
мгновенье задумался. - Я вижу, ваш последний пример связан с карикатурой в
"Вечернем гуманисте".
     - Мистер, это вам в первую очередь следует понять связь между ними, а
не мне. Это ваша голова им нужна на конце длинного шеста. Потому  что  как
раз вы стали символом успешного сотрудничества  в  своекорыстных  целях  с
заявившимися  сюда  из  космоса  чужаками  или,  по  крайней  мере,  с  их
мальчиками на побегушках. Они считают, что им удастся полностью прекратить
всякое общение с перваками, если они  зальют  вашей  кровью  все  проходы,
через которые те сюда проникают. И скажу вам еще вот  что:  не  исключено,
что они правы.
     - И что же вы в таком случае предлагаете? - тихо спросил Хебстер.
     - Чтобы вы перешли на  нашу  сторону.  Мы  сделаем  из  вас  честного
человека - во всяком случае, официально. Мы  хотим,  чтобы  вы  возглавили
проводимые нами исследования. Только конечной целью будут  не  доллары,  а
имеющее первостепенное значение  налаживание  межрасового  общения,  а  со
временем - и проведение межзвездных переговоров.
     Президент  "Хебстер  секьюрити  инкорпорэйтед"  позволил  себе  взять
несколько минут на обдумывание. Ему хотелось самым  тщательнейшим  образом
продумать ответ. Ему нужно было время - больше всего остального ему так не
хватало времени!
     Он был уже на самом пороге создания крепко  сколоченной  коммерческой
империи в масштабах всего земного шара! В течение десяти лет он  тщательно
подгонял  одну   к   другой   определенные   составляющие   индустриальных
королевств, устанавливая свое верховенство в сфере производства и оттесняя
на второй план конкурентов. Он подхватывал восхитительные лакомые кусочки,
появляющиеся то здесь, то там в процессе распада  цивилизации,  к  которой
сам же и принадлежал, изыскивал беспредельные возможности обогащения среди
руин, оставляемых обществом, потерявшим чувство собственного  достоинства.
Теперь ему требовались всего лишь какие-то двенадцать  месяцев  для  того,
чтобы утвердиться во главе своей с  таким  трудом  сколоченной  империи  и
найти для нее подобающую нишу в разветвленной структуре  мировой  рыночной
экономики. И вдруг - Хебстер разинув в изумлении рот, подобно Джиму Фиску,
который скупал золото на фондовой  бирже  по  любым,  самым  спекулятивным
ценам, и добился лишь того, что  оказался  полностью  разоренным,  побудив
казначейство Соединенных Штатов выбросить огромное  количество  золота  из
золотого запаса государства, вдруг  осознал,  что  у  него  уже  не  будет
времени для этого. Он был слишком опытным игроком, чтобы не  почувствовать
появление  нового  фактора  в  игре,   ничего   не   имеющего   общего   с
прогнозируемыми дивидендами,  графиками,  изображающими  динамику  деловой
активности, и таблицами оптимальных величин товарных запасов для различных
категорий потребительских товаров, разбитых по временам года  и  различным
регионам.
     В горле у него запершило - столь неожиданное крушение всех его планов
никак его не устраивало. Он буквально заставил себя ответить:
     - Я очень польщен, Браганца. В самом деле, очень польщен. Я прекрасно
понимаю, что Демпси заставляет нас объединить усилия. Мы или выстоим,  или
падем вместе. Но... я индивидуалист до мозга костей. Я привык  действовать
в одиночку. Всякий раз, когда я кому-либо помогал  материально,  я  прежде
всего думал о собственной выгоде. Единственной  целью,  которую  я  всегда
преследовал, была прибыль. Я, прежде всего, бизнесмен.
     - Хебстер, я  по  горло  сыт  вашими  истерическими  причитаниями!  -
Разгневанно воскликнул Браганца, продолжая мерить шагами свой  кабинет.  -
Положение в самом деле критическое, причем в масштабах всего земного шара.
Бывают времена, когда нельзя оставаться просто бизнесменом.
     - Я категорически с этим не согласен. Быть  такого  не  может,  чтобы
настало когда-нибудь подобное время.
     Браганца презрительно фыркнул.
     - Нельзя оставаться бизнесменом,  когда  привязан  к  огромной  груде
подожженного  хвороста.  Нельзя  оставаться   бизнесменом,   когда   народ
оказывается под таким жестким контролем, что даже откажется от  еды,  если
вождь прикажет ему умирать с голоду. Нельзя  оставаться  бизнесменом,  мой
снедаемый стяжательством друг, если  спрос  так  задавлен,  что  перестает
существовать.
     - Такое невозможно! - воскликнул, вскочив на ноги Хебстер.  Для  него
самого оказалось неожиданностью услышать, как собственный  голос  поднялся
почти до истеричного визга. - Всегда будет спрос.  Всегда!  Слышите?  Весь
фокус только в том, чтобы определить, какую новую форму он принял, а затем
удовлетворить его!
     - Прошу прощения! Я вовсе не  собирался  глумиться  над  исповедуемой
вами религией.
     Хебстер тяжело вздохнул и крайне осторожно опустился  на  скамью.  Он
почти физически ощутил, как в его жилах закипает кровь.
     "Спокойно, - успокаивал он себя. -  Спокойно!  Этого  человека  нужно
обязательно привлечь на свою сторону, а не  пререкаться  с  ним.  Меняются
правила рыночной игры, Хебстер, и  тебе  понадобится  любой  друг,  какого
только удастся приобрести. Деньгами этого типа, пожалуй не  прошибешь.  Но
существуют и некоторые ДРУГИЕ ценности".
     -  Выслушайте  меня,  Браганца.  Мы  столкнулись  с  психосоциальными
последствиями, абсолютно неизбежными при  встрече  необыкновенно  развитой
цивилизации со сравнительно примитивной. Вы знакомы  с  теорией  "огненной
воды" профессора Клейнбохера"?
     - Сводящейся к тому, что сам факт существования наделенных высочайшим
интеллектом пришельцев ударил нам в голову точно так же, как виски ударило
в голову североамериканским индейцам? И что перваки, представляющие  самые
блестящие  наши  умы,  являются  эквивалентом  тех  индейцев,  которые   с
наибольшей симпатией относились к цивилизации  белого  человека?  Да,  это
убедительная  аналогия.  Даже  применимая   к   тем   индейцам,   которые,
налакавшись спиртного, валялись на улицах  городов  и  помогали  создавать
обобщенный образ коварных, ленивых, готовых убить за рюмку виски туземцев,
но их в то же самое  время  настолько  глубоко  презирали  их  собственные
соплеменники, что они не отваживались вернуться домой из страха  оказаться
с перерезанной глоткой. Я всегда чувствовал...
     - Единственное, о чем мне  хотелось  бы  поговорить,  -  перебил  его
Хебстер, - это сама идея "огненной воды". В тогдашних индейских селениях у
непрерывно   возраставшего    большинства    складывалась    непоколебимая
убежденность  в  том,  что  "огненная  вода"  и   ненасытная   цивилизация
бледнолицых являются синонимами, что оно должно восстать и  силой  вернуть
свои земли, убивая по ходу дела как можно  больше  спивавшихся  ренегатов,
путающихся под ногами у этого самого  большинства.  Этот  слой  индейского
населения  можно  сравнить  с  чепэвистами.   Но   одновременно   с   этим
существовало и меньшинство, которое понимало превосходство  бледнолицых  в
численности и качестве вооружения  и  отчаянно  пыталось  отыскать  способ
примирения  с  цивилизацией  белого  человека,  найти  для  себя   в   ней
определенное место -  но  такое,  которое  никак  не  связано  было  бы  с
алкоголем - спутником этой цивилизации. Считайте, что это ОЧ. И,  наконец,
были еще индейцы такого рода, как я.
     Браганца сдвинул мохнатые брови и остановился у письменного стола.
     - Вот оно как! - воскликнул он. -  Так  какого  же  рода  индеец  вы,
Хебстер?
     - Я похож на того индейца, у которого хватило здравого смысла понять,
что у бледнолицего нет ни малейшего интереса спасать его  от  медленной  и
мучительной деградации. На индейца, у которого еще сохранились  достаточно
сильные инстинкты, чтобы перепугаться до смерти при виде  таких  новшеств,
как "огненная вода", и не прикасаться к этому пойлу даже в том случае, оно
может спасти от укуса ядовитой змеи. Но самое главное...
     - Ну-ну! Продолжайте!
     - ...Главное,  что  среди  них  нашлись  индейцы,  которых  привел  в
восхищение странный прозрачный сосуд, в котором  хранят  "огненную  воду"!
Представьте себе ту зависть, которую должен был испытывать  гончар-индеец,
вне  пределов  его  скудных  познаний  в  области  гончарного  мастерства,
приобретенных в результате тяжелого труда.  Неужели  вы  не  видите  перед
своими  глазами,  как  живого,  вот   такого   индейца   -   ненавидящего,
презирающего и ужасно  страшащегося  пахучей  янтарной  жидкости,  которая
валит с ног самых доблестных воинов, однако  жаждущего  обладать  бутылкой
без ее содержимого? Вот примерно каким я вижу  себя,  Браганца,  индейцам,
чье алчное любопытство просвечивается сквозь мрак истерического  кланового
благоразумия и презрения ко всему чужеземному, как ярко искрящееся  пламя.
Мне нужен сосуд нового типа,  каким-то  образом  отделенный  от  "огненной
воды".
     Огромные темные глаза Браганца, не мигая, глядели  на  него  в  упор.
Медленно приподнялась рука и пригладила непонятно  почему  встопорщившиеся
усы. Прошло несколько минут.
     - Неплохо  звучит:  Хебстер  в  качестве  благородного  дикаря  нашей
цивилизации, - со смехом произнес в конце концов оэсковец. -  Звучит,  как
будто, вполне нормально. Только загвоздка в том, как все это  соотнести  с
решением проблемы в целом?
     - Позволю себе напомнить, -  устало  сказал  Хебстер,  держась  одной
рукой за скамью,  -  что  решение  проблемы  в  целом  нисколько  меня  не
интересует.
     - Итак, вам нужна только бутылка. Я выслушал вас. Но вы-то не гончар,
Хебстер - у вас нет ни на унцию любознательности мастерового.  А  из  всех
этих  исторических  баек,  которыми  вы  меня  потчевали,  можно   сделать
однозначный вывод: вам абсолютно безразлично, погибнет или нет  весь  мир,
расхлебывая кашу, которую вы согласны заварить.
     -  Я  никогда  не  утверждал,  что  руководствуюсь  альтруистическими
побуждениями. Общее решение я оставляю тем  людям,  у  которых  достаточно
мозгов,  чтобы  распутывать  самые  изощренные  головоломки.  Таким,   как
Клейнбохер.
     - Вы думаете, кто-нибудь вроде Клейнбохера, сможет это сделать?
     - Я почти не сомневаюсь в том, что ему это удастся. Нашей  ошибкой  с
самого начала было то, что мы пытались решить проблему нахрапом с  помощью
историков и  психологов.  То  ли  им  всем  была  присуща  ограниченность,
обусловленная постоянным изучением исключительно  человеческих  сообществ,
то  ли...  впрочем,  это  мое  чисто  личное  мнение,  но  у  меня  всегда
создавалось  такое  впечатление,  что,  что  наука  о  человеческом  мозге
привлекает главным образом тех, кто сам когда-либо ощущал, что у  него  не
все дома, то есть кто сам испытывал серьезные психологические  затруднения
и в процессе работы пытался докопаться до истинных причин своих сдвигов  и
благодаря этому добиться лучших результатов в своей области по сравнению с
теми, кто начинал  работу,  не  испытывая  подобных  затруднений,  и  кому
поэтому было труднее достичь понимания сути этих трудностей.  Я  и  сейчас
считаю таких исследователей  слишком  внутренне  нестабильными  для  столь
потрясающего воображение начинания,  как  установление  взаимопонимания  с
кем-то  из  пришельцев.  Те  изначальные  внутренни