млю
влкруг дома, словно дом этот свалился с неба несколько секунд назад.

   Лупцов толкнул  веловипедным колесом  калитку и  прошел во двор. Не
доходя до  крыльца, он прокричал хозяевам и, не докричавшись, поднялся
по ступенькам,  раскрыл дверь  и вошел  внутрь дома.  Это человеческое
жилище не  казалось брошенным  впопыхах. Все  здесь  стояло  на  своих
местах, порядок  был образцовый,  словно хозяева  вышли на  минуту  по
каким-то своим делам.

   Лупцов осмотрел все три комнаты, пытаясь угадать, кто здесь жил или
живет. Он  еще надеялся  увидеть владельцев  дома, ждал,  что  вот_вот
появятся люди, но отсутствие следов во дворе говорило об обратном.

   В одной  из комнат  у  окна  Лупцов  обнаружил  школьный  телескоп,
стоящий на  самодельной, основательно  построенной треноге. Вещь эта в
домашнем хозяйстве  совершенно ненужная,  а в  такое время  и вовсе, и
Лупцов невольно  подумал о  том, что  жил в этом доме человек, который
любил по  ночам смотреть  на звезды,  и этого человека либо заманило и
сожрало чудовище  из ямы, либо он заразился по неосторожности плесенью
и превратился,  как его  сосед, в  колосящийся холм. Лупцов заглянул в
круглый глазок телескопа и увидел темное окошко соседнего дома.

   - М-да,  на звезды ли? - огорчившись, сказал он. Весь этот звездно-
космический романтизм,  навеянный видом  телескопа  в  сельском  доме,
улетучился,  Лупцов   вышел  из   комнаты  и   обнаружил,  что  следы,
оставленные им  у  входа,  засеребрились  и  даже  обрели  собственную
толщину.

   Открытие это  напугало Лупцова,  но совершенно неожиданно он набрел
взглядом  на   паяльную  лампу,  и  остаток  вечера  ушел  у  него  на
обеззараживание пола  и крыльца.  Вскоре небо,  как и в прошлый вечер,
сделалось темно-зеленым,  отчего казалось, будто свет в окна проникает
через густые заросли кустов.

   Не дожидаясь  полной темноты, Лупцов достал хлеб и банку консервов.
Заканчивал трапезу  Лупцов на  ощупь. Так  же наощупь  он добрался  до
дивана, скинул сапоги и улегся не раздеваясь.

   Уснул Лупцов  быстро - сказались велосипедная езда, к которой он не
привык, и  переживания. Ужэе  засяпая Лупцов  увидел, что  комнату  по
диагонали пересекла  едва видимая белесая финура в балдахоне. Мерцание
бестелесного существа  было таким слабым, что Лупцов принял видение за
многократно отразившийся от стен и потолка отблеск луны.

   

   8.

   

   Проснулся  Лупцорв   рано  утром   в  абсолютной  тишине,  которая,
возможно, и  была причиной  его пробуждения.  Он долго лежал, глядя на
зеленое небо  за окном.  Мысли его, вялые и путанные со сна, были лишь
отражением окружающего,  осколками тех  событий и  впечатлений, что он
успел пережить за эти сумасшедшие дни.

   Проснувшись и  блуждая взглядом  по комнате,  Лупцов увидел рядом с
собой, на стуле, небольшой томик. Он лениво дотянулся до него, раскрыл
и прочел  первое, что  ему попалось  на глаза:  "Бог Ям-Нахр  говорит:
Обращаюсь к  тебе, отец наш Эль, Преданный тебе Река-судия. Отдайте, о
Боги, того, кого приютили, того, кто у многих находит прибежище".

   Читал Лупцов невнимательно, машинально повторяя про себя непонятные
строчки. Затем  он отложил  книгу, надел  сапоги и  вышел на  крыльцо.
Велосипед его,  который он  прислонил к перильцам, по самый руль зарос
плесенью. Следы, оставленные им вчера, за ночь заросли, как будто их и
небыло вовсе.

   - Отдайте,  о Боги,  того, кого приютили, - бессознательно повторил
Лупцов. Он  спустился с  крыльца, дошел до калитки и даже почувствовал
от этого  удовольствие -  идти по  толстому слою  плесени  было  также
приятно, как по лесному мху.

   Неожиданно лупцов  услышал собачье  повизгивание.  Он  привстал  на
цыпочки, заглянул  за забор и увидел на дороге большого черного дога с
серебристыми пятнами заразы на ляжках и боках. Собака была словно бы в
чулках -  лапы ее  сплошь покрывала голубая плесень, и Лупцов подумал,
что животное  уже обречено, через несколько часов плесень сожрет пса и
выйдет из  собачьего нутра  густым сочным  снопом, как это случилось с
его соседом.

   Лупцов свистнул  догу, и  тот, повинуясь  своей  собачьей  природе,
бросился к человеку, навалился на калитку всей тяжестью своего мощного
тела и  открыл ее.  Повизгивая от  радости, а  может,  от  появившейся
надежды  на  спасение,  черный  пес  завилял  хвостом,  заиграл  литым
бревноподобным туловищем,  заходил кругами  вокруг  Лупцовав,  а  тот,
испугавшись, запричитал:
   - Только  не прислоняйся  ко мне. Только не прислоняйся. Вылечить я
тебя все  равно не  смогу. - И в этот же момент он подумал, что собаку
можно попробовать  вымыть с  мылом,  а  потом  протереть  какой-нибудь
ядовитой гадостью.

   Еще  вечером   прошлого  дня  в  сенях  Лупцов  заприметил  большую
канистру. Как  он и  предполагал, в  ней оказался  бензин,  и  Лупцов,
отыскав тряпку,  хорошенько намочил  ее  бензином  и  принялся  лечить
собаку. Дог,  словно понимая,  чего  от  него  хочет  человек,  вертел
головой,  стараясь   встретиться  со  спасителем  взглядом,  но  стоял
спокойно и  даже помогал  Лупцову - подставлял то один бок, то другой,
приподнимал нужную  лапу и  чвсто  фыркал  -  запах  бензина  был  ему
неприятен.

   - Ну  вот, -закончив,  сказал Лупцов и внимательно осмотрел собаку.
Черная шерсть  ее лоснилась  от бензина,  мощные мускулы подрагивали -
видимо, тело  чесалось, -  а глаза  смотрели на  человека  преданно  и
совсем по-человечески - с благодарностью.

   - Здоровый  ты какой,  - удовлетворенно  сказал Лупцов, - выживешь,
подружимся. - Пес радостно взвизгнул, и Лупцов погладил его по голове.
- Как тебя звать? У такой собаки и имя должно быть значительным. Лорд?
А может,  Люцифер? - Пес ответил басистым лаем, и Лупцов подтвердил: -
значит Люцифер.

   В доме  Люцифер освоился  быстро: улегся  на полу у дивана, положил
морду на лапы и мгноывенно уснул. Видно много времени провел на ногах,
по-звериному чувствуя,  что приляг  он хотя  бы на  несколько минут на
мягкий голубой  ковер, и ему уже не придется подняться, словно морская
волна, захлестнет  его серебристо-голубая  зараза, да  и похоронит под
собой.

   Спал Люцифер  крепко, шцмно  вздыхая и  повизгивая во  сне то ли от
кошмарных   сновидений,    а   может,    от   еще    более   кошмарной
действительности.

   А тем  временем Лупцов  нашел в доме большую касмтрюлю и приготовил
на паяльной  лампе рисовую кашу. Половину он вылил в алюминиевую миску
и поставил  остывать - для собаки, а сам наелся до икоты и после этого
решил пройтись,  прогуляться до  леса, посмотреть  вблизи, что из себя
представляют эти убийственные джунгли. Сытость благотворно повлияла на
Лупцова, он  даже повеселел. Страх перед неизвестной смертью несколько
поблек и  отошел на  задний план. Лупцов убедился, что бороться с этой
заразой можно, а значит, можно и приспособиться.

   Люцифер проснулся,  когда Лупцов снимал с гвоздя двустволку хозяина
дома. Пес вопросительно посмотрел на человека, и тот сказал ему:

   - Ты  поешь. Со  мной ходить  не надо.  Сиди дома.  Ты  же  глупый,
ткнешься мордой  в эту  гадость и  все, помрешь.  - Словно  бы понимая
человека, Люцифер  подошел к  миске с  кашей,  обнюхал  ее  и,  громко
чавкая, принялся есть. - Дома, - повторил Лупцов. Он нажал на рычажок,
разломил ружье  пополам и,  к своему удовлетворению, обнаружил там два
патрона. Ружье оказалось заряженным.

   Даже привыкнув  к голубому  покрову, Лупцов  был потрясен  тем, что
увидел в  лесу. Глазам  его предстала совершенно неземная картина. Лес
стоял, не  шелохнувшись, благодаря "шубам", расстояние между деревьями
сильно  сократилось,   и  в   некоторых  местах   деревья   совершенно
сомкнулись, образовав  сплошную стену.  Сапоги Лупцова  сантиметров на
двадцать утопали  в плесени, она чавкала под ногами, сочные стрелки ее
глухо лопались, оставляя на голенищах мокрые маслянистые следы.

   Лупцов долго  бродил по  опушке  леса  и  любовался  этими  дикими,
фантасмагорическими пейзажами.  Он думал  о том,  что Иоанн ошибся или
слишком уж  переусердствовал в  описании конца  света.  Все  выглядело
гораздо приличнее  и без  эфектных апокалипсических  штучек с четырьмя
всадниками и  прочей  ерундой.  Это  выглядело  даже  красиво,  и  все
безобразное, все,  что изуродовал  человек, перестраивая  мир на  свой
скудоумный  лад,  в  считанные  часы  исчезло  под  этим  удивительным
покрывалом. Природа  исправила все  сама. Получилось  и гигиенично,  и
живописно.

   Неожиданно Лупцов  услышал треск  сучьев. Он  обернулся и  увидел в
нескольких метрах  от себя  лося.  Огромный  самец  с  лопатообразными
рогами, шатаясь,  вышел из  леса и  остановился. Первое,  что пришло в
голову Лупцову, это застрелить животное. Он снял с плеча ружье, но вид
у сохатого  был настолько  жалкий, а  в глазах  читались такие тоска и
ужас, что  Лупцов опустил ружье. Минуты две постояли друг против друга
человек и  лесной  зверь.  За  это  время  Лупцов  успел  как  следует
расглядеть лося.  Тот почти  весь был  покрыт голубым  налетом, и даже
губы его  слегка серебрились, а это означало, что животное отравлено и
жить ему осталось каких-нибудь пару часов или того меньше.

   - Иди, иди, - сказал ему Лупцов. и сохатый опустил голову и медлено
вернулся в лес.

   На какое-то  мгновение Лупцов  пожалел, что  отпустил животное.  Он
занервничал, взвел  курки, понимая,  что может  опоздать, - лось уйдет
далеко, умрет в непроходимой чаще, и Лупцов не сумеет отыскать его. Но
он не  был охотником  и ко всему живому испытывал уважение горожанина.
Едва ли  не впервые  в жизни  Лупцов вывел  для себя зависимость таких
двух понятий, как убийство живого существа и утоление голода.

   На обратном пути Лупцова заставил вздрогнуть человеческий     
голос. Проходя мимо небольшого овражка, он услышал все ту же просьбу о
помощи.

   - Игорь, помоги! - каким-то знакомым женским голосом взывало к нему
чудовище. Лупцов  остановился, попытался  вспомнить, кому  принадлежит
этот голос,  но так  и не  вспомнил. А  существо в  овраге,  очевидно,
приняв  остановку   человека  за   колебания,  закричало   жалобнее  и
настойчивей:

   - Игорек, милый, помоги же мне!

   Взяв ружье наперевес, Лупцов осторожно пошел на голос. Ему было по-
настоящему страшно,  пальцы, лежащие  на курках двустволки, дрожали, и
он боялся,  что случайно  может нажать  посильнее и выпустить в воздух
оба заряда, которые неизвестно еще как и когда могут пригодиться.

   Чудовище из  ямы еще  раз дало  о себе  знать, и  Лупцов понял, что
подошел  совсем  близко.  Оно  было  где-то  под  ним,  на  самом  дне
неглубокого  оврага,   среди   махровых   серебристо-голубых   кустов.
Остановившись, Лупцов  поискал глазами  то место, где оно лежало: едва
заметная разница  в цвете  и редкие  волнообразные  движения  выдавали
искусного провокатора.

   - Ну, вот он я! - вызывающе крикнул Лупцов.

   - Помоги,  Игорек, -  бессовестно лгал  знакомый  голос,  а  Лупцов
вскинул ружье, навел стволы на монстра и пробормотал:

   - Сейчас  помогу.  Сейчас  ты  у  меня  пообедаешь  картечью,  жаба
инопланетная.

   И все  же стрелять  ему не  пришлось. Лупцов  вдруг услышал  нечто,
сильно удивившее его:

   - Стреляй,  Игорек, стреляй  скорее. Не  могу больше.  - После этих
слов руки  как-то сами  опустились у  Лупцова. Некоторое  время  он  в
растерянности  стоял   и  смотрел   на  дно  оврага,  а  тем  временем
бесформенная масса  в яме зашевелилась, прямо посредине ее образовался
голубой пузырь  размером с  футбольный мяч,  который словно  под рукой
невидимого скульптора  вдруг обрел  форму головы. Постепенно на пузыре
обозначились и черты знакомого лица - некой женщины, с вялыми губами и
страдальческим взглядом. И тут Лупцов вспомнил, где он видел женщину с
подобным лицом.  Это было  во время  неудачного похода в центр города,
когда они с Иваном Павловичем зашли во дворик отдохнуть. Это была мать
двоих детей из песочницы.

   Лупцов вспомнил и только тут заметил, что две голубые женские руки,
словно змеи,  тянутся к  нему из  оврага прямо  по серебристо-голубому
покрову. Руки  быстро удлиннялись,  а голос  при этом,  не переставая,
душераздирающе шептал:

   - Спасибо, Игорек, спасибо, милый!

   Осознав .наконец,  что происходит,  Лупцов отступил на шаг, тряхнул
головой, будто избавляясь от наваждения, а затем бросился бежать прочь
от страшного  места. На  бегу он бормотал проклятья, плевался и громко
предрекал всей этой нечести самый жуткий и мучительный конец.

   Хорошенько обработав  сапоги бензином,  Лупцов вошел  в дом  и чуть
было не  столкнулся с белесым, будто сотканным из тумана, привидением,
которое ловко  увернулось от  столкновения  и  плавно  проследовало  в
соседнюю комнату.  Самое  странное  было  то,  что  Люцифер  никак  не
отреагировал на  появление странного  гостя. Он  встретил Лупцова  как
горячо любимого хозяина после долгой разлуки, громоподобно пролаял три
раза, что,  очевидно, означало:  ну наконец-то ты вернулся. А он стоял
на пороге  дома, почесывал   собаку за ухом и думал о том, что либо он
давно сошел  с ума,  либо непонятно каким образом оказался бог знает в
каком мире,  где при  относительном сходстве  внешних форм параллельно
существует неведомая  ему, фантомная  жизнь, для  которой  он,  скорее
всего, является  лишь сверхплотной бесформенной массой или неизвестным
природным явлением.

   - Я  живое разумное существо! - крикнул Лупцов вдогонку привидению,
а Люцифер в ответ на это взвизгнул, будто тоненько рассмеялся, кинулся
в угол комнаты и принялся скрести доски.

   Лупцов и  сам еще  при осмотре  дома заметил  этот прямоугольник  в
углу, который был не чем иным, как крышкой погреба.
   Погреб  оказался   большим  и  глубоким,  с  кирпичными  стенами  и
крепкими, навечно  поставленными стеллажами.  На стеллажах  вдоль стен
стройными   рядами    стояли   разнокалиберные   банки   с   вареньем,
консервированными овощами  и соками.  Ощупывая банки, Лупцов проглотил
слюну, прикинул,  на сколько  хватит всего  этого богатства,  и по его
подсчетам вышло,  что год  он вполне  может протянуть  на одних только
консервах. Но  эйфория от  находки  прошла  быстро.  Подсчет  напомнил
Лупцову о  том, что  когда-нибудь продукты  кончатся, к тому времени в
лесу вымрут  последние животные,  и он  встанет перед  выбором,  перед
страшным выбором: какой ему умирать смертью. Вываляться ли в плесени и
к утру превратиться в кокон или умереть голодной смертью.

   На глаза  Лупцову попалась  большая, не менее трех литров, бутыль с
прозрачной жидкостью.  И легкий синевато-жемчужный оттенок, и газетная
дуля, которой  бвла заткнута  бутыль, навели Лупцова на мысль, что это
обыкновенный самогон.

   Находка пришлась  как нельзя  более кстати.  Лупцову вдруг  страшно
захотелось выпить.  Он выставил  бутыль на  пол, выбрался из погреба и
прикрикнул на Люцифера, который принялся грызть газетную дулю.

   Люцифер радостно  взвизгнул, отпрянул от бутыли и как разыгравшийся
щенок начал  нападать на  Лупцова,  то  вставая  на  задние  лапы,  то
прижимаясь к  полу всем  телом. Он делал это неуклюже и тяжело, громко
ударяя лапами  по полу и, как показалось Лупцову, именно из-за этого в
комнате появилось белесое, едва видимое при дневном свете, привидение.
Оно прошло между Лупцовым и собакой, и Люцифер моментально успокоился.
Это обстоятельство  озадачило  Лупцова.  Он  подумал,  что,  наверное,
существует  какая-то   связь  между  поведением  собаки  и  появлением
фантомов.

   Ничего удивительного  в этом  Лупцов не видел. Его удивляло лишь то
спокойствие  и  даже  покорность,  с  которым  собака  реагировала  на
появление пришельцев.  А последний случай даже навел Лупцова на мысль,
что собака  слушается их, а может, и подослана ими. Для чего Лупцов не
стал додумывать.  Его все  больше начинало  раздроажать то,  что он не
один в  доме, и эти странные существа - возможные виновники трагедии -
беспардонно  вмешиваются   в  его   жизнь,  незримо,  или  почти  так,
присутствуют в  его новом  жилище, а может, и наблюдают за ним, как за
лабораторным кроликом.  Раздражало  Лупцова  и  его  полное  бессилие,
невозможность как-то воспротивиться этому или хотя бы узнать у гостей,
зачем они здесь и чего хотят.

   День подходил к концу, когда с улицы донесся знакомый рокот мощного
двигателя. Как  сумасшедший, Лупцов  сорвался с  места и  выскочил  из
дома... По  дороге из Москвы в гору тяжело поднимался грузовик. Одолев
подъем, он начал быстро набирать скорость, а Лупцов вышел на обочину и
поднял руку.  Ему хотелось  распросить шофера  о том,  что же все-таки
происходит в Москве, много ли народу ослось в живых, и что себе думает
правительство -  собирается ли  оно как-то бороться с этой заразой? Но
шофер, не  сбавляя скорости,  направил машину  на Лупцова,  и тот едва
успел отскочить  к забору.  Лупцову удалось лишь увидеть безумное лицо
шофера - тот как-то страшно скалился и вертел головой во все стороны.

   - Сволочь,  - пробормотал  Лупцов. - Если и не все погибли, то уж с
ума точно  посходили. - В этот момент Лупцова охватило такое отчаяние,
он с  такой ясностью  и определенностью  понял, что возврата к старой,
нормальной  жизни   не  будет,   что  весь  мир  погиб  или  бьется  в
предсмертной агонии,  что на смену человечеству на Землю пришла другая
жизнь, другой  разум, который  именно сейчас  бесстрастно наблюдает за
гибелью целой цивилизации и, наверное, уже празднует свою победу.

   - Гады!  - закричал Лупцов. - От меня вы этого не дождетесь. Я буду
жрать вашу  поганую плесень,  варить и  жрать! Я  не сойду с ума и еще
посмотрю на  вас. Может,  успею прикончить  парочку. -  Громко  топая,
Лупцов вошел  в дом,  откупорил бутыль  и  налил  себе  полную  кружку
самогона. Люцифер  сидел у  дивана и внимательно смотрел на хозяина, а
Лупцов кивнул  ему, пробормотал,  - посмотрим,  что ты  за птица,  - а
затем выпил самогон крупными глотками.

   Он еще  не успел  отфыркаться и оттрясти головой, как почувствовал,
что стремительно  пьянеет. За эти дни он ел всего лишь один раз, много
нервничал, наверное,  поэтому  опьянение  его  походило  на  свободное
падение. Все  мельтешило у него перед глазами: стены плыли, пол уходил
из-под дивана широким дощатым эскалатором, стол, а вместе с ним и все,
что на  нем стояло,  плясал, как  живой, выгибая,  словно кошка,  свою
мощную дубовую столешницу.

   Лупцов потряс  головой, сплюнул  на пол  и посмотрел  на  Люцифера.
После этого он испуганно откинулся на спину, чуть не рразбив затылок о
стену. В  наступающих сумерках,  в пьяном  мареве,  среди  изломанных,
потерявших  свои   очертания  предметов,  на  колченогом  стуле  сидел
чернявый гражданин  с  кавказскими  усиками  и  в  темном,  совершенно
бесформенном  костюме.  И  хотя  Лупцову  так  и  не  удалось  уловить
выражение лица  чернявого незнакомца,  для себя  он отметил, что вид у
гостя прегрозный,  хотя и  спокойный. Он  сидел, положив ногу на ногу,
криво улыбался и смотрел на Лупцова отнюдь не по-собачьи.

   - Люцифер, - машинально прошептал Лупцов.

   - Именно Люцифер, - важно ответил гость.

   - А пес... то естьл дог, собака где? - растерянно спросил Лупцов.

   - Собака? - удивился чернявый. - Что вы имеете в виду?

   - У  меня дог  был, здесь  вот... жил  со  мной.  Я  его  Люцифером
называл. Огромный черный дог. Я его спас от смерти.

   - Да-а?  - насмешливо  спросил гость.  -  А  крысы  под  ногами  не
шастают? Может клизму поставить? Хотя от рисовой каши...

   - От  рисовой, -  автоматически повторил  Лупцов  и,  спохватившись
спросил: - Откуда вы знаете?

   - Фу ты6 как тебя развезло, - ответил чернявый. - Вместе жрали. - И
пока Лупцов  сопоставлял прочитанное у Гете с действительностью, гость
подумал и спросил:

   - Значит  ты здесь  с собакой  живешь? -  вопрос  прозв