ь туда.
            Но не тут-то было. Сами все собрались, а меня "завернули".
            Опять надо идти мыть руки. Я ведь их уже вчера мыл.
            Кто бы свет зажег.
            Ага, сам щелкнул и загорелся.
            Папа подталкивает к раковине, открывает холодную воду, вставляет мне
      в руки мыло.
            Пусть включит теплую воду погромче.
            Ладно, так и быть, полотенце поделим по-братски.
            Вот и прыгнул на стул.
            Так, посмотрим. Что там сегодня?
            Снова одно и то же. Попробовали бы поесть эту кашу вместе со мной.
      Она не вкусная, совсем как простыня. Навалили целую гору. Что я - слон или
      лошадь? И не осел вовсе. Да не мычу, а говорю.
            Как же мне не давиться?
            Сами-то колбаску лопают. А ребенок - что?
            Ну и паршива же эта ложка. :))
            В руках вертится. Лезет, гадина, в ухо и в нос. Ай, и в глаз.
            Но, с размаху, чаще всего - в щеку. А, знаю! Во моем рту - зубы, и
      она оч-чень боится этих двух. Аж звенит во рту от страха.
            Жую, жую, жую.
            Наконец заслужил вкусный компот. Спасиба!
            Сразу спать почему-то захотелось.
            Всем - приветик.
            А ведь вырасту - будут заставлять мыть посуду. Слышал, что "она
      бьется к счастью". Но за это счастье может крепко влететь.
      НОЧНЫЕ СКРИПЫ
            Стемнело.
            По телевизору закончили показывать детскую "чаку-чаку".
            Только мой папа подошел к двери, как через щель тут же вполз первый,
      самый толстый Скрип.
            А потом этот Скрип исчез. Видно его напугала противная и щекотливая
      муха. Она, как будто у себя дома, топая ногами, пробежала по руке и влезла
      на палец. Потом перепрыгнула на кровать и стала радостно потирать лапки -
      я ведь не успел до нее дотянуться. Шустрая!
            Тогда я раскрыл пошире рот и выдохнул до-о-о-лго, зашевелив животом.

            Сразу попритих за стеной телевизор.
            Потом появилась мама. Да много-много маленьких Скрипиков побежали в
      разные стороны от маминых ног. Они смеялись при каждом движении, а шаги
      были бесшумными. Это, наверное, особенно веселило каждую досточку. Они
      заиграли в свои деревянные дудочки все громче и громче.
            Один Скрип залез маме подмышку, когда она наклонилась над моею
      кроваткой.
            Я замер, закрыл глаза.
            Ее рука пошла по моим волосам. И ходила там долго-долго.
            Какие-то далекие девочки-скрипочки болтали все тише и глуше, пока
      все не слилось в жужжание мухи высоко над головой.
            Утром проснулся - мамы в комнате нет. ;)
            По стенке крадется солнечный зайчик. Наверное, он теплый и добрый.
      Как мама.
      УКРОЩЕНИЕ ШНУРКОВ
            Чтобы пойти на прогулку, мне нужно поймать двух вертких змей, что
      живут каждая в своем ботинке.
            Они, как улитки, наполовину высунулись из домиков, но прыгать сквозь
      ушко наотрез отказались. Какие упрямые эти шнурки!
            А один к тому же - лохматый.
            И тут на выручку пришли знаменитые укротители - Мамины пальцы.
            И шнуркам некуда деться - стали весело прыгать из ушка в ушко.
            Вдруг зазвонил телефон.
            А осталось всего-то: шнурки завязать.
            Не до бантиков - хоть бы узлом!
            Извиваются в пальцах, червяки косолапые.
            Алешке-то хорошо. На его ботинках "липучки".
            Уф! Вроде связались. Но, кажется, слабо. Все-таки Ноги вышли из
      дома.
            Шаг шагнул - и шнурки расцепились.
            Скользнули в траву.
            Я упал.
            Земля бросилась прямо в лицо.
            Трава лезет в глаза, в рот и в нос.
            И коленка саднит.
            Какие противные вы, шнурки.
            Но завтра я все же добьюсь своего.
      НАКАЗАНИЕ ТЫ МОЕ!
            Так любит говорить моя мама.
            Вчера мы с ребятами размазывали ботинками лужи у подъезда. Сашка
      начал топать и окатывать всех до головы. Немного промокли ноги. И я тоже
      виноват. Мои носки можно было выжимать . Выжимал их сам.
            А ночью я уже плавал и подавал гудки в красноватом, душном тумане.
      Куда-то звонили, тихо шумели, кто-то приезжал.
            Сейчас весь в соплях. Нет, что бы не говорил Алешка, своя сопля
      всегда слаще.
            У неба тоже насморк: оттуда течет и течет.
            Немного приподнимусь на локтях, а то противно так лежать да лежать.
      Там, за окном, интересней.
            Шелестят дождинки, и лениво кивают мокрые ветки.
            Ой, мама зашла. Нет, это папа. Потоптался, погладил мне лоб. Ушел.
            Ма-а-ма! Не слышит. Чем-то звенит на кухне.
            Ма-а-ма! Да нет, ничего. Так, соскучился. :))
            Ма, смотри-смотри, собачка делает "ласточку". Ну чего ты так быстро
      уходишь?
            Нет, на дождь (если он не кончится за болезнь) я и выздоровею -
      больше не вылезу. Не уговаривайте, что гулять нужно для моего здоровья.
      Для моего насморка - это да.
            Заболеть бы покрепче. Правда, немного больно - уколы. Но зато все
      равно хорошо - все носятся со мной и приносят прямо в кровать много
      вкусностей.
            Вот поправлюсь из постельного режима - и папа отнесет меня на руках
      на кухню. Будем обедать. А кто такой Аппетит?
            Знаю, Знаю. Но его пока нет.
            Обязательно столкну со стола на пол чашку.
            Интересно, как меня тогда накажут? Пусть только попробуют. Заболею
      еще сильнее. Ну вот. Становится темно. Опять надо спать.
            Надоело.


      КОМАРИХА
            Однажды папа мне рассказал, что из всех комарей кусаются только
      комарихи.
            Это было оч-ч-чень странно. Ведь у нас дерутся и кусаются-то
      мальчишки! Но потом все стало ясно: им нужно кормить моей детской кровью
      своих комаренышей.
            И вот сразу после завтрака я отправился в самое комариное, хлюпающее
      место на даче, выставив руку вперед.
            Садись комариха!
            А никого нет и нет.
            Они видно долго меня рассматривали или спорили: кому со мной под
      силу справиться, потому что прилетела самая сильная.
            Огромная как вертолет и с носом как у слона.
            Долго топталась у меня на локте, тыкала своим тупым хоботом.
            Он даже гнулся.
            А потом все же куснула.
            Моя капелька крови быстро наполнила ее бензобак.
            Понимаю, что комарихи не говорят.
            Но ведь я же терпел.
            Не пугал ее свободной рукою. Хоть и мог.
            Не то что никакого "спасиба" - даже головой не повела в мою сторону.

            А, улетая, даже лягнула меня.
      А ПАПА ЗНАЕТ
            Папа, смотри, какой приземистый домик. Как великан под землей. Вот
      сюда-то нам с тобою и надо. Такая сложная служба идет. Только давай
      тихо-тихо. Не мешай. Я сам хочу найти тут храмовую икону. Ура. Она - вот
      она. Нашлась, голубушка. Она - самая золотая. Давай проберемся потихоньку
      через бабушек поближе. Смотри, какой Спасик прямо на потолке. Ой, и над
      дверьми он тоже есть.
            Зачем у тети Гаврииловны крылья, ведь она же не птица? А вот и
      неправда, она тетя, а не дядя. Видишь, и руки под носом сложила в ладони.
      :)
            Жалко, что до сих пор ни одной молитвы не знаю. Тогда ты расскажи.
      Нет-нет, "Отче Ваш" я слышал, давай что-нибудь новое. Ладно, думай, но
      побыстрее.
            Смотри, дяде успели голову мечом разломить, а тетю красивую
      пожалели.
            Хочу вот этот свой обдуванчик древним воинам на могилку положить -
      они устали воевать. Этот дядя рядом с тетей уснул, как ты рядом с мамой,
      да?
            А здесь, видно, кто-то Малыша зарыл. И я так хочу.
            Наконец-то пробрались к батюшке. Он красивый. И одет как икона.
      Только шапка тяжелая. И что же это за город, куда Иисусик на осленке
      въехал? А куда дальше Христос поехал? На распятие, да?
            Ему там было больно, да? Я его жалею. Пап, ну послушай, как же вот
      эта тетя говорит, что Христоса не было, когда его распнули, видишь?
            А вот этот Спасик не очень красивый - у него глаза вместе. У меня
      тоже было внутри счастье. Тоже гармоника, только чуть поменьше. А почему
      на выходе у людей лица такие радостные и тихие? Смотри, здесь купол как
      небо - со звездами. А внутри там, значит, ракеты летают, да? Знаю, под
      самым большим кумполом живет Бог. А кто под этими колокольчиками лежит?
      Пап, правда, нельзя разрушать церкви? И с палкой гоняться за Богом тоже
      нельзя.
            ... Мам, что такое Бог? А папа знает.
      ОТОМКНУЛИ СТАРУЮ МОСКВУ
            Папочка, давай Арбат ножным пешком весь истопчем.
            Знаю-знаю, отсюда Маргарита на метелке голышом вылетала.
            Пойдем дальше. Но рассказывать, чур, буду я.
            Видишь, Гоголь сидит вниз носом. Он, наверное, замерз и поэтому
      очень грустный. А ТОТ Гоголь, второй, был словно генерал. Он жил вон в том
      доме, а потом раз - и сразу умер.
            Ну, пап, куда ты смотришь? Смотри только вперед и немного - под
      ноги.
            Если в арке есть замковый камень, то должен быть и ключный.
            А эту розу я возьму, и очень-очень понюхаю. Пожалуй нет - можно
      насмерть нос уколоть.
            Давай выпустим всех червяков из Москвы в лес. Да оставь ты меня хоть
      на чуть-чуть в покое, и сам останься в покое.
            Машины такие грязные, что даже не видно, какого цвета они на самом
      деле. А вот эту машину так по голове трахнули, что окна высыпались.
            Это - памятник незнакомому солдату. Смотри, вон всамделишная
      свадьба. А под нами речка Неглинная хлюпает. Слышишь? Хочу стоять в этом
      гроте как памятник.
            Пап, ты знаешь, где самые давние в мире дубы? Они там еще в цепи
      закованы. Ну вот то-то. И я знаю.
            Нагулялись мы с тобою.
            Идем-ка домой.
            Маме расскажем, как мы дружно отомкнули старую Москву.
      ДИВАНЧИК НАБИТЫЙ СКАЗКАМИ
            Этот диванчик - мое самое любимое место в нашей квартире. Слаще
      всего забираться на него с ногами, в толстенных носках. Так бы слушать и
      слушать. Жаль, что сказки быстро кончаются. Тогда надену свои тапки и
      пойду по белу свету счастья искать.
            Папа, если ты сядешь на мою кроватку - она сломается, как мишуткина.
      Знаешь, мне уже давно хочется быть во взрослой сказке. И вообще пора
      волшебной палочкой превратить меня в октябренка.
            Расскажу тебе вот что. Однажды в деревне козлиха: хвать в магазине
      молока - и попоила своего козленочка. Ну, козлик, куда же ты идешь в ЭТОМУ
      волку? Это не наш волк. Мама-коза тебя зовет, а ты уже...съетый.
            И ты, папа, не пей из бутылки - бутыленочком станешь.
            Никаких волков и Баб-Ег в моем сказочном лесу нет.
            Да, я все-таки смелый. Но от Бабы-Яги, когда она прилетит, лучше
      отодвинусь.
            Куда это запропастилась Качель Бессмертная?
            Смотри, а то он и Яга съедят наших косоглазиков по-настоящему.
            Пап, посмотри вот здесь на мою руку. Это Змей Горыныч прошлой ночью
      меня зубом ка-ак клюнул.
            Знаю-знаю: наш умный котишко так умеет на даче рыбачить, что ни за
      что не дает щуке долго плясать на свободе.
            А вообще-то Баба-Яга - моя подружка. ;o))
            Пап, а почему все же не дедка Черномор, а дядька?
            Балда ведь был на самом деле хороший, ты осознаешь?
            Не хочешь быть, дорогая старуха, крестьянкой. Хочешь, наверное, быть
      во дворце служанкой?
            Ты представляешь, неужели и самой разволшебной сказке будет конец?
            Пап, тогда тебе задание на дом: надо сделать ребенку еще одну
      сказку. Про Золотого петушка и его Золотую рыбку. А мне, чур, насовсем
      останется этот диванчик, набитый сказками.
      КРАСНЫЙ СОН
            Ну вот. Разбудили. А еще совсем темно. Какое жаркое одеяло. Тяжелое,
      как большой удав. Сильно его пинаю, освобождаю ноги, ворочаюсь с боку на
      бок. Никак не могу снова уснуть. Во мне шевелится неясное чувство. Словно
      меня кто-то окликнул. Только вот не пойму - кто.
            И что это за сон приснился? Даже не сон, а картина во всю стену как
      раз над головой. Не могу воздух вздохнуть до конца. Чуть прикрою глаза и
      снова все вижу. Какая-то темно-красная стена. И большая тень бородатого
      солдата в папахе и с винтовкой на ремне. Солдат смотрит на меня неотрывно.
      Открываю глаза - все пропадает.
            За дверью - чуть слышные голоса. Давно уже пора им угомониться.
      Двигают стулья. Шаги такие, будто носят тяжелое. Звуки отрывистые.
      Плоховато слышно.
            И опять тишина. Вроде бы где-то за стенкою плач. Странно. Среди
      ночи-то. Хорошо, хоть сюда никто не входит. Но полоска света под дверью
      никак не исчезает.
            Вот и ленивое утро. Почему у всех глаза красные? В доме вдруг
      тихо-тихо. А где папа?
            Да не пойду на улицу. Хочу быть дома. Нет, все же одели и вытолкали.
      Прямо как маленького.
            Ой, Сашка, напугал, чертяка.. Че это у тебя такое красивое? Велик,
      да? Ну и что. Подумаешь! А у меня зато вчера папа умер.
      ВОРОБЕЙКО
      Пусть большие все коровы -
      Ты будь маленьким...
            Отгрохотало и обожгло лето. Не успел и недели походить в школу, как
      зарядили дожди. Что-то не спится. Папа умер в такой же вот дождь, и образ
      его почти стерся. Стою у окна и сквозь зигзаги струек смотрю на хмурое
      утро. На подоконнике поскользнулся и смешно взмахнул крыльями мой брат -
      воробей. Лужи пузырятся и морщатся. Ногам противно ступать в эту слякоть.
      Ботинки и носки сразу же промокают, а идти в школу надо. Рядом с нашим
      домом - стройка. Ревущие машины беспрерывно утюжат грязь. Огромные ее
      ошметки "украшают" и без того разбитую, совсем истерзанную дорогу.
            - Ма, ты уже ушла?
            Не слышит.
            Я особенно боюсь, когда она надолго застывает у окна, опустив руки.
      А сегодня ее что-то совсем не слышно. Родная мама, встает ни свет, ни
      заря: за ради чего? Ради этой своей ежедневной каторги. Суетливой и к тому
      же почти бесплатной. Всегда считает копейки. А на автобусной остановке -
      злой ветер, и сердитые невыспанные люди. Тряска долгого пути выматывает
      нервы и силы. Все еле дотаскиваются туда и обратно. Знаю, что на работе у
      нее очень шумно. Это здорово слышно по телефону. Наверное, поэтому мне
      страшно вырастать. И в школу идти не хочу. Ага, вот и мама уже звонит -
      будит меня. Значит, добралась на свою работу. Надо скинуть остатки дремы -
      с глаз, сделать зарядку, почистить зубы, встряхнуться. А то как-то
      оцепенел. Тогда подогретые завтрак и чай не будут такими противными. Как
      хочется хоть чуть-чуть вкусненького! Опять по радио вести с полей. Сказали
      бы, когда можно будет вдоволь пожрать, да не гнить в этих вязких и
      бесконечных очередях буквально за всем. Противно и безысходно. Тепе рь вот
      начали диктовать ненужные справочные телефоны. Цифры лезут в уши. Они
      длинны, назойливы и просто мерзки. Но радио выключать нельзя. Скажут
      прогноз. А впрочем - какого черта! Ведь с дождями и ветром все уже ясно и
      так. Пропади все пропадом.
            Нужно топать "в родную школу". Уроки вроде выучил, так ведь снова не
      спросят. А опять не выучу - попадусь. После занятий снова будет
      подкарауливать петровская шобла и квасить мне сопатку. Злобно и методично.
      Все по очереди. Каждый день. И все находят, сучки, за что ко мне
      прицепиться. Он, ухмыляясь, говорит, что это - "его работа, и будет бить,
      пока меня не убьет". Брат не вступится - даже слышать об этом не хочет.
      Интересно, бывает ли иная жизнь? Хочу ЕЕ, а не этот каждодневный одуряющий
      сон. Хорошо бы остаться в детстве навсегда. После школы - тягомотина
      подготовки домашних заданий. А за окном - все те же дождь и грязь.
      Противно и мокро. Будто дождь стучится где-то внутри, во мне. Ругань и не
      больные подзатыльники усталой, измотанной мамы. Шипение и оплеухи от
      брата. Темнота, слезы в подушку и полусон-полубред до утра. А назавтра
      весь этот калейдоскоп сначала.
            Снова стою у окна, и сыплет бесконечный липкий дождина. Ты смотри.
      Мой-то воробышек лежит кверху клювом, подвернув неловко крыло. И вдруг
      ускользнула сквозь лапки вся его беззаботная птичья желторотость.
            Сегодня я решился. Набрал в школе побольше старых газет. Пришел
      раньше всех. У последней, у петровской парты насовал газеты в ведро и - за
      батарею. Закупорил все форточки. Запер дверь ножкой стула. А когда дали
      звонок, и класс начал долбить в дверь каблуками, поджег газеты сразу в
      трех местах. Потянули к завучу. Долго и нудно кричали. Маме после работы
      надо будет явиться со мной в школу.
            А я домой не пойду. Вот залез на чердак, потом - через слуховое - на
      крышу. И как же здесь высоко! Вон там, по самому краю привычно попрыгивал
      воробьишко. А сегодня, смирный и мокрый, валяется далеко внизу, под окном,
      вывернув мокрую руку-крыло. Теперь наплевать ему на привычную серую
      ежедневность. И я не хочу и не буду привыкать ко всей этой скуке, к дождю,
      и к побоям! Прикрыл глаза. Просмотрел калейдоскоп самых сладких мгновений.
      Иду, воробейко...
      * * *




Миражи Детства | ТАиЖНЫЕ БЫЛИТАиЖНЫЕ БЫЛИ
      (бабушкины рассказы)
      Детям.
      Внукам.
      Правнукам.
      УТЯТА
            В бескрайней тайге есть такие уголки первозданной природы, которыми
      невозможно не любоваться. Вот сверху по сопке бежит-журчит ручей. Потом
      вдруг - тишина, и вниз как зеркало - водная заводь. Задумчивая вода не
      колыхнется.
            Грациозно плавает дикая уточка с выводком беспокойных и шумных утят.
      Они плещутся, кувыркаются, а мать плавает кругами и зорко их охраняет.
            Вдруг кто-то нарушил тишину - и вмиг утята наперегонки устремились
      не вниз, а вверх по ручью. Да так быстро, словно дети бегут на чердак по
      ступенькам.
            И вот уже вся семья в колючих кустах. Опять все тихо и сонно.
      *
      ТЕЛЕНОЧЕК
            Витька был молодым пареньком - рабочим строительной бригады нашей
      геологической партии. Работал он недавно, может быть именно поэтому и не
      знал, когда и на какое зверье можно охотиться, а когда это творить
      запрещено. Пошел однажды в сумрачную и притихшую тайгу с ружьем, да убил
      оленя-матку. Наши мужики хотели за это как следует проучить Витьку, но
      потом все же пожалели. Только мясо этой великолепной до выстрела оленихи
      никто в геологической партии есть не стал.
            А на следующий день, по еще не остывшим материнским следам пришел к
      нам совсем маленький олень-теленочек. Он чуть пошатывался на тоненьких,
      голенастых ножках и дрожал всем своим тельцем от испуга, а скорее всего -
      от усталости безнадежных поисков и подтачивающего его силенки голода. В
      глазах - крупных вишенках - была у него смертная, почти человеческая
      тоска. Тотчас же был безвыходно окружен множеством собак и щенков, которые
      вопреки своей привычке - не лаяли, а смотрели не него с явным недоумением
      - уж очень был мал, напуган всеобщим вниманием и жалок. Когда подошли люди
      - испугался