и.
     - Мы не можем подобрать хороший  персонал,  -  ответила  она  ему.  -
Видите ли, оклады такие низкие...
     - Тогда им надо платить больше.
     Вместо того, чтобы пожать плечами, как делали остальные, она кивнула.
     - Я знаю. Я написала два письма в  "Попечитель",  не  называя  своего
имени, и одно из них было опубликовано.
     Он уволился вскоре после этого разговора и не видел ее несколько лет.
     Ему было двадцать.


     Иоанн Креститель вернулся однажды в сопровождении двадцати учеников.
     Глогер заметил его, когда загонял коз на ночь в пещеру. Он  подождал,
пока Иоанн приблизился. Сначала Креститель не узнал его, затем рассмеялся.
     - Ну, Эммануил, ты стал настоящим ессеем,  как  я  поглажу.  Они  уже
крестили тебя?
     Глогер кивнул.
     - Да.
     - Хорошо. - Затем Креститель нахмурился, словно что-то вспомнил. -  Я
был в Иерусалиме, - сказал он. - Повидался с друзьями.
     - И какие новости?
     Креститель откровенно посмотрел ему в глаза.
     - Что ты, скорее всего, не шпион римлян или Ирода.
     - Я рад, что ты так решил, - улыбнулся Глогер.
     Угрюмые черты лица Иоанна смягчились. Он улыбнулся и пожал  на  манер
римлян руку Глогера.
     - Итак, ты - наш друг. Возможно, более, чем друг...
     Глогер нахмурился.
     - Я не понимаю  тебя,  -  он  чувствовал  облегчение  от  мысли,  что
Креститель, который все это время проверял, не шпион  ли  он,  решил,  что
Глогер - друг.
     - Я думаю, ты знаешь, что я имею в виду, - сказал Иоанн.
     Глогер был утомлен. Он ел очень мало и  провел  день  на  солнцепеке,
выпасая коз. Он зевнул и не смог заставить себя продолжить разговор.
     - Я не... - начал он.
     Лицо Иоанна на мгновение помрачнело, затем он неловко рассмеялся.
     - Ничего сейчас не говори. Поедим вместе, у меня  есть  дикий  мед  и
саранча.
     Глогер еще не ел эту  пищу.  Таков  обычно  рацион  путешественников,
питающихся тем, что можно отыскать по  дороге.  В  некоторых  странах  это
считается лакомством.
     - Спасибо, - сказал он. - До вечера.
     Иоанн улыбнулся загадочно,  затем  пошел  в  поселок,  сопровождаемый
учениками.
     Озадаченный Глогер загнал коз в  пещеру  и  закрыл  плетеные  ворота.
Затем он направился к себе и улегся на солому.
     Очевидно, Креститель видел в нем кандидата на какую-то роль  в  своей
схеме событий.


     Вся трава, все деревья, все солнечные дни с Евой, милой, девственной,
восхитительной. Он  встретил  ее  в  Оксфорде,  на  вечеринке  у  Джерарда
Фридмена, журналиста, специализировавшегося на оккультной литературе.
     На  следующий  день  они  гуляли  вдоль  Изиса,   глядя   на   баржи,
прилепившиеся к противоположному берегу, на рыбачивших мальчишек, на шпили
колледжа вдали.
     Она была задумчива.
     - Не тревожься так сильно,  Карл.  Нет  ничего  совершенного.  Ты  же
можешь принимать жизнь, как она есть?!
     Она была первой девушкой, с  которой  он  чувствовал  себя  спокойно.
Глогер засмеялся.
     - Думаю, да. Почему бы и нет?
     Она  была  такой  прелестной.  Ее   белокурые   волосы,   длинные   и
шелковистые, часто  спадали  на  лицо,  закрывая  большие  голубые  глаза,
глядящие так искренно независимо от того, была ли она серьезна или шутила.
Те несколько недель он принимал жизнь, какой она была.  Они  спали  в  его
маленькой комнате на чердаке дома Фридмена, не тревожимые даже  похотливым
интересом хозяина к их связи, не обращая внимания на письма,  которые  она
иногда получала от родителей, спрашивавших, когда она вернется домой.
     Ей было восемнадцать, впервые в Сомервилле, и были каникулы.
     В  первый  раз,  насколько  он  припоминал,  его  кто-то  любил.  Она
безраздельно  любила  его,  а  он  ее.  Сперва   ее   страсть   и   забота
обескураживали Глогера, внушали ему подозрение, так как он не  верил,  что
кто-то может чувствовать такую любовь к нему. Постепенно он поверил в  это
и полюбил сам в ответ. Находясь в разлуке, они писали друг другу неуклюжие
любовные стихи.
     - Ты такой хороший, Карл, - говорила она. -  Ты  можешь  сделать  для
мира что-то чудесное.
     Он смеялся.
     - Единственный талант, который у меня есть, - это жалость к себе.
     - Стремление к самопознанию - вот что это.
     Он пытался  развеять  ее  идеалистические  представления,  но  только
убедил в собственной скромности.
     - Ты как... как Персиваль... - сказала она ему однажды  ночью,  и  он
громко рассмеялся. Но, увидев, что причинил этим боль, поцеловал ее в лоб.
     - Не глупи, Ева.
     - Это правда, Карл. Ты ищешь священную чашу Грааля, и ты найдешь ее.
     Впечатленный ее верой, он подумал, не права ли  она.  Может,  у  него
есть предназначение? Она  заставила  его  почувствовать  себя  героем,  он
наслаждался ее обожанием.
     Карл провел для Фридмена  небольшое  исследование  и  заработал  этим
достаточно денег, чтобы купить  ей  маленький  серебряный  анк  (священный
крест, символизировавший в  древнем  Египте  жизнь).  Она  была  восхищена
подарком, так как питала в то время особый интерес к египтянам.
     Но Глогер не  долго  довольствовался  радостью  ее  любви.  Он  хотел
проверить эту любовь, убедиться в ней. Она  стал  напиваться  по  вечерам,
рассказывал ей грязные истории, затевал в пивных драки,  в  которых  делал
очевидным, что слишком труслив, чтобы продолжать их.
     И она стала отдаляться от него.
     - Ты заставляешь меня нервничать, - объясняла она печально.
     - В чем дело? Ты не можешь любить меня ради меня самого?  Ты  знаешь,
что это мне нравится. Я не Персиваль.
     - Ты опускаешься, Карл.
     - Я только пытаюсь показать, каков я на самом деле.
     - Но на самом деле ты не такой. Ты милый, хороший... добрый...
     - Я - жалеющий себя неудачник. Бери или уходи.
     Она ушла. Вернулась домой к родителям. Глогер написал ей письмо и  не
получил ответа. Тогда он приехал к ней, но родители сказали,  что  ее  нет
дома.
     Несколько месяцев его переполняло ужасное чувство  потери,  смятения.
Зачем он намеренно разрушил их отношения? Потому что он хотел,  чтобы  она
приняла его таким, какой он есть, а не каким она воображала его. Но  вдруг
она была права? Не отверг ли он возможность стать чем-то лучшим?  На  этот
вопрос Глогер ответить не мог.


     Один из учеников Крестителя пришел за ним часом позднее и повел в дом
на другой стороне долины.
     В доме было только две комнаты, одна - для еды, другая - для сна.
     Иоанн поджидал его в обеденной комнате  со  скудной  утварью,  жестом
пригласив сесть на хлопковую циновку  с  противоположной  стороны  низкого
стола, на котором стояла пища.
     Глогер сел и скрестил ноги. Иоанн улыбнулся и рукой указал на стол.
     - Начинай.
     Мед и саранча  оказались  слишком  сладкими,  но  это  было  приятным
разнообразием после ячменя и козьего молока.
     Иоанн Креститель ел с видимым удовольствием. Уже стемнело, и  комната
была освещена лампой  -  фитиль,  плавающий  в  чашке  с  маслом.  Снаружи
доносилось глухое бормотание, стоны и вскрики молящихся.
     Глогер макнул саранчу в чашку с медом.
     - Зачем ты хотел видеть меня, Иоанн?
     - Потому что пришло время.
     - Время для чего? Ты хочешь поднять народ Иудеи на  восстание  против
римлян?
     Крестителя встревожил прямой вопрос.
     - Если на то будет воля Адоная, - сказал  он,  не  поднимая  глаз  от
чашки с медом.
     - Римляне знают об этом?
     - Не думаю, Эммануил. Но Ирод-кровосмеситель, без сомнения, рассказал
им, что я призываю против неправедных.
     - Но римляне не арестовали тебя.
     - Пилат не посмеет из-за петиции, посланной императору Тиберию.
     - Что за петиция?
     - Ее подписали Ирод и фарисеи*, когда прокуратор Пилат убрал  щиты  с
обетами в Иерусалиме и хотел осквернить Храм. Тиберий одернул Пилата, и  с
тех пор,  хотя  он  и  ненавидит  евреев,  прокуратор  более  осторожен  в
обращении с ними.
     - Скажи мне, Иоанн, ты знаешь, сколько времени Тиберий правит в Риме?
- Раньше у Глогера не было возможности задать этот вопрос.
     - Четырнадцать лет.
     Это был 28 год нашей эры - чуть меньше  года  осталось  до  даты,  на
которой сходятся ученые, когда обсуждают вопрос датировки распятия. А  его
машина времени разбита!
     Сейчас  Иоанн  Креститель  готовит   вооруженное   восстание   против
оккупировавших Иудею римлян, но, если верить  Евангелию,  он  скоро  будет
обезглавлен по приказу Ирода. Так что никакого крупного  восстания  в  это
время не произошло.
     Даже те, кто считал, что приход Иисуса с  апостолами  в  Иерусалим  и
захват  Храма  являются  действиями  вооруженных  повстанцев,   не   нашли
письменных подтверждений, что это восстание возглавлял Иоанн.
     Ему снова пришла мысль, что он может предупредить Иоанна. Но  поверит
ли Креститель?  Скорее  всего,  нет.  Глогеру  Креститель  нравился.  Этот
человек являлся закаленным революционером, годами планировавшим  восстание
против римлян и неустанно увеличивавшим число своих последователей,  чтобы
попытка оказалась успешной.
     Иоанн очень напоминал  Глогеру  партизанского  вожака  времен  Второй
Мировой войны. Он обладал такой же  жестокостью  и  пониманием  реальности
своей позиции. Он знал, что  будет  иметь  всего  одну  попытку  сокрушить
когорты, оккупировавшие страну. Если восстание  затянется,  у  Рима  будет
достаточно времени, что послать дополнительные войска в Иерусалим.
     - Как ты считаешь, когда Адонай намерен  уничтожить  неправедных  при
твоем посредничестве? - тактично спросил Глогер.
     Иоанн взглянул на него с некоторым удивлением.
     - Пасха. Это время,  когда  народ  наиболее  взбудоражен  и  настроен
против чужеземцев, - сказал он.
     - Когда следующая Пасха?
     - Через несколько месяцев.
     Глогер некоторое время ел в молчании, затем посмотрел прямо  в  глаза
Крестителю.
     - Я играю какую-то роль в твоем плане, не так ли? - спросил он.
     Иоанн посмотрел на пол.
     - Ты был послан Адонаем помочь нам выполнить его волю.
     - Как я могу помочь тебе?
     - Ты - маг.
     - Я не умею делать чудеса.
     Иоанн вытер мед со своей бороды.
     - Я не могу поверить в это,  Эммануил.  Ты  появился  здесь  чудесным
образом. Ессеи не знали, дьявол ты или посланец Адоная.
     - Ни то и ни другое.
     - Почему ты сбиваешь меня  с  толку,  Эммануил?  Я  знаю,  что  ты  -
посланец  Адоная.  Ты  -  тот  знак,  который  ждали  ессеи.  Время  почти
наступило. Царство небесное скоро восстанет на земле. Идем с  нами.  Скажи
людям, что ты говоришь голосом Адоная. Покажи великие чудеса.
     - Твоя власть слабеет, не так ли? - Глогер  пристально  посмотрел  на
Иоанна. - Ты нуждаешься во мне, чтобы укрепить надежды повстанцев?
     - Ты говоришь, как римлянин, без всяких околичностей.
     Иоанн поднялся, рассердившись.
     Очевидно,  подобно  ессеям,  с   которыми   жил,   Иоанн   Креститель
предпочитал менее прямые способы  выражения  мыслей.  На  то  были  веские
причины, так как эти люди все время  боялись  предательства.  Даже  записи
ессеев были зашифрованы. Невинно выглядевшее слово или фраза  означали  на
самом деле совершенно другое.
     - Прости, Иоанн. Но скажи мне, прав ли я? - тихо проговорил Глогер.
     - Разве ты не маг, прибывший неизвестно откуда  в  той  колеснице?  -
Креститель махнул рукой и пожал плечами. - Мои люди  видели  твой  приход!
Они видели, как в воздухе появилась сверкающая сфера, треснула и позволила
тебе выйти из нее. Это ли не чудо? Одежда, которая была на  тебе  -  разве
это обычная одежда? Талисманы внутри колесницы - разве они  не  говорят  о
могущественном волшебстве? Пророк сказал, что мессия придет из  Египта,  и
звать его Эммануил. Так записано в книге Мики! Разве все это не правда?
     - По большей части, да. Но есть объяснение... - он замолчал, не сумев
придумать перевод слову "рациональное". - Я - обычный человек, как и ты. У
меня нет власти делать чудеса! Я только человек!
     Иоанн злобно нахмурился.
     - Значит, ты отказываешь нам в помощи?
     - Я благодарен тебе и ессеям.  Вы  спасли  мою  жизнь.  Если  я  могу
отплатить чем-нибудь...
     Иоанн решительно кивнул головой.
     - Ты можешь отплатить, Эммануил.
     - Как?
     - Стать великим магом, который мне нужен. Позволь мне предъявить тебя
тем, кто  стал  нетерпелив  и  сомневается  в  воле  Адоная.  Позволь  мне
рассказать, как ты появился  здесь.  Затем  ты  должен  сказать,  что  все
происходит по воле Адоная, и что они должны быть готовы исполнить ее.
     Иоанн пристально посмотрел на Глогера.
     - Согласен, Эммануил?
     - Иоанн, нет ли способа, которым я мог бы помочь тебе,  не  обманывая
ни тебя, ни себя, ни этих людей?..
     Иоанн задумчиво посмотрел на него.
     - Возможно, ты не осознаешь своего предназначения... - сказал  он.  -
Почему бы и нет? В самом деле, если бы ты стал  что-то  требовать,  я  еще
сильнее подозревал бы тебя. Эммануил, ты можешь поверить мне на слово,  ты
- тот, о котором говорило пророчество.
     Глогер почувствовал себя побежденным. Как он  мог  спорить  с  верой?
Может, он действительно тот человек, которого они ждали? Предположим,  был
некто, одаренный даром предвидения... О, это  чепуха!  Хотя,  что  он  мог
теперь сделать?
     - Иоанн, тебе  очень  нужно  знамение...  Но,  предположим,  появится
настоящий волшебник...
     - Он уже появился. Это ты. Я молился, и я знаю.
     Как же объяснить Иоанну, что только отчаянная необходимость в  помощи
убедила его? Глогер вздохнул.
     - Эммануил, ты поможешь народу Иудеи?
     Глогера передернуло.
     - Дай подумать, Иоанн. Мне нужен отдых.  Приходи  утром,  и  тогда  я
отвечу тебе.
     С некоторым удивлением он понял,  что  роли  их  поменялись.  Теперь,
вместо того, чтобы стараться  сохранить  расположение  Крестителя,  Глогер
повернул дело так, что Креститель стремился завоевать его расположение.
     Когда Глогер вернулся к себе в пещеру, то не  смог  сдержать  широкую
улыбку. Как, оказывается, просто получить власть. Но как использовать  эту
власть? Действительно ли у него есть предназначение? Сможет ли он изменить
историю и стать ответственным за помощь евреям в изгнании римлян?



                                    6

     - Быть евреем - значит быть бессмертным, - говорил ему Фридмен  через
несколько дней после того, как Ева вернулась к  своим  родителям.  -  Быть
евреем - значит иметь  предназначение,  даже  если  это  предназначение  -
просто выжить...
     Фридмен был высоким  массивным  человеком  с  бледным  полным  лицом,
циничным взглядом и почти совершенно лысый. Он любил  плотные  костюмы  из
зеленого твида. К Карлу Фридмен  относился  исключительно  великодушно  и,
казалось, почти ничего не ожидал в ответ - разве только  иногда  составить
аудиторию.
     - Быть евреем - значит  быть  мучеником.  Выпей  еще  наливки.  -  Он
пересек кабинет и налил для Карла еще в  большой  стакан.  -  Вот  где  ты
ошибался в ней, мой мальчик. Ты не смог выдержать успеха.
     - Не думаю, что это правда, Джерард. Я  хотел,  чтобы  она  принимала
меня таким, какой я есть...
     - Ты хотел, чтобы она принимала тебя таким, каким ты видел себя, а не
таким, каким видела она. Кто прав в этом случае? Ты видишь себя мучеником,
не так ли? Какая жалость! Такая хорошенькая девушка! Ты мог бы передать ее
мне вместо того, чтобы напрочь отпугнуть.
     - О, не надо, Джерард. Я любил ее!
     - Себя ты любил больше.
     - А кто нет?
     - Многие люди не любят себя  совсем.  Ты  любишь  себя,  и  это  твое
достоинство.
     - Ты делаешь из меня Нарцисса.
     - Ты не такой красивый, не обманывайся.
     - В любом случае не думаю, что это как-то связано с тем, что я еврей.
Ты и твое поколение всегда придают большое значение национальности. Вы как
бы требуете компенсацию за то, что происходило при Гитлере.
     - Возможно.
     - Как бы там ни было, я не настоящий еврей.  Меня  не  воспитывали  в
еврейской вере.
     - С твоей-то матерью, и ты не был воспитан, как еврей?!  Может  быть,
ты не ходил в синагогу, сынок, но ты многое получил другими путями...
     - О, Джерард, ты не ответил мне,  уводишь  в  сторону.  Я  все  время
думаю, как вернуть ее назад.
     - Забудь о ней. Найди себе хорошенькую еврейскую девушку.  Я  советую
тебе. Она поймет. Когда все сказано и сделано, Карл, эти нордические  типы
не годятся для того, что ты хочешь...
     - Боже! Я не знал, что ты расист!
     - Я только реалист...
     - Я уже это слышал.
     - Хорошо, если ты хочешь неприятностей...
     - Может быть, хочу.


     Отец...
     Наполненные болью глаза.
     Отец...
     Двигающиеся без слов губы.
     Тяжелый деревянный крест, барахтающийся в болоте, а с холма наблюдает
изящный серебряный крест.
     Черт... НЕТ!
     Не должен спрашивать...
     Только хотел... НЕТ!
     ПОМОГИ МНЕ!
     Нет.


     - В официальной религии нет ничего хорошего, - говорил ему  в  пивной
Джонни, недоучившийся приятель Джерарда. -  Она  просто  не  соответствует
времени. Ты должен найти ответ в себе. Медитация!
     У Джонни было худое, вечно обеспокоенное лицо. По словам Джерарда  он
учился на третьем курсе, и очень плохо.
     - От религии ты берешь только утешение, отвергая  ответственность,  -
сказал Фридмен, сидящий у стойки бара как раз позади Джонни.
     Карл засмеялся.
     Джонни повернулся к Джерарду.
     -  Это  типично,  не  так  ли?  Ты  не  знаешь,   о   чем   говоришь.
Ответственность? Я не пацифист, готовый умереть  за  свои  убеждения.  Это
больше, чем сделал бы ты.
     - У меня нет никаких убеждений...
     - Точно!
     Карл снова засмеялся.
     - Я буду пассивно сопротивляться любому человеку в этой пивной!
     - О, заткнись! Я нашел то, что не найдет ни один из вас.
     - Это, кажется, пошло тебе на пользу, - грубо сказал Карл,  сразу  же
пожалел об этом и положил руку на плечо Джонни, но юноша скинул ее и  ушел
из бара.
     Карл очень расстроился.
     - Не тревожься о Джонни, - сказал Джерард. - Он всегда попадается  на
чью-либо удочку.
     - Я не об этом. Он прав. Он имеет что-то, во что  верит.  Я  не  могу
найти ничего.
     - Так спокойнее.
     - Я не знаю, как ты можешь говорить о спокойствии при  твоем  мрачном
интересе к ведьмам и тому подобному.
     - У каждого свои проблемы, - сказал Джерард. - Выпей еще.
     Карл нахмурился.
     - Я напал на Джонни только потому, что он смутил  меня,  выставив  на
посмешище.
     - У каждого свои проблемы. Выпей еще.
     - Хорошо.


     Я пойман. Тону. Не могу быть самим  собой.  Сделан  тем,  что  хотели
другие.  Неужели  это  судьба  каждого  человека?  Не  были   ли   великие
индивидуалисты созданиями  своих  друзей,  которые  хотели  иметь  великих
индивидуалистов в качестве друзей?
     Великие индивидуалисты должны быть одиноки,  чтобы  люди  считали  их
неуязвимыми. Под конец их уже не воспринимают  людьми.  Обращаются  как  с
символом вещи, которой уже не существует. Они должны быть одинокими.
     Никому не нужными.
     Всегда есть какая-то причины быть одиноким.
     Никому не нужным...


     - Мама... я хочу...
     - Кому есть дело до того, что ты хочешь? Отсутствовать почти год!  Не
писать. Как насчет того, что хочу я? Где ты был? Я могла умереть...
     - Постарайся понять меня...
     - Зачем? Ты когда-нибудь пытался понять меня?
     - Да, я пытался...
     - Черта с два! Чего ты хочешь на этот раз?
     - Я хочу...
     - Разве я не говорила, доктор сказал мне...


     Одинок...
     Мне нужно...
     Я хочу...


     - Ты ничего не получишь в этом мире, чего не заработал. И  не  всегда
получишь даже то, что заработал.
     Пьяный  Глогер  облокотился  о  стойку  бара  и  слушал  низкорослого
краснолицего мужчину.
     - Есть масса людей, не получающих того, что они заслуживают, - сказал
бармен и з