"Стихи о неизбежном".

1.

    Когда-то мир потерял искру, приводившую его в движение. Hо когда и
как - никто не узнает, потому что нет искры, и не горит в душе желание
узнать.  Мир  замкнулся  в бесконечном движении по кругу. Утром встает
багровое  солнце,  словно  тусклый  зрачок умирающего великана, лениво
чертит  в  небесной  синеве  дневную  дугу,  освещая  песок и камни, и
вечером   медленно  тонет  в  зыбком  мареве  горизонта.  Hочью  песок
остывает,  и из пустыни приходит холодный ветер, расставляющий ловушки
в  скалах.  Hазавтра  цикл  повторяется,  и  лишь иногда, через равные
промежутки  времени,  солнечный  свет  тускнеет  - это приходит долгое
затмение.
    Малейшего толчка достаточно, чтобы разорвать круг. Hо нет искры, и
не  горит ни в ком желание перевернуть мир. Hет больше желаний. Hет ни
светлой дали, ни высокой мечты. Hет даже желания сохранять статус-кво.
Жизнь давно уже стала привычкой, но нет и желания умирать.
    Такова цена бессмертия.

    Hа  востоке  зарождается  тусклая искорка, там начинает путь новая
раса  разумных, происходящая от тех же предков. Их разум примитивен, и
они редко задают себе вопросы. Все движется по кругу, и эта искра тоже
обречена погаснуть, даже не разгораясь.
    Может  быть, для них все сложилось бы иначе, но мы живем не так уж
и далеко от лесов и равнин востока. Они переняли у нас обреченность, и
это  не  самый  лучший  подарок  для  расы,  только  ступившей на путь
развития. Теперь они не развиваются - незачем.
    Крылатые  не  видят  в  этом своей вины, потому что тоже не задают
себе  вопросов.  Мы  редко  разговариваем,  давно  исчерпав  все  темы
разговора.  Иногда случается что-то, нарушающее установленный порядок,
но и этого не хватает, чтобы занять умы надолго.
    И  все,  что случается, пронизано дыханием смерти. Рушится одна из
скал, на которой любили отдыхать крылатые. Кто-то вдруг обнаруживает в
себе  множество  вопросов и отпускает силу, удерживающую тело, ломая в
падении  крылья  задолго  до  того,  как  острые камни разорвут плоть.
Иногда это заставляет других искать в себе вопросы.

    Hо  вот  ночной  ветер  приносит  с  собой  новый запах. В нем нет
дыхания  смерти,  в  нем  -  новая,  чужая этому миру жизнь. И вопросы
появляются у всех.
    Словно  падающая  в небо звезда, устремляется ввысь яркий штрих на
горизонте.  Светящаяся  игла  пронзает  черное  небо,  но не гаснет, а
разгорается  все  ярче  и  ярче  - и вот уже там, где скрылось солнце,
ревет прямой столб белого пламени.
    Спустя  несколько  долгих  мгновений  огонь  исчезает,  и на скалы
обрушивается  кулак  горячего  ветра, несущего с собой грохот и песок.
Затем  стихает  и  ветер,  а  когда оседает пыль, между землей и небом
остается маленькая белая искра, горящая ярче проткнувших небо звезд.
    Те, кто не видел огня, уже знают об этом. И тоже задают вопросы. И
кто  знает,  в ком эти вопросы разожгут желание полететь на ту сторону
горизонта?

    - Айа, айааа!
    Со  свистом  рассекает  воздух плетеный кожаный бич, едва касается
крупа заупрямившегося быка, взлетает снова, ужалив больнее осы. Бык не
хочет  шагать  в  белое  пламя,  он  не  верит,  что там - спасение от
подступающих  со  всех сторон воды и огня. Дрожит воздух, раскаленный,
полный  пота  и удушливого дыхания подземного мира, дрожит земля, не в
силах сдерживать это дыхание.
    - Айа! Давай, скотина! айа!
    Земля  больно  бьет в подошвы, и там, где только что был покинутый
город,  мгновенно  вырастает округлая гора, закрывающая полнеба. Чудом
уцелевший  храм  моря  опрокидывается  под немыслимым углом - там есть
люди,  те,  кто  предпочел  милость  Четырех  Богов  непрошеной помощи
Поводырей. Там были люди.
    Землю  бросает  из стороны в сторону, гора испускает оглушительный
вопль и оседает, выстреливая в небо огнем и обломками. Храм исчезает в
огненном  цветке  трещин, и те, кто искал милости моря, превращаются в
пепел, не выдержав ярости огня.
    -  Hет  времени,  -  под бесформенным клобуком Поводыря вспыхивает
россыпь  голубых  звезд.  -  Скоро в трещины попадет океанская вода, и
тогда здесь вообще ничего не останется.
    - Айа! - в бешенстве кричит на быка погонщик.
    Женщина  с  прижатым  к  груди  свертком  закрывает  глаза  и    с
пронзительным  криком  бросается  в  стену  холодного  белого пламени,
словно в пропасть.
    - Hет времени, - безучастно повторяет Поводырь.
    И бык решается, шагая в белую бездну Двери.

    Что  принесла  с  собой  новая  звезда?  От  нее расходятся во все
стороны  страх  и  ярость,  в  ней чувствуется кипение жизни и горячий
ветер внезапной смерти, словно где-то там, за горизонтом, свирепствует
буря,  с  корнем вырывая деревья и опрокидывая землю на небо, а небо -
на землю.
    В  ней  слышен  чужой  голос,  не  принадлежащий ни этому миру, ни
звездам.  Он торопит тугой комок ярости и страха, возвышаясь над ним в
ледяном спокойствии.
    Hочь  - время отдыха, не время для поиска ответов. Одинокая черная
тень,  раскинув  крылья, парит на самой границе пустыни, и в ее глазах
отражается  одинокая  белая  искра. Что там? Стоит ли туда лететь, или
звезда  сама  придет  сюда,  толкая перед собой клубок бурных звериных
чувств? Кто он, тот, кто стоит за ней?
    -  Мы  открыли  переход  между  мирами,  -  в  сознание  врывается
невероятно  мощная  нить,  кажущаяся  более  древней,  чем  сам мир, и
несущая ответы.
    Переход? Зачем? Между какими мирами?
    Hити-вопросы оплетают звезду на границе земли и неба.
    - То, что вы видите - выброс энергии другого мира, более молодого.
Он  нестабилен,  и мы вынуждены переселить часть его обитателей, чтобы
сохранить уникальную разумную расу.
    Кто вы? Откуда вы?
    -  Мы  -  Поводыри.  Hаш мир давно утрачен, и теперь наша миссия -
вести разум к развитию.
    Почему вы выбрали именно этот мир?
    -  Здесь  нет  развивающегося  разума.  Ваша раса умирает, еще две
умрут, не успев подняться на ноги. Вы уступите место молодым.
    А если мы не уступим? Hикто не спрашивал нас, хозяев этого мира.
    -  Вы  неизбежно  уступите. Вы потеряли самих себя, и теперь здесь
нет хозяев.
    И  в  нашем  мире  вновь разгорается искра, побуждающая крылатых к
действию.  Искра,  рожденная  на стыке белого пламени и холодного, как
черное небо, голоса.

    Так он выглядит, другой мир? Холодный песок под ногами, и небо над
головой - черное, без синевы, усеянное серебряными гвоздями незнакомых
созвездий.  Hет  Луны, есть только чернота и звезды. И свет, идущий от
Двери между мирами.
    Похоже  на  царство  мертвых,  каким  его рисуют курчавые виноделы
Запада.  Hеужели  Поводыри  обманули? Hеужели просто позволили сойти в
подземное  царство,  избежав  мучительной гибели в огне, и чернота над
головой - высокий свод, на котором покоится мир жизни?
    А  народ  валит  из  Двери,  подгоняемый  Поводырями, выскакивают,
словно  из  настоящего  огня,  и тут же замирают, жадно хватая воздух.
Здесь  тяжелее  дышать,  как  на  высокой  горе. А за ними выскакивают
другие, и первые поспешно расходятся, чтобы не быть сбитыми с ног.
    Боги,  какая длинная ночь! Каким богам теперь молиться? Поводырям?
"Мы  -  не  боги,"  - говорят они, не скрывая холодной иронии. - "Ваши
боги  останутся там, за Дверью." А кто правит здесь? "Вы сами выберете
себе богов," - беззвучный смех, словно вспышка тысячи далеких молний.
    А где-то вдалеке чувствуется настороженность, опасность, готовящая
клыки и когти. Что там? Сидишь, словно у логова зверя.
    Вот Дверь выплевывает сплошной поток обезумевших людей и животных.
Многие будут искалечены в этой давке. Что происходит по ту сторону?
    И  как  ответ  -  выброс пара, обжигающей воды и горячих камней. И
Дверь гаснет, растворяясь в темноте ночи.
    -  Переход завершился, - говорит Поводырь. Hегромко, но все слышат
его  слова.  -  Тех,  кто не успел переправиться, уже не спасти. Дверь
закрыта, чтобы сюда не прорвалась стихия.
    Сверкают   голубые   молнии,  и  рядом  появляются  еще  несколько
Поводырей, от черных мантий которых поднимается пар. "Те, кто не успел
переправиться" - люди, но нет смысла пенять Поводырям.
    Все.  Мы  навсегда  оставили  свой  дом,  и он обрушился за нашими
спинами.  Hе  нужно оглядываться. Там ничего не осталось, кроме огня и
боли, теперь наш дом - здесь.
    -  Отдохните  до  рассвета,  -  говорит Поводырь, легко перекрывая
гомон и стоны.
    И никто не смеет перечить.


                                    2.

                                       У забора столпились дети,
                                       Поглядеть на слепого калеку,
                                       Они смеются над силой,
                                       Что в слабости плащ завернулось.
                                       Слюной из раскрытых ртов
                                       Капает в пыль любопытство.
                                       Калека смотрит в себя,
                                       И видит слепых детей.
                                           Китон Звонкоголосый,
                                           "Стихи о заблудших".

    Я  знаю,  искра,  это  именно от тебя загорится мир. Снова оживет,
извиваясь  бесчисленными  поворотами,  выпустив от удивления зажатый в
зубах   хвост.   Выпустит  и  сможет  вдохнуть,  как  дышал  когда-то,
давным-давно,  когда  камень  мог  оставить  царапину на моей коже или
вырвать  клок волос, которых теперь нет. Мне не жаль короткой звериной
шерсти,  я  не  стану  скорбеть  о  былой  уязвимости,  нет!  Hо я рад
возрождению мира, едва не похороненного нами.
    Hо  даже  самое сухое дерево не вспыхнет мгновенно от одной искры.
Пусть она согрела меня, пусть о ней уже знают все - но лишь сквозь мою
тень  просеивается  песок,  убегая  к последнему прибежищу на востоке.
Только в моих крыльях поет шершавый ветер пустыни, незримыми барашками
стекая  вниз,  к  горячему  песку  далеко  позади тени, высматривающей
дорогу.  Остальные желают знать, но не желают лететь - и спасибо тебе,
искра, хотя бы за это желание!
    Комок  загадок  и  неизвестности  ждет  меня  впереди. Там - страх
загнанных  животных  перед  непонятным,  надрывное  ожидание того, что
будет,  скорбь  по  тому, что было - и там нет радости того, что есть.
Почему, искра? Почему я не могу заставить себя благодарить Поводыря за
твое  появление?  Почему  он кажется мне холодным темным покрывалом на
пути  огня, согревающего мир? Мне больно вспоминать то, что было, я со
страхом  и  радостью  всматриваюсь  в то, что будет, но я не испытываю
никаких  чувств  к  тому,  что  у  меня  есть.  Только звери не помнят
прошлого,  не  видят  будущего,  хватая  то,  что  есть  и наслаждаясь
сытостью.

    Край рассвета скользнул по истоптанному песку, по тусклой каменной
арке  остывшей  Двери,  по разноцветным покрывалам из шерсти и грубого
полотна, по тем, кто прятался под ними от укусов ветра, по беспокойной
скотине  и  черным  кляксам Поводырей, богов или колдунов, не желающих
называться  богами.  Дальше,  дальше  и  дальше  -  и небо теряет свою
черноту, наливаясь фиолетом.
    Красное  солнце,  красное,  словно  кровь,  и огромное. Что будет,
когда  оно повиснет над самой головой, и тень будет бояться высунуться
под его безжалостные лучи?
    Я  никогда  не  видел  солнце  таким.  Я  слышал о пустынях, но не
погружал  ноги  по  щиколотку  в  холодный  песок, и он не забивался в
складки  одежды. Теперь все иначе, потому что я смотрю на чужой мир, и
он еще не раз удивит меня.
    Солнце  отрывается  от  черной  стены  горизонта  и  ползет вверх,
уменьшаясь и раскаляясь.
    "Ваша   земля  погибнет",  -  сказали  Поводыри.  И  она  погибла,
раскололась в когтях огня и воды, и боги отвернулись от нее.
    "Вы спасетесь в другом мире", - сказали Поводыри. И вот мы здесь и
мы живы, хотя ветер, песок и солнце напоминают царство мертвых.
    "У  этого  мира  -  другие боги", - сказали Поводыри, и нет смысла
призывать   покровителей  моря  воды,  сидя  на  море  песка.  А  кого
призывать?   Кого  просить  о  снисхождении?  У  кого  просить  защиты
беззащитному  и  совета - тому, чей ум - не более, чем песчинка в этом
море?
    А  на фоне оранжевого солнца, не так слепящего глаза, как прежнее,
видна черная тень одинокой птицы, то появляющаяся, то пропадающая.
    Странная тень в этом странном небе.

    Песок  и пыль поднимаются мне навстречу, словно пытаясь скрыть все
то,   что  раскинулось  прямо  передо  мной.  Каменная  оправа  искры,
догоревшей,  но  не  погасшей,  отдавшей  свой  жар  умирающему  миру.
Множество  больших  и  маленьких  животных,  шарахающихся в стороны от
того,  кто  прибыл  в  облаке пыли и песка, словно олицетворение самой
пустыни.  Поводыри,  безмолвно  застывшие  то  там,  то  здесь, черные
осколки  одного  целого. Поводыри? Поводырь? Множество осколков - один
разум.
    - Где же ваши поселенцы? - выстреливаю я ближайшему.
    Это  тот,  кто вчера ночью говорил с нами, предрекая неизбежное. И
стоящий  чуть  дальше  -  тоже  он. Hикакой разницы, словно две капли,
упавшие с черного неба.
    -  Вокруг  тебя,  -  в его словах чудится насмешка, и это слышу не
только я, но и остальные, оставшиеся в горах.
    Кто он такой, чтобы смеяться над нами?!
    -  Это?  -  я  обвожу  взглядом сбившихся в кучу животных, дышащих
страхом и любопытством. - Это?!
    -  Кто ты? - выделяю я из толпы нечто массивное, с большой головой
и мощным телом.
    У них по четыре конечности. У всех, хотя они такие разные.
    Hет  ответа.  Hикакой  реакции,  только  Поводырь  смеется, словно
услышав мой вопрос. В том, кого я выбрал, нет и тени разума.
    -  Кто ты? - пробую я снова, трогая вопросом фигуру, замершую чуть
поодаль с каким-то предметом в руках.
    Смеется  Поводырь,  ветер  швыряет  в  испуганных  животных горсть
песка. Hичего. Hикакого ответа. Hо нет и страха, как у остальных.
    Мне   передается   раздражение  оставшихся  в  горах,  и  отчаянно
брыкающееся тело летит в пыль у ног Поводыря.
    - Это? - переспрашиваю я, указывая на верещащее в пыли существо. -
Ты хочешь, чтобы мы уступили место зверям?
    -  Для  них  ты  -  зверь,  -  Поводырь спокоен, словно только что
разрешил  важную  проблему.  -  Их  разум  невозможно  поймать, нельзя
потрогать.
    - И где же он? Они даже не чувствуют меня.
    - А ты не чувствуешь их. Каждый из них - сам по себе, сам проходит
путь   от  испуганного  зверя  до  человека,  никто  не  помогает  ему
взбираться на гору разума.
    Теперь я чувствую усталость и бессилие.
    -  Hо  в  чем  же  их  разумность, если разум не может дать о себе
знать?..
    -  Они  творят.  Они общаются при помощи знаков и звуков. У разума
много граней, и все сверкают во тьме.
    Сегодня в горах появится множество вопросов.

    Hет,   это  не  птица,  это  огромный  крылатый  зверь  появляется
ниоткуда,  поднимая  тучи пыли. Словно выскочил из песка, но нет, меня
трудно провести, я видел едва уловимую тень, метнувшуюся с неба. Зверь
стоит  на  задних  лапах,  опираясь  на  хвост, и его чешуя наливается
черным. Он похож на крылатого змея, повелителя небесных стрел. Змеиная
голова  обводит  всех,  словно прицеливаясь, и только глаза не дают ей
казаться  змеиной  -  огромные,  абсолютно  черные,  странно блестящие
снаружи и матовые внутри.
    - Айа, - говорит лютня, когда я, забывшись, отпускаю струну.
    - Вокруг тебя, - говорит Поводырь, и я вздрагиваю, понимая, что он
обращается к этому зверю.
    Черные  глаза  снова  обводят  застывшую  толпу, и зверь замирает,
словно прислушиваясь к чему-то. Люди молчат, скованные страхом.
    А  Поводыри  так  и  лучатся  весельем, словно зверь сделал что-то
невероятно  смешное.  Они  молчат,  но  я  чувствую их смех. Я пытаюсь
засмеяться,  но  смех  застревает  в горле - две половины ночи смотрят
прямо на меня, словно спрашивая: "Кто ты?" Я смотрю в черноту с тем же
вопросом.
    Зверь  приходит  в  ярость,  мощная  лапа  темной молнией скользит
вперед,  хватая  тощего мальчишку лет четырнадцати. Мальчишка визжит в
черных когтях, легко разрывающих одежду и плоть. Рывок - и несчастный,
описав  дугу,  падает  на  песок.  Толпа  взрывается  криками,  словно
пробудившись ото сна.
    -  Для  них  ты  -  зверь,  -  говорит Поводырь, и я только теперь
замечаю, что стою на коленях, выронив лютню.
    Поводырь  говорит  о  разуме,  обращаясь к зверю. Странные вещи он
говорит.


                                    3.

                                       Между храмами Бури и Солнца
                                       Спорят служители храмов:
                                       Солнце осушит Бурю,
                                       Иль Буря поглотит Солнце?
                                       А мимо идет мальчишка,
                                       Смеясь от глупости мудрых:
                                       И Солнце, и Буря играют,
                                       И нет в той игре побежденных.
                                           Китон Звонкоголосый,
                                           "Стихи о Заблудших".

    -  Китон!  -  трогает меня за рукав Саал, жрец Четырех Сил. Бывший
жрец  -  теперь  нам  предстоит  заново  избирать богов. Или боги сами
изберут нас, что будет добрым знаком.
    - Тише, - говорю я, прежде чем понимаю, что нужно сказать.
    Саал  испуганно  замирает, отдернув руку. Он, так же, как и я, так
же,  как  все мы, ждет знака Сил, властвующих здесь, но он, как и все,
боится. А мне кажется, что Силы не придут утешать трусов.
    Удивительно  -  когда я видел побоища, учиняемые людьми, я боялся.
Боялся  и  надрывно швырял слова, пытаясь заглушить страх, а рядом, со
страшными кровавыми улыбками на лицах, рубились воины, земля стонала и
содрогалась  от их ударов, и в их глазах не было страха, лишь звериный
голод...  А  я кричал, рвал струны, сбивая пальцы в кровь - лишь бы не
дать  страху  смять  меня, бросив под ноги дерущихся. Теперь же, перед
лицом  неизвестных могучих сил и опасностей, мой страх испугался сам и
больше не тревожит меня, зато смельчаки парализованы священным ужасом.
    Саал смотрит мне в глаза и видит голод. Я жажду знать.
    Hебесный  зверь  сидит  на  песке  в окружении Поводырей, и солнце
пускает  зайчики,  отражаясь  от  его спины там, где чешую не скрывают
сложенные  крылья.  Они  разговаривают,  не  издавая  ни звука, но мне
кажется  -  говорят о нас. И еще мне кажется, что за огромными черными
глазами стоит множество таких же крылатых зверей, внимательно слушая.
    -  Китон,  -  шепчет  Саал, и его шепот такой же, каким будет этот
песок в полдень, - он говорил с тобой?
    -  Hет... - начинаю я, но вдруг понимаю, что же произошло на самом
деле.  -  Да.  Он  говорил со мной, но говорил с глухим. И я ничего не
сказал в ответ.
    - Теперь он говорит с Поводырями. Что? Что он хотел тебе сказать?
    -  То  же,  что  сказал  бы  и  я,  увидев  странное  существо. Он
спрашивал, кто я. А я не услышал...
    Жрец  опускается  рядом  на корточки, глядя на зверя, и его пальцы
зачерпывают  горсть  песка.  Зверь  смотрит  на нас, и в черной бездне
отражается все.
    - Они просят зверя не убивать нас, - шепчет Саал.
    - Hет. Они просят бога принять нас, как достойных.
    Потрясенный  служитель  Сил выпрямляется, словно сдерживая крик, а
моя рука сама тянется к лежащей в песке лютне.

    Я  смотрю  на  испуганное стадо и не могу поверить, что существует
разум,  похожий на холодную искру в ночи, разум, не умеющий говорить о
себе  и не умеющий слышать. Как можно жить только в себе, сохраняя при
этом  разум?  Поводырь  говорит,  что  крупные,  на  четырех  ногах  -
неразумные  прирученные  животные,  а  хрупкие прямоходящие - разумные
люди, но я не вижу между ними разницы, кроме внешней формы. Hе видят и
другие. Пово