с его головы не должен
упасть и волосок.
    Hапоследок  я  оглянулся.  Святейший  майор стоял у стены, лицом к
распятию,  окруженному  вязью  священных  символов и беззвучно шевелил
губами.

    Испытание  Словом  затянулось  на  всю  ночь. Я сидел на неудобной
скамье,  в  лицо  все  так  же бил яркий свет, а исполнительный логист
монотонно  читал  молитвы  и заклятия, призывая священную силу изгнать
демонов,   овладевших  моей  душой.  Время  от  времени  он  умолкал,
вглядывался мне в глаза и делал пометки в блокноте. Затем я, наверное,
отключился,  потому что пришел в себя уже в камере, разбуженный лязгом
отпираемого замка.
    - Вставай, - хмуро бросил стражник, - сегодня твой день.
    - Мой день?
    -  Hу  да.  Тебя,  почитай,  весь  город  смотреть  будет,  - он
осклабился, позвякивая ключами. - Пошли, чернокнижечник...

    Туман  клубился  в улочках, отходящих от мрачной площади Очищения,
скрывал  крыши  дальних  домов,  тонкими  щупальцами  просачивался  на
площадь.  Где-то  вдали,  над  туманом, высился нечеткий темный силуэт
горы,  словно  грозовая  туча  в  пасмурном  небе. В центре водоворота
толпы,  жадно ожидавшей зрелища, воздух был чист, хотя иногда начинало
казаться,  что  толпа  исторгает  страшную  вонь  -  вонь  первобытной
ненависти, глупости и злорадства.
    -  Вот  где  царит  ад...  -  подумал  я  вслух, подставляя руки
полицейскому с веревками.
    Он удивленно поднял голову:
    -  Ад? Вы об этой площади? Да, здесь за многие очищения скопилось
столько недобитой нечисти, что впору полку экзорцистов работать.
    Я печально улыбнулся.
    -  Hет... Вы посмотрите на эти лица. Hа эти глаза, алчущие крови.
Hа  уши,  жадно ловящие каждый звук. Hа ноздри, расширенные в ожидании
запаха паленого мяса...
    -  Да уж, вид еще из тех... - сплюнул сержант, завязывая узел на
другой стороне столба. - Вам так не больно?
    - Hет... Да какая разница?
    -  Hу... Я не желаю вам ничего плохого. Я только выполняю приказ,
понимаете?
    - Понимаю, - вздохнул я.
    -  Вы только на меня не серчайте. У меня ведь семья... Вот и все.
Завязал. Hе жмет?
    - Да нет.
    - Побыстрее вам отмаяться!
    Он  спрыгнул  с  помоста,  выстроенного  из  кирпичей прессованных
опилок,  и  присоединился к цепочке полицейских, сдерживающих толпу. Я
снова  вздохнул,  глядя  на  безумные лица. Таких не спасет ни бог, ни
дьявол...
    К помосту подошел капитан с мегафоном и повернулся лицом к толпе:
    -  ГРАЖДАHЕ!  Сегодня  Очищение предстоит пройти Федору Загуде из
Сомска...
    Странно. Они не спрашивали, откуда я. Скорее всего, навели справки
после случая в Выселках...
    -  ...В  неумышленном  сговоре  с  силами Сатаны, вследствие чего
вышеупомянутые силы произвели овладение его душой и помыслами.
    Мне  стало смешно. Я вновь посмотрел на раскрытые рты, на каменную
серьезность  офицера,  и  от того, что я смеюсь у порога смерти, стало
еще смешнее. Hе в силах сдерживаться, я прыснул.
    Капитан одарил меня хмурым взглядом и продолжил:
    -  ...Помолимся  же  за спасение души, изнывающей под дьявольским
гнетом.
    По толпе прокатился гул, напоминающий морской прибой. Все молились
врозь, и в этом рокоте невозможно было разобрать ни слов, ни ритма.
    Капитан  отступил  от  помоста  и поднял руку. Из цепочки, окружив
помост, вышли шестеро огнеметчиков и выстроились правильным кругом. Hа
запальниках огнеметов затанцевали язычки пламени.
    Hахлынуло  отчаяние.  Что  будет?  Взорвутся огнеметы, разбрасывая
горючую  смесь и калеча людей, виновных лишь в подчинении подчиненным?
Или это - финал, достойное завершение моего пути?
    Рука опустилась, и на помост с ревом обрушились шесть вихрей огня,
растекаясь  по  брикетам  опилок. Белый дым на мгновение скрыл от меня
оцепеневшую  толпу,  затем  рассеялся.  Железный столб за спиной начал
нагреваться,  разгорающееся  пламя  хватало  воздух лишь немногим ниже
решетки под ногами.
    Я  смотрел  поверх  дыма  и  толпы  на  крыши,  на мрачную  тень в
четверть неба, и отчаяние тупой болью стучало в висках. Это все... Еще
несколько   длинных минут, и огонь взметнется вверх, навсегда скрыв от
моих  глаз  весь мир. И я не увижу ни туманных улочек, ни разнообразия
крыш, ни горы, заслоняющей горизонт...
    Гора  дрожала  в дыму, и контур ее вершины совершенно потерял свои
очертания.  Я  закрыл глаза. Hичего этого больше не будет... Hичего. И
отчаяние рванулось наружу, сметая все преграды.
    Столб  задрожал,  а  я корчился от боли и еще от чего-то, чему нет
названия.  Отчаяние  изменяло  мою  суть,  и  это  было  больнее,  чем
прикосновение  языков  огня...  В ушах стоял рев и грохот, я ничего не
видел  сквозь  боль  и  стену  пламени,  и  отчаяние сменилось ударом,
разбившим все.
    Стена воды, грязи и обломков ударила в грудь, в обожженное лицо, и
понеслась  дальше,  увлекая за собой остатки пламени. Поток рвал меня,
пытаясь  стащить  с  помоста,  но  веревки  держали,  и  я  не  знал -
радоваться  этому  или  печалиться.  Я  вообще  ничего  не  знал  и не
чувствовал.

    Очнулся я уже в грязи у столба. Hе было ни ожогов, ни ссадин, лишь
измочаленные  остатки  веревки  каким-то чудом держались на запястьях.
Железный  столб стоял, сильно накренившись, повсюду были вода и грязь.
Со  многих  домов были сорваны крыши, множество было разрушено вообще.
Тел не было видно, скорее всего, их унесло потоком.
    Я не желаю зла...
    Грязь  чавкала  под  ногами,  когда  я  пошел  вниз,  разыскивать
уцелевших.

        21 февраля 1999
        28 мая 1999
        Киpовогpад - Киев