бны к  такому  же
выделению энергии,  как и радиоактивные металлы. Со времени работ Бекке-
реля,  супругов Кюри,  Резерфорда, Нильса Бора известно, что распавшиеся
разрушенные  атомы радия дают начало непрерывному потоку мельчайших час-
тиц, которые уносятся со страшной скоростью в десятки тысяч километров в
секунду.  Если  бы снаряды наших артиллерийских орудий обладали подобной
скоростью, то их разрушительная энергия возросла бы в миллионы раз. Но в
сравнении с радионитным потоком,  снаряд, выпущенный сорокапятимиллимет-
ровой пушкой,  движется так же медленно,  как улитка рядом с  курьерским
поездом.  Каждая крупинка радиоактивного вещества представляет маленький
вулкан,  извержение которого может продолжаться в течение столь  долгого
времени,  что в сравнении с человеческой жизнью оно кажется почти беско-
нечным.  По наблюдениям и вычислениям Резерфорда  средняя  продолжитель-
ность существования радия равна 2550 годам.  Уран сохраняется неизмеримо
дольше,  и средний срок его существования надо исчислять миллионами лет.
Уже  по  этому  можно  судить,  до какой степени неуловима та мельчайшая
атомная пыль,  которая непрерывно рассеивается радиоактивными металлами.
И это к нашему счастью,  так как такое рассеивание и превращение материи
сопровождается колоссальным выделением энергии.  На основании точных вы-
числений Гула, распадающиеся атомы ста граммов меди или свинца могли, бы
приводить в движение в течение десяти дней все машины  Польши  и  Литвы.
Скрытый в куске радия запас работы, по давно известным опытам, в пятьсот
тысяч раз превышает ту работу,  какую может дать теплота, выделяемая при
сгорании  равного ему по весу куска угля.  Вся сила Ниагарского водопада
ничтожна в сравнении с мощностью этих невидимых  титанов,  которые  ког-
да-нибудь будут служить человеку и дадут ему такое могущество, о котором
он теперь не смеет и мечтать.  Вокруг нас в каждом предмете скрыта  без-
мерная энергия,  которая,  если бы она разом вырвалась наружу,  способна
была бы произвести стихийное разрушение.  Но какое практическое приложе-
ние  возможно  будет в последующее время сделать из этих парадоксальных,
хотя и бесспорных истин? Пользование новым видом энергии, скрытой в ато-
мах,  почти так же трудно, как если бы она находилась на другой планете.
Нам известны лишь очень немногие радиоактивные вещества,  которые с мед-
лительностью, свойственной геологическим процессам, выделяют и рассеива-
ют заключенную в них силу,  превращенную в электромагнитные  и  световые
волны, что по существу одно и то же, в движение бесконечно малых матери-
альных частиц.  Если представить себе такие существа,  для которых время
тянулось бы в миллион раз медленнее, чем для нас, то они могли бы, пожа-
луй,  какимнибудь способом собирать, концентрировать энергию радиоактив-
ных тел и пользоваться ею для работы или взрывов и массового истребления
друг друга.  Они открыли,  бы десятки других, излучающих энергию элемен-
тов, которые слишком медленно теряют свои атомы для того, чтобы мы суме-
ли заметить это общее течение, бесконечный круговорот материи и силы.
    Великое изобретение Гула и заключалось именно в том,  что ему  после
трехлетних трудов удалось ускорить радиоактивное излучение большей части
тел, а при помощи Варта, и в особенности Капсукаса, процесс этот был до-
веден до нескольких мгновений.  Мельчайшая, едва видимая песчинка разле-
талась с сотрясением,  подобным грохоту пушечного выстрела.  Щепотка же-
лезных  опилок на моих глазах опрокинула и раздробила в мельчайшие куски
огромную скалу, поднимавшуюся над вершинами вековых сосен. Окружавшие ее
деревья были изломаны в щепы и отброшены на расстояние в девятьсот,  ша-
гов.  Важно заметить, что радионит давал лишь начальный толчок к распаду
атомов.  Его роль была сходна с той, какую играет зажженная спичка, под-
несенная к бочке с порохом.  Из чего он состоял? Вот вопрос, который мне
ставили сотни раз! Те изобретатели, которые пожелают получить заработан-
ные Гулом деньги,  пусть запомнят следующее. Радионит не был веществом в
обычном смысле этого слова.  Он заключал продукты распада различных эле-
ментов,  в том числе радия, тория, свинца и золота. Сам Гул и его помощ-
ники часто употребляли термины,  принятые музыкантами,  - они говорили о
полной гамме радионита,  об его нижних и верхних тонах, о силе и полноте
этой адской смеси.  Радионит "полной гаммы" невозможно было хранить ни в
какой посуде, так как, приходя с нею в соприкосновение, он сейчас же на-
чинал свое действие. Капсукас как-то
    объяснил мне,  что весь изготовленный ими радионит был неполным раз-
рушителем,  так как не содержал возбудителя атомной энергии платины,  из
которой делались трубки для хранения смеси,  но открывать однажды напол-
ненную трубку было в сто раз опаснее, чем бросить горящий факел в склады
пороха.  Вырвавшийся наружу демон разрушения немедленно взрывал окружаю-
щий воздух,  взрывы эти распространялись все дальше  и  дальше,  подобно
волнам на поверхности воды, и все кругом рушилось, таяло, пылало и нако-
нец исчезало в неизмеримых глубинах неба. Тот, кто получит в своей лабо-
ратории радионит,  должен твердо помнить, что ему необходимо уметь оста-
навливать действие разрушителя,  потому что в противном случае изобрета-
тель нечаянно может уничтожить всю нашу планету.  Гул знал это средство,
но мне оно неизвестно,  хотя по одному случайному замечанию профессора я
догадываюсь,  что  антирадионит был очень легким газом,  подобным аргону
или гелию,  который не поддавался действию этого сверхогня и,  выражаясь
неточно, быстро "тушил" начавшееся извержение. У нас в лаборатории всег-
да стояли высокие стальные цилиндры с этим газом. Предосторожность эту я
оценил только тогда, когда Гул объяснил мне, что действие его разрушите-
ля нарастает,  подобно катящейся лавине:  в первые две минуты взрыв унес
бы  в  космическое пространство только часть монастыря,  но через десять
минут взлетел бы весь Тракай,  через двадцать - Карпаты,  а через час  -
Кавказ, Урал и Алтай в виде светящейся пыли неслись бы за пределами лун-
ной орбиты. Через полтора часа земля была бы разметена по всей солнечной
системе,  возвратившись в свое первобытное хаотическое состояние. Угроза
Варта сжечь мир совсем не была бессмысленной  фразой  маньяка:  радионит
так же опасен для земли,  как тлеющая лучина над пролитым бензином. Нас-
колько я понял Гула,  он предполагал применять в артиллерии и в качестве
движущей силы не полную гамму радионита,  а лишь те возбудители, которые
вызывали распад одного определенного вещества.
    Вот все,  что я знаю и могу сообщить об этом страшном изобретении. К
написанному в этой главе я не могу прибавить ни одного слова. Всякие по-
пытки принудить меня к этому будут совершенно бесполезны.
    В течение нескольких дней наша жизнь протекала в  каком-то  оцепене-
нии. Смерть Варта стала мне казаться каким-то ужасным кошмаром, к воспо-
минанию о котором мы часто возвращались, сидя в столовой. Изо всех своих
новых друзей я ближе всего сошелся с Капсукасом.  Этот человек привлекал
меня своей необыкновенной  душевной  мягкостью  и  возвышенностью  своих
идей.  Я не знаю, был ли Капсукас религиозным, не знаю даже, исповедывал
ли он какую-нибудь религию, но в его внешности, в одухотворенном лице, в
ясном и чистом выражении глаз было нечто,  заставлявшее невольно вспоми-
нать о людях, горевших пламенем веры.
    - Зачем вам этот радионит,  страшное орудие убийства и разрушения? -
спросил  я  его как-то,  когда мы вдвоем сидели в сумрачной лаборатории,
озаренной красным светом углей, догоравших в горне древнего алхимика.
    - Вы ошибаетесь,  - ответил он.  - Радионит не будет  средством  для
истребления людей.  Это новая,  неизмеримо могущественная сила,  которая
совершенно изменит нашу жизнь.  Война станет невозможной. Радионит унич-
тожит бедность и нищету, потому что при его помощи человечество извлечет
в тысячи раз больше продуктов, чем добывает их теперь. Я иногда как буд-
то вижу этот новый мир, в котором нет слез и страданий. Машины неизмери-
мой мощности превратят всю землю в цветущий сад, изменят климат и рассе-
ют ночной мрак.  Миф о Прометее вновь воскреснет в двадцатом веке,  но -
тот огонь,  который мы теперь похитим у богов, не будет чадным дымящимся
факелом, который принес на землю древний титан, а действительным божест-
венным пламенем,  способным согреть и осветить все человечество.  Вы мне
не верите! - продолжал он с волнением. - Но ведь пора, давно пора!.. Все
человечество чего-то ждет. Это тяжелое чувство ожидания одинаково свойс-
твенно теперь и бедняку в жалкой грязной хижине и миллионеру.  Мир живет
как будто бы все более и более напряженной жизнью, но сердце его устало,
износилось, и все чаще людей охватывает отчаяние в том, нужна ли вся эта
безмерно давящая культура, которую поддерживают миллионы живых кариатид.
Наука  освободит  человечество,  и ревнивая природа напрасно сторожит от
нее тайну свободы,  силы и счастья.  Я,  не задумываясь,  отдал бы  свою
жизнь,  если бы она понадобилась для нового открытия радионита. Варт по-
гиб, как мученик, но я знаю, что никто из нас не отступил бы перед такой
смертью, лишь бы довести дело до конца.
    В эту  минуту мне почему-то показалось,  что Капсукас даже завидовал
своему погибшему товарищу.  Циранкевич видел в радионите только средство
для ведения войны. Он не скрывал своего насмешливого отношения ко взгля-
дам Капсукаса,  и между ними часто возникали упорные споры. Впрочем, от-
того ли, что они давно знали доводы и возражения друг друга, иди вследс-
твие осознанной ими невозможности прийти к соглашению,  диспуты эти  ве-
лись таким образом,  что каждый ученый, не возражая противнику, развивал
лишь свои собственные планы с применением радионита.
    Циранкевич раскладывал перед собой карту Европы и отмечал на границе
Польши и Германии те места, где произойдут первые битвы. Он подробнейшим
образом перечислял дивизии,  корпуса,  переводил их с одного  фронта  на
другой и все дальше и дальше,  по направлению к Берлину, двигал польскую
армию. По его мнению, при помощи нового разрушителя, вся кампания должна
была  окончиться в три недели.  Одержав окончательную победу,  разгромив
все немецкие силы,  начинал развивать планы новых походов и  завоеваний.
Во все концы земного шара радионит нес великое разрушение, и все народы,
действуя то в союзе с Польшей, то против нее, втягивались в страшный во-
доворот войны.
    - Это  будет прекрасно,  - повторял Циранкевич,  - прекрасно и вели-
чественно! Главное сражение, например, разыгрывается где-нибудь в Китае.
Вообразите  себе  армию в сто миллионов человек,  и против нее нашу ско-
рострельную артиллерию,  которая будет громить фланги и центр этих  нес-
метных полчищ и сносить без остатка их укрепления.
    Он умолкал  и  быстрыми шагами начинал ходить по комнате,  воображая
себя,  вероятно, в центре этой необозримой битвы. И тогда слышался голос
Капсукаса:
    - Исчезнет  проклятие,  тяготеющее  над человечеством и заставляющее
его от колыбели до могилы работать из-за куска хлеба.  Братство людей  и
народов  уничтожит всю накопившуюся злобу и ненависть,  радионит очистит
мир,  как тот огонь, о котором говорится в Библии. Все, что есть лучшего
у современного человека, является пока только смутно сознаваемой возмож-
ностью. Рай не сзади нас, а впереди. Входы
    его, может быть,  и охраняются, но наш радионит разрушит все прегра-
ды!
    Гул никогда не вмешивался в эти споры.  Для него существовала только
наука,  и когда он уставал от своих вычислений,  измерений и опытов,  то
предпочитал  всему остроумную болтовню за стаканом вина.  В такие минуты
он походил на веселого  легкомысленного  студента,  готового  поддержать
каждую шутку.
    Одна из таких шуток окончилась самым неожиданным образом.  Как-то мы
засиделись в столовой дольше обычного, может быть, потому, что ночь была
ненастная, бурная, и никому не хотелось слушать у себя в комнате печаль-
ную музыку ветра,  метавшегося по всему зданию.  Я обратил внимание Гула
на портрет старого аббата.
    - Глаза монаха кажутся иногда живыми.  Вы не замечаете, что их выра-
жение меняется? Гул засмеялся.
    - В конце концов мы все поверим здесь во всякую чертовщину! Меняются
не его,  а ваши глаза,  и все чудо можно объяснить двумя-тремя стаканами
выпитого вина.
    - Я говорю совершенно серьезно. Мне кажется, что никто не мог бы се-
годня выдержать его взгляда в течение пяти минут.
    Портрет помещался против меня и хотя едва выступал из сумрака огром-
ной комнаты,  я все время испытывал такое чувство,  как будто на меня из
мрака устремлен чей-то пристальный взгляд.
    - А  вот мы сейчас попробуем!  - ответил Гул.  - Осветите лицо этого
страшного старика.
    Профессор быстро поднялся со своего места и,  сделав несколько шагов
по  направлению  к портрету,  остановился.  В лучах электрического света
слабо поблескивала вытертая позолота на рамке,  чуть  заметно  выступали
сухие  очертания пожелтевшего лица,  но глаза,  казалось,  блестели и со
странной пытливостью смотрели на Гула.
    - Не делайте этого!  - сказал я,  вдруг чего-то испугавшись и  чувс-
твуя, как дрожит моя рука, поддерживавшая фонарь.
    - Что за вздор!  - весело ответил профессор и продолжал, обращаясь к
портрету:
    - Ну-с почтенный отец-бернардинец,  смотрите на меня с такой злобой,
на какую только бы вы были способны при жизни!
    Я мог поклясться, что глаза портрета обратились к Гулу.
    Профессор постоял минуту и вдруг, закрыв лицо руками, вскрикнул:
    - Боже мой!.. Он... Ах! - он зажмурил глаза. - Они живые!
    Мы все, не разбираясь в смысле этих слов, бросились к портрету. Глаз
не было! На их месте чернели, как у черепа, два глубоких отверстия.
    - Что это:  призрак,  галлюцинация или,  может быть,  мы все сошли с
ума? - сказал Гул слабым голосом, наливая себе стакан вина.
    Циранкевич схватил  со стола нож и одним взмахом разрезал холст.  За
ним - пустота!  На пыльном полу узкого прохода ясно  отпечатались  следы
босых ног.
    - Тут кто-то стоял, - вымолвил Капсукас. - И этот человек смотрел на
нас через отверстие,  которое он проделал на месте глаз у портрета. Вот,
смотрите!
    Капсукас указал  на отогнутые треугольные кусочки потемневшего холс-
та.  Маленькие надрезы были сделаны так искусно,  что, закрыв отверстие,
мы в четырех шагах не могли заметить никаких повреждений картины.
    - Завтра  надо  осмотреть  весь этот проход,  - сказал Гуд,  все еще
бледный от волнения.  - Впрочем, я наверное знаю, что мы ничего и никого
не найдем в этих стенах,  похожих на пчелиные соты. Просто невероятно, -
продолжал он,  внимательно осматривая под галереи,  - какую  уйму  труда
затрачивали  древние  и новые строители этого здания,  чтобы всюду иметь
уши и глаза,  следить за грехом и добродетелью,  окружать каждого  брата
невидимой сетью. Здесь уловляли души, и, видимо, работа эта была чрезвы-
чайно трудная! Ну, пойдемте. С этого дня мы будем обедать в моем кабине-
те.  Поспешите.  Циранкевич закончил работу с гелием и аргоном. Нам пора
уезжать. Я начинаю нервничать и, кажется, скоро дойду до такого умствен-
ного падения, что стану верить в приметы и предчувствия.
    - Желал бы я знать,  что это за человек, - задумчиво произнес Циран-
кевич. - И что ему от нас надо?
    - Я догадываюсь, что ему нужно, - ответил Гул, останавливаясь на по-
роге своей комнаты. - Он заботится о спасении наших душ. Берегитесь его,
господа!  С этими словами профессор запер за собой дверь. На другой день
дождь перестал.  Светило яркое солнце, но мощный ветер широкими взмахами
несся по равнине,  пригибая деревья,  опрокидывая изгороди, и с яростным
шумом  прибоя  обрушивался  на все непреодолимые препятствия.  Я сидел в
своей комнате за книгой,  когда вдруг услыхал отчаянный крик  Гинтараса.
Он кричал где-то на дворе,  у подножья главной башни. Я бросился вниз, и
первое,  что увидел,  выбежав на залитый солнцем двор, был распростертый
на лужайке труп Капсукаса.  Он лежал в двух шагах от сырой стены, покры-
той пятнами синевато-зеленой плесени.
    - Боже мой!  - кричал Гинтарас,  дотрагиваясь до окровавленного лица
убитого.  - Он упал из самого верхнего окна!  Я слышал,  как он крикнул.
Его сбросил тот, кто убил и Варта. Ну, негодяй, попадись только ты мне в
руки,  я вытяну из тебя все жилы! Прячешься, подлая гадина! Но я до тебя
доберусь...
    Он кричал,  подняв голову и обращаясь к кому-то на вершине массивной
башни.  Капсукас упал с высоты двадцати метров и умер мгновенно. Подняв-
шись на колокольню, мы там ничего не нашли, кроме нескольких обваливших-
ся  кирпичей у того широкого окна,  где Капсукас часто сидел,  смотря на
панораму Тракая и синеющих вдали гор.
    Эта смерть потрясла нас всех неизмеримо больше,  чем  гибель  Варта.
Копая могилу, я так рыдал, что Гинтарас, у которого у самого слезы текли
по загоревшим коричневым щекам,  принялся меня утешать.  Как все простые
бесхитростные люди,  он не мог ничего другого придумать,  кроме беспрес-
танного повторения,  что наступит время, когда умру и я, и Гул, и Циран-
кевич, и всех нас зароют в землю так же, как и несчастного Капсукаса.
    - С этим ничего не поделаешь!  От смерти никуда не уйдешь.  Давно ли
хоронили Варта, и вот теперь...
    Тут мысли шофера приняли другое направление.  Он вытер лицо  грязной
ладонью и, обращаясь к суровым, мрачным стенам, принялся вновь бранить и
проклинать убийц, придумывая для них всевозможные казни.
    Гула и Циранкевича я застал в лаборатории,  где они о чем-то  громко
спорили.
    - Вы  не  можете  один браться за такое опасное дело,  - протестовал
Гул. - Я не стану сидеть сложа руки.
    - Но поймите,  ваше участие все испортит!  Если мы вчетвером  начнем
гоняться за убийцей,  то, понятно, никогда его не увидим. Он слишком ос-
торожен и ловок.
    Оказалось, что Циранкевич твердо решил поймать таинственного убийцу,
но желал обойтись в этом деле без нашей помощи.
    - Из  вас  никто не сумеет пройти впотьмах так тихо,  чтобы остаться
незамеченным.  Для этого нужна большая опытность. Когда я служил на Кав-
казе, в мировую войну, то участвовал во многих экспедициях, и мне прихо-
дилось по неделям выслеживать и днем и ночью очень опытных турецких  ла-
зутчиков.  Поверьте мне, я один сделаю это лучше, чем целая дюжина храб-
рых,  но неопытных людей. Не забывайте, что все будет происходить ночью.
- Но если он вас убьет?
    - Возможно.  Если  бы  моим противником был бесчестный убийца,  я бы
сказал,  что между нами в этом каменном лабиринте  произойдет  дуэль,  с
выслеживанием врага. Гуд о чем-то сосредоточенно думал, смотря на ретор-
ты с разноцветными жидкостями.
    - Может ли быть такой случай,  - спросил он,  - что вы будете знать:
противник идет за вами, хотя для вас он останется неуловимым?
    - Это вероятный и самый опасный случай. Особенно в темноте.
    - Хорошо,  - сказал Гул с повеселевшим лицом. - Я вам дам великолеп-
ное оружие, которое сразу уничтожит и сделает напрасными все уловки этой
ядовитой гадины.
    Циранкевич с удивлением взглянул на Гула. - Какое это оружие?
    Профессор вместо  ответа быстро подогрел на спиртовой лампе какую-то
смесь и, подавая ее Циранкевичу с другим объемистым пузырьком, сказал:
    - Разлейте эту жидкость и потом другую на пути вашего противника,  и
когда он наступит на нее,  то подошвы его обуви будут оставлять огненные
следы.
    - Великолепно!  - воскликнул Циранкевич.  - Как я сам забыл о  такой
простой вещи!
    Вечером я,  профессор  и Гинтарас собрались в библиотеке,  служившей
теперь спальней Гулу,  - единственной комнате, где мы могли считать себя
в полной безопасности. Минуты тянулись со страшной медлительностью. Гин-
тарас дремал около двери.  Гул быстро расхаживал из угла в угол, а я си-
дел  у стола и напряженно прислушивался к неясным звукам,  теням звуков,
ско