лушайте!  - остановил нас Капсукас,  поднимаясь со своего места и
вытягивая руку по направлению к боковой двери.
    Мы замолчали,  и в наступившей тишине отчетливо и ясно зазвучало жа-
лобное и невыразимо тоскливое пение.
    - Что за чертовщина! - проговорил Варт, напряженно прислушиваясь.
    - Тише!  - шепотом остановил его Капсукас,  побледнев от волнения. -
Это культовая служба.
    - Или ветер, - нерешительно заметил Гул. - Все это здание с десятка-
ми коридоров и множеством расщелин напоминает огромный каменный орган, в
котором рождаются самые странные звуки.
    - Но только не слова - латинской молитвы, - возразил Капсукас. - Вот
теперь громче, слышите?
    Но голос или голоса внезапно умолкли,  и,  стоя в светлом кругу  под
лампой,  мы могли уловить лишь отдаленный шум деревьев и монотонный стук
дождя за окнами.  Циранкевич,  который ничего не слышал,  с уверенностью
повторил:
    - Ну,  конечно,  ветер, что же еще тут может быть? - К черту все эти
глупые сказки и старые легенды! - закричал Варт с волнением, и так оглу-
шительно  стучал по столу,  как будто этим стуком желал заглушить голова
целого сонма призраков.  - Здесь,  кроме нас да еще,  может быть,  этого
подлого Икса,  никого нет. Но не станет же Икс, человек в высшей степени
осторожный и ловкий,  распевать, как дурак, в пустых залах, подражая го-
лосу давно исчезнувших отсюда монахов. Вы, Капсукас, начинены легендами,
словно брамин,  турецкий святой иди проводник по катакомбам. Для ученого
это весьма скверный багаж.
    - В легендах иногда можно найти такую же глубину и красоту,  как и в
научных теориях,  - ответил Капсукас.  - Это причудливые  фантастические
решения прошлых веков, которые развертывают еще кое-где свои редкие тай-
ны. -
    - Их надо вытоптать,  вырвать с корнем,  чтобы они не отравляли всех
нас ядовитым дыханием!  Долой старые сказки! - снова закричал Варт, раз-
махивая обожженной рукой.  - Мы,  ученые и техники, создадим самую прек-
расную и величественную легенду.  Мы сравняем горы,  превратим пустыни в
моря,  откроем путь в глубину нашей планеты, устроим города около полюса
и зажжем искусственное солнце!  Наступят новые дни творения. Наука изме-
нит климат,  направит по новым путям морские и воздушные течения, вернет
на землю первобытного плезиозавра и мамонта или создаст животных еще бо-
лее чудовищных.  Старые леса и поля исчезнут - на их  месте  развернется
невиданная флора.  Тебе,  Капсукас,  я много раз описывал эту раститель-
ность,  формы которой ботаники и физиологи будут  заранее  проектировать
так точно,  как теперь инженеры с помощью автоматического проектирования
выпускают чертежи машин и мостов.  Наука поведет нас в бездны  неба,  на
другие  планеты,  может быть,  на иные звезды,  и тогда наступит золотой
век, осуществится самая удивительная легенда о всемогущем человеке.
    Варт не мог сидеть от охватившего его волнения. Он быстрыми нервными
шагами расхаживал в освещенной полосе около стола, провожаемый насмешли-
вым лукавым взглядом старого аббата на стене.
    Циранкевич и Гул,  казалось,  совершенно не слушали своего товарища:
Капсукас  задумчиво  смотрел в стороживший нас мрак,  наполнивший гулкую
пустоту.  И только я один с возрастающим  удивлением  следил  за  бурной
речью этого фанатика науки,  голос которого далеко разносился по пустын-
ным залам и коридорам отцов-бернардинцев.
    - Но для того, чтобы наука и разум овладели миром, - продолжал Варт,
-  совершили все свои завоевания,  необходимо заставить людей отказаться
от их своекорыстия, взаимной ненависти, вражды и угнетения друг друга! С
этого надо начать, и с этой точки зрения хрисгианство, если бы люди при-
няли его во всей чистоте, прекрасно подготовляет путь для победы разума!
Теперь придется начинать все вновь. Если они не желают добровольно стать
справедливыми и отказаться от жестокости и мелочной  тирании,  их  нужно
заставить!  Понимаете ли,  заставить! Принудить, загнать на тот путь, на
который они не желают идти добровольно!
    Варт посмотрел на меня, как будто ожидая возражений и вопросов.
    - Но кто же их заставит?  Я вас совсем не понимаю. - Еще бы! - с вы-
ражением неизмеримого превосходства воскликнул Варт.  - Вы,  журналисты,
вечно заняты маленькими ничтожными идейками,  микроскопическими вопроса-
ми, плесенью повседневной жизни!..
    - Не совсем так, - возразил я, задетый его замечанем.
    - А вот мы сейчас увидим,  способны ли вы и люди подобные вам возвы-
ситься до понимания истинно великой идеи!  Вам Гул говорил  о  свойствах
радионита?  - Я знаю это вещество только по названию.  - Радионит не ве-
щество! Впрочем, я не стану читать вам лекцию об этом изобретении, кото-
рое  перевернет  вверх дном всю культуру,  и скажу только,  что радионит
представляет собой нечто между материей и энергией. Не думаю, чтобы ваши
знания по физике были особенно велики,  но, может быть, вы поймете меня,
если я скажу,  что радионит возбуждает распад атомов.  Под его  влиянием
эти мельчайшие частицы превращаются в свет и электричество. Материя, так
сказать,  сгорает,  с той разницей, что при этом всеуничтожающем горении
не получается дыма и газа, а происходит полное превращение веществ в ко-
лебания эфира. Колебания эти распространяются со скоростью в сотни тысяч
километров  в секунду.  Другими словами,  если бы зажечь радионитом этот
монастырь,  то его каменные стены унеслись бы в неизмеримое пространство
в  виде  ослепительных  потоков  света и через короткое время исчезли бы
между звездами, как замирающие волны на поверхности моря. Здесь на земле
не осталось бы ни одной пылинки, и только какой-нибудь астроном на отда-
ленной планете мог бы,  пожалуй, уловить голубоватое сияние, удаляющееся
от нашей планеты со скоростью в триста тысяч километров в секунду. Пони-
маете?  Я утвердительно кивнул головой. - Ну, так теперь вам должно быть
ясно,  что,  обладая такой страшной и разрушительной силой, я могу взор-
вать, сжечь, уничтожить весь земной шар! Человечеству придется выбирать:
или  оно станет совершенно разумным и справедливым,  или вместе со своей
планетой отправится во вселенную и погаснет в вечном мраке,  как  искры,
выброшенные ночью из дымохода.
    Варт заложил руки в карманы своего разорванного пиджака и смотрел на
меня с вызывающим видом, очевидно, ожидая возражений. Но я до такой сте-
пени был ошеломлен этой сумасшедшей идеей устроить мировой пожар, что не
находил слов для ответа.
    - И этот радионит действительно существует?  - спросил я наконец.  -
Спросите у Гула.
    Профессор, давно выказывавший признаки нетерпения, с неудовольствием
посмотрел на сумасбродного ученого.
    - Мне кажется,  что теперь поздно продолжать этот разговор, - сказал
он.  - Вы забываете,  Варт,  что существует еще и антирадионит,  которым
можно потушить тот пожар, который, я это знаю, вы решились бы зажечь.
    - Ваш антирадионит не вышел еще из лаборатории,  и мы только  теряем
время, ожидая его появления, - с раздражением ответил Васт.
    - Я вам уже говорил сотни раз и еще повторяю,  что никто,  ни одного
грамма радионита, кроме меня, не будет иметь, пока наука не даст возмож-
ности защитить мир от самого ужасного несчастья.
    - Вы не имеете права так поступать!  - закричал Варт.  - Изобретение
принадлежит не вам одному!  Это насилие, я не могу больше ждать!.. - По-
дождете!
    - Смотрите, как бы вам не пришлось раскаиваться! - Довольно, Варт! -
вмешался Циранкевич. - Ваши выходки становятся прямо несносны. Нам неза-
чем заводить ссоры,  которые еще более ухудшат наше и без того трудное и
опасное положение.
    - Я только отстаиваю свое право сделать из радионита наиболее  прак-
тическое и полезное употребление, - ответил опасный изобретатель.
    Я и Капсукас невольно рассмеялись при этой фразе,  произнесенной че-
ловеком, который считал практичным сжечь земной шар, как ракету.
    - Ваша комната в соседнем коридоре,  - сказал Гул, прощаясь со мной.
- Циранкевич вас проводит.
    До этого момента,  несмотря на усталость, я не думал о сне, но после
слов профессора с неприятным чувством вспомнил о том,  что мне  придется
проводить  ночь  в одном из мрачных закоулков этого каменного лабиринта.
Не знаю почему, мысль эта так меня испугала, что я хотел было немедленно
сбежать из монастыря в какую-нибудь деревенскую гостиницу, и только стыд
за свою трусость заставил отказаться от этого намерения.
    - Вот ваша комната, - проговорил Циранкевич, держа в одной руке све-
чу, а другой с трудом отворяя тяжелую дубовую дверь.
    Это помещение было,  вероятно, кельей для одного из отцов-бернардин-
цев.  Здесь я обратил внимание на странное несоответствие в расположении
между комнатами, служившими для жилья монахам, залами и коридорами. Пер-
вые походили на склепы, выполненные в твердом камне. Тяжелый покатый по-
толок часто опускался к самому полу,  стены образовывали выступы, слабый
дневной свет проникал из  каких-то  невидимых  отверстий  или  маленьких
квадратных окон, размещенных так высоко, что дотянуться до них можно бы-
ло только поднявшись на носках.  Несокрушимые двери сантиметров двадцать
толщиной запирались железными ржавыми болтами и засовами.  Но за порогом
этих тесных каморок тянулись огромные унылые пустыри,  украшенные колон-
нами и соединявшиеся Друг с другом широко разверстыми арками.  При свете
двух свечей, горевших в резном высоком подсвечнике, я внимательно осмат-
ривал свою мрачную комнату.  Она сохранила почти тот же самый вид, какой
имела при ее прежних, давно исчезнувших владельцах. Все жалкое убранство
этого склепа состояло из двух тяжелых стульев,  массивного стола,  зака-
панного воском,  и деревянной кровати, поставленной в глубокой нише про-
тив двери. Гул добавил к этой обстановке высокий деревянный шкаф, мягкое
кресло и ковер, закрывавший часть пола. На столе лежали письменные, при-
надлежности и груда книг самого разнообразного содержания.
    Не раздеваясь, я лег на кровать и прилагал все усилия, чтобы увлечь-
ся чтением "Трех мушкетеров".  Но,  читая,  я все время напряженно к че-
му-то прислушивался,  вздрагивая при каждом слабом звуке. Вдруг мое вни-
мание привлекло небольшое квадратное отверстие в двери,  на высоте чело-
веческого роста.  Должно быть,  такие отверстия служили для того,  чтобы
монахи постоянно и незаметно могли наблюдать друг за другом.  Мрак,  на-
полнявший  коридор,  был  так непроницаем,  что окошко казалось закрытым
куском черного бархата.  С этой минуты,  переворачивая страницы книги, я
каждый  раз  бросал  взгляд на дверь с таким чувством,  как будто ожидал
встретить там чей-то внимательный глаз. Но минуты шли за минутами, пере-
до мной в колеблющемся сумраке плыли,  путаясь с действительностью, кар-
тины похождений отважных мушкетеров,  отражение света на зеркале превра-
тилось в сияющее солнце над Парижем,  которое то вспыхивало,  то гасло и
наконец исчезло.  Книга выпала у меня из рук, и я уснул тревожным и чут-
ким сном.  Проснулся я как будто от неожиданного толчка.  Оплывшие свечи
догорали, я приподнялся, чтобы их потушить, и с затаенным страхом взгля-
нул  еще  раз на окошко в дверях.  Из черной тьмы на меня глянуло чье-то
бледное худое лицо с неподвижными блестящими глазами.  Я замер от ужаса,
не имея силы, чтобы крикнуть или отвести глаза от этого видения.
    - Кто там? - спросил я наконец хриплым, чужим голосом. - Это вы, Ци-
ранкевич?  Лицо медленно отодвинулось и исчезло в темноте. Свечи догора-
ли,  вспыхивая длинным синеватым пламенем.  Я почувствовал,  что умру от
страха, если останусь один в темноте, и с тем приливом мужества, которое
дает неотвратимая опасность,  схватил подсвечник, отодвинул железный за-
сов и выбежал в коридор,  высоко поднимая свечи и крича во все гордо:  -
Варт! Циранкевич! Варт! Вставайте... скорей!.. Казалось, десятки замира-
ющих голосов повторяют мой крик в пустых коридорах  и  разносят  его  по
всему монастырю. Варт в исподнем белье появился на пороге своей комнаты.
    - Что с вами?  - спросил он.  - Почему вы так отчаянно кричите?  Что
случилось? - Здесь кто-то был. Я видел лицо!.. - Где? - В окошке двери!
    - Может быть,  вам это только показалось?  Я сам запирал все двери в
эту галерею и в столовую.
    - Уверяю вас...  - дрожащим от волнения голосом начал я,  но в ту же
минуту раздался отчетливый стук железной решетки в другом конце  коридо-
ра.
    Варт выпрямился,  услышав этот дребезжащий звук, и с криком: "Теперь
он от нас не уйдет!" - побежал по галерее.  Впереди него неслась  черная
тень,  отбрасываемая  на каменный пол пламенем свечи и зажженной бумаги.
Мы быстро добежали до конца коридора,  и когда очутились в зале,  то  на
мгновение увидели чью-то серую фигуру, неслышно скользившую между колон-
нами.
    - Скорей,  скорей!  - подбадривал Варт меня, но я не умел так быстро
бегать, как он, и все больше и больше отставал от своего напарника.
    Голос ученого слышался уже из того тоннеля, в котором я был днем.
    - Он здесь! - кричал Варт. - Не отставайте! Давайте свечи! Боже мой!
Кто это?!
    В то же мгновение  прогремел  оглушительный  выстрел,  всколыхнувший
весь мрак старинного здания,  и сразу наступила тишина.  Я продолжал бе-
жать как сумасшедший,  плохо сознавая,  что делаю,  пока не наткнулся на
тело Варта. Он лежал лицом вниз, с откинутой правой рукой. Горела только
одна свеча,  и при ее дрожащем свете я ничего не мог рассмотреть  вокруг
себя, но зато слышал чьи-то тяжелые шаги, удалявшиеся по лестнице, кото-
рая вела на башню. В то же время мои необычайно напряженные чувства поз-
воляли угадывать присутствие еще одного человека,  который стоял в конце
тоннеля, на пороге часовни.
    Я бросил подсвечник около трупа и,  не помню как, добрался до столо-
вой, где увидел полуодетого Гула, Циранкевича с одеялом на плечах и Кап-
сукаса, который по-видимому, еще не ложился. В дверях стоял Гинтарас.
    - Что случилось?  Где Варт? Кто стрелял?! - засыпали они меня вопро-
сами и после первых моих слов бросились из столовой.
    Через несколько  минут Гул и Циранкевич внесли труп своего погибшего
товарища и положили его на скамью.  Я немного успокоился и  мог  наконец
связно рассказать о том, что произошло со мной и Вартом.
    - Следовательно, их было двое, - заметил Гул, когда я закончил расс-
казывать.  - Один,  несомненно,  этот таинственный Икс, который, видимо,
очень торопится осуществить свои угрозы. Но кто же другой, и как он про-
ник в запертый коридор? Или, может быть, Варт забыл запереть двери?
    - Этого вам никогда не удастся узнать,  - угрюмо пробормотал  Гинта-
рас. - Почему?
    - Потому что есть вещи, о которых не пишут в самых ученых книгах.
    - Но,  как бы там ни было,  нам всем необходимо соблюдать величайшую
осторожность.  Я думаю, что недели через две или самое большее через ме-
сяц  все работы будут закончены,  и мы сможем уехать отсюда,  но до того
времени нам придется жить, как в осажденной крепости. Вам, Циранкевич, я
поручаю обязанности коменданта.  Дело идет не только о том, чтобы сохра-
нить нашу жизнь, но еще, и это самое главное, о будущности моего изобре-
тения.
    Последние слова  Гула  произвели на меня крайне неприятное впечатле-
ние. Этот человек больше всего на свете был озабочен мыслью о своем раз-
рушительном веществе и,  кажется,  ни на минуту не задумался бы принести
ему в жертву жизнь своих друзей.
    При первых лучах зари Гинтарас сколотил гроб из  необструганных  до-
сок, и когда всходило солнце, мы похоронили. Варта на берегу пруда, меж-
ду двумя высокими тополями.
    Я твердо решил уехать в тот же день и за обедом сказал об этом  про-
фессору. Он нахмурился и ответил:
    - Когда гарнизон в опасности,  то всегда находятся солдаты,  которые
желают уйти.
    Я покраснел и резко ответил,  что не принадлежу к гарнизону,  и  мое
присутствие здесь является совершенно случайным.
    - Поступайте,  как знаете, - холодно сказал Гуд. Я взглянул на опус-
тевшее место Варта,  на печальное лицо Капсукаса и решил остаться,  хотя
больше  всего  в  эту минуту желал очутиться на залитой весенним солнцем
дороге, убегавшей в Тракай.
    С этого дня я сделался полноправным членом  маленькой  коммуны,  был
допущен в лабораторию и присутствовал при всех последних опытах с радио-
нитом.  Прежде чем продолжить рассказ, я считаю необходимым опровергнуть
самым  решительным  образом те заметки и статьи,  появившиеся в польской
печати,  в которых говорилось,  будто-бы профессор Гул посвятил меня  во
все тайны приготовления радионита.  Эти ложные сведения,  неизвестно кем
распространяемые,  навлекли на меня множество неприятностей,  о  которых
здесь не место говорить.  Достаточно упомянуть,  что я несколько раз ли-
шался всех своих бумаг и однажды едва не был убит в  поезде,  шедшем  из
Варшавы в Вильнюс.  Вероятно, под влиянием этих газетных заметок, ко мне
обращался военный агент одного Европейского государства и позднее предс-
тавитель США с просьбой продать секрет изобретения профессора Гула.  Пе-
реговоры эти оборвались в самом начале,  так как и первому и  второму  я
ответил,  что не располагаю тем товаром, за которым они явились по пору-
чению своих спецслужб.  Великая Отечественная война вновь воскресила эту
старую  историю,  погребенную  в развалинах бернардинского монастыря,  и
принесшую мне столько тяжелых и опасных минут. Заявляю для сведения всех
тех лиц, которые возобновили свои попытки вырвать у меня секрет изготов-
ления ужасного разрушительного вещества,  что у меня никогда не  было  в
руках бумаг Гула.  Не стану отрицать,  я знаю кое-что,  недалеко не все.
Мне известна,  да и то не вполне, общая теория, принципы, но не их прак-
тическое применение.  Печатая этот рассказ, представляющий вполне точное
и правдивое изложение трагических  событий,  случившихся  в  лаборатории
профессора Гула, я надеюсь, что мне наконец поверят и оставят меня в по-
кое.  В этой главе я помещаю те немногие сведения о  радионите,  которые
мне  удалось разновременно получить от Гула и его сотрудников.  Не знаю,
представят ли они интерес для обыкновенного читателя,  но изобретатели и
техники  найдут  в них указание на ту тропинку,  по которой шел человек,
достигший совершенно необычайных,  чудовищных и фантастических результа-
тов в деле разрушения.  Может быть,  кому-нибудь из них удастся получить
то вознаграждение, которое по всей справедливости должно было бы принад-
лежать Гуду. К сожалению, мои заметки, которые я составил в Тракае, дав-
но украдены,  и приходится по памяти восстанавливать  объяснения  людей,
обладавших огромными знаниями в наиболее запутанной и темной области фи-
зико-химических наук.
    Лаборатория, из которой вышел радионит,  помещалась в подвалах,  тя-
нувшихся под южной частью здания.  В этом подземелии,  куда скудный свет
проникал через заделанные решетками окна под потолком,  по странной слу-
чайности сохранились еще печи,  кубы и тигли какогото средневекового ал-
химика.  Рентгеноустановка и динамо-машина Гула стояли на том месте, где
беспорядочно  валялись  рычаги,  колеса  и  винты какого-то распавшегося
древнего механизма,  а огромный горн алхимика в дальнем углу  Циранкевич
приспособил  для  накаливания радиоактивных металлов.  Около стен лежали
груды мусора и черный шлак,  выброшенный из печей древних и новых  хими-
ков.  Колбы,  реторты  и  другая стеклянная посуда самых разнообразных и
причудливых форм наполняли глубокие ниши:  холодный блеск  полированного
металла  и грозно-трепетное синее пламя,  с неистовым шумом вырывавшееся
из конической трубы в середине лаборатории,  оживляли мрачные своды под-
вала, затянутые густой копотью.
    Изобретение радионита,  как говорил мне Гуд, было в такой же степени
делом случая,  как и результатом упорной научной работы,  сопровождаемой
бесконечным числом опытов. Гул и его сотрудники исходили из того предпо-
ложения,  что при известных условиях все вещества спосо