ГЕРМАН МАРИНИН
ОДЕРЖИМЫЕ ЗЛОМ
(Из записей журналиста)

    В начале тысяча девятьсот сорокового года я жил в Вильнюсе в неболь-
шом  отеле  на площади Гедиминаса,  почти совершенно пустом в это глухое
время года, когда зимний сезон оканчивается, а весенний еще не начинает-
ся.  Моим  соседом был богатый купец из Клайпеды,  страдавший множеством
болезней, которые он днем лечил у литовских знаменитостей при помощи ра-
дия,  электричества и световых лучей, а ночью - в кафе "Вильна", усердно
глотая коньяк,  кальвадос и ликеры.  Этот маленький  толстый  человек  с
красным  лицом,  на  котором отчетливо проступала тонкая сеть фиолетовых
жилок,  и длинными седыми бровями,  представлял настоящий сборник  меди-
цинских наук или,  правильнее говоря, полушарлатанских способов лечения.
Он перепробовал все патентованные средства,  проглотил такое  количество
всевозможных микстур,  чудесных экстрактов и отваров целебных трав,  что
было совершенно непонятно,  как он перенес такое лечение и остался  жив.
Господин Сталерюпас носил с собой запах аптеки, смешанный с пьяными аро-
матами крепких и дорогих вин.  Горничная, прислуживавшая в нашем коридо-
ре,  называла приторную, тошнотворную атмосферу, окружавшую самого клай-
педского купца и все его вещи, "букетом господина Сталерюпаса".
    Ко мне в комнату Сталерюпас входил с какой-нибудь банкой или  короб-
кой с пилюлями и отварами,  и настойчиво предлагал попробовать новое чу-
додейственное средство.
    - Берите, берите! - повторял он, видя мою нерешительность. - Я, сла-
ва богу,  имею достаточно денег,  чтобы угощать такими вещами всех своих
знакомых. - Да вы скажите прежде, что это такое?
    Сталерюпасу только и надо было услышать подобный вопрос.  Он садился
в кресло, бесцеремонно отодвигал мои бумаги и с манерами извозчика - мой
сосед,  впрочем, не скрывал, что он в молодости был кучером и погонщиком
скота  -  начинал излагать неистощимый запас своих медицинских познаний.
Он говорил о женьшене и рогах изюбра,  о броунсенаровской жидкости и го-
меопатии, об ультрафиолетовых и инфракрасных лучах, о тибетских травах и
китайском способе лечения земляными червями,  отваром пауков и вытяжками
из гусениц шелкопряда,  об иглоукалывании и хатха-йоге.  Был только один
способ прекратить словоизвержение Сталерюпаса,  прерываемое хриплым каш-
лем, от которого звенели стеклянные подвески в люстре - это встать и ре-
шительно заявить,  что вы должны идти,  что вам некогда слушать лекцию о
каком-нибудь индийском бальзаме,  но и после этого бывший кучер сдавался
не сразу.  Он загораживал двери своим тучным коротким  телом,  удерживал
меня за пуговицы сюртука толстыми пальцами,  украшенными перстнями с це-
лебными камнями,  и продолжал говорить, пока вдруг не вспоминал, что ему
пора бежать в какой-нибудь кабинет металлотерапии или принимать световую
ванну.
    Другим моим соседом был опереточный артист,  носивший отделанный ме-
хом  костюм  фантастического  покроя,  яркий бархатный жилет с черными и
красными разводами и голубые лайковые перчатки.  Господин Финнел, хорошо
известный посетителям веселых ночных уголков Вильнюса, желал быть ориги-
нальным и неподражаемым во всем,  начиная с внешности. Ему действительно
удалось  добиться  этой трудной цеди,  казалось бы,  превосходившей силы
пустого и ограниченного малого, каким он был. Булавку в галстуке Финнела
украшал искусственный брильянт,  отшлифованный в виде чечевицы, смотря в
которую можно было увидеть панораму Рижского залива;  его черная тяжелая
палка заканчивалась серебряным черепом,  глаза которого светились в тем-
ноте; кошелек был из настоящей крокодиловой кожи - так, по крайней мере,
уверял сам актер - а материалом для часовой цепочки послужили пепельные,
каштановые, черные и золотистые волосы, подаренные на память этому поис-
тине  необыкновенному  человеку его старыми и новыми приятельницами.  Но
самое изумительное из его оригинальных свойств заключалось в той манере,
с какой он снимал и клал свой цилиндр,  стягивал с пальцев и бросал пер-
чатки.
    - Искусство снимать шляпу - величайшее искусство - говорил мне  Фин-
нел,  искренне удивляясь той небрежности, с какой я проделывал необходи-
мые для этого движения. - Тут все должно быть обдумано и рассчитано, по-
тому что очень часто,  например, на прогулке в парке или на скачках, вы,
при помощи шляпы и головы, можете завязать новые, полезные и ценные зна-
комства или расстроить старые. Есть около пятидесяти способов кланяться,
но я изобрел еще один.  Я снимаю цилиндр не спереди, а сзади, что позво-
ляет не закрывать лица.  Теперь перчатки. При помощи десяти пальцев, за-
тянутых в лайковую кожу, вы можете разыгрывать целые симфонии, не произ-
нося ни одного слова, выражать самые разнообразные чувства.
    В то время,  когда я жил в Вильнюсе, артист не имел роли и занимался
тем,  что показывал туристам,  с которыми он повсюду заводил знакомства,
"самое  интересное"  в Вильнюсе,  неизменно начиная эти обзоры с площади
Гедиминаса и заканчивая их... Но кто скажет, где и перед чем остановится
господин Финнел,  располагающий туго набитым кошельком скучающего иност-
ранца или провинциала.
    В одно ненастное утро, когда хлопья мокрого снега залепляли зеркаль-
ные  окна модных магазинов напротив отеля,  в мою комнату,  не постучав-
шись,  ворвался Сталерюпас. Он был еще не одет и явился в ночной рубашке
и домашних туфлях, волоча за собою голубые подтяжки.
    - Слышали? Вот так история! - кричал он. - В нашем коридоре поселил-
ся еще один жилец.  И знаете,  кто?  Пусть я лопну, если это не сам Гул!
Вот она штукато какая!..
    Разбогатевший погонщик скота сиял от восторга, как будто приезд это-
го Гула был одним из самых счастливых событий в его жизни.
    - А кто он такой, этот Гул? - полюбопытствовал я, продолжая умывать-
ся.
    - Как, вы не знаете? Ну, так я вас сейчас просвещу. Гул - знаменитый
ученый;  он изобрел или изобретает аппарат для соединения  радиоактивных
лучей, которые испускает земля: понимаете, что из этого может произойти?
Я куплю такую штуку и у себя в Клайпеде буду собирать эти лучи, как дож-
девую воду. Все, кто пожелает лечиться, пожалуйте к Сталерюпасу, который
ни с кого не возьмет ничего.  А если кто-нибудь не  пожелает  исцелиться
добровольно,  тому  я  устрою  радийную  ванну  в  его собственном доме!
Хи-хи-хи!..  Вот будет потеха:  никто не отвертится - хочешь, не хочешь,
лечись!  Повернул  линзы,  отражатели,  нажал кнопку - и закатывай через
стенку радиоактивные души.  Сейчас одеваюсь и иду к Гуду! Я предложу ему
за  аппарат  самую  высокую цену.  Туго набитый кошелек действует иногда
сильнее радия.
    Закончив свою болтовню этой плоской остротой,  Сталерюпас убрался  в
свою  комнату  доканчивать  туалет,  а  я мог приняться за чтение газет.
Просматривая новости, я увидел в отделе хроники небольшую заметку о про-
фессоре Гуде.
    "Знаменитый химик" - указывалось в информации, - продолжает свои ра-
боты над изобретением особого вещества неслыханной разрушительной  силы,
которое  должно  внести полный переворот в военное дело.  Радионит - так
назвал это вещество профессор Гул - создаст такую же новую эру в  борьбе
народов,  как и изобретение пороха. Крепости не понадобятся, так как они
не будут представлять никакой защиты от невидимых разрушающих  лучей,  а
сражения полевых армий станут напоминать мифы о боях богов и титанов,  в
которых принимали участие стихийные силы природы.  К сожалению,  Гул  до
настоящего времени вынужден проводить опыты на свои личные средства, так
как те физико-химические принципы, на которых он основывает свое изобре-
тение, не получили общего признания, относятся к наиболее темной области
в науке о природе и вызвали множество возражений со  стороны  ученых  не
менее выдающихся, чем сам изобретатель радионита".
    Я подумал, что такой человек может быть одинаково и гением, и ученым
шарлатаном,  который надеется извлечь приличное состояние из своего мни-
мого открытия.  В этот день мне, по-видимому, не суждено было заниматься
ничем другим,  как только разговорами о Гуле.  Он оказался блистательной
кометой,  нарушившей жизнь сонного и скучного отеля. Едва я окончил чте-
ние,  как в комнату вошел Финнел, держа в руках тщательно вылощенный ци-
линдр.
    - Я иду к Гулу! Эти ученые нуждаются в том, чтобы их время от време-
ни встряхивали и освежали.
    - На месте Гула я не пожалел бы для вас нескольких граммов его  зна-
менитого радионита.
    - А  я вам говорю,  что со всеми своими сверхразумными веществами он
не устоит перед Финнелом. Через два-три часа мы поедем с ним к замку Ге-
диминаса  или в рощу за Нярис,  а вечером будем ужинать в кафе,  на углу
площади Гедиминаса. Приходите туда, я вас с ним познакомлю!
    Финнел два раза повернулся перед зеркалом,  стер платком часть пудры
с лица и направился к двери.
    - Постойте!  - остановил я его.  - Объясните мне ради всего святого,
каким путем вам удается каждую минуту заводить все новые  и  новые  зна-
комства и притом с людьми, у которых с вами нет ничего общего. Вчера ут-
ром вы утащили куда-то из пятого номера почтенного ксендза,  вечером ов-
ладели каким-то подозрительным польским паном,  третьего дня я видел вас
в обществе двух нетрезвых немецких дельцов, которым вы почему-то показы-
вали городскую ратушу,  сегодня этот странный изобретатель радионита,  а
завтра,  может быть, какойнибудь перуанец или французский винодельческий
магнат. Какая-то человеческая энциклопедия! И самое удивительное, что со
всеми ними у вас с необычайной быстротой завязываются приятельские отно-
шения.  Что это за необыкновенная способность?  Финнед с удивлением пос-
мотрел на меня.  - Что же тут необыкновенного?  - Ну, хотя бы то, что вы
находите темы для разговоров со всеми этими вечно сменяющимися людьми.
    - Я никогда не ищу темы, - ответил Финнед. - Мы говорим все об одном
и том же.  Со мною все могут быть совершенно откровенны, так как я лишен
всяких предрассудков - английских,  американских или ваших русских. Один
очень известный английский романист сказал мне: "Вы, Финнел, в моральном
смысле человек совершенно голый. Поэтому все так легко и свободно себя с
вами чувствуют".  Однако мне пора к Гулу!  Не забудьте,  в девять  часов
приходите в кафе!
    Любопытство мое было сильно задето,  а вечером, несмотря на отврати-
тельную погоду, я пошел на площадь Гедимцнаса. Кафе, куда пригласил меня
Финнел,  принадлежит к числу самых дорогих и роскошных во всем Вильнюсе.
Здесь не бывает той суетливой толкотни,  как в заведениях подобного рода
на соседних бульварах.  Войдя-в небольшую залу, устланную пушистым розо-
вым ковром, с позолоченной эстрадой для музыкантов, я сразу увидел круг-
лое, сияющее счастьем лицо Сталерюпаса, рядом с ним прямую фигуру Финне-
да и напротив высокого,  слегка - согбенного человека лет пятидесяти.  У
него были черные вьющиеся волосы, небольшой красивый лоб, резко очерчен-
ные,  точно подведенные карандашом, брови. Выражение лица было насмешли-
вое  и  вместе  с  тем грустное.  Финнел быстро поднялся мне навстречу и
громко представил Гулу.  При имени профессора посетители кафе,  сидевшие
за соседним столом,  повернулись в нашу сторону и с любопытством посмот-
рели на ученого.
    - Я давно собирался поехать в Советскую Россию,  - сказал Гул  после
того,  как мы обменялись мнениями о качествах вина, заказанного с шумной
суетливостью Стадерюпасом.  - Но есть некоторые осложнения,  вы знаете о
них, и меня пугают ваши расстояния. Россия так огромна, что ее надо изу-
чать долгие годы.  Странный,  загадочный и еще несложившийся мир,  вроде
тех  материков  и морей отдаленных геологических эпох,  где силы природы
работали с удесятеренной энергией и производили все новые и новые  формы
жизни.
    Гул поднял свой стакан с вином,  задумчиво глядя через него на яркий
свет лампы. У него, видимо, вообще была манера внезапно прерывать разго-
вор и о чем-то сосредоточенно думать, не обращая внимания на своих собе-
седников.
    Потом ученый начал подробно расспрашивать меня о России, и видно бы-
ло,  что все вопросы он задавал с какой-то затаенной целью,  прикрываясь
лишь отвлеченным интересом,  который у него возбуждала  великая  страна.
Сталерюпасу наш разговор, видно, очень не нравился. Он то и дело пытался
вернуться к лечебным свойствам радиоактивных элементов,  но Гул  отмахи-
вался от него,  как от назойливой мухи. Мы просидели до закрытия кафе, и
я вместе с профессором вернулся в отель,  а Финнел и клайпедский  купец,
поддерживая друг друга,  направились в сторону еврейского квартала и ис-
чезли среди прохожих.
    Так началось мое знакомство с человеком, великое изобретение которо-
го, как я теперь наверное знаю, могло бы в несколько дней уничтожить все
силы фашистской Германии,  накопленные ею в течение многих лет. Радионит
Гула действительно существовал, и скрытой в нем силе не могло противить-
ся никакое человеческое сооружение.  Правильнее было бы  сказать,  ничто
материальное не могло уцелеть под действием этого адского разрушительно-
го пламени, которое превращало в первобытный хаос, в лучи, исчезающие за
пределами нашей планеты, все, что приходило с ним в соприкосновение. Как
будет видно ниже,  пользуясь изобретением Гула,  его джином  разрушения,
заключенным в платиновые трубки,  можно было уничтожить,  стереть с лица
земли не только любой город, крепость или армию, но взорвать, распылить,
превратить в ничто любую горную цепь, будь то Кавказ или Гималаи.
    Впоследствии я узнал,  что, когда мы сидели в мирном кафе на площади
Гедиминаса,  небольшая трубочка с радионитом лежала в кармане Гуда.  Мне
становится смешно и страшно, когда я вспоминаю красное и добродушное ли-
цо пошляка Стадерюпаса, легкомысленного и развязного Финнела и между ни-
ми  этого  гения разрушения,  который спокойно,  маленькими глотками пил
портвейн и время от времени дотрагивался рукой  до  футляра,  оклеенного
красной сафьяновой кожей,  в котором лежало то ужасное, что могло в нес-
колько минут образовать в центре  Вильнюса  крутящийся  огненный  вихрь,
постепенно углубляющийся в землю,  в котором, как в гигантском водоворо-
те, исчезли бы театры, дворцы, каменные громады домов, люди и самая поч-
ва...
    На следующий день утром ко мне в комнату неожиданно вошел Гул. К мо-
ему удивлению,  он задал мне несколько вопросов, касающихся моих занятий
на родине,  спросил, долго ли я предполагаю оставаться в Литве, и, нако-
нец, сказал:
    - Так как вас ничто не удерживает в Вильнюсе и,  будучи писателем  и
журналистом,  вы  хотели бы увидеть как можно больше,  то я был бы очень
рад,  если бы вы нашли возможность заглянуть ко мне в Тракай.  Это прек-
расный, древний и очень интересный городок. Моя лаборатория помещается в
опустевшем монастыре,  в нескольких километрах от центра Тракая. Места у
меня много, монахи не переставали строить свой каменный лабиринт в тече-
ние столетия, и я сам не знаю всех уголков и переходов этого бесконечно-
го сооружения. Со своей стороны, вы будете мне очень полезны, если помо-
жете выучиться русскому языку,  на котором я свободно читаю,  но мне те-
перь необходима практика.
    - Ваше приглашение слишком неожиданно!  И потом, я не могу так долго
оставаться в Тракае,  чтобы вы могли извлечь серьезную  пользу  из  моих
уроков.
    - Я полагаю, что мне не хватает главным образом правильного произно-
шения,  - ответил Гул,  переходя на русский язык. - Как видите, я достиг
некоторых успехов!
    - Разрешите мне спросить,  чтобы облегчить задачу,  с какой целью вы
изучаете русский язык?
    Гул секунду помолчал и потом ответил:  - Может  быть,  мне  все-таки
придется поехать в Россию.  После Литвы это единственная страна, которой
я могу предложить свой труд. - Как профессор химии? - Нет, как изобрета-
тель.
    - Хорошо. Поскольку я собираюсь ехать в Бирштонас, то ваше предложе-
ние не нарушает моих планов.  Через одну или две недели я  могу  быть  в
Тракае,  однако затрудняюсь сказать, сколько времени проживу в вашем мо-
настыре.
    Гул был, видимо, очень доволен моим согласием. - Вы только приезжай-
те,  а там мы сумеем вас удержать, - сказал он на прощанье. - Телеграфи-
руйте, я вышлю за вами автомобиль.
    Он пожал мне руку и направился к дверям,  но на пороге остановился и
сказал фразу, странного смысла которой я долго не мог понять:
    - Какая бы ни была погода, вы поедете в открытом экипаже - непремен-
но в открытом!  И, пожалуйста, в предместьях монастыря сидите так, чтобы
вас хорошо было видно всем, кто идет по обочинам дороги. С этими словами
он вышел из комнаты.
    В Тракай я ехал в теплое, пасмурное апрельское утро. Иногда накрапы-
вал мелкий дождь, порывы ветра буйно и весело шумели в вершинах ив и то-
полей,  но,  несмотря на тучи и дождь, в этой части цветущей долины реки
Нярис  уже  чувствовалось широкое и свежее дыхание Балтийского моря.  Мы
ехали в большом автомобиле с откинутым парусиновым  верхом.  Водитель  -
угрюмый, плечистый малый по временам пристально и внимательно смотрел на
меня, держа руку в толстой кожаной перчатке на рулевом колесе. Еще перед
отъездом я сразу отметил в лице этого человека какую-то странную, непри-
ятную особенность, но не мог понять, в чем она заключается, пока один из
носильщиков, побрякивая полученными мелкими монетами, не крикнул шоферу:
    - Ну, Гинтарас, протри хорошенько свой стеклянный глаз, чтобы не вы-
валить в Нярис багаж и пассажира! Гинтарас промолчал и плавно тронул ав-
томобиль с места. Через несколько минут, когда мы уже мчались по блестя-
щему от дождя шоссе,  он повернулся ко мне и медленно,  разделяя  слова,
сказал:
    - Стеклянные глаза тоже имеют свои преимущества!
    Я не нашел что ответить на это странное замечание...  На пути в Тра-
кай,  древнее пристанище католичества,  на каждом  повороте  видишь  ка-
кую-нибудь средневековую башню с узкими,  как щели,  окнами, церковь или
часовню, украшенную изображениями святых и аллегорических чудовищ. Иног-
да  этим каменным изваяниям не хватает места на стенах,  и они,  подобно
густо разросшимся вьющимся растениям,  поднимаются над крышами, оплетают
колонны, заглядывают в цветные окна. Рядом с этими остатками исчезающего
мира вырос небольшой город,  строения которого теснят и  давят  каменные
призраки отдаленного прошлого.  Блеснуло озеро, и на широкой глади его я
увидел уродливые очертания нескольких разрушенных арок старинного моста,
построенного,  по преданию, дьяволом. Я спросил Гинтараса об этой леген-
де.
    - Не знаю! - ответил он. - В Тракае давно уже нет ни святых, ни чер-
тей.  - Ловко обогнув ехавший нам навстречу огромный фургон, он добавил:
- Впрочем, одного я видел! - Кого?
    - Полагаю,  что это было то, о чем вы спрашиваете, - уклончиво отве-
тил водитель.
    - Где  же  вы его видели?  - спросил я,  все более и более удивляясь
странным ответам и замечаниям моего спутника.
    Но Гинтарас снова замолчал и молчал,  пока мы не проехали мимо зеле-
ного  острова,  густо  заросшего у берегов старыми ивами,  ветви которых
наклонялись к самой воде.  Когда мы миновали город,  дождь усилился, и я
было хотел нарушить просьбу Гула и попросил водителя поднять парусиновый
верх машины,  но Гинтарас отрицательно покачал годовой. Я раскрыл зонтик
и сидел среди своих намокших вещей,  обозревая яркозеленые поля, убегав-
шие по обеим сторонам превосходного широкого шоссе.  Впереди  показалась
роща, и Гинтарас вдруг сбросил скорость. Это меня окончательно вывело из
терпения.
    - Послушай,  парень, мне совсем не нравится мокнуть под дождем! Слы-
шишь?  - Благодарю вас, я слышу очень хорошо! - Что такое? - закричал я,
окончательно рассерженный этим глупым ответом.  - Поезжай скорей!  -  Вы
куда хотите сегодня доехать?
    - К профессору Гулу, конечно. Что за вопрос? - Ну так если вы не хо-
тите очутиться в другом месте,  то мы должны ехать через лес самой малой
скоростью. -