шел конец славному роду  дю
Заоликанов, так как гнусный сосед являлся за своей половиной замка чуть ли
не каждую неделю и уже  стал  грозить  судебным  разбирательством.  Но,  к
счастью, Хромоногий, вернувшись с ночной ловли раков, слег и  в  одночасье
умер. К власти пришел его  сын,  десятый  граф  дю  Заоликан  по  прозвищу
Куриный огузок. Это был суровый властитель. Он немедленно заявил,  что  за
долги папаши он не в ответе, а если настырный  сосед  не  прекратит  своих
смехотворных поползновений, то пустить  ему  "красного  петуха"  -  плевое
дело. Сосед подумал-подумал, прикинул, что Куриный огузок  выполнить  свою
угрозу вполне способен, да и отступился. И правильно сделал...
     - Конечно!
     Птиц резко встал и, словно пытаясь взлетать, взмахнул руками.
     - Все, я сказал - все!
     Он увидел медвежонка,  который,  оторвавшись  от  Бьянки,  ошарашенно
крутил головой. На мордочке у него было написано удивление.
     А Птиц вдруг понял, что им нужно бежать. Потому, что  тут  опасно.  В
чем кроется опасность, Птиц не хотел знать. Но он был уверен,  что  бежать
нужно немедленно.
     Как?
     Наверное, из замка их так просто  не  выпустят.  Ну,  это  ничего,  в
первый раз что ли? Надо схитрить. Краем глаза Птиц увидел, как у Бьянки во
рту что-то блеснуло. Словно бы клык?
     Так, теперь нужно вывернуться, сделать вид,  что  они  ни  о  чем  не
догадываются.
     Пытаясь пошутить, Птиц сморозил какую-то глупость. Поздно!  Бьянка  и
Бланка вскочили. Платья у них  снова  были  застегнуты  на  все  пуговицы.
Одновременно, словно роботы, близняшки  достали  широкие  черные  ленты  и
завязали себе глаза. Птиц и медвежонок остолбенели от удивления.
     Между тем сестрички с повязками  на  глазах,  широко  расставив  руки
приближались к друзьям.
     - Ага! - крикнул Птиц. - Жмурки! Это уже лучше!
     Они с медвежонком повернулись и побежали прочь. Бланка  и  Бьянка  не
отставали ни на шаг. Они бежали все теми же коридорами и  переходами,  где
стояли цветочные горшки со странными растениями, широкими залами, со  стен
которых  им  улыбались  бесконечные  портреты  дю  Заоликанов.   Казалось,
портреты что-то шептали, словно хотели предупредить, но на  то,  чтобы  их
послушать, не было времени. Бланка и Бьянка наступали им на пятки.
     Задыхаясь, медвежонок и Птиц выскочили во  двор.  Ворота  замка  были
заперты. Мельком они посмотрели на стражника. Он  показался  им  странным,
каким-то не таким. Но главное было не в этом.  Главное  было  в  том,  что
выбраться из замка не представлялось никакой возможности. Не прыгать же  с
высокой стены вниз? И к этому добавлялось странное  ощущение,  что  каждая
стена замка смотрит на них, следит за каждым их шагом, как следит  кот  за
беспечной мышкой. Похоже, на этот раз они действительно крепко влипли.
     Птиц огляделся и, увидев раскрытую дверь  погреба,  бросился  к  ней.
Медвежонок не отставал.
     В лицо им  пахнуло  сыростью  и  плесенью.  Гнилые  ступени  чуть  не
обломились под ними, а друзья, не  замечая  этого,  стрелой  летели  вниз,
чувствуя, что главное сейчас выиграть во что бы то ни стало время.
     Подвал был уставлен огромными, поросшими мхом бочками. Кран  у  одной
был завернут неплотно и на землю  медленно  сочились  янтарные  капли.  На
какую землю?
     Птиц наклонился, чтобы лучше рассмотреть, и замер.  Пол  погреба  был
покрыт поникшей травой. Это была не  хилая  белесая,  выросшая  в  темноте
травка, а обыкновенная, сочная, знавшая солнце трава.  Получалось,  что  в
полутьме подвала она оказалась лишь несколько дней назад. Боже, а вон  там
виднеется придавленная стеной тоненькая березка!
     Что это!
     Медвежонок схватил его за руку и закричал:
     - Прячься, они уже здесь! Надо запутать их среди бочек!
     И тут Птиц очнулся. Две пары тонких, но, наверное, очень сильных  рук
уже тянулись к нему. Под черными повязками насмешливо улыбались похожие на
кровавые раны рты. Медвежонок тянул Птица куда-то за бочки, но  тот  вдруг
резко вырвался и шагнул навстречу близняшкам.
     Какая разница?
     Птиц резко метнулся в сторону, поднырнул под жадно  нашаривавшие  его
руки и рванул по лестнице вверх. Сзади, тяжело пыхтя, ломился  медвежонок.
А внизу слышался разочарованный вой.
     Быстрее, быстрее вверх!
     Лестница кончилась. Друзья буквально вывалились на широкий двор замка
и остановились. Ворота были по-прежнему закрыты, и страж,  глядя  на  них,
загадочно улыбался.
     Что же делать?
     Они слышали, как близняшки карабкались из подвала и еще вместе с ними
шел кто-то скрипевший когтями по плитам стен, издававший глухое  ворчание.
Стражник нацелил на приятелей короткое, с широким  наконечником  копье.  И
тут только Птиц увидел, что у него нет ног. Стражник, словно  цветок  рос,
из стены! Птицу стало ясно все.
     - Смотри! - закричал он, показывая вверх.
     Медвежонок поднял голову и обомлел. Шпили замка извивались и тянулись
вверх, словно вставшие на хвост змеи. А навстречу им,  возникая  прямо  из
неба, падала огромная, усеянная сталактитами масса.
     - Все, - едва слышно прошептал Птиц. - Это все.
     Сомнений больше не было. Это был четырехмерный акулоид. Птицу еще  не
приходилось с ним сталкиваться, но из рассказов других странников он знал,
что акулоиду прикинуться замком ничего не стоит. Он  еще  и  не  на  такое
способен. Не было никаких сомнений, что сверху на них  опускается  его  до
поры до времени прятавшаяся в четвертом измерении часть.
     - Что делать? - растерянно спросил медвежонок.
     - Что? - озлился Птиц. - Все, отпрыгались, пришла пора помирать.
     Копье стражника просвистело возле головы  медвежонка.  Птиц  отчаянно
погрозил кулаком опускавшейся на них массе и в  очередной  раз  огляделся.
Ворот уже не было, они стали стеной, а если вернее,  то  уже  и  стены  не
было.  Вместо  нее  теперь  колыхалось  что-то  мертвенно-бледное,  живое,
покрытое броневыми пластинками и бляшками. Между  тем  опускавшаяся  часть
акулоида закрыла небо. Сталактиты  превратились  в  сверкающие  зубы.  Еще
секунда...
     -  Мама!  -  тоненько  закричал  Птиц.  Рядом  с  ним  медвежонок,  с
искаженной от ужаса мордочкой, как зачарованный, смотрел вверх...
     Что-то мягкое и цепкое опустилось им на спины.  В  следующую  секунду
лязгнули зубы. Поздно. Невидимая рука  выдернула  Птица  и  Медвежонка  из
пасти  акулоида  и  понесла  над  лесом,  пытавшимся  дотянуться  до   них
остроконечными пальцами елей. Шиш с маслом!
     Они летели все быстрее  и  быстрее.  Неизвестно  куда.  Хотя,  почему
неизвестно? Вот перед  ними  гостеприимно  открылось  окно,  и  они  мягко
приземлились на дорогу миров...


     Велимир облокотился о пульт.
     А ведь это же  просто!  Хрустальные  гадюки  водятся  только  в  мире
Алколь. В свернутом  состоянии  гадюку  можно  держать  не  более  недели.
Остается узнать имена дорожников, побывавших  в  этом  мире  за  прошедшую
неделю.
     Дав  компьютеру  задание,  он  снял  с  пульта  небольшого  костяного
крокодильчика и стал его рассматривать. Крокодильчик  был  толстенький,  с
короткими кривоватыми лапками и хитрой мордочкой.
     Кто же его подарил? Вроде бы  Абузар  в  благодарность  за  помощь  в
Хронской черной башне.
     Компьютер выдал ответ минут через пять.
     Итак,  за  прошлую  неделю  в  мире  Алколь  была  лишь  одна  группа
дорожников  из  трех  человек.  Работала  она  там  двое  суток.   Вполне,
достаточно, чтобы набрать хоть мешок хрустальных  гадюк.  Трое:  Намгаджа,
Ансаф, Дангнур. Безусловно, Велимир их знал. Намгаджа  работал  дорожником
уже восемь лет, Ансаф - пять и Дангнур - три.  Кто  же  из  них  подбросил
гадюку? Но откуда он может знать? Да и его ли это дело?
     В  конце  концов,   можно   побиться   об   заклад,   что   настоящее
квалифицированное расследование этого происшествия уже идет. И  занимается
им бригада следователей, наверняка,  они  уже  получили  кипу  материалов,
фотографий, описаний. Только, какой им с этого толк?  Внутрь  комплекса-то
их больше не пустят. А пока они докопаются в  чем  дело  -  пройдет  много
времени. Велимир же чувствовал, что разобраться в этом  деле  надо  именно
сейчас. Вообще, по идее, он должен позвонить куда  нужно  и  рассказать  о
своих догадках. Вот  только  не  сделает  он  этого.  Можно  еще  пойти  к
верховному друиду Мутру и переложить это дело на его плечи. Да нет, у него
сейчас и своих забот - полон рот. Ему сейчас нужно  немедленно  придумать,
как сделать, чтобы на комплекс не наложили  руку  пистолетчики.  Уж  им-то
этот случай на руку. Тем, кто будет решать судьбу комплекса, тоже. Вообще,
если комплекс попадет им в руки, кое у кого гора упадет с плеч.
     Нет, верховному друиду он, конечно, обо всем сообщит, поскольку он  -
главное в комплексе лицо, но только потом, когда дело немного прояснится.
     Велимир задал компьютеру еще один вопрос и, получив  ответ,  что  все
трое интересующих его дорожников  находятся  в  комплексе,  удовлетворенно
хмыкнул.
     Придется прогуляться.
     Выходя из диспетчерской, он оглянулся, проверяя, все  ли  обесточено.
Все.
     Коридор был пуст. Он  прислушался.  Тишина.  Закурив,  Велимир  вдруг
заметил, как в дальнем  конце  коридора  возле  двери  с  цифровым  замком
мелькнула бесформенная тень и тотчас же  исчезла.  Что  это?  Нет,  похоже
показалось. Коридор был по-прежнему безмолвен и пуст.
     Диспетчер двинулся вперед, мимо дверей кабинетов и служб. Он дошел до
дежурки и возле ее  стеклянной  стены  остановился.  Находившийся  за  ней
Сизоносен задумчиво и  самоуглубленно  тыкал  пальцем  в  датчик  пожарной
сигнализации. Убедившись, что это  не  приносит  никаких  результатов,  он
вытащил из кармана коробок спичек, зажег одну и поднес к датчику.
     Велимир заинтересовался.
     Спичка догорела до конца, а датчик так и не  сработал.  Разочарованно
махнув рукой, Сизоносен уселся в стоявшее неподалеку кресло и открыл книгу
с нарисованным на обложке элегантным мужчиной в широкополой шляпе. Фамилию
автора закрывал толстый  палец  Сизоносена,  а  вот  название  можно  было
прочитать довольно свободно "Золотой вампир в стране зомби".
     - Н-да, - сокрушенно покачал головой Велимир.
     Должность дежурного была самой настоящей синекурой. В случае  тревоги
он обязан был набрать на пульте одну из пяти возможных  комбинаций,  и  на
этом его  обязанности  заканчивались.  Учитывая  это,  можно  понять,  что
проблема "свободного времени"  была  для  Сизоносена  первостепенной.  Как
правило, на этой работе долго не задерживались. Один Сизоносен продержался
целых тринадцать месяцев, но это было уже что-то невероятное.
     Велимир  вздохнул.  Пройдя   дальше,   к   комнате   дорожников,   он
прислушался.
     Прекрасно. Оттуда  доносился  негромкий  разговор.  Рывком  распахнув
дверь, диспетчер вошел внутрь. Все дорожники были здесь. Впрочем, не  все,
Дангнура не хватало. Интересно, где он?
     Комната отдыха, благодаря усилиям декораторов, походила на пещеру.  С
потолка свешивались сталактиты,  из  пола  торчали  сталагмиты,  неровные,
обделанные под мрамор  стены  белели  известковыми  потеками.  Светильники
походили на друзы драгоценных камней. О том,  что  это  все-таки  комната,
напоминало лишь несколько вполне уютных, расставленных вдоль стен кресел и
диванчиков. На них-то и сидели дорожники. Ближе всех ко входу  был  только
что вернувшийся с дороги Берг. Уши у него уже приобрели нормальную  форму,
а вот нос укорачивался медленнее и все еще походил на штопор. Дальше сидел
Свин, массировавший расположенный на лбу третий  глаз,  чтобы  он  исчезал
быстрее. С другими из недавно вернувшихся дорожников все было  в  порядке,
если не считать Мори, уныло разглядывавшего свою семипалую руку.
     А Дангнура нет. Странно. Впрочем, можно начать и с двух других.
     Замолчавший при появлении  Велимира  дорожник  Крабут  нервно  дернул
плечом и, продолжая прерванный рассказ, стал  объяснять,  на  какие  штуки
способен водяной старх, если его неожиданно спугнуть. И что от него  можно
спастись лишь с помощью цветка пурпурной лилии.
     Велимир уселся в ближайшее пустое кресло, на спинке  которого  висела
чья-то  куртка-ураганка,  и  закрыл  глаза.  Словно  игрок  перед  началом
шахматной партии перебирающий собственные  фигуры,  он  коснулся  сознаний
всех находившихся в комнате. Он почувствовал мысли Берка,  беспокоившегося
за свою приболевшую дочку. А вот Свин, хотя и знал наверняка,  что  третий
глаз у него исчезнет, все же в глубине  души  побаивался  остаться  с  ним
навсегда. Потом Нломаль, Мори...
     Медленно-медленно,  осторожно-осторожно  Велимир  проник  в  сознания
Намгаджи и Ансафа. Понимая, что нужно действовать как можно незаметнее, он
затаился, вслушиваясь в их мысли и чувства. Ничего особенного.
     Как  же  их  проверить?  Как  сделать  так,  чтобы  они  подумали   о
хрустальной гадюке?
     - ...и самое главное,  чтобы  осминоха  не  укусила  синеживотика,  -
говорил Нломаль. - Если укусит -  все,  можешь  считать  вечернюю  кадриль
несостоявшейся. Верховный герцог не подарит  тебе  жемчужную  перчатку,  а
через сутки тебя вообще выкинут за крепостную стену. Так вот, а я как  раз
отвлекся на одну... впрочем, неважно, главное, что чуть не проморгал...
     Придумал!
     Велимир стукнул  кулаком  по  подлокотнику  кресла  и  громко,  чтобы
слышали все, сказал:
     - Черт, ну кто же мог подбросить гадюку?
     Гробовая тишина.
     Ну же, ну... Чего же вы?... Нет.
     Велимир облегченно вздохнул. Реакция Намгаджи и Ансафа на  его  слова
была обычной; удивление, сочувствие и больше  ничего.  Это  были  не  они.
Тогда кто же? Неужели Дангнур?  Да,  теперь  остался  только  он.  Кстати,
забавно будет, если окажется, что и он тут ни при чем? А вот это еще  надо
доказать. Где он?
     Можно  было,  конечно,  пошарить  по  комплексу  прямо   отсюда,   не
поднимаясь с кресла, но диспетчер  знал,  что  сейчас  у  него  ничего  не
выйдет. Слишком уж много случилось с ним событий  за  последние  несколько
часов. Он чувствовал, как из глубин его сознания поднимается  усталость  и
неуверенность. Да, в таком состоянии  зондировать  комплекс  не  стоит.  В
конце концов можно обойтись и без этого. Комплекс  небольшой,  и  Дангнуру
деться из него некуда.
     Кто-то передал ему бокал, и Велимир отхлебнул ледяного  апельсинового
сока.  Дорожники  молчали  еще  несколько   секунд,   потом   стали   тихо
переговариваться.
     - Да, так вот, - продолжал Нломаль. - Чувствую, осминоха  его  сейчас
укусит. А этого никак нельзя допустить. Я еще герцогу шкатулку не подарил,
ну помните, над которой наши техники целый месяц корпели. Ну тут я и...
     Велимир снова задумался.
     Дангнур.  Ниже  среднего  роста,  но  чрезвычайно  сильный.  Глаза  -
неспокойные. И еще, судя по  его  рассказам,  слишком  много  вокруг  него
увивается  девушек.  Хотя  редкий  мужик  на  словах   не   преувеличивает
количество своих любовных приключений.
     Ладно, хватит  об  этом.  Надо  подумать  о  чем-то  другом.  Велимир
вспомнил свою квартиру. Четыре стены,  в  которые  он  возвращается  после
дежурств, где не знает, чем себя занять,  чувствуя,  как  с  каждым  годом
окружающий, не принадлежащий комплексу мир отдаляется,  становится  чужим.
Может быть, и Смеяна ушла, распознав женским чутьем, что Велимир с  каждым
годом все более принадлежит не ей, а дороге? Женщины, они такие.  Для  них
мужские занятия - чепуха, по сравнению с домом, семьей. Может, они  правы?
Может, действительно все объяснения о том, что они работают в комплексе на
благо народа (какого?), на благо планеты  (зачем  это  ей?),  на  всеобщее
благо (а нужно  ли  оно?),  только  слова?  Может,  они  эти  исследования
проводят лишь для себя? И эта возня  с  комплексом  что-то  вроде  детской
игры-"войнушки" для взрослых? Конечно, на другом уровне, хотя  бы  потому,
что в случае проигрыша катят своими и чужими жизнями, но игра?
     Совершенно ясно, что еще  лет  сто  из  дороги  ничего  реального  не
выжмешь. Даже не стоит пытаться. Хуже будет. Потому что дорога  -  стихия,
непонятная и неуправляемая. Они могут потратить  на  исследования  сколько
угодно времени, заполнить фактами горы бумаг и не продвинуться ни на  шаг.
Потому что не понимают главного - принципа, по которому существует дорога.
Поймут ли они его когда-нибудь?
     Скорее  всего,  они  исследуют  неправильно.  Нельзя  понять  что-то,
наблюдая со стороны. Нужно умудриться стать частью этой дороги. Вот  тогда
можно что-то понять. Наверняка можно.
     Вот он, диспетчер, потратил двадцать лет на то, чтобы вытаскивать  из
гиблых ситуаций дорожников, которые попадают в них потому, что  ничего  нс
знают о природе дороги. Это может продолжаться до  бесконечности.  И  кому
это нужно? Мне? Им? Людям?
     Он допил сок и поставил бокал на пол.
     Может,  бросить  эту  работу  к  чертям  собачьим?  Вернется  Смеяна.
Наверное, она еще ждет и надеется. А если даже и  не  ждет,  то  на  свете
много женщин, только и мечтающих о таком, как он,  отчаявшемся,  сломанном
жизнью мужчине, энергии которого,  впрочем,  вполне  хватит  на  постройку
маленького семейного рая для жены и детей. В конце концов, женщинам не так
уж и важно, какие мы. Они любят в нас отцов своих  будущих  детей.  И  мы,
кстати, любим женщин за то, что они похожи на детей. Они это знают и умело
притворяются такими, какими мы их желаем видеть. И нет тут  с  их  стороны
никакой корысти. Это природа. Она управляет нашими поступками и желаниями.
Даже легенды о загадочной женской логике не  имеют  под  собой  оснований.
Женской логики нет. Есть логика природы.  Разумен  ли  человек  настолько,
насколько он старается казаться? Ведь, если  подумать,  то  большую  часть
своих поступков мы делаем, повинуясь природе. Может быть...
     Он очнулся и посмотрел по сторонам. Дорожники не хотели встречаться с
ним глазами. Может быть, потому что погиб не кто-то из них,  а  диспетчер.
Наверное,  для  них  в  этом  было  что-то   мистическое,   вроде   гибели
бога-охранника. А боги не должны умирать. Они могут забыться и  исчезнуть,
но только не умереть.
     Велимир откинулся на спинку кресла и вдруг почувствовал, что  на  ней
что-то висит. Куртка-ураганка. Чья?
     Дангнура, чья же еще? Отсутствует только он. Забавно, в  этом  кресле
недавно сидел Дангнур. А потом ушел, забыв ураганку. Забавно!
     Обдумывая  это,  Велимир  аккуратно  снял  куртку  с  кресла  и  стал
исследовать ее карманы. Он совершенно забыл о том, что  это  может  кто-то
увидеть. А вспомнить не успел, потому что почти  сразу  нащупал  в  правом
кармане что-то мягкое и скользкое.
     Целлофановый пакет. Пустой.
     Да нет, не может быть. Не может быть...
     Велимир осторожно понюхал пакет.
     Да нет же, так не быва...
     От пакета  несло  горьковатым,  йодистым  запахом.  Его  нельзя  было
перепутать ни с каким другим. Это был запах хрустальной гадюки.


     Розовый жук теребил Птица за руку и  нудно  бормотал,  что  хотел  бы
познакомиться как можно ближе с такими прекрасными созданиями,  как  он  и
медвежонок. Рассеянно цыкнув на него, Птиц стал  думать  о  том,  что  вот
сидит он, Птиц, на этой самой дороге  миров  и  вроде  бы  все  прекрасно.
Только как бы узнать, что же действительно с ними произошло. По  идее  они
должны  били  погибнуть,  и  сейчас  тихо-мирно  перевариваться  в  животе
четырехмерного акулоида, просматривая  сладкие  довоенные  сны  и  напевая
идиотскую песенку о том, как у Мэри был барашек, получивший эту кличку  за
любовь к барам и модному танцу шек.
     Что за сила выдернула их из мира акулоида и вернула на дорогу? Почему
это случилось?  Хотя,  впрочем,  на  дороге  миров  бывают  вещи  и  более
странные. Все же, ему очень хотелось в этом разобраться. Может, из-за  еще
не потерянной надежды как-нибудь найти ответы на некот