помощь была не нужна. Двое  дорожников  перед  возвращением
любовались заходом солнца. Одного звали Врад.  Судя  по  профилю  и  цвету
кожи, он был потомком индейцев.  Второй,  по  имени  Бангузун,  на  первый
взгляд казался увальнем, но это впечатление  было  обманчиво.  По  крайней
мере  Велимир,  видевший  однажды,  как  Бангузун  голыми  руками  задушил
полосатую гориллу, знал, что по быстроте реакции и силе  среди  дорожников
ему, пожалуй, не найдется равного.
     А закат был действительно прекрасен.  Велимир  развернул  супершпиона
так, чтобы видеть его как можно лучше и тоже залюбовался тем, как  голубое
в белую крапинку солнце, пуская  изумрудные,  бордовые  и  лазурные  лучи,
медленно тонуло в море, делая его темнее и загадочнее, словно  растворяясь
в безумии самых неожиданных цветов и оттенков.
     Так, с этим все в порядке.
     Он переключился на третий мир. Увидел, как работавшая в нем группа из
трех человек выбралась на дорогу миров, и заставил  супершпиона  следовать
за ней.
     Посмотрев минут пятнадцать, как возвращаются дорожники, Велимир хотел
было уже отключиться,  но  тут  откуда  ни  возьмись  появился  квадратный
гибарянец. Он  шел  по  дороге,  весело  отдуваясь  и  выбирая  случайного
путника, на которою можно было плюнуть проклятым молочком.  Понаблюдав  за
тем, как трое дорожников  осторожно  и  профессионально  обошли  гибарянца
стороной, Велимир напоследок глянул на его наспинный  гарем,  из  которого
высовывались маленькие, с изумрудными глазками и  красивыми  напомаженными
усиками головки гибарянцевых жен. Прекрасно. Вернув супершпика в тот  мир,
из которого его взял, Велимир отключился.
     Порядок!
     Он снял с головы мнемошлем и блаженно откинулся в кресле.
     А ведь было время, когда на дороге находилось до  дюжины  групп.  Вот
это была работа! Особенно, если учесть, что большинство  дорожников  тогда
были зелеными щенками и лезли в любой сомнительный и опасный  мир.  Только
успевай им советовать, ободрять  и  выдавать  нужные  сведенья.  А,  чтобы
правильно посоветовать, надо обладать опытом. Откуда же  его  взять,  если
сам - зеленый щенок? Да и аппаратура тогда была значительно хуже.
     Кстати, когда же это было? Лет двадцать назад, никак  не  меньше.  Ну
да, дорогу открыли двадцать пять  лет  назад.  Поначалу  велась  одиночная
разведка и строился комплекс. Да, не менее двадцати.  Именно  тогда  он  и
пришел в комплекс.
     Подумать только - двадцать лет.
     Велимир закурил.
     Все-таки, было что-то не совсем  реальное  в  том,  что  он,  сидя  в
диспетчерском  кресле,  мог  побывать  в   любом   из   четырех   десятков
исследованных миров.  Это  давало  ему  странное  могущество.  Почему?  Он
обыкновенный,  средних  лет  мужчина.  Его  не  очень  любят  женщины.  По
воскресеньям он играет в гольф и  пьет  пиво.  Любит  хорошие  сигареты  и
неохотно бреется. Башмаки у него всегда стоптанные и  нет  времени  купить
новые. Вот это - он.
     Однако, надевая мнемошлем, Велимир становился диспетчером, отвечающим
за все случившееся с дорожниками в исследуемых  мирах.  Со  стороны  может
показаться, что работа у него легкая. Дорожники рискуют своими жизнями, он
же не рискует ничем. Только наблюдает и вмешивается лишь в крайнем случае.
Но кто другой сообщит  о  том,  что  вблизи  от  группы  рыщут  гигантские
кентавры, что пурпурные мидии готовятся выползти на сушу  или  что  нужная
дорога находится левее? А еще он должен знать все исследованные  миры  как
свои  пять  пальцев.  И  никогда  ему  не  удастся  попробовать   сладкого
дамайского сокограда, понюхать жемчужную орхидею, узнать, какова на  ощупь
вода великого безбрежного океана на Лорее. Только наблюдать, не более.
     Кроме того, иногда дорожники  гибнут.  И  даже  он  не  может  ничего
сделать. Остается - запоминать. В следующий раз это  знание  спасет  жизнь
другим.
     Велимир выпустил облачко  дыма  и  вспомнил,  что  лет  десять  назад
диспетчеров попытались заменить искусственным мозгом. Якобы у него реакция
лучше. Но в этом деле главное не реакция, а интуиция. Через  месяц,  когда
количество опасных происшествий  с  дорожниками  возросло  раз  в  десять,
искусственный мозг убрали.
     Ладно, пора за работу.
     Выпив чашку кофе, он выкурил еще одну сигарету и надел мнемошлем.
     Все шло хорошо. Две группы уже  вернулись  в  комплекс,  третья  -  с
Гормы, за которую он сильно боялся, только что выбралась на дорогу  миров.
Превосходно! Диспетчер проследил эту группу до самого конца. Он  наблюдал,
как дорожники перешагивали через окно и,  поприветствовав  стража,  шли  в
комнату отдыха. Стоило очередному дорожнику оказаться в комплексе,  у  нею
начинали исчезать последствия эффекта искажения. Кстати, это был  один  из
самых  странных  эффектов  дороги.  Тела  попавших  на  нее  людей  быстро
изменялись. Причем некоторые вдруг приобретали третью руку или второй нос,
у других лишь чуть-чуть изменялось лицо. Но стоило вернуться  в  комплекс,
как этот эффект пропадал. Правда, чем дольше человек находился на  дороге,
тем  медленнее  исчезали  его  последствия.  Из-за  этого   эффекта   всех
новичков-дорожников первым  делом  выводили  ненадолго  на  дорогу  миров.
Оставляли только тех, кто изменялся в пределах определенной нормы.
     Ученые, конечно, долго ломали над этой особенностью дороги головы, но
более-менее логичного объяснения  эффекту  не  нашли.  Лишь  страж  дороги
как-то по  пьяному  делу  сказал,  что  таким  образом  дорога  раскрывает
внутренний облик попавшего на  нее  человека.  Объяснение  было  неплохое.
Только Велимир не мог понять,  каким  образом  наличие  третьей  руки  или
обрастание черепашьим панцирем раскрывает внутренний мир?
     Велимир снял шлем и опять закурил.
     Да, объяснение стража ненаучное. Но что  мы  сделали  до  сих  пор  в
науке? Ну, потратили на исследования двадцать лет.  Ну,  угробили  чертову
уйму людей, исписали горы бумаги, сделали  целую  кучу  никому  не  нужных
открытий. А что толку? Может, и не надо никаких исследований?  Может,  для
того, чтобы понять дорогу, надо стать ее частью? Соединиться с ней? Почему
мы воспринимаем ее как загадку? Загадочных  вещей  нет  вообще,  есть  те,
которые трудно понять со своей колокольни. Стало  быть,  для  того,  чтобы
понять дорогу, надо отправиться по ней - куда глаза глядят?
     Велимир потушил окурок и налил  из  термоса  кофе.  Отхлебнув  первый
глоток, он поставил чашку на пульт и вдруг подумал, что  всего  лишь  пару
часов назад в этом кресле сидел мертвый Лапоног.
     Да, теперь можно посидеть и подумать о смерти Лапонога.  За  двадцать
лет Велимир видел этого добра достаточно. Правда - через  следящие  камеры
супершпиона. А вот эта была здесь. Хотя пять  лет  назад,  когда  они  еще
только начинали исследовать мир Горма, диспетчер Плащенос навел на  засаду
кракеозов группу из шести дорожников. Все они  погибли.  Никто  не  сказал
Плащеносу ни слова, потому что  на  дороге  бывает  все,  а  диспетчер  не
всемогущ. Он судил себя сам и сам же привел приговор в исполнение. Но даже
эта смерть была не здесь, а где-то там, на пригородной вилле.
     Да, подобного еще не было.
     Велимир снова попытался вспомнить лицо Лапонога, но лишь увидел,  как
два аварийщика снимают его тело с кресла. Вызывать реаниматоров смысла уже
не было. Тело куда-то унеси. Сутулый  особист  быстро  допросил  Велимира.
Очевидно, потом в диспетчерской еще что-то делали, может  быть,  измеряли,
фотографировали, составляли протоколы, но диспетчер этого уже не видел. Он
немедленно сел в кресло и надел мнемошлем. Вовремя. Тем троим,  на  Горме,
пришлось бы без его помощи худо.
     И все-таки, откуда взялась гадюка? Не  могла  же  она  заползти  сюда
через окно дороги? Нет, это невозможно. Значит, ее кто-то принес. Кто?
     Велимир отхлебнул из чашки. Кофе показался ему горьким.
     А ведь действительно, что - проще? Небольшая, прозрачная,  завернутая
в целлофан лепешка. Пронести с дороги - раз плюнуть.
     А потом, в удобный момент, неторопливо  пройти  по  коридору,  вынуть
сверток, сорвать целлофан, продержать десять секунд в руках... И совсем уж
просто распахнуть дверь, чтобы швырнуть  гадюку  внутрь.  Остается  только
захлопнуть дверь - и дело сделано.
     Кому же навредил Лапоног, что его решили убить таким  способом?  Жену
отбил? Дочь опозорил? Сто рублей не отдал? Что именно?
     Нет, никто из работников комплекса на это  не  способен.  Нужно  быть
совершеннейшим идиотом, чтобы убить диспетчера во время работы. Это  могло
кончиться смертью нескольких дорожников. Нет, местью это быть не могло.
     Велимир замер.
     Какая тут к черту  месть,  если  все  было  идеально  рассчитано?  Не
поторопись он, и гадюка успела бы развернуться полностью. Тогда -  смерть.
Учитывая, что диспетчерскую посторонние не посещают, у мнемогадюки  вполне
хватало  времени  построить  защитный  кокон.  В  этом  случае  с  ней  не
справились бы и недели за две. Соответственно, на этот  срок  прекратилось
бы и исследование дороги.
     Те, кто спланировал эту акцию,  не  учли  только,  что  он,  Велимир,
забеспокоится и придет раньше  обычного.  В  самом  деле,  не  обладай  он
способностью заглядывать в чужие мысли,  все  прошло  бы  без  сучка,  без
задоринки, по плану. Кстати, наверняка кто-то из комплекса подкуплен.  Бел
этого они обойтись просто не могли.
     Но все-таки кому это было нужно?


     Солнце светило им в глаза. Медвежонок и Птиц проснулись. Они  умылись
в ближайшем ручье, а потом пошли по дороге и почти сразу же наткнулись  на
заросли спелой малины. Насытившись, приятели тронулись дальше.
     В кронах деревьев пронзительно кричали невидимые птицы, а может, и не
только они. Пухленькие зеленокожие дриады  сидели  на  обочинах  дороги  и
нарезали пробивавшиеся сквозь листву солнечные лучи на аккуратные  дольки,
чтобы ночью залить их лунным светом и, добавив травку-буратинку,  получить
на завтрак вкусный салат. Птичка-врушка, прыгая с ветки на ветку и  смешно
помахивая двумя головами, увязалась было за  ним,  но  вдруг  отстала  для
того, чтобы рассказать встречным белкам про старого медведя.  Оказывается,
он принимает по утрам ванны из малины, а пчелы из черного улья  носят  ему
мед прямо в берлогу. И вообще...
     Край дриад кончился. По сторонам  дороги  потянулись  кривые,  словно
измазанные ржавчиной, кусты. Вскоре их сменили баодеды  и  баобабы.  Из-за
одного из них на дорогу вдруг выскользнула голубенькая,  почти  прозрачная
русалка, за которой топал телеграфный столб.
     Русалка посмотрела на Птица с медвежонком и улыбнулась. Остановившись
неподалеку, она вытянула тоненькую руку и что-то сказала на языке ручьев.
     Медвежонок и Птиц переглянулись и пожали плечами. Они не знали  этого
языка. Огорчившись, русалка топнула изящной ножкой, а телеграфный столб за
ее спиной изогнулся, как кобра, и зашипел.
     Птица осенило.
     Он вытащил из сумки на животе неизвестно каким  образом  завалявшийся
там кусок сахара и протянул его русалке. Она  просияла  и,  приблизившись,
жадно схватила белый ноздреватый кубик. Легкие, прохладные губы на секунду
прижались ко лбу Птица. Потом русалка вернулась под баобаб, и сунула сахар
в рот. Телеграфный столб радостно затрубил, и Птиц с  медвежонком  поняли,
что можно двигаться дальше.
     Часа через два дорога привела их к замку.  Вокруг  него  был  выкопан
ров, заполненный покрытой ряской водой, из которой кое-где торчали головки
лилий. Очевидно, вечерами  на  берегах  этого  рва  пели  лягушки,  широко
разевая рты и сладостно щуря круглые глаза, мечтая о  чем-то  радостном  и
прекрасном, стремительном и веселом, как, например, вкусная-вкусная  муха.
Подъемный мост был  опущен,  так  что  путники  могли  свободно  пройти  к
окованным железом воротам.  Прежде  чем  это  сделать  Птиц  и  медвежонок
остановились полюбоваться сложенными из  огромных  блоков  стенами,  из-за
которых торчали украшенные вымпелами шпили башен.
     - Пойдем? - спросил медвежонок.
     Птиц кивнул.
     Они протопали по подъемному мосту и остановились перед воротами.  Над
ними из-за стены выглядывал часовой. При виде Птица  и  медвежонка  он  не
издал ни звука, а стал с любопытством их рассматривать.
     Некоторое время была тишина.
     Наконец стражник  взмахнул  алебардой,  которую  держал  в  руках,  и
спросил:
     - Вам чего?
     Медвежонок толкнул Птица локтем в бок, и тот, прокашлявшись, начал:
     - Благородные путешественники просят принять  их  согласно  закону  о
гостеприимстве.
     - Ну, что же, - стражник покрутил длинный ус и  еще  раз  внимательно
оглядел их с головы до ног.
     - А вы точно благородные?
     - Благороднее не бывает, - хором уверили его друзья.
     - Хм, - с сомнением сказал стражник. - Неужели?
     -  Вот  тебе  истинный  крест!  -  воскликнул  Птиц.   Медвежонок   в
доказательство этого плюнул в сторону и три раза подпрыгнул.
     - Ну ладно! - стражник повернулся к друзьям спиной и громко объявил:
     - Благороднейшие путешественники просят крова!
     И сейчас же два звонких голоса закричали:
     - Пропустить, пропустить!
     - Велено пропускать, - сообщил друзьям стражник и, нагнувшись,  нажал
расположенный  под  правой  рукой  рычаг.   Створки   ворот   со   скрипом
распахнулись. Птиц и медвежонок увидели обширный, мощеный двор,  в  центре
которого находился колодец. Возле  него  стояли  две  девушки  в  розовых,
одинаковых платьях. Они были очень похожи, только одна  была  брюнетка,  а
другая блондинка.
     Удивленные Птиц и медвежонок не могли оторвать от них глаз, а девушки
тем временем подошли ближе и  дружно  улыбнулись.  Так  же  синхронно  они
провели руками по пышным прическам, проверяя все ли в порядке.
     Птиц и медвежонок радостно переглянулись.  А  девушки  уже  кокетливо
манили их за собой. Друзья пошли. Что им оставалось делать? Они  пересекли
двор, и поднявшись по  высоким  полустертым  ступеням,  вошли  во  дворец.
Дальше была  узкая  сводчатая  комната  с  увешанными  саблями  и  мечами,
тяжелыми   лоснящимися   от   масла   кольчугами,   блестящими    шлемами,
наколенниками, кривыми  и  прямыми  кинжалами,  длинными  боевыми  копьями
стенами. А еще на  них  висели  луки  и  колчаны,  прекрасные,  украшенные
резьбой рога и еще много чего.  Даже  не  дав  осмотреть  толком  все  это
богатство, друзей провели через комнаты с высокими и низкими потолками,  с
узкими окнами и вообще без окон,  освещаемые  даже  днем  дрожащим  светом
факелов, со стенами, украшенными портретами давно умерших предков.
     Уф, наконец-то они пришли.
     Их привели в зал, где были удобные сиденья и  низенький,  уставленный
кувшинами с вином и закусками  стол.  Девушки  предложили  им  присесть  и
выпить. Птиц и медвежонок снова переглянулись.
     Вино было отменное, закуска что надо, девушки красивые.
     Эх, гуляй!
     Через полчаса друзья осушили  уже  по  третьему  кубку,  узнали,  что
прекрасные властительницы замка сестры-близняшки, что их  зовут  Бланка  и
Бьянка, что они не замужем и вообще не прочь... но только  с  благородными
путниками. Под действием вина Птиц и Медвежонок расхрабрились.  Медвежонок
подсел поближе к блондинке Бьянке и стал ей  нашептывать  на  ушко  что-то
интересное. А она весело смеялась и даже не стала протестовать, когда лапа
медвежонка, как бы случайно, перекочевала с края стола на ее талию. В  это
время Бланка подсела поближе к Птицу  и  стала  ему  рассказывать  историю
своего рода. О том, как их великий предок граф  дю  Заоликан,  тот  самый,
которого за победы над винными погребами и  дамскими  подвязками  прозвали
"неистовым",  который  в  присутствии  венценосного  повелителя  осмелился
высказать некое  суждение  об  одной  части  туалета  данной  особы,  надо
сказать, действительно небрежно застегнутой,  за  что  и  был  лишен  всех
орденов, медалей  и  владений,  остановил  однажды  своего  разгоряченного
быстрой ездой коня на крутом берегу реки, называемой  местным  населением,
живущим в основном ничегонеделаньем и сбиванием разными предметами груш, в
честь какого-то из местных духов - Лаурой.
     Спешившись, граф подошел к самому обрыву и  долго  глядел  на  бурные
речные воды, на угрюмый  лес  на  противоположном  берегу,  на  изрезанное
верхушками сосен и в агонии проваливавшееся за горизонт солнце. Неожиданно
повернувшись к своим  спутникам,  разглядывая  их  недобрыми  прищуренными
глазами, подкручивая начинающие седеть усы, дю Заоликан вдруг сказал:
     - Здесь! Именно здесь будут возвышаться  гордые  стены,  за  которыми
взрастут мои потомки.
     В подтверждение своих слов он топнул ногой. В  ту  же  секунду  кусок
берега, на котором стоял дю Заоликан, обвалился. Даже неожиданное  купание
не изменило намерений графа, да и то сказать, не зря же его герб  украшали
слова "Стою на своем до самой  смерти".  Через  пару  лет  на  этом  месте
действительно вырос замок. Воды Лауры  наполнили  выкопанный  вокруг  него
ров, и жизнь пошла своим ходом...
     Птиц вынырнул из этого нежного, обволакивающего, вкрадчивого  голоса.
Какие-то мысли кружились у  него  в  голове.  Ему  обязательно  надо  было
понять, за что же мы так любим женщин? И не важно,  как  они  выглядят.  В
роскошном открывающем точеные плечи платье или же они  покрыты  перьями  и
имеют  прекрасную  голову,  с  удивительно   пропорциональным   клювом   и
чудеснейшим на свете хохолком. Главное - они женщины...
     А Бланка продолжала рассказывать про то, как местные  жители,  узнав,
что с некоторых пор являются вассалами дю  Заоликана,  отнеслись  к  этому
известию более-менее спокойно, правда, хотели было для порядка побунтовать
и даже повесить парочку графских эмиссаров, но тут подошло  время  сшибать
груши, а потом появились другие заботы, а потом предпринимать что-то  было
уже совершенно неприлично. Да и граф был  не  прост.  С  целью  завоевания
авторитета  у  местных  жителей  он  научил  их  гнать  грушевый  самогон,
пришедшийся, кстати, им по вкусу.
     Так что в скором времени все устроилось, и наступила  так  называемая
мирная жизнь, состоящая из множества привычных занятий, как  то:  попойки,
охота, турниры, рождение детей, ссоры с хамами-соседями, утренние чаепития
и так далее...
     В жены граф взял дочку предводителя местных жителей, чем основательно
укрепил свою власть. Свежеиспеченная графиня была молоденькая, красивая, а
на супруга глядела с обожанием. Что еще надо для образцовой графской жены?
Не прошло и десятка лет, как двор замка и все  окрестные  леса  звенели  и
стонали  от  криков  и  неисчислимых  проказ   сыновей   неукротимого   дю
Заоликана...
     Чувство опасности.
     Птиц с усилием вырвался из плена медового голоса Бланки  и  посмотрел
на медвежонка, со странной улыбкой пытавшегося расстегнуть корсаж  задорно
хихикавшей и делавшей вид, что сопротивляется, Бьянки.
     - Господи, а я-то!..
     Птиц неожиданно обнаружил, что его  собственные  руки  уже  некоторое
время довольно забавным  образом  блуждают  в  вырезе  платья  Бланки.  Он
испугался. Это было очень, очень  странно.  Птиц  хотел  вскочить,  что-то
сделать, но тут Бланка погладила его руку и, расстегнув  верхнюю  пуговицу
своего корсажа, чтобы ему было удобнее, стала рассказывать дальше  историю
своих предков, пировавших и воевавших в полной уверенности,  что  все  это
будет вечно, по крайней мере пока мышь, в которую могущественный  Ма-Хо-Ка
превратил злого бога  Рдуна,  не  перегрызет  яшмовый  столб,  на  котором
покоится небо.
     Чувствуя, что снова проваливается в розовый  сироп  ее  голоса,  Птиц
хотел было вспомнить что-то важное, но не успел... А Бланка повысила голос
и стала рассказывать о  том,  как  девятый  граф  дю  Заоликан  по  кличке
Хромоногий, налакавшись  грушевого  самогона,  проиграл  своему  соседу  в
нормандский пикет ползамка. Казалось, тут и при