Она лежала на спине, крылья ее беспомощно повисли. Четыре головы неистово
щелкали зубами и тянулись к пятой, шея которой была пронзена большим Копьем.
Из Копья вылетали искры всякий раз, когда  головы  приближались  к  нему,  и
всякий раз они отодвигались от Копья, кривясь от боли.
   - Послушайте меня,  -  сказал  Хума.  Ее  тело  дернулось,  и  послышался
душераздирающий крик боли.
   - Выслушайте меня, - повторил он.
   "Смертный... что ты хочешь сказать?"
   Она попыталась встать, но безуспешно.
   - Вы потерпели поражение, вы, Такхизис, Владычица Тьмы.
   "Нет! Такое невозможно!"
   - Ваши армии разгромлены. Ваши ренегаты или убиты, или разбежались.
   Время их власти кончилось. Больше  никогда  не  будет  на  земле  второго
Галана Дракоса.
   Такхизис молчала. Она, видимо, хотела  оттянуть  время,  для  того  чтобы
выдернуть из своего тела искрящееся Копье.
   "Чего ты хочешь, смертный?"
   - Равновесие между добром и злом должно быть восстановлено. Без добра зло
не может существовать. Добро без зла тоже... Конечно, я знаю,  что  не  могу
убить вас.
   "Тогда освободи меня!" - прозвучал приказ в его мозгу.
   Хума вздрогнул. Копье чуть не выпало из его рук.
   - Но сначала вы должны признать свое поражение.
   Ветер прекратился. Небо стало необычайно ясным.  Солнечные  лучи  ласково
согревали Хуму.
   Тоннель почти совсем исчез. Такхизис лежала неподвижно. Казалось, что она
умерла.
   Хума попытался подойти к ней поближе.
   Зеленая  голова  Такхизис  выстрелила  в  него  струей.  Хума  не   успел
увернуться. Густой, шипящий поток ядовитого зеленого газа окутал его  с  ног
до головы, и он выронил Копье. Оно  покатилось  вниз.  Рыцарь  упал  и  тоже
покатился вниз по склону. От нестерпимой боли он  невольно  вскрикивал.  Что
такое боль он знал и раньше, теперь он узнал, что такое агония. Он стонал не
переставая, но не умирал.
   "Ты еще жив! Разве можешь ты убить меня? Ты ведь смертный!"
   Несмотря на боль, он засмеялся:
   - Я принадлежу Паладайну... Я принадлежу  Гвинес...  И  никогда  не  буду
принадлежать вам.
   Хума попытался встать. Не  смог.  И  закашлялся  -  так,  что  его  всего
затрясло, ведь он наглотался ядовитого газа. Он не смог даже  сесть.  Голова
кружилась. Он знал: время его жизни кончается.
   - Они приближаются, Такхизис.
   "Кто?"
   - Другие рыцари с Копьями Дракона. Их больше сотни. Ваша  боль  возрастет
стократно. Вы не сможете уйти от них. А они вас не пощадят. Вы это знаете.
   "Они тоже не могут меня убить!"
   - Они могут оставить вас корчиться в вечных муках от боли.
   "Не могут! А равновесие между добром и злом?! Вы сами говорили об этом".
   - Равновесие? Для людей это пустой звук. Они хотят жить в мире.  Так  они
скажут вам.
   Наступила долгая пауза.
   Глаза Хумы закрывались сами собой.  Всякий  раз  он  открывал  их  уже  с
огромным-огромным трудом.
   - Вы не успеете освободиться от Копья до  их  прихода.  Я  умру,  но  они
возьмут вас в плен. Богиня в плену у простых смертных!..
   "Что ты хочешь?"
   Кажется, она уже готова была признать свое поражение. Только одна  голова
все еще пристально смотрела на Хуму. Три другие просто дергались.
   - Уйдите из Кринна.
   "Я..."
   - Вы уйдете немедленно!
   "Да, я согласна".
   - Вы заберете с собой всех своих драконов. Они никогда не  должны  больше
появляться в Кринне. Поклянитесь в этом!
   Она колебалась. И наконец - "Я клянусь".
   - Поклянитесь самым для вас святым. Оба  увидели,  что  в  небе  появился
бронзовый дракон, услышали голос всадника  -  этот  голос  Хуме  был  хорошо
знаком.
   Кэз!
   - Хума-а-а!
   Голос минотавра дрожал от усталости, и дракон, видимо, был измотан.
   Но еще минута - и они приземлятся.
   - У вас почти не остается времени, Такхизис.
   "Я клянусь, что я... уйду... она корчилась от боли, в какое-то  мгновение
Хуме показалось: сейчас она рухнет на него, - ...уйду из  Кринна  вместе  со
всеми драконами. Я клянусь загробным царством, именем высшего бога".
   Бронзовый дракон опустился на вершину. Кэз, даже не взглянув на Такхизис,
подбежал к Хуме:
   - Вы победили! Вы одолели ее! - Взглянув на рыцаря, Кэз вдруг запнулся. -
Хума! Я... Я буду помнить о вашей  победе  всю  жизнь,  как  я  помню  своих
предков.
   Хума взглянул ему прямо в глаза:
   - Кэз, вы должны вынуть Копье из ее тела. Прошу вас...
   - Что? - Кэз стоял и смотрел на рыцаря словно на  безумца.  -  Освободить
ее? Чтобы она снова  уничтожала  и  разрушала  все  вокруг?!  Чтобы  мы  все
погибли?!
   Рыцарь покачал головой:
   - Нет. Она поклялась. Я могу... обещать  вам,  что  она...  -  глаза  его
закрывались, - ...она уйдет из Кринна.
   - Нет. Я не стану вытаскивать Копье!
   - Кэз, - Хума поморщился от боли, - я обещал ей. Это вопрос чести.
   Ведь вы знаете, что такое честь?! Есть старинное выражение: "Еst  Sularis
Oth Mithas", оно значит "Моя честь - моя жизнь".
   Минотавр молча, в отчаянии переводил взгляд с Хумы на Такхизис.
   - Скорее. Копье. Моя честь. Когда придут рыцари - будет  поздно,  они  не
позволят вам это сделать.
   Кэз с большой неохотой подошел к Владычице Тьмы.
   - Моя честь - моя жизнь, - прошептал он чуть слышно.
   Он смотрел на Копье. Головы Такхизис отодвинулись от минотавра подальше и
глядели в сторону. Только вероломная Зеленая не сводила с него глаз.
   Копье глубоко впилось в шею Голубой головы. С отвращением  Кэз  взобрался
на Такхизис, Владычицу Тьмы. Зеленая голова внимательно  следила  за  каждым
его движением. Минотавр с раздражением  фыркал.  Зеленая  голова,  казалось,
была готова сожрать его. Но вскоре она отвернулась от Кэза и  уставилась  на
Копье, которое причиняло богине столько боли.
   - О, боги! - прошептал Кэз, но вспомнил о долге чести.
   Он ухватился за Копье и с силой  дернул  на  себя.  Но  Копье  неожиданно
легко, словно само, вышло из тела Такхизис. Кэз потерял равновесие и, сжимая
руками Копье, кубарем скатился с шеи чудовища.
   Ужасный, леденящий душу хохот  разнесся  над  землей.  Кэз  повернулся  к
Такхизис. Владычица Тьмы стояла над ним, во всем своем дьявольском  величии.
Закрывая все небо, она уже расправила крылья. Пять голов смотрели в небеса и
хохотали. Боль? Ее словно не было и в помине.
   Затем пять голов посмотрели вниз - на  умирающего  рыцаря  и  негодующего
минотавра. На каждой драконьей морде сияла зловещая ухмылка.
   Неожиданно в небе вспыхнули языки  столь  яркого  пламени,  что  Кэз  был
вынужден закрыть глаза.
   Когда он открыл их, небо было безоблачным, солнце, давно  забытое  солнце
сверкало победно и величественно.
   Хума больше не чувствовал холода, но он не чувствовал  уже  и  тепла.  Он
чувствовал только, что засыпает.
   Солнце ярко  светило  ему  в  глаза.  Рыцарь  взял  медальон,  подаренный
Эйвандейлом. Изображенный на нем лик Паладайна в лучах  солнца  ослепительно
засверкал!
   Рыцарь смежил глаза. Рука его разжалась, медальон выпад. Ну что же.
   Когда солнце пойдет на закат и не будет светить так ярко, он взглянет  на
медальон снова.
   Хума подумал о Гвинес и о том, что теперь им предстоит сделать... теперь,
когда война уже закончилась...

Глава 32

   - Храм! Они строят для вас целый храм! А ведь все, чего вы хотели, -  это
чтобы на вашей могиле было только простое надгробие.
   Кэз отвернулся от величественного надгробного памятника.
   Государь Освал был, конечно, согласен с минотавром, но...
   - Людям нужен герой, - говорил Великий  Магистр,  словно  убеждал  самого
себя. - Рыцарству нужен образец для подражания. Хума подходит для этого  как
никто другой.
   Насколько долго сохранится память  о  Хуме  и  насколько  правдивы  будут
рассказы о рыцаре? Люди, гномы, кендеры и  эльфы  -  все  они  склонны  либо
забывать, либо приукрашивать то,  что  случилось  в  действительности.  Даже
минотавр любил иной раз приукрасить свои рассказы.
   Беннет уверял, что раны, нанесенные  войной,  будут  излечены  лет  через
пять-шесть. Но Кэз полагал, что для этого потребуется не менее десяти.
   Кэз мчался во весь опор. Ему хотелось, чтобы столица  рыцарей  как  можно
быстрее исчезла из вида. Впереди  его  ждали  новые  приключения.  Он  хотел
побывать у эльфов Квалинести. Попытаться выведать их тайны.
   День был яркий и теплый - от такой погоды все давно отвыкли.
   Вокруг лежали поля... еще совсем недавно это были поля сражений.
   С собой в дорогу Кэз  захватил  несколько  бурдюков  с  водой.  Путь  ему
предстоял весьма неблизкий.
   Сильный боевой конь, которого  ему  подарил  государь  Освал,  летел  как
стрела. Вдоль дороги валялись ржавые доспехи и брошенное оружие.
   Походная сумка то и дело ударяла Кэза в бок, и это скоро стало раздражать
минотавра. Он решил перевесить ее.
   Внутри сумки что-то звякнуло. Кэз остановил коня и сунул  руку  в  сумку.
Сначала он вынул  латунную  пластинку  с  эмблемой  рыцарства,  на  обратной
стороне пластинки было высечено его имя и стояла метка, удостоверяющая,  что
минотавр находится под защитой рыцарей Соламнии. Кэз поначалу не хотел брать
эту пластинку, но Великий Магистр убедил его обязательно взять, ибо о добрых
делах минотавра знают далеко не все. В легендах о Хуме, которые уже ходили в
народе, о Кэзе  почти  никогда  не  упоминалось.  Многие  рыцари  не  желали
смириться с тем, что близким другом легендарного героя был  минотавр...  Кэз
аккуратно положил пластинку на прежнее  место  и  вынул  из  сумки  медальон
Паладайна. Этот медальон выпал из рук  умершего  Хумы.  Минотавр  тогда  же,
чтобы не потерять, сунул его к себе в сумку и вот - забыл  о  нем.  Медальон
ярко засверкал на солнце.
   Кэз посмотрел в небо.
   Теперь все стало по-иному и на земле, и в небе.
   Драконы тьмы покинули Кринн.
   Стремительный, прилетев в соламнийскую столицу с Кэзом и  мертвым  Хумой,
вскоре вернулся к сородичам, и минотавр его больше никогда не видел.
   Человекобык пришпорил коня. Медальон он крепко сжимал в  руке.  Он  решил
сперва сохранить его как память о Хуме. Но имеет ли он право взять  медальон
себе?
   И тут Кэз увидел на обочине дороги одинокое дерево. Деревья  вокруг  были
выворочены с корнем. Только это дерево  осталось  живым,  на  нем  было  уже
несколько молодых зеленых веток. Кэз подъехал к дереву и повесил медальон на
ветку - так, чтобы его было хорошо видно с дороги.
   - Моя честь - моя жизнь, - прошептал минотавр и, пришпорив коня, во  весь
опор снова помчался вперед.
   Он замедлил бег  коня  только  тогда,  когда  дерево  с  висящим  на  нем
медальоном скрылось из вида.