Выход?
     Атака  повторилась. Девушка вырубила питание, но ничего не
изменилось. Игра в настоящее не имела  выхода.  Помнится,  дядя
что-то  говорил  на  эту тему. Лилит выдернула шнур из розетки.
Бесполезно.
     Атаки накатывались одна за одной.
     - Ух-х-х!..
     Перевела  дух  Лилит. Никого. Кажется все уровни пройдены.
Кошмар закончился. В голубом небе ни облачка. Краски вернулись,
и  Радужный Город рисовался перед ней сказочным тортом. Впереди
самое  вкусное  -  настоящее.  Так  быстрей  убрать   последние
преграды!
     Прицел на сталагмиты башен.
     Бам-ц!
     Радужного Города не стало.
     Прицел на радугу.
     Бам-ц!
     И весь мир отпрыгнул - поменялся масштаб.
     Прицел на Землю.
     Бам-ц!
     И нет ее.
     На Луну, на Солнце, на звезды.
     Бам-ц!
     Бам-ц!
     Бам-ц!
     Тень  упала  на  девочку. Потянуло ледяным холодом, как от
облака. Лилит подняла голову. Черно в узком  стрельчатом  окне.
Ни  декорации  кипариса, ни фонариков звезд. Не стучат яблоки в
саду.  В  мире  ни  звука.  Только  безумно  колотится  девичье
сердечко.   Лилит   затрясло,  маленькую,  смертельно  уставшую
девчушку, обреченную белую пешку в большой игре. Клавиатура  не
работала.  И  Лилит  уже догадывалась, что это означает. Пальцы
постучали в пластмассовые квадратики: тук-тук тук.  Бесполезно.
Лилит  забилась  под  стрельчатое окно. Ее бил озноб. Она ждала
прихода неизбежного.
     Настоящее   не   заставило  себя  ждать.  Кукла  в  уголке
экранчика дернулась - включился  автономный  режим  -  угловато
развернулась  к  Лилит,  сверкнув мертвыми глазами-стекляшками,
навела  оружие.  Жалкая,  лишняя,  дрожащая  нотка  под  окном.
Мертвые  глаза-стекляшки. Черная точка дула. Время закрывающего
выстрела пришло.
     Бам-ц!
     И света не стало.



     Вадим Кирпичев. Экспертиза


     -   Здрасьте,   я   принес  вам  проект  модифицированного
перпетуум мобиле!
     Люська  хихикнула и уткнулась в пишущую машинку. Вздохнув,
я отодвинул рукопись.
     Пиджак помят. Глаза сверкают. В руке черный портфелище, от
габаритов которого у меня разом заныли все зубы. В таких баулах
наши  кулибины  из  глубинки  таскают чертежи фотонного движка,
вырезку из районной газеты с заголовком "Есть умельцы в Великих
Кочках!" и грязные носки в полиэтиленовом пакете.
     - Не может быть.
     - Точно, вам говорю!
     "Чайник"  аж  пыхтел от распиравших его эмоций, Новенький,
бурлящий энтузиазмом "чайник", еще не битый  по  инстанциям  да
редакциям.
     -  Хорошо,  хорошо.  Пусть  будет  вечный двигатель. Но не
ослышался ли я? Вы сказали - модифицированный?
     - Еще как!
     -  Это  грандиозно. Но почему так скромно? Может, все-таки
усовершенствованный.
     -   Надо  подумать...  знаете,  так  точнее.  Как  приятно
встретить в редакции умного человека!
     Мужик бросился обнять родственную душу.
     - Кстати, кто вы по профессии?
     - При чем здесь профессия? Ну лесник.
     - Лесник... н-да.
     - Моя изба на Лысом Холме стоит. Слыхали?
     - Извините.
     -  Всего  час  делов  от  города  -  места сказочные. Если
понадобится душой угомониться,  приезжайте.  По  траве  босиком
пошлепаете,   на   холм   поднимитесь.   Там   у  меня  сюрприз
приготовлен!
      Глаза мужика горели. Вдруг остро захотелось куда-нибудь к
ручейку из нашего цементного мешка.
     - Банька?
     -  Ха! Моя упрощенная действующая модель перпетуум мобиле.
     Наваждение сгинуло.
     -  Понятно.  Что,  она у вас там воду в бочку качает? Пилу
приводит в движение?
     - А вы откуда знаете?
     - Так. Давайте ваш опус, и до понедельника, Неделя трудная
- раньше я экспертизу не проведу.  Постойте...  как  называется
место  вашего  творчества? Лысый Холм? Не о нем ли ходят разные
слухи?
     Мужик потупился.
     - Он самый. Это о нас брешут.
     - Ведьмы, лешие, аномальные явления...
     Гость совсем помрачнел, глаза его дико сверкнули.
     -  Суеверия  все.  Ну  вылетают  самолеты  из-под  земли -
военные шалят, а так обычный кедрач и вообще...
     - Товарищ, у вас совесть есть?
     В   разговор  в®ехала  наша  Тамара.  Голос  негромок,  но
парализующ.  Прежде  чем  осесть  в  редакции,   она   работала
буфетчицей.
     Мужик ей ответил улыбкой. Наивный.
     Тамара смотрела в упор. Куда там немецкой овчарке, хотя до
воспитательницы детского сада не дотягивала.
     -  Не  мешайте  Василию  Сергеевичу  работать. Вам русским
языком сказано - приходите через неделю!
     Мужик  подставил  вторую  улыбку. Совершенно благостную. И
сгинул, как пришел.
     Одобрительно  кивнув  Тамаре,  я  стал трясти портфель над
головой. Подумал. Бросил на стол. Пару  раз  заехал  с  правой,
врезал  с  левой,  прошелся серией. Затем швырнул на пол и стал
энергично пинать ногами.
     -  Чем вы таким интересным занимаетесь, Василий Сергеевич?
- Люсьен удосужилась поднять бровку.
     - Разве не видно, Люся? Провожу экс-пер-ти-зу.
     Об®яснять  было  трудно - дыхания не хватало. Я уже прыгал
на портфеле двумя ногами.
     Завершив экспертизу, пристроил портфель возле стола. Пусть
теперь докажет, что я не пыхтел над его рукописью.
     - Василий Сергеевич, миленький, и это вся экспертиза?
     - Отчего же, могу сжечь автора на костре.
     Одно  удовольствие  -  наблюдать за личиком Люсьен. На нем
легко читался ход битвы между генами Евы и средним  техническим
образованием. Битва не затянулась.
     - Вы совсем не заглянете в портфель? А вдруг там настоящий
вечный двигатель? Или что-то необыкновенное и удивительное?
     -  Гм...  Необыкновенное и удивительное. Люся, вы помните,
чего нам стоил последний визит  изобретателя  перпетуум-мобиле?
Пропажи  двух  лампочек: в коридоре и в мужском туалете. Причем
вторую упер из-под зацементированного колпака!
     "Необыкновенное   и   удивительное!  Для  меня,  редактора
молодежного  журнала  со  стажем?  Для  человека,  который  еще
пятнадцать  лет  назад  в  один день бросил курить и доказывать
теорему Ферма? Мне за сорок - полжизни ушло на суету. И тратить
время  на безумные прожекты? Нет. Я буду работать над рукописью
по истории промышленности Урала восемнадцатого  века.  Вот  чем
надо  заниматься!  Настоящим, реальным, полезным делом. Неужели
непонятно?" У меня всегда получались бесподобные монологи.  Про
себя,  молча.  Да  и  что  можно  об®яснить такой молоденькой и
симпатичной сотруднице? Вздохнуть и пожать плечами.
     Уходя  домой,  невольно  обратил внимание на лампочки. Все
целы. Но даже это меня не насторожило.
     Входная дверь скрипнула в полночь.
     - Беги, встречай своего балбеса, - кивнул я жене.
       Мне  надо было успокоиться. Сыну предстоял вступительный
экзамен в институт, а  наш  дурачок  по  дискотекам  шлялся.  У
знакомых   в   прошлом   году   сыновья   не  поступили,  потом
бездельничали. В итоге: один - мотоциклист, второй -  наркоман.
А дружки дебильные? А подружки? Слов нет!
     Успокоился как мог и поторопился сменить жену на кухне.
     Сын  читал  газету,  жевал  бутерброд  с колбасой, хрустел
печеньем и прихлебывал компот. Все одновременно.
     - О чем ты думаешь, Игорь?
     - Наши в финале продуют, папочка.
     -  Ты  дурачка  не  строй. Золотая медаль не карт-бланш на
глупости. Где шлялся?
     И пока Игорь, закатив глаза, любовался лампочкой, я ужасал
его судьбами своих старых друзей, талантами грозивших небесам и
пошло  спившихся,  волочил на обозрение по ступеням десятилетий
скелеты  предков,   сгубивших   себя   водкой   и   заоблачными
мечтаниями,   предрекал  Игорю  стезю  тысяч  наших  российских
недоучек, пустивших жизни в распыл на ерунду:  поиски  снежного
человека,  лудеж  в  сараях  гравитационных  движков, написание
трактатов по обустройству всего мира - на весь этот "расейский"
интеллектуальный алкоголизм.
     В заключение припугнул ребенка последним сумасшедшим.
     - А что? Здорово! Вечный движок - это по-нашему. Раз-два -
и решены все проблемы!
     Если я и повысил голос, то на полтона... И почему утром со
мной жена не разговаривала?
     Очередной   понедельник   начался   в   издательстве,  где
благополучно угробил полдня. Снова нелады с бумагой. В редакцию
добрался голодный, злой. И что я вижу...
     Тамара  лежала  на  полу,  на  мятом  пиджаке. Краснорожий
сибирский мужик вовсю  медитировал  лапищами  над  бюстом  моей
сотрудницы.  Люсьен  вела  себя  скромнее: разбросав на стороны
света руки  и  ноги,  она  принимала  нирвану  прямо  на  столе
начальника. На моем то бишь.
     Когда   паника   рассаживания   стихла   и  сквозь  облако
французских духов стали проявляться предметы,  я  повернулся  к
гостю.
     - Так вы и лечите еще?
     Здесь загалдели мои дамы, мол, он чудесным образом снимает
головную боль (скорее оригинальным)  и  снимает  не  только  ее
(хорошо бы - только).
     Жест получился императорским. Все смолкли.
     Вы не ответили на мой вопрос.
     - Пытаюсь.
     Смущенным мужик не выглядел.
     - И многих исцелили?
     - Некоторых.
     - Понимаю. Что за пустяки для человека, преподнесшего миру
перпетуум-мобиле. Извините - модифицированный перпетуум-мобиле.
     Помолчали.
     Молчать мужик умел.
     Врать расхотелось.
     - Приходите-ка еще через недельку. Не смотрел я ваш опус -
со временем туго.
     - Знаю. У вас ведь важные дела.
     И будь я проклят, если в глазах мужика не мелькнуло что-то
похожее на насмешку.
     Тамара   подхватила  целителя  под  локоток  и,  тараторя,
заглядывая в лицо, повела к выходу.
     Чего-то я не понимал. "Чайник" - существо трепетное. Нет у
него права на умный взгляд. Прибавьте темное место  жительства,
замашки экстрасенса - чем черт не шутит!
     Заглянуть в бумаги?
     Черный  портфель,  словно подслушав мои думы, высунул свою
радостную морду. Я решительно нагнулся и со всего  маху  локтем
впечатался в острый угол стола.
     - О, мама мия!
     Я  вдруг  понял  в  с е. Еще презрительно кривил губы, еще
распинался на вольтовом столбе,  а  тайну  мужика,  секрет  его
взгляда  знал. Как только сразу не догадался? Он из староверов.
Будут очи лучиться, если не пить, не курить да телик сменить на
закаты.
     Хорош редактор - чуть было не взялся за экспертизу вечного
двигателя! Локоть заныл нестерпимо. Слава Богу, я начальник,  а
босс всегда может поднять себе тонус работой.
     О,  как  я орал! Грозный и неумолимый, как железнодорожное
расписание, нависнув  над  бедными  женщинами,  я  громыхал,  я
указывал,  я  буквально  стирал  в порошок своих подчиненных. В
общем, руководил. Люся затихла мышонком.  Тамара  поедала  меня
восхищенным  взглядом. Она обожала такие минуты. Поставив своих
дам на место по крайней мере на год, я закопался в рукопись.
     Прошло  минут  пять.  По чадящей мастерской восемнадцатого
века разлился запах растворимого кофе и, растолкав тени мужиков
да  баб,  перед глазами нарисовалась джинсовая юбка. И девчачьи
коленки.
     - Василий Сергеевич, - Люся заерзала на краешке стола.
     - Чего?
     - Ваш кофе и бутерброд.
     - Спасибо.
     - Василий Сергеевич, миленький, Посмотрите его бумаги...
     Я потер локоть.
     - И не подумаю.
     - Хотя бы таблицы.
     - Люся! Что сие значит?
     -  Я утром случайно заглянула в портфель, одним глазочком.
Знаете, после этого совсем зауважала - я там ничего не  поняла!
Что-то о вакууме...
     - Это все?
     -  В  том-то  и  дело.  В  дырке  подкладки  я  нашла  его
моментальное фото. Никогда не догадаетесь, где он снят!
     - Швы не забыла распороть?
     Люсьен  отмахнулась и для пущего эффекта вытаращила глазки
- зрелище, доложу вам, не для холостяков.
     - Он снят на фоне Эйфелевой башни, Василий Сергеевич!
     -  Ясно.  Там,  слева,  плюшевые  львы  должны  быть  -  у
кооператоров снимался.
     -  Да ну вас. Это настоящий Париж - мне ли не знать. Париж
- это...
     Кто  есть  и откуда пошли люди русские? Величайшая загадка
истории  наполовину  раз®яснилась.   Арии,   сколоты,   этруски
(этрусские!)  - от них выводят славянские корни ученые мужи. Не
знаю. Насчет всех славян не уверен. Но прародину славянок укажу
- Лютеция.
     -  Париж, как интересно... - борясь с зевотой, я попытался
изобразить требуемую эмоцию.
     Люсьен  полностью  утвердилась  своим  мини-плацдармом  на
столе и болтала ногами.
     - Итак, шеф, что будем делать?
     Я посмотрел на коленки, на дверь.
     - Хорошо, Люсечка. Возьму домой эту пор-р... этот портфель
и посмотрю, что он там наваял.
     Удивительно,  но  до  конца рабочего дня мы работали. Да я
еще часок прихватил. Не забыл и портфель.
     Неделя  промелькнула  птицей  в  окне,  утомив  трудами  и
ожиданием понедельника. Хорош денек  для  экзамена?  Тут  грудь
теснит,  жена черная стала, а Игорек знай себе улыбочки строит,
сопляк. Что-то будет сегодня?
     Дверь  открылась,  едва  мои  дамы  упорхнули в универмаг,
ровно в полдень. Хоть часы сверяй. Чтобы не застонать, пришлось
ухватиться за челюсть.
     -  Прошу вас, усаживайтесь, - еле слепил улыбку на лице, -
надо всерьез обсудить вашу рукопись.
      Надо ли говорить - я о ней вчистую забыл!
     Мужик  сел.  Выглядел он не рассеянным, нет. Просто у него
были  глаза   человека,   отправляющегося   в   очень   дальнее
путешествие.
     -  Вы  далеко  не  глупы - позвольте прямо сказать: вечный
двигатель невозможен. Это нарушение законов природы.
     - Само собой. Но я...
     -   Будьте   скромней.   Выслушайте   человека   с  высшим
техническим образованием.
     И   я   пустился   в   рассуждения  об  энтропии,  законах
термодинамики, принципе Паули и  прочая.  К  концу  лекции  мой
лесник  выглядел  так,  будто  его  приговорили  к пожизненному
проживанию в городе.
     - Все поняли?
     - Да.
     -  Мой  вам  совет - займитесь тем, что умеете. Травки там
собирайте, зубы заговаривайте. Рукопись я завтра верну.
     Гость покачал головой.
     - Так вы за ней вернетесь?
     - Может быть.
     - И когда?
     Он повернулся от двери.
     - Лет эдак через двадцать.
     - Простите...
     -  Эх вы! Последняя надежда была на вас, русских. А насчет
сына не волнуйтесь - все у него будет в порядке.
     И ушел.
     Впервые  в жизни меня смогли напугать закидоном цыганского
пошиба.  Всеми  ребрами  я   почувствовал   молотящее   сердце.
Успокоился в восемнадцатом веке.
     По  приходу домой первым делом отыскал портфель, прихватил
мусорное ведро и направился к выходу. Историю вечного двигателя
надо  было  доводить до логического конца. Шаги внизу - легкие,
частые. По ступенькам взлетел Игорек.
     - Пять! Собирайте на сельхозработы!
     Когда  переполох  в  квартире  улегся,  вспомнил  о черном
портфеле.
     Очнулся  не  скоро  -  за  окном  серел рассвет. Не читая,
перелистнул последние страницы и ... закурил. Всю жизнь я давил
в  себе  мечту  о  настоящем великом деле. Сколько лет боялся и
мучился, заставляя себя просто жить. Глупец. Судьба дарит  один
шанс за жизнь. Такой шанс. Нет! Да-ри-ла.
     Проект  был не просто чудом, а вкуснейшим интеллектуальным
блюдом.  Плавающие  константы,   условно-знаковая   математика,
нестандартная  топология,  полтора мнимых измерения плюс совсем
уж непонятные  навороты  делали  проект  невероятно  дерзким  и
гармоничным.
     Он  не  технологий  искал,  а нашего извечного презрения к
мировым законам. Где же тебя  носила  годков  эдак  восемьдесят
тому назад, родимый?
     От   внезапной   мысли   я   усмехнулся.  Экспертиза  таки
состоялась! И теперь я точно знал, КТО ее проводил.
     Взойти на холм... вовсе не обязательно, если хочешь узреть
вечный двигатель. Тихо, чтобы не разбудить  сына,  я  вышел  на
балкон.  Над  крышами  краем  показалось  солнце.  В небе гасли
последние   звезды.   Наша   старенькая,   примитивная   модель
перпетуум-мобиле,  Вселенная,  сияла  во  всей  красе  над моей
головой.