Вадим Кирпичев.
   Рассказы


   Краски Боттичелли
   Американский аквариум
   Практик
   Убей цивилизацию!
   Экспертиза


   Вадим Кирпичев. Краски Боттичелли


     -  Добро  пожаловать,  мой  юный  друг!  То, что вы сейчас
прочли, поверьте, самым счастливым образом вывернет вашу жизнь.
Признайтесь,  надоело  ходить  в  неудачниках?  И правильно! Ну
зачем вам эта пустая юношеская мечта?
     -  Осади,  батя.  Я  ничего  не  собираюсь продавать вашей
лавочке. Просто на книги потянуло.
     - Нездоровится, понимаю.
     -  Вроде  того.  Дай,  думаю,  какую-нибудь книжонку куплю
э-э... по философии.
     - В такой вечер?
     Дождь   так   зазвенел   по  асфальту,  словно  в  небесах
перевернули ящик сапожных  гвоздей.  Старик  повертел  в  руках
человеческий   череп,   отставил   его   в  сторону,  захлопнул
книженцию, размером с надгробную плиту, и уткнулся  крючковатым
носом  в  черный  квадрат  окна.  Я  - в полки. Кирпичины томов
китайской стеной громоздились до потолка.
     - Что-то у вас насчет философии слабо, папаша.
     -   Гм.   Вы,   судя   по   всему,  поклонник  современных
мировоззрений. Извольте!  Вот  Дессауэр,  Миттельштрас,  Фромм,
Дюэм. Не желаете?
     - Тю на тебя, батя, я их всех читал. В натуре.
     Проклятый   книжник   лыбился,   а  глаза  тусклые  -  две
консервные банки на дне лужи. Надо было уходить. Или показывать
свою   глупость.  Я  буквально  видел,  как  черт,  вывалив  от
удовольствия алый лапоть языка, дернул за мой.
     -  И  какие  нынче  в  Москве  цены на мечту? Я из чистого
любопытства спрашиваю!
     - О, разумеется!
     Чересчур  резво  для  его годочков книжник выдвинул кассу,
вспухшую  квашней  пачек,  и  разноцветные,   веселые   бумажки
затопорщились  в радостной готовности. Так косятся на задранную
ветром юбку - я быстро отвел взгляд от денежного ажура.  Старик
хмыкнул.
     -  Цены,  говорите?  Ценами утешить не могу - низкие цены.
Товар-то копеечный, для столицы - ерундовый.  Завелась  у  кого
мечтишка  -  и  куда? В Москву! Москву норовят удивить. И везут
теплоходами, самолетами, тащат целыми  составами,  а  потом  не
знают,  куда  и деть. Опять же, весна - сезон. Так что много не
дам, этак тысяч...
     Книжник назвал сумму.
     Свет  в  магазине  померк,  распахнулся  занавес - я тогда
околачивался в театре рабочим сцены -  и  пахнуло  пропеченными
солнцем   соснами,   парикмахерской   одурью  магнолий;  белыми
домишками  у  самого  синего  моря  замельтешила  внизу   Ялта.
Закатиться  в  Крым  с подружками-хохотушками, отдать карточный
долг - денег хватало на все.
     Сейчас мне стыдно и назвать сумму, а в те годы...
     - Маловато даете за душу, Марк Соломонович!
     - За вашу - нормально, Сережа.
     Старый  еврей  перехватил мой взгляд в сторону таблички на
двери директора, ответил на  ухмылку.  Его  вышла  на  сто  лет
умнее.  Тогда  мы  уперлись  взглядами-лбами.  К моему стыду, и
взгляд у старика был баранистей.
     - Откуда имя узнали?
     - Да всех вас таких зовут Сережами. Ох-хо-хо-хо...
     Книжник  вздохнул  -  так  умеют  только  старые  евреи, -
прикрыл свои жестянки, забормотал:
     -  ...  не  знаю,  что  с  вами?  Не  осмелились утвердить
местечко для своей мечты,  поэтому  весь  мир  ходит  у  вас  в
виноватых.  Злой  и циничный, как всякий проигравший; заурядный
неумеха, пустой выдумщик, ничтожный мечтатель, не  шевельнувший
пальцем  для  достижения цели; ленивый и вороватый, такому лишь
дармовое любо; бездарный фантазер, который  не  почешется  ради
счастья;  молодой  глупец,  брезгующий уникальным предложением:
обменять неприятности на наличные - ваш  рентгеновский  снимок.
Насмешки  друзей,  вопли  жены, стенания и слезы родителей, что
хорошего видели вы от мечты? Скоро утомите себя, обтреплете  ее
и   вышвырнете  тайным  образом,  как  дохлую  кошку,  а  здесь
деньги...
     -  Спасибо  за  доброту,  батя,  только надбавить бы. Душа
все-таки...
     - Никогда не торгуйтесь со старым евреем, молодой человек!
     Куда флегма делась. Старик сиганул чуть ли не под потолок.
     -  Удивительно,  до  чего  люди любят демонстрировать свое
невежество!   Мечта   -   это   дряблая    часть    души,    ее
болезненно-желчная   составляющая.   Всего-то!  И  весу  в  ней
процентов десять от целого. Но кому я говорю? Все -  передумал.
Ни  рубля  не  дам.  Был охотник до мечты, да весь вышел. Да-с.
Мечтенка-то у вас мелковатая, эгоистичная. За что  платить?  За
вечный  источник  разочарований,  за  ваш успех? Нет, я сошел с
ума!  О,  я  жалкий,  неудачливый  торгаш!   О,   я   альтруист
несчастный!
     Вороньим   ором   начертав   рыдания,   старый   альтруист
нахохлился в черный квадрат.
     Я задумался.
     О  Ялте.  Как отыграю карточный долг. Вернусь с деньгами к
мечте. Заставлю кусать локти бросившую меня жену.  О  том,  что
никогда и ни у кого не сбывается.
     Мне бы за черным квадратом заметить беснующуюся ночь, ночь
с четверга на пятницу - время колдунов и ведьм. Догадаться, кем
устроен сей дьявольский спектакль.
     Нет,  не  агент  преисподней,  не  сумасшедший  ученый, не
старик и вовсе не еврей стоял передо  мной.  Но  где  мне  было
тогда узнать, кто!
     Есть на свете удивительные зеркала.
     -  Вас  что-то  смущает,  Сережа? Смелее! Разве я похож на
врага рода людского?
     Я  сделал  все,  что  мог  -  промолчал.  Этого  оказалось
достаточно. Книжник затарабанил пальцами по черепушке, развалил
фолиант, зачастил:
     -  Здесь  вам  не  антураж  для  сытых  дамочек. Астролог,
Мысленник, Кудесник, Кости волшебные, магнетизм  и  волхвование
фармазонов  - все это лишь введение в тайны этого тома. Никакой
оккультности и дешевой хирологии. Гормоны мечты суть  выделения
обычных желез, а железа - такой же внутренний орган, как почка.
Подумаешь, почка! (Расшвырялся  моими  почками  старик.)  Перед
вами  чистая  наука! Симбиоз высшего знания и тайной физиологии
мозжечка. Позитивное скрещивание теллурических вихрей и слияние
семи   аспектных   центров  микрокосма.  Абсорбция  толерантной
ментальности и ее апробация в лунных фазах. Знаете, кто  я?  Не
знаете!  А  я  астральный  эндокринолог,  если  хотите, простой
зодиакально-депрессивный хирург.
     Хирург приступил к операции.
     Швырнул   кости  -  выбросил  две  двойки.  Возжег  свечи,
начертал в воздухе  звезду  магов,  мелькнул  хищным  профилем.
Выдернул  из  рукава  звездную  карту,  разорвал  ее  в клочья,
затолкал в череп. Ударил в бубен и  закружил  в  жизнерадостном
танце,  гнусавя  мантры  да  звеня  колокольцами.  Затем хирург
хлебнул из горла, натянул брезентовые рукавицы  и  стал  целить
пожарным рукавом мне в рот.
     Вдруг  зодиакальный  живодер  озабоченно  зацокал  языком,
подскочил к фолианту.
     -  Йо-йо,  чуть  не  забыл!  Для безболезненного отделения
дряблой субстанции необходима деструкция кармы в  момент  утери
восьмеричности.
     - Чего?
     - Гм, подлость  требуется.  За шесть часов до операции вам
надо совершить хотя бы одну мелкую пакость.
     - Расслабься, батя. Все о'кей.
     -  Какой  славный  молодой  человек!  Укольчик, секундочку
потерпим.
     Он  стал ловко в меня вправлять пожарную кишку, прильнув к
экранчику на другом ее конце, и  вовсю  орудуя  никелированными
рычагами..    Через    миг    я    был    растянут   по   трубе
Уренгой-Помары-Ужгород. Свет стал ал, летел кусками.  Весь  мир
свернулся  в  тарелку,  упал  со  стола  и  разбился  на черные
квадраты. А  в  груди  заскребла  зверушка.  Зверушка  визжала,
вертелась,  царапалась,  а  ее  упрямо тянули крючком. Зверушка
захныкала.  Я  же  знал:  никакая  это  не  зверушка,   а   моя
собственная  душа.  Мир  кувыркнулся  через  темноту. Загоготал
торжествующе Марк Соломонович, задрал голову в кровавом нимбе и
принялся  запихивать  себе  в  глотку  что-то пищащее. С кривых
клыков книжника на подбородок струились алые капли..  Но  здесь
свет  свернулся  в берестяной свиток и канул в бездонную черную
воронку, разверзшуюся в моей груди...
     Я  хватал воздух выпотрошенной рыбой, а надо мной хлопотал
старик - добрая душа.  Куда  и  делись  глаза-жестянки  -  Марк
Соломонович  ласкал  меня  очами  и отпаивал, не жалея, вонючим
зельем из штофа темно-изумрудного стекла. Заодно ворковал, что,
мол,  за  операцию  и спасительное зелье с меня бы надо изрядно
вычесть. Милейший старик. Я тогда подумал: он  пытается  залить
сосущую черную воронку у меня в груди. Но я ошибался.
     На  улице  долго  не  мог  сообразить,  куда идти, обвыкая
хребтом к смертельной тяжести пустоты. К безразличию.  Вдруг  в
алом  квадрате  возникло  лицо  книжника, только теперь это был
мужчина вполне средних лет. Миг таращился книжник в  темноту  и
сгинул. Интересно, за чей счет он так помолодел? Впрочем, и это
мне было уже все равно.
     Ночь длилась сто лет.
     Водянистый  утренний свет стоял в окнах. Невольно мои губы
прошептали:
     - И это все?
     Деньги   горкой  лежали  на  столе.  Малеванная,  резаная,
бумажная святыня, со всех сторон обмусоленная мечтами и  слюной
человечества.  Почему  так  говорю?  Плевать я хотел на деньги.
Лишь бы затянулась сосущая черная воронка в груди.
     Пачки  по карманам - и вперед, в Замоскворечье, где дернул
меня черт довериться книжнику. Шагая по Климентовскому, чуть не
угодил   под  машину.  Пустяки  -  всего-то  стал  дальтоником.
Нежданное упрямство подгоняло меня - и ничего. Магазин  растаял
под  ночным  дождем.  А  перед  глазами  кружили  одни  и те же
старинные улочки, в голове - одни и те же вопросы. Не прихватил
ли  резвый  старик  всю мою душу? Кто он на самом деле? С какой
стати помолодел? Ко всему неотвязная мысль угнетала меня: я  не
понимаю  чего-то самого главного. И все блукал по переулкам, по
вопросам...
     Миг  -  и  в  чистеньком  дворике  грибом  нарисовался мой
магазинчик. Вчерашнего об®явления не было и  в  помине,  только
сгорбленные  клиенты  с  понимающим видом нюхали пыль веков. За
кассой похожая  на  черепашку  девчонка  в  очках  уткнулась  в
тетрадку.  Скучища. Звенела муха. Очкастая черепашка по листику
дожевывала свой конспект.
     - Здрасть, здесь Марк Соломонович?
     "Какой-такой   Марк  Соломонович?"  -  ждал  я  встречного
вопроса,  но  случилось  чудо.  Черепашка  кивнула  на  кабинет
директора.  Сжав  в кармане отвертку, я шагнул в полумрак. Марк
Соломонович что-то писал. Пачки  полетели  на  стол.  Кучерявая
шевелюра книжника удобно устроилась в мою ладонь.
     - Все отменяется, батя. Вер-ни гор-мо-ны! Да-вай меч-ту!
     -   Мо-о-дой   че-о-век,   мы   про-одаем   мечты,   но  в
типо-о-графском виде...
     Я задрал башку : тьфу, это был не он.
     - Ладно. Извини, дядя, с дружком тебя спутал.
     Растолкав  плечистых жлобов, проштамповавшихся в дверях, я
вылетел вон. Хорошо, бабки прихватил.
     Ноги сами привели в пивбар. День стартовал, и кореша вовсю
боролись со всемирным законом Ньютона. Благороднейшее  дело,  а
я,  крепкий,  здоровый  мужик,  ничем  не  мог  помочь корешам.
Отворотным  зельем  опоил  меня  из   темно-изумрудного   штофа
проклятый  книжник. Прощай, водка. Афидерзейн, пиво. Чем теперь
зальешь сосущую воронку в груди?  Хоть  плач  от  обиды.  Мечта
украдена,  спиться  невозможно  -  жизнь потеряла всякий смысл.
Давай, парень, бросай монетку, выбирай :  или  режь  вены,  или
становись обывателем.
     Мой жребий определила вернувшаяся на второй день жена. Как
она о деньгах узнала? И долго  еще  игра  света  на  каменистых
тропках  чудилась  мне  в  глубине полировки, и солнце июльской
Ялты   сияло   в   лаке   новой   мебели,   и   зазывный   смех
подружек-хохотушек  издевательски  звенел  в ушах... Семья наша
теперь считалась образцовой. Жена говорила, что никогда не была
так счастлива со мной, только по ночам почему-то выла. Работать
вернулся я в родное СМУ-15; из театра, как меня не  упрашивали,
рассчитался (если честно, не сильно и упрашивали).
     Дни  замельтешили словно в счетчике валюты, упаковываясь в
пухлые пачки годов. И все это время я кормил черную  воронку  в
груди  надеждой  на  встречу  с  моим  губителем. Пусть меня не
отпускало чувство, что самого главного я так  и  не  понял,  но
свои  три  вопроса знал четко. Мечта или душа утеряна мною? Кто
ты, Марк Соломонович? За чей счет помолодел, старик? Всего  три
вопроса  задам  я  книжнику,  а  после  вырву украденное из его
груди.
       По  пыточному  делу мною была собрана целая библиотечка.
Изысканность мастеров заплечных дел маньчжурской династии  Цин,
здравый примитивизм гестаповцев, животрепещущий напор подручных
Генриха     Инститориса,     славнейшего      и      ученейшего
инквизитора-молотобойца,      моцартианская      естественность
чекистских  приемов  -  все  было  близко  моему   общемировому
славянскому  духу.  Эрудицию  отметили? Удивительно, но нашлись
интересные книжонки и  на  другие  темы.  От  нечего  делать  я
закончил   техникум.  Стал  прорабом.  Поступил  на  заочный  в
институт  и  быстро  выяснил:  простоватым  парнем  был   я   в
молодости.  Как  все.  Пивбары, гитара, карты проклятые, попса,
журнал - только на пухлых коленках попутчицы в  электричке.  На
уровне   журнальчика   или   чуть   выше,  все  мои  культурные
потребности тогда и удовлетворялись.
     Именно  образование  помогло  ответить на первый вопрос из
трех. Старик не взял лишку. Сосущая  воронка  в  груди  и  была
осиротевшей без мечты душой. Мечта... искра зажигания любви, ее
цвет. Маньеристской метафорой мне не дано было  блеснуть  в  те
годы.  Нынче,  откинувшись  на  пуфике  эпохи  Людовика  Х1У  и
лицезрея подлинник Боттичелли, я бы сравнил мечту разве  что  с
волшебными  красками  моего великого флорентийца Сколь ничтожна
баксовая цена холста без них!
     Откуда   столь  разительная  перемена  в  судьбе?  Настало
золотое время прорабов!  А  когда  кооперативная  песнь  песней
смолкла,  я  перепрыгнул  в  министерство,  где в карьер освоил
чиновный серфинг на столе -  искусство  использовать  очередной
исходящий  девятый вал переименований для последующего полета к
кремлевским  звездам.   Сгубила   меня   трезвость.   Специфика
строительного  министерства  измеряется  в  декалитрах,  и  уже
начальнику  отдела  надо  иметь  печень,  как  у  жеребца  Ильи
Муромца. А что тут за душой? Легенда бывшего алкоголика?
     Меня жалели, но...
     Я  взялся  за  недвижимость,  за  банковское  дело. Статус
бизнесмена в законе и заплечные тайны святой инквизиции  весьма
пригодились  в  коммерции.  Но  за  деньги  пришлось  заплатить
сполна. Однажды, после беседы с одним  жизнелюбом-заемщиком,  я
выключил  утюг,  начистил  "испанский  сапог",  вымыл руки и...
отшатнулся от зеркала. Настоящее  чудовище  щерилось  на  меня,
тухлая  рожа с двумя жестянками в луже. Жизнь, что ты вытворила
с неплохим рабочим пареньком? До каких  высот  опустила?..  Эх,
пришлось ликвидировать и зеркало.
     С  каждым месяцем круг поиска книжника сужался. Катастрофа
случилась, когда  мои  бывшие  министерские  начальники  дружно
поперли  в  политику.  Нашелся  таки  губитель.  Только я искал
дряхлого старика, еврея и прохвоста, а увидел крепкого  мужика,
русского  и  политика.  Человек  укравший  мою  мечту  оказался
политиком, и к дельцу такого уровня  было  не  подступиться  со
всеми   моими   деньгами.  Журналисты  ему  прощали  уже  любую
глупость.
     Я  заметался.  Бросился искать гормоны на подпольном рынке
человеческих органов. Раз свою мечту не вернуть, на худой конец
сгодится и чужая. Только бы не мучиться с черной дырой в груди.
И  вот  в  Очакове, на окраине  Москвы,  в  темной  подворотне,
невозмутимый  парень  показывает  в  тряпочке  нежный  товар. В
мускулистых ручищах повизгивало  нечто  упитанное,  чистенькое,
розовенькое,  полосатенькое  -  ну прямо американская мечта. Но
цена! Оборот московской мафии за шесть месяцев. А  в  мои  годы
остаться с голой мечтой?
     Настала  пора  калькулировать  жизнь. Месть не состоялась.
Деньги, кроме сытости,  ничего  не  дали.  На  горизонте  пятый
десяток,  а  в  груди  пусто.  Кто я? Имя мое - легион. Число -
тьма. Один из прогудевших мечту по пивбарам, в  дым  развеявших
ее  по  курилкам  ничтожных присутствий, один из продавших свою
мечту.  Слишком  поздно  подсказали  мне  краски   бессмертного
флорентийца,   что   недостижимость  мечты  не  имеет  никакого
значения. И еще. Мечту можно купить, если  готов  заплатить  за
нее  настоящую  цену.  Только  деньги  здесь ни при чем. У меня
оставалось слишком мало того, чем платят  за  мечту.  Я  бросил
бизнес. И стал... книжником.
     Ночь. Ночь с четверга на пятницу - время колдунов и ведьм.
Дождь.  Залихватский  весенний  дождь  гвоздит   по   асфальту,
запанибрата  лупит  по  лобовому  стеклу. Оставив "Мерседес" на
стоянке, я Большой Ордынкой выхожу к  магазину.  Набрасываю  на
входную  дверь колокольчик, леплю грим старого еврея, вывешиваю
табличку:
     "КУПЛЮ МЕЧТУ. ДОРОГО!"
     Минул  час.  Никто  не  клюнул на приманку, не прилетел на
яркие огоньки в ночи. Изредка шаги  и...  мимо.  А  я  сидел  -
старый,  седой,  никому  не нужный болван в дурацком парике - и
ждал неизвестно чего. Тихо. Черен квадрат ночи.
     Ша-ги. Ну же! Куда вы? Стоять! Черт вас побери! Я здесь! Я
- умный, ловкий,  богатый,  умеющий  играть  на  струнах  души!
Почему  вы  не  любите  меня?  Почему  вы все проходите мимо? Я
приказываю! Сюда! Ку-да-же-вы...
     И  тогда  я  взмолился.  Я  проклял!  Захохотал!  За окном
бесновался весенний, отвязавшийся дождь,  а  я  все  клянчил  и
проклинал себя, и всех, и весь мир!
     Чу...  шлепки! Легкие, беззаботные. Глупая, молодая рыбина
плещется за окном и тычется в жирную наживку пухлыми губами. Ну
же, ну!
     Шаги  у-да-ли-лись,  ухнув  меня навек в выжженный колодец
ожидания. Минул век. Вер-ну-лись. Звонкие, самоуверенные шлепки
человека, не знающего цену своей мечте.
     Тс-с! Меня затрясло. Грудь обтянулась передутой шиной. Чу!
Зазвонил колокольчик.
     Ваш выход, маэстро! Улыбка. Брови стрелами. Полупоклон.
     -  Добро  пожаловать,  молодой  человек! То, что вы сейчас
прочли, поверьте, самым счастливым образом вывернет вашу жизнь.
Признайтесь,  надоело  ходить  в  неудачниках?  И правильно! Ну
зачем вам эта пустая юношеская мечта?


     Вадим Кирпичев. Американский аквариум


          -  Это  было  давным-давно,  когда  в Америке победил
коммунизм. Выручать Штаты позвали меня.
          Дед  стал  прикуривать  свою  ферцингорейскую трубку,
память о сражениях  с  элдуйскими  князьями.  Раз  сто  он  уже
рассказывал, как в одиночку сокрушил империю планеты Таргар, но
об Америке мы с пацанами слышали впервые.
     Эх,  на  вечер мы хотели отпроситься в Париж и накостылять
тамошним гаврошам,  но  сперва  в  лицее  задержались,  дома  я
бабкино  блюдо  разбил,  у  матери  пирог  подгорел  - пришлось
остаться. А насчет Америки дед никого не  удивил.  Четырнадцать
лет  у  меня  за  плечами,  кое-что  видел  и привык - вечно ее
кто-нибудь спасает. Хлипкая она, Америка.
     Дед пыхнул ферцингорейкой. И начал рассказ.

     x x x

     Я  тогда  собирался  на  звездную  систему  Гром  Альпан -
вернуть должок таргонским сатрапам,  когда  стоп,  пожалуйте  в
Мировое   Жюри.  Как  был  при  полном  боевом  параде,  так  и
отправился. Меня, российского  косагра,  помню,  еще  гвардейцы
пускать не хотели.
     Ха!  Вызвал  я  "скорую",  оказал  гвардии  первую помощь,
захожу, смотрю на этот интеллектуальный  цвет  человечества,  и
что  я вижу? Лица бледные, глазки бегают, волосы дыбом - только
из-под столов выглядывают. Натурально, они  никогда  не  видели
вблизи  бойца первого отряда при полном космическом вооружении.
Но, ничего, подтянули они свои галстучки  и  давай  тараторить,
мол,  на  выборах  в Америке победили коммунисты, и через месяц
там состоится референдум по